Пораженные родители смотрят на дочь, догадываясь, то она в курсе всех этих экстраординарных событий, и не замечают, как из стены высовывается зеленая рука, хватает курицу и исчезает.

– Что… что это все … было? – спрашивает Владимир Петрович у дочери, с огромнейшим сожалением возвращаясь в реальный мир и с не меньшим удивлением регистрируя факт – что весь он мокрый от пота и все еще в пылу и жаре невиданной футбольной игры. – Ты должна нам все рассказать.

XXX

– Мне страшно, Володя, страшно! Почему, почему такое произошло именно с нашей семьей? С нашей дочерью?! – Вероника лежит, прижавшись к плечу мужа. Мягко освещает комнату ночной светильник. – По настоянию Вероники они не стали его выключать.

– А я… я, знаешь, рад, – слегка улыбаясь, произнес Владимир, не отрывая взгляда от телевизора. Весь вечер он ходил возле него, щупал, хотел, чтобы Олька еще раз включила его, но Вероника запретила – слишком много впечатлений для одного раза.

– Рад?!

– Да. Со мной что-то в последнее время происходит. Может быть, это приближение знаменитого возраста? Тридцать три… Я чувствую – осязаемо чувствую, что превращаюсь в д р у г о г о. Или в самого себя – настоящего…

– Ах, говорят, что многие к сорока становятся мистиками.

– Нет-нет, все это неправда и неправильно – про мистику. Просто в определенном возрасте в к л ю ч а е ш ь с я и просыпаешься. Вспомни, в детстве, разве нам не казалось – так отчетливо и явственно, что сказка, сказочный мир, он где-то рядом, лишь протяни руку или… или как-нибудь необыкновенно подумай и прикажи – и оживет картинка с драконом или царевной-лягушкой. Но в нас с первого мига рождения вводили и вводили обыденные примитивные пресные правила бытовой жизни: нужно думать и делать только так и не иначе. Но может быть существует какая-то совсем другая п р о г р а м м а? По которой совершенно естественно, например, летать и проходить сквозь стены?

– В каждом мужчине навсегда остается ребенок. Я тоже в детстве очень любила сказки. А потом поверила в литературу. Но… ты прав. Включаются все эти фазы: какая девочка не мечтает о мальчике, который бы увидел бы в ней женщину. И дальше, дальше: размножение, семья, быт. А сказки уходят…

– Да, и мы не даем себе труда и времени хотя бы иногда оглянуться вокруг: вот висит раскаленная лампочка – Солнце, откуда оно? Вот наша квартира – Земля, откуда она? Космос, в котором убери лишь один атом водорода – и Вселенная разрушится, почему такая стабильность у нее? Все вокруг и сами мы – разве не сказка? И даже если не задавать себе этих вечных вопросов: кто мы, откуда и куда, то все-таки надо помнить, что мы живем в с к а з о ч н о й м а ш и н е. Да, какой прекрасной могла быть жизнь, если бы могла… Ты знаешь, у меня всегда, с детства было предчувствие, что именно мне повезет и меня приобщат, ну хоть немного, к тайне, к истинной сказке. Если бы ты только могла представить, в к а к о й футбол я играл сегодня, какие физические возможности мне п о з в о л и л и ощутить! Такие способности разовьются у человечества, может, через миллиард лет, а я их испытал сегодня! И этот запах свободы и бесконечности…

– Но это же всего лишь иллюзия!

– А курица? Тоже иллюзия? И Олька летала. Да что такое иллюзия, в конце концов? Иллюзия сон или иллюзия – жизнь? Ты летаешь во сне?

– Я? Ну, иногда, когда сильно устану днем. Но я низко летаю, над самым полом.

– Не расстраивайся, будешь летать выше. Полеты во сне с годами прогрессируют. Знаешь, я тоже начинал летать над самой поверхностью земли. Мне много лет снился один и тот же сон: я поджимаю ноги и сидя лечу сверху нашей улицы, я там жил с родителями – на верху холма, улица покрыта была булыжником, и я поднимаю ноги и лечу сверху над булыжником, мимо военкомата, детского парка… Всегда одно и то же место. А потом стали сниться другие места и я летал уже на спине, вперед ногами, я ими рулил. Всегда хотелось подняться повыше, но поднимался лишь до уровня фонарных столбов и всегда боялся задеть провода. А вот совсем недавно я начал летать как птица – животом вниз, с распахнутыми руками. Но руками не машу, а лечу лишь усилием воли. И когда хватает сил, поднимаюсь уже к облакам. Только страшновато – высоко, голова кружится.

– Ты так рассказываешь, как будто летаешь в действительности.

– Вот именно. Понимаешь, каждый раз, когда я летаю во сне, а это нечасто, несколько раз в году, и вот такой сон – необычен. Он как самая-самая явь. Я просыпаясь с ощущением р е а л ь н о г о полета.. Может быть, все совсем не так просто, как нам видится, кажется, чувствуется, а? И сказки – вот они, рядом?

– Может быть, ты прав. Знаешь, у нас в редакции… Читаешь десятки, сотни рукописей. И одно и то же, одно и то же! Любит – не любит, плюнет – приголубит. Ну, еще, конечно, политика, социальное. Но – все одно. Иногда кажешься себе кем-то посаженной в грядку морковкой. Не шевельнуться, не колохнуться ни туда, ни сюда, везде такие же морковки, такие же крохотные квартирки, стандартная мебель, нет-нет, я не в укор тебе! Просто жизнь слишком одновариантна и… мелка. Да и те, кто нагребает миллионы… В конце концов и они все в том же замкнутом круге своего уровня, конечно. А простым бедным смертным остается лишь для разнообразия передвигать дешевенькую стандартную мебель.

– И понял я, хоть это и старо,

Что лучшего придумать мы не можем: