Квантово-механические модели.

По-видимому, преобладающая категория нынеш­них попыток модельного представления некоторых па­ранормальных явлений, встречающихся в психофизи­ческой сфере, основана на применении понятий и формального аппарата квантовой механики. Из всех областей физической теории именно квантовая ме­ханика содержит больше всего таких эмпирических постулатов, которые расходятся с суждениями здра­вого смысла, приводя в своем развертывании к ре­зультатам, противоречащим обычным представлениям о реальности. Сам процесс квантования, который сво­дит измеряемые свойства к дискретным значениям, представление систем элементарных частиц в виде волновых функций, роль наблюдения в сведении всех волновых функций в единичный вектор состояния, принцип неопределенности, принцип запрета, прин­цип неразличимости, и, самое главное, переход целиком на позиции вероятностных механических свойств - все это делает человеческое понимание физических процессов в какой-то мере парадоксаль­ным. Известные мысленные эксперименты: «шрёдингеровский кот», «вигнеровский друг», «антиномия Эйнштейна - Подольского - Розена» - дают ос­нование предполагать, что законы квантовой меха­ники - это утверждения не столько о фундаменталь­ной физической реальности, сколько о нашей способности получать информацию о ней. Иными сло­вами, квантовая механика описывает не столько сос­тояние физической системы, сколько наше знание о состоянии этой системы. Примерно в таком духе ряд авторов и стремится выразить психофизические процессы в терминах квантовой механики. Одни иссле­дователи питаются привлечь так называемые «скры­тые», или неиспользуемые, переменные квантовой теории, для того чтобы в более явной форме включить в свойства физических систем процессы сознания [107, 204-208]. Другие проводят аналогии между процес­сами, происходящими в синапсах головного мозга, и квантово-механическим «туннелированием» [209].

При нынешнем зачаточном состоянии феномено­логической базы данных о рассматриваемых нами яв­лениях этот путь, наверное, следует считать излишне сложным и запутанным. Развиваемый нами подход к построению соответствующих квантово-механических моделей отличается меньшей глубиной и в то же время большей общностью: мы пытаемся изучить всего лишь возможные аналогии между парадоксальными следствиями из формального аппарата квантовой те­ории к паранормальными результатами, получаемы­ми в отдельных психофизических экспериментах. С позволения читателя, мы перейдем к описанию этого подхода в общих чертах, проиллюстрировав его име­ющимися в нашем распоряжении примерами.

Одна из обычных интерпретаций вопроса о при­менении квантово-механического формализма к на­блюдаемому поведению физических систем состоит в приписывании определенных математических опера­торов соответствующему процессу измерения. Будучи применены к волновой функции системы, эти опера­торы порождают наблюдаемые значения некоторого свойства в виде собственных значений уравнений вида:

где М - оператор измерения, m_i - наблюдаемые зна­чения измеряемого свойства, а Ψ_i - соответствую­щие собственные состояния волновой функции. Наш подход обобщает это представление, распространяя его, наряду с обычными физическими системами, также и на системы сознания и позволяя использовать по­нятие оператора измерения в качестве средства спе­цификации как психофизических, так и физических свойств.

Итак, пусть «функция состояния» Ψ_iозначает некоторое индивидуальное сознание; пусть ситуация, в которую попадает эта функция, выражается неко­торым оператором S. Применение оператора ситуации к волновой функции сознания порождает тогда в ка­честве собственных значений возможные психологи­ческие реакции S_i:

S Ψ_i=s_i Ψ_i

Воспользуемся теперь некоторыми положениями теории квантово-механических взаимодействий для нахождения способности к «паранормальному» по­ведению как физических систем, так и систем созна­ния. Например, в традиционной теории ковалентных химических связей между двумя атомами водорода из отдельных атомных функций Ψ^a и Ψ^b на основании соображений симметрии и неразличимости строится сложная молекулярная волновая функция Ψ^ab, ко­торая дает математическое ожидание для значения уровней молекулярной энергии, заметно отличающееся от простой линейной суперпозиции собственных зна­чений энергии ядра:

E^ab_i=e^a_i+e^b_i+Δe^ab_i

где e^a_i и e^b_i означают собственные значения энергии атомов, a Δe^ab_i - это член, отражающий «энергию обмена, который необъясним в рамках классической физики, но формально вытекает из постулата о том, что в связанном состоянии электроны неразличимы. Выражаясь более определенно, отказ от информации об индивидуальных особенностях электронов атома в молекулярной конфигурации прямо ведет к появле­нию значительного и поддающегося наблюдению ком­понента в виде энергии связи, а это в свою очередь предполагает намного более сильную эквивалентность информации и энергии, чем та, которая неявно зало­жена во втором законе термодинамики.

