Настало время выбрать для Кодзи лучшего учителя

Способности растут по мере тренировки...

После того как мальчики уехали на радио, я вновь подумал: «Ведь я только вчера дал им ноты концерта. Они его не знали, но сыграли сегодня по памяти, не испытывая ни неуверенности, ни страха». Мой эксперимент удался.

Передача по радио прошла прекрасно. Мы слушали ее всей семьей и радовались за ребят. Сегодня оба они — известные музыканты. Инте­ресно, помнят ли они еще об этом эпизоде?

Разумеется, их приняли в школу воспитания талантов без всяких экзаменов, и всю подготовку они получили в ее стенах. Как уже говорилось, я не считаю большой талант исключительным даром. Каждый человек, получивший подобную подготовку, может проявить талант и распола­гает для этого всем необходимым потенциалом. Кодзи и Кендзи — это всего лишь два примера из многих.

Тем временем Кодзи, воспитывавшемуся в нашей семье на правах ее полноправного члена, исполнилось девятнадцать лет. Настало время подобрать для него хорошего учителя. Я остано­вил свой выбор на румынском музыканте Джор­дже Энеску (1881-1955), одном из самых видных дирижеров и скрипачей двадцатого века.

«У меня нет слов...»

Энеску был уже в преклонном возрасте, но я знал, что он по-прежнему в Париже. Мне очень хотелось, чтобы Кодзи поехал в Париж и учил­ся там под руководством этой выдающейся лич­ности и замечательного музыканта. В ноябре 1952 года, за три года до смерти Энеску, я по­лучил от Кодзи следующее известие: «Я сдал вступительные экзамены в Парижскую консерва­торию. Теперь мой учитель — профессор Бене-детти. От одного знакомого я узнал, что профес­сор Энеску болен и не берет учеников».

«У меня нет слов, — написал я ему в ответ­ном письме. — Я просто не знаю, что сказать. Ведь я тебя отправил в Париж, чтобы ты учился под руководством Энеску. Неужели ты услышал от какого-то знакомого, что профессор Энеску болен, и не убедился сам, что с ним? Ты уехал из Японии только для того, чтобы заниматься с этим педагогом. Если ты уважаешь своего учи-

Взращенные с любовью

Взращенные с любовью

теля, то не должен пользоваться слухами, а обя­зан сам разузнать все обстоятельства независимо от того, будешь ли ты у него заниматься. Это же совсем другое дело».

Через некоторое время от Кодзи пришло ра­достное и трогательное послание: «Я получил ваше письмо и многое понял, читая его. Я узнал адрес профессора Энеску и сразу же отправился к нему. Он принял меня. Это великий и чудес­ный человек. Несмотря на преклонный возраст и некоторую слабость, он предложил мне сыграть для него. Я исполнил для него чакону Баха. Ког­да я закончил, маэстро сказал: "Я был бы рад позаниматься с вами. Но в данный момент вы — ученик Бенедетти, и я считаю, что было бы бес­тактно переманивать у него учеников. Когда закончите Парижскую консерваторию, я с радос­тью приму вас". Профессор, я приложу все силы, чтобы закончить консерваторию как можно бы­стрее».

Я послал Кодзи ответ: «Дорогой Кодзи, спа­сибо тебе за письмо... Видишь, как полезно было навестить профессора Энеску? Когда-нибудь ты поймешь, что самое высокое благословение че­ловек получает в жизни от встреч с людьми, на­деленными высоким гуманизмом и чистой бла­городной душой. Ценность твоей собственной личности будет определяться той степенью их

величия и красоты их характера, которые тебе удастся впитать. Однако для усвоения этих ка­честв от тебя потребуются смирение и рассуди­тельность, которые возникают только на основе честности, любви и знаний. То, что ты будешь находиться рядом с профессором Энеску, до­бавляет мне уверенности и радости. Возможно, я желаю слишком многого, но мне хотелось бы, чтобы рядом с тобой был еще один человек — доктор Швейцер. Это было бы вообще прекрас­но. Но какой бы высокой оценки ни заслуживали окружающие тебя люди, лишь от тебя зависит, научишься ли ты от них чему-либо. Только до­бившись в этом успеха, ты сможешь полностью реализовать преимущества подобного знаком­ства. Будь всегда скромен, ибо гордость мешает восприятию истины и величия. Пожалуйста, ни­когда не забывай этого».