Используя аналогичный аппарат, волновую функ­цию двух взаимодействующих индивидов или вза­имодействующих индивида и физической системы можно представить в виде сложной функции состоя­ния Ψ^ab, особенности поведения которой также зна­чительно отличаются от особенностей поведения от­дельных систем:

s^ab_i=s^a_i+s^b_i+Δs^ab_i+Δs^ba_i

где s^a_i означает «нормальную» реакцию первого инди­вида на существующую ситуацию, s^b_i - аналогичную реакцию второго индивида или физической системы, a Δs^ab_iи Δs^ba_iозначают изменения в этих реакциях вследствие тесного взаимодействия обеих систем в наблюдаемой ситуации.

В качестве примера рассмотрим применение этого подхода к дистанционному восприятию. Обозначим перципиента через Ψ^p, агента через Ψ^a; процедуру эксперимента представим математическим оператором Р. В отсутствие взаимодействия между перципи­ентом и агентом каждый из них отвечал бы на эк­спериментальную ситуацию некоторой «нормальной» реакцией соответственно p^p_i и p^a_i, определяемой урав­нениями собственных значений

PΨ^p_i=p^p_iΨ^p_i,

PΨ^a_i=p^a_iΨ^a_i,

т.е. перципиент не воспринял бы в мишени ничего, что не было бы доступно его нормальным перцептив­ным способностям, а агент при наблюдении мишени не испытывал бы никакого влияния со стороны пер­ципиента.

Однако если перципиент и агент настолько тесно взаимодействуют друг с другом, что возникает необ­ходимость во введении «молекулярной» волновой функции Ψ^pa, то в схемах их реакций появляются «паранормальные» члены:

P^pa_i= p^p_i+p^a_i+Δp^pa_i+Δp^ap_i,

где можно считать, что Δp^pa выражает аномальное получение информации о мишени, Δp^ap_i - тот обычно отмечаемый факт, что внимание агента оказывается привлеченным к деталям, которыми в ус­ловиях «нормального» восприятия он бы пренебрег.

Аналогичным образом применяется тот же аппарат к экспериментам по ПК. В этом случае мы можем пред­ставить оператора (испытуемого) через Ψ⁰ экспе­риментальную установку через Ψ^d. Ход опыта опять-таки выражается некоторым математическим оператором К. В отсутствие сильного взаимодействия уста­новка ведет себя «нормально»:

KΨ^d_i=k^d_iΨ^d_i,

а оператор испытывает «нормальные» психологиче­ские ощущения:

KΨ⁰_i=k⁰_iΨ⁰_i,

но если испытуемый и установка вступают в тот или иной резонанс (состояние Ψ^d0), то каждый из них будет вести себя уже по-другому:

k^d0=k^d_i+k⁰_i+Δk^d0_i+Δk^0d_i.

Аномальные изменения в поведении системы k^0d_i соответствуют явлениям ПК, a Δk^0d_i означает лю­бые паранормальные психологические реакции опе­ратора-испытуемого.

Приведение дальнейших примеров, поясняющих этот общий метод, вряд ли здесь уместно; оно потре­бовало бы более подробного определения природы волновых функций сознания, их функционального вида, соответствующих им «мягких» координат и интерпретации их квантовых чисел. Попытки такого рода наряду с применением указанного метода к области психофизических явлений уже предпринимались и описаны в литературе [210]. Мы остановились здесь на этом вопросе прежде всего из желания подчерк­нуть один общетеоретический вывод: «паранормаль­ные» эффекты вытекают из сравнения поведения не­которой взаимодействующей системы с поведением ее отдельно взятых частей.

В аналитическом аппарате квантовой механики имеется еще один момент, которым можно воспользо­ваться для представления психофизических феноме­нов. Дело в том, что в психофизических исследованиях большинство данных и впредь будет собираться в статистической форме с использованием известных методов математической статистики. Однако любая статистическая модель в конечном счете сводится к применению некоторых фундаментальных законов те­ории вероятностен к входящим в ее состав простей­шим системам. Чтобы статистические модели были эффективными, эти законы должны: а) существовать; b) быть познаны; с) быть доступны аналитическому ис­следованию. В настоящее время обработка данных психофизических исследований практически во всех случаях исходит из применимости к ним методов классической математической статистики, однако ос­новные вероятностные законы, относящиеся к соот­ветствующим элементарным процессам, фактически остаются неизвестными [211, 212].

Не исключено, что большинство психофизических явлений можно адекватно трактовать как предель­ный случай отклонения от классического случайного поведения. Однако в некоторых ситуациях для их изучения может возникнуть необходимость в привлечении принципиально другой статистики, основанной на принципиально иных вероятностных законах. Прецедент такого рода дает квантовая механика; это, разумеется, обе системы квантовой статистики (Ферми - Дирака и Бозе - Эйнштейна), которые базируются на законах заселения фазового простран­ства частиц с полуцелым и целым спином (эти законы вытекают из принципа Паули, т.е. из требований симметрии волновой функции). Для большинства обычных физических систем обе статистики легко сводятся к классической форме, однако в некоторых частных случаях, например при расчете теплоемкости металлов и исследовании некоторых свойств излуче­ния, приходится применять их в полном объеме.

По аналогии можно предположить, что физическая реальность, воспринимаемая человеческим сознанием и испытывающая его воздействие, на самом деле сле­дует более тонким, чем это принято считать, вероят­ностным законам и потому требует более тонкой статистической механики. Таким образом, с данной точки зрения, к числу процессов, обычно рассматри­ваемых как «нормальные», следует отнести только те процессы, для которых допустимо применение к упомянутой более сложной системе «классической» аппроксимации. Слабые психофизические эффекты в этом случае рассматриваются как небольшие отклоне­ния сложной статистики от «классического» предела, а более сильные феномены (польтергайсты, левита­ция, деформация твердых тел), скорее всего, можно будет объяснить только при использовании полной статистической теории.

Холистические модели.

Еще большую трудность в концептуальном плане представляет система утверждений, согласно которой психофизические процессы носят неделимо-целост­ный (холистический) характер, ввиду чего их нельзя адекватно выразить ни одной моделью, исходящей из представлений традиционной науки [213]. В частно­сти, выдвигается гипотеза о том, что процессы эти являются отражением взаимопроникновения научно-аналитического мира и мира творчески-эстетического и что для их адекватного выражения необходимо сочетание общих принципов и методов, характерных для обеих областей. Прибегая еще раз к метафоре, в качестве мира обычной физической реальности можно назвать прибрежные зоны, где океанские волны, с их размытой структурой, встречаясь с твердью прибрежных скал и песчаными отмелями, порождают шумный все сокрушающий прибой, или же назвать атмосферу, где столкновение теплых влажных воз­душных масс с фронтом более холодного сухого воз­духа сопровождается впечатляющими электроаку­стическими явлениями летней грозы.

К какой бы аналогии мы ни прибегли, ясно, что теоретическое выражение взаимопроникновения при­чинной физической механики и творческих процессов сознания представляет собой неимоверно трудную за­дачу. Тем не менее попытки подступиться к ней, в том числе коллективными усилиями, предпринима­лись и предпринимаются. Так, в психологии сейчас возрастает интерес к анализу творческих способно­стей человека [214-216], а с другой стороны, некото­рые физики начинают все более открыто говорить о роли «эстетического» начала во внутриядерных и кос­мологических процессах [217-220]. Наконец, даже в такой области, как футурология, некоторые спе­циалисты теперь принимают во внимание ту роль, которую в эволюции социально-политической струк­туры играет взаимосвязь между «эстетическими» и «функциональными» потребностями и ценностями [221]. Конечно, ни в одном из этих направлений пока не удалось существенно продвинуться в применении формально-аналитических методов, но своеобразие, значимость и обширный характер этой взаимосвязи постепенно начинают признаваться.