Кодзи заканчивает курс

Парижской консерватории за полгода

Спустя полгода состоялись выпускные экза­мены в Парижской консерватории. Кодзи сумел одолеть курс обучения в невероятно короткий срок — всего за шесть месяцев. Любого другого порадовал бы сам факт окончания такого знаме­нитого учебного заведения, но для Кодзи радость заключалась не столько в получении диплома,

Взращенные с любовью

Взращенные с любовью

сколько в возможности стать учеником профес­сора Энеску. Эта учеба продолжалась на протя­жении двух последующих лет, вплоть до самой смерти великого мастера.

Кодзи был уже взрослым, когда умер профес­сор Энеску, и поэтому был в состоянии сам вы­брать себе наставника. Его выбор пал на Артура Грумьо, преподавателя Королевской музыкаль­ной школы в Брюсселе, который, кроме того, да­вал сольные концерты, много записывался и был в то время, пожалуй, самым сильным скрипачом в Европе. Услышав игру Грумьо на концерте, Кодзи решил, что должен стать его учеником.

И Кодзи стал для Грумьо учеником номер один. У него были два любимых ученика, к ко­торым он особенно привязался, и оба были япон­цами. Оба учились у меня с детства. Излишне говорить, что одним из них был Кодзи Тойода. Второй ученицей Грумьо стала Томико Сида, за­воевавшая в 1963 году высший приз Междуна­родного музыкального конкурса в Мюнхене.

В 1964 году, когда Грумьо вместе с женой по­сетил Японию по приглашению международного фестиваля, проводившегося в Осаке, он приехал в Мацумото, и там я впервые встретился с ино­странным наставником моих бывших учеников.

Какое счастье познакомиться с таким до­брым и отзывчивым человеком, чья личность

отмечена благородным духом, человечностью и естественностью! Я был очень рад за Кодзи и Томико, зная, что они находятся теперь в хоро­ших руках. Томико Сида и до отъезда за границу играла прекрасно, и я был счастлив, что она на­шла учителя, который сможет до совершенства отшлифовать ее способности.

Чтобы достичь высот искусства и обрести музыкальное чутье, абсолютно необходима чи­стота духа. В 1960 году с Томико Сида произо­шел следующий случай.

Играй для Шоссона

На занятия в летнюю школу воспитания та­лантов в Мацумото со всех концов Японии при­езжают около тысячи человек — учеников и их родителей. Каждый вечер даются концерты.

Прежде чем отправиться в Европу, Томико в соответствии с программой нужно было сыграть «Поэму» Шоссона*. Незадолго до выступления она вдруг сказала мне: «Профессор, эта вещь та­кая трудная, я боюсь».

Я ответил ей: «Чего ты боишься? Эту чуд­ную пьесу ты будешь играть не для публики. Тебе не потребуется демонстрировать перед ней

* Эрнест Шоссон (1855-1899), французский композитор, ученик Ж. Массне и С. Франка. — Прим. пврев.

Взращенные с любовью

Взращенные с любовью

свое умение. Прекрати и думать об этом. Если ты сделаешь ошибку, просто еще раз повтори этот пассаж. Сегодня ты будешь играть для духа са­мого Шоссона. В этой пьесе есть поэзия, сердце, вдохновение. Соедини их со своими — и играй, ничего не боясь. Думай только о том, что в мире нет никого, кроме тебя и Шоссона».

В тот вечер она играла поистине превосход­но. Я даже прослезился, выйдя на сцену, чтобы пожать ей руку. Позднее она стала одной из луч­ших учениц Грумьо.

Глупо жаловаться

На отсутствие таланта

Когда мне исполнилось двадцать лет, я от­правился на учебу в Берлин и провел там немало лет. Я хотел найти самого лучшего преподавате­ля игры на скрипке и нашел его в лице профес­сора Карла Клинглера. Профессор задавал мне на дом трудные музыкальные пьесы. Я упражнялся каждый день по пять часов, но, как ни старал­ся, никакого прогресса не наблюдалось. Я будто уперся лбом в стену. Во мне поднималось отчая­ние: «Все бесполезно, у меня нет таланта».

Попутно я ходил на концерты великих му­зыкантов, которые приносили мне еще большее разочарование. Когда я слушал знаменитый Бер­линский филармонический оркестр, составлен-

ный из множества блестящих исполнителей, то чувствовал себя совершенно несчастным и бес­помощным. Я говорил себе: «При отсутствии та­ланта даже ежедневная упорная работа ничего не стоит». Мне хотелось умереть. Такие чувства в большей или меньшей степени посещают каждо­го молодого человека, особенно тех, кто близко соприкасается с искусством. Видя талант пред­шественников и сравнивая его со своими способ­ностями, слыша на каждом шагу, что талант да­ется от рождения, молодой человек легко впадает в меланхолию и отчаяние.