Давая общую оценку состояния разработки физи­ческих моделей психофизических явлений, следует прежде всего повторить наше исходное утверждение: ни один из упомянутых выше подходов не дал пока ничего, хотя бы отдаленно напоминающее необходи­мую функционально-теоретическую базу. Однако на­копленный экспериментальный материал, по-видимо­му, дает основания предполагать, что некоторые кон­цептуально-перцептивные характеристики, лежащие в основе предложенных теоретических подходов, в конечном счете смогут найти применение для описания психофизических процессов. В частности, они при­водят к выводу о целесообразности более детального рассмотрения следующих сравнительно общих ги­потез.

1) Не исключено, что феномены, о которых идет речь, носят не причинный, а существенно статистиче­ский характер, и мы наблюдаем их, так сказать, в «предельных» условиях. Иначе говоря, наблюдаемые нами феномены могут представлять собой крайне слабую форму отклонения от нормального процесса на очень большом масштабе и с такими временами флюктуации, которые находятся на границе возмож­ностей человеческого восприятия. Может также ока­заться, что для описания наиболее сильных феноме­нов данного рода потребуется привлечение более сложной статистической механики, основанной на более тонких вероятностных законах.

2) Не исключено, что, подобно тому, как челове­ческое сознание способно извлекать информацию из внешней системы, например, путем наблюдения послед­ней, оно способно и вводить в нее информацию, на­пример путем упорядочения случайных процессов.

3) Квантовая механика может оказаться не просто некоторой системой физической механики; возможно, что она представляет собой более фундаментальное отражение сознания человека и процессов восприя­тия, и эмпирические устои ее формализма, такие как принцип неопределенности, принцип запрета, прин­цип неразличимости, дуальность волны и частицы, могут быть столь же законами сознания, сколь и за­конами физики.

4) Возможно, что психофизические процессы но­сят существенно целостный (холистический) характер, и тогда для выяснения источников данных феноменов может потребоваться включение в окончательную модель синтеза научно-аналитического и творчески-эстетического аспектов. Иначе говоря, психофизиче­ские процессы могут оказаться сферой пересечения научно-аналитического мира с миром креативно-эстетическим, и, следовательно, для плодотворного представления этих процессов может понадобиться такой синтез обоих подходов, который не нанесет ущерба целостности ни одного из них.

Очевидно, что все эти интуитивные предположе­ния требуют дальнейшей разработки как в концеп­туальном, так и в аналитическом плане, поскольку без этого невозможно создание четкой теоретической модели. Однако на той начальной стадии, на которой мы сейчас находимся, наверное, полезно вниматель­нее рассмотреть как некоторые из этих радикально новых возможностей, так и более прозаические истол­кования. Не вызывает сомнений, что - и это вполне закономерно - столь крупные изменения в понима­нии перцептивной реальности человека не пройдут безболезненно, встретятся с резким неприятием по философским мотивам. Однако то пополнение багажа знаний (и личного, и коллективного), к которому мо­гут привести вполне законные усилия по устранению разрыва между научно-аналитической и творческо-эстетической сферами, могло бы принести во всяком случае не менее крупные по своим масштабам плоды.

НЕГАТИВНАЯ СТОРОНА.

В наши дни критика психофизических изысканий и неприятие тех явлений, о реальности которых они вроде бы свидетельствуют, базируются в основном на ряде конкретных возражений, каждое из которых в какой-то мере резонно и заслуживает внимания при любом трезвом рассмотрении вопроса [118, 178, 222-224]. Чаще всего высказываются следующие аргу­менты:

1) это явный обман;

2) примитивность методики исследования, в том числе недостатки контрольных экспериментов, несовершенство оборудования, сенсорные «под­сказки» со стороны участников эксперимента, другие проявления субъективных установок экспериментатора, произвол в отборе данных, неадекватность методов статистической обра­ботки результатов, общая экспериментально-теоретическая некомпетентность;

3) несмотря на многолетние исследования, сла­бый прогресс в познании изучаемых явлений;

4) отсутствие адекватных теоретических моделей;

5) замалчивание отрицательных результатов;

6) низкая воспроизводимость экспериментов;

7) исчезновение эффекта при тщательной его про­верке;

8) зависимость результатов от лиц, участвующих в экспериментах, от их отношения к делу и от всей обстановки в лаборатории;

9) проявляющаяся во многих экспериментах тен­денция к тому, что результаты по своей зна­чимости лишь минимально отличаются от чисто случайных;

10) несоответствие существующему «научному взгля­ду на мир»;

11) противоречие данным психологии личности, философии, религии и «здравому смыслу».

Как видим, в этом списке представлены все оттен­ки мнений: и довольно технические, и процедурные возражения, и соображения, основанные на феноме­нологической противоречивости данных явлений, и весьма категорические субъективные утверждения. Мы в состоянии конструктивно проанализировать здесь лишь некоторые из этих утверждений.

Не подлежит сомнению, что любой из первых двух пунктов можно, к сожалению, с полным основанием применить ко многим из полученных результатов. По самой своей природе рассматриваемая область та­кова, что очень легко может стать средством обмана и предметом наивного заблуждения, что и случается в действительности в слишком больших масштабах. Правда и то, что эта область привлекает слишком мно­го не вполне компетентных исследователей, и что она полна самых неожиданных ловушек, в которые может попасться даже самый серьезный ученый. Тем не менее, несмотря на все значение этих возражений, несмотря на то, что они неминуемо ставят под сомнение другие экспериментальные результаты, вряд ли следует счи­тать их основанием для того, чтобы категорически отвергать данную область вообще. Наоборот, сомни­тельные случаи следует терпеливо расследовать, при­меняя строго научные критерии; только результаты, прошедшие такое рассмотрение, могут быть исполь­зованы для построения научных суждений и гипотез.

Выше мы уже отмечали недостаточный прогресс в изучении психофизических явлений, отсутствие обо­снованных теоретических моделей, и, хотя это поло­жение можно в какой-то степени объяснить скудостью средств, выделяемых на эту область, по сравнению с тем, что получают признанные направления науки, оно вызывает вполне понятные сомнения в самой возможности применения научного подхода к данной области. Правда, стоит отметить, что, несмотря на дли­тельную историю вопроса, лишь совсем недавно здесь стали применяться точное и мощное оборудование и современные методы обработки данных; то же каса­ется и новейшего формального аппарата физики, ис­пользование которого в данной сфере исследований имеет весьма краткую историю. Новые методы и средст­ва не имели пока настоящих возможностей проявить себя с точки зрения более эффективной интерпрета­ции рассматриваемых феноменов.

Следующие пять возражений (пункты 5-9) более специфичны и существенны. Их можно рассматривать с двух диаметрально противоположных точек зрения. С одной стороны, в какой мере такие возражения оп­ровергают интересующие нас результаты? А с другой, - в какой степени они проливают свет на самую природу соответствующих феноменов? Что касается замалчивания неблагоприятных результатов, то в сфере психофизических исследований (как, впрочем, и в большинстве других областей науки) налицо не­сомненная тенденция выдвигать на передний план позитивные, определенные результаты, оставляя в тени отрицательные или сомнительные данные. Не свободна от этого недостатка и предлагаемая статья. Стремясь дать общее представление о стиле и сущ­ности психофизических исследований и о природе тех эффектов, которые в них изучаются, мы привлек­ли в качестве материала сведения о наиболее успеш­ных из хорошо известных нам экспериментов, не уравновесив их примерами отрицательных или сом­нительных результатов, которыми часто кончаются такие эксперименты.

К чести специалистов, занятых изучением психо­физических явлений, следует сказать, что в целом они вполне определенно поощряют подробные объек­тивные сообщения об отрицательных результатах и многие публикации такого рода регулярно появля­ются в их ведущих журналах [225-228]. Это имеет немаловажное положительное значение. Помимо того, что негативные данные придают дополнительную достоверность положительным результатам, они в еще большей мере ценны тем, что, будучи рассма­триваемы вместе с положительными, позволяют ко­личественно выразить соотношение тех и других для данного класса экспериментов, а значит, расширяют и рамки всей статистики соответствующих феноменов. Кроме того, документальное описание конкретных условий, в которых проходили неудачные экспери­менты, позволяет исключить из дальнейшего рассмотрения параметры, не относящиеся к делу, выявить мешающие факторы и уменьшить их отрицательное воздействие. Главное, однако, состоит, по нашему мнению, в том, что отрицательные и сомнительные данные в их совокупности лишний раз показывают, что психофизические явления, если они реальны, носят в высшей степени нерегулярный характер и очень чувствительны к неуловимым воздействиям, находящимся вне области контроля, возможного на основе современных научных методов. Поэтому тем, кто хочет заняться их изучением, это соображение, по крайней мере в настоящее время, следует с самого начала принять во внимание.

В том же духе можно истолковать замечание, касающееся невоспроизводимости, и три последующих пункта. Без сомнения, главная экспериментальная трудность заключается здесь в невозможности вос­произведения по любому требованию ранее наблюдав­шихся паранормальных эффектов, причем не только в других лабораториях, но и в первоначальной обста­новке, с теми же участниками и в явно одинаковых условиях эксперимента [172, 173, 229-231]. Эта общая особенность выдвигает важные философские вопросы, которые мы не в состоянии обсуждать здесь. Заметим только, что предлагались четыре возможные интерпретации.

a) Данные феномены иллюзорны.

b) Данные феномены - это редкие и странные случайности, недоступные какой-либо регуля­ризации.

c) Данные феномены вызываются, по крайней мере отчасти, психологическими и/или физиологи­ческими факторами, которые пока что не под­даются управлению в эксперименте, но которые, если их удастся полностью понять, уложатся в рамки сложившейся научной парадигмы.

d) В макромасштабе данные феномены носят су­щественно статистический и, возможно, квантово-механический характер, а потому проявля­ются хотя и с конечной, но весьма малой ве­роятностью.

Последние две интерпретации не обязательно ис­ключают друг друга, особенно если, встав на более широкую точку зрения двойной статистики, сказать, что человечество в целом обладает определенным спек­тром способностей для вызывания подобных эффектов и что, кроме того, каждый человек в отдельности может проявить различную гамму своих собственных спо­собностей такого рода, зависящих от окружающей среды, его индивидуальных физиологических и пси­хологических особенностей.

Пожалуй, самый неприятный пункт во всей кри­тике - это неуловимость данных феноменов в ус­ловиях тщательно управляемого и контролируемого изучения. Но в то же время он, быть может, выражает и самую значимую их феноменологическую особенность, проясняющую суть дела. Тенденция, при которой предварительно зарегистрированный, но еще не изученный либо необычный по своим проявлениям эффект исчезает или ослабляется при ужесточении условий эксперимента или при его проведении в при­сутствии комиссии, состоящей из скептически настро­енных наблюдателей, безусловно, ставит под боль­шое сомнение научную достоверность соответствую­щих процессов. Но это же заставляет вспомнить по крайней мере о двух процессах, которые, будучи внешне различными, по-видимому, имеют некоторое отношение к делу: процесс художественного творче­ства и процесс измерения в квантовой механике, ограниченный принципом неопределенности. В пер­вом случае вряд ли вызовет возражение тот факт, что творчеству в живописи, музыке, литературе, как и полету философской мысли, как правило, не способствует введение процесса в твердые рамки и присут­ствие неблагосклонно настроенных наблюдателей. Важность атмосферы благожелательности для такой деятельности интуитивно ясна и подтверждается фак­тами. В чрезмерно выхолощенной обстановке, равно как и во враждебном окружении творческие достиже­ния маловероятны. Эту истину ярко выразил Рихард Вагнер, изобразив в ответ критикам судьбу молодого Вальтера, отважившегося исполнить свою новатор­скую песнь на испытании перед советом мейстерзин­геров. Практически каждый художник сохраняет для себя какую-то возможность ухода в свой собст­венный мир, свое прибежище, и даже самые педантич­ные ученые согласятся, что сольное умственное во­ображение играет большую роль в возникновении у них новых технических идей.

Аналогия с процессом квантово-механического изме­рения несколько более натянута, так как она требует распространения этого понятия на макроскопический уровень обмена информацией и энергией между дву­мя индивидами или между человеком и физической системой. В этот вопрос мы здесь углубляться не бу­дем; отметим только, что если, как уже отмечалось вами и как указывается в цитировавшейся нами ли­тературе, применение квантово-механической логики к интеллектуально-интуитивному процессу подоб­ного класса и масштаба хотя бы как-то оправданно, то введение в той или иной форме «принципа неопре­деленности» могло бы поставить предел точности наблюдения психофизических эффектов. Говоря более конкретно, если «жесткие» и «мягкие» координаты соответствующего представления канонически со­пряжены, то может оказаться применимой некоторая форма закона ΔqΔp~h, а тогда попытки определения психофизического эффекта с чрезмерной точностью будут разрушать его причину, и наоборот [210].

Последние два возражения (относительно несо­ответствия рассматриваемых феноменов общеприня­тым научным взглядам и личным установкам), не­смотря на то, что они служат мощным профессио­нальным и личным критерием, правильно подчер­кивая необходимость огромной осторожности и стро­гости при попытках вторжения в любую необычную область, также нельзя рассматривать как непрере­каемую истину, имеющую право вето, если мы со­бираемся и впредь предпринимать попытки познания новых областей концептуального опыта. Отвечая критику одной из моих прежних статей, который стоял на этой точке зрения, я (быть может, излишне цветисто) писал:

Подобная авторитарность во взглядах ведет к тому, что тра­диционное знание, рассевшись с самодовольным видом, категори­чески отвергает любые факты, которые не согласуются с суще­ствующим «критерием соответствия картине мира», что бы под ним ни понималось. И, что хуже всего, эта авторитарность душит самое драгоценное свойство человеческого сознания - стремле­ние ко все Солее новой, более глубокой мудрости, которое толкает разум и дух человека не к повторению пройденного, а все вперед, все выше [232].

Однако более убедительным в этой связи будет простое перечисление тех научных прозрений от Аристотеля до наших дней, которые можно было бы отвергнуть и которые в большинстве случаев на самом деле ка­кое-то время отвергались на основе подобных критериев. Как это ни странно, нередко именно гиганты научной мысли, которые с гениальной прозорливо­стью и убежденностью отказывались от установив­шихся взглядов и вели науку к новым высотам, позже оказывались во главе тех слоев научного «истэблишмента», которые упорствовали в неприятии столь же еретических взглядов своих преемников, хотя в це­лом вполне признавали важность провидящей мысли. Галилео Галилей, стоявший у истоков научной ме­тодологии, разработавший вопреки противодействию догматиков революционные представления земной и небесной механики, отвергал созданную Кеплером теорию эллиптических планетных орбит как «оккуль­тную фантазию»; Томас Янг (Юнг), который своими блестящими опытами по интерференции окончательно доказал волновую природу света, оспаривал теоре­тическое обоснование соответствующих процессов, разработанное Френелем; Эрнст Мах возражал про­тив теории относительности и атомной теории; Резерфорд. показавший миру строение атома, считал, что ядерная энергия не может иметь никакого практиче­ского применения; Лавуазье и Оствальд оспаривали атомистические теории в химии; Даламбер был противником теории вероятностей; Эдисон не признавал значения переменного тока; Линдберг смотрел на ракетную технику, разрабатывавшуюся Годдардом, как на безнадежное предприятие; Альберт Эйнштейн со­хранил до конца дней большое предубеждение против квантовой теории, хотя и внес большой вклад в ее развитие [233-235], Между прочим, Эйнштейн приводил аргументы современной ему науки против соб­ранных Элтоном Синклером данных о дальновидении, утверждая, что «...результаты телепатических эк­спериментов, подробно и просто изложенные в этой книге, находятся, конечно, очень далеко от того, что мыслимо для естествоиспытателя» [152]. Но тот же Эйнштейн в совершенно другом тоне подчеркивал значение эстетического аспекта в научном творчестве: «Самое прекрасное и глубокое из доступных нам чувств - это ощущение тайны. Ибо в нем источник истинной науки. Тот, кто не знает этого чувства, кто не в состоянии удивляться и застывать в благоговении, все равно, что мертв. Знать, что недоступное нам на самом деле существует, проявляясь как высшая муд­рость и ослепительнейшая красота, которую наши обычные способности могут воспринять только в са­мых примитивных формах, - это знание, это чувство и есть средоточие истинной веры. Такой косми­ческий опыт веры - это оплот и благороднейшая движущая сила научного исследования» [236].

Критика в адрес психофизических изысканий как в целом, так и в частностях выдвигает резонные во­просы, требующие особого внимания и величайшей осторожности; и она же может прояснить некоторые тонкие особенности рассматриваемых феноменов. Однако сделать это она сможет только в том случае, когда те, кто ее ведут, сами достаточно компетентны, логичны и справедливы. Из чтения литературы кри­тической направленности я вынес впечатление, что, к сожалению; это не всегда так, бывают случаи на­ивного истолкования предмета, пристрастного под­бора данных и методов, необоснованных обобщений.

В психофизических исследованиях критические замечания играют весьма существенную роль, быть может даже более существенную, чем в любой другой известной области науки. Когда критика основана на фактах и опыте, когда она объективна и справедлива, она может дисциплинировать научный поиск и в данной, и в любой другой трудной области познания, гарантировать соблюдение основных требований науч­ной методологии: беспристрастную строгость, смирение перед результатами наблюдений, недопустимость чрез­мерной экстраполяции полученных результатов, не­предвзятость. Но столь же важно, чтобы и критика руководствовалась теми же правилами. Если она нару­шает их, если она допускает категорическое отрица­ние, обвинения по аналогии, неряшливую логику, то она становится столь же уязвимой, как и предмет критики, и, стало быть, перестает выполнять свое предназначение [237].

ВЫВОДЫ.

Несмотря на большой объем данной статьи, со­держащийся в ней исторический очерк, обзор совре­менных работ и примеры ведущихся исследований и теоретических концепций дают далеко не полное представление о всей сложности и противоречивости рассматриваемой области. К счастью, по данной теме существует довольно большая литература, в том числе ряд монографий, в которых интересующийся читатель сможет найти дополнительный материал, касающийся, в частности, вопросов, которые не были здесь затро­нуты [6, 44, 45, 56, 57, 92, 130, 238-242]. Надо на­деяться, что более тщательное изучение материала подкрепит нарисованную нами общую картину со­стояния и перспектив работ в данном направлении. Вкратце они сводятся к тому, что если отбросить как бездоказательные исследования, так и бездоказа­тельную критику, то, по-видимому, остающаяся со­вокупность фактических данных о психофизических феноменах составит массив экспериментов и наблю­дений, полученных по рациональной методике раз­личными научными дисциплинами. Это выдвигает следующую принципиальную дилемму. С одной сто­роны, часто и в широких масштабах наблюдаются эффекты, необъяснимые в терминах общепризнанной научной теории, которые, однако, имеют много общих особенностей; с другой стороны, эффекты эти до сих пор ни количественно, ни качественно не поддаются воспроизведению в строгом научном смысле слова и в то же время обнаруживают чувствительность к та­ким факторам окружающей среды и психологии че­ловека, которые с трудом поддаются определению, не говоря уже о возможности управления ими. В этих условиях строгие эксперименты оказываются в луч­шем случае скучным и неблагодарным занятием, а попытки теоретического описания рассматриваемых феноменов при полном отсутствии эффективного фор­мального аппарата все еще топчутся на месте в по­исках соответствующих понятий и терминологии.

В свете этих трудностей возникает вопрос: есть ли основания, и какие, для продолжения этой работы? Как и для большинства умозрительных проблем, здесь можно говорить о трех направлениях возмож­ного полезного «выхода»:

a) пополнение багажа фундаментальных знаний,

b) практические приложения,

c) польза для человека, как личности.