Тут же дверь в прихожей открылась и вошла Олина мама. Не раздеваясь, она быстро прошла в комнату, увидела дочь и едва сдержала себя, чтобы не схватить дочь на руки и не начать ее целовать и тискать.

– Оля, доченька, как ты себя чувствуешь? Как головка, не болит? – Олина мама почему-то не могла сегодня спокойно работать. Она читала текст, но слова не складывались в фразы, расплывались и вдруг на бумаге она увидела испуганное лицо дочери! Так отчетливо и явственно, как будто это была цветная фотография. Лицо исчезло, но Вероника Андреевна работать не могла. Безотчетное волнение охватило ее и странные, очень странные мысли пришли… И что совсем уж не уместно – почему-то ко всей этой жутковатой мешанине полугаллюцинаций постоянно примешивалось слово «курица»! «Ах, и при чем здесь курица?!» – так думала Вероника Андреевна, молодая стройная симпатичная блондинка, редактор издательства и Олина мама, отпросившись с работы и добираясь на «перекладных» домой.

– Нет, не болит, – ответила Оля, хотя как раз именно сейчас голова у нее немного побаливает. – Но я, я здесь…

«Нет, ну как она расскажет маме о зеленых человечках? Тогда нужно рассказывать и о том, что она умеет переходить т у д а, и что т а м летают разные люди и…

– Нет, мамочка, не болит. Я позавтракала и играла с Катькой.

– Да, я, видимо, переутомилась. Нужно в отпуск идти, – вздохнула мама. И тут же раздался звонок в прихожей. Мама пошла открывать – на пороге стоял несколько смущенный папа.

– Ты?! Ушел с работы?

– Да… Ты знаешь, мне почему-то показалось, что наша Олька заболела серьезно и… вот я… отпросился.

К этому папа, Владимир Петрович, совсем еще молодой мужчина спортивного вида, мог бы добавить жене следующее: придя утром на работу – в цех холодной штамповки, где он трудился сменным инженером, он ощутил вдруг непонятное волнение и беспокойство за дочь. Как будто с ней что-то приключилось нехорошее. Волнение его было столь необычно и сильно, что он в конце концов решил отпроситься у начальника цеха. И вот, по пути в кабинет, он вдруг… Ах, это трудно было бы объяснить кому бы то ни было, даже жене! Да, он неожиданно почувствовал себя мальчишкой, вспомнил, как любил играть в футбол и… Идя по цеховому пролету, подцепил ногой одну из легких пустотелых штампованных алюминиевых деталей и… ловко погнал ее по пролету, представив почему-то, что это футбольный мяч!... Он лихо, как в детстве подбрасывал «мяч» вверх, принимал его на голову, делал финты… И все это на глазах у пораженных его видом рабочих и… на глазах идущего ему навстречу начальника цеха.

Разумеется, его сразу отпустили домой. Разумеется, на него сочувственно смотрели, посоветовали помереть температуру и вообще, может быть, сходить в поликлинику…

Вот такие дела. Веронике, конечно, ни слова. Но в конце концов, что тут происходит? Почему жена дома, а не на работе? И с дочерью как будто все в порядке. А если так, то можно посмотреть футбольный матч по телевизору – не возвращаться же в грохочущий вонючий цех, где ты всего лишь придаток к механизмам, где в свои уже тридцать лет отчетливо понимаешь ограниченность своей жизни и своих возможностей в замкнутом круге, из которого не вырваться… Так что лучше уж футбол.

– Ну, раз уж мы все в сборе, устроим второй завтрак, мойте руки, сказала мама и оправилась на кухню. Папа прошел в ванну, а Оля внимательно осматривала квартиру – как бы зеленые человечки ни учудили чего-нибудь и не напугали родителей.

– Ну, Яло, - папа любил так называть свою дочь – наоборот, как твое здоровьице?

– Хорошо, папа! – бодро и жизнерадостно ответствовала Оля.

– Тогда включи, пожалуйста, телевизор, пусть прогреется. Старенький уже, надо новый покупать…

Оля подошла к телевизору, нечаянно дотронулась рукой до экрана – ах, она совсем забыла, что их телевизор уже другой и что ей говорили человечки!

И начался футбольный матч… Не для Оли. Она сидела на трибуне. Или на диване. Впрочем, это совсем неважно. Через себя она исполнила желание папы – посмотреть футбольный матч…

… – Вовка, Вовка! Пас мне, давай давай! Э-эх, раззява!

Владимир Петрович, он же Вовка, пацан лет десяти, несется по пустырю за старыми домами. Он гонит облупленный футбольный мяч. Он в стае таких же пацанов рвется к воротам противника, он мчится во весь дух своего гутаперчивого детства, не волнуясь, что заболит сердце или заколет где-то в печенке, что назавтра наступит перетренировка и клетки тела устанут… Нет, он бежит, дыша полной грудью, и сто потов с него сходит, и час, и два, и пять, и вечность они могут играть. И не заботиться о каком-то внешнем впечатлении: в обтрепанных брючках и стертых кедах – прошла сказка. Сказка детства…

И вот уже другой футбол, тот, в который он никогда не играл. Но очень хотел бы. Хоть раз. Особенно, когда сиживал на трибунах стадионов и смотрел, как играют профи. Молодые, здоровые, тренированные ребята. И ему бы так. Потому что тот пустырь в его детстве быстро застроили и играть стало негде. А потом пошла взрослая жизнь, замкнутая в своем мелочном пространстве, и мечты… Да мало кто о чем мечтает! Не мечтал он лишь работать в штамповочном примитивном цехе ради жалкой ничтожной зарплаты…

…Но вот он бежит по зеленому полю – молодой, сильный, накачанный парень. «Володя-я! Дава-ай!!!» – гремят трибуны. Финт, финт, еще финт! Он обыгрывает самого Пеле! «Го-о-ол!!!

А-а-а!!!» – взрываются трибуны.

… Вот он несется по огромнейшему полю планеты Футбола. Вся планета – стадион. Сегодня играет Галактика № 1 с Галактикой № 2. Владимир, впрочем, здесь он совсем не Владимир и даже не ч е л о в е к, взлетает над полем, пронизывает несколько измерений, и…

В комнату врывается Вероника. За ней впархивает… странное существо. С четырьмя головами, четырьмя ногами и хвостами. Очень похожее на курицу.

– Не пугайтесь, – говорит «курица». Я просто курица в четырех измерениях…

– Я… я… я разбила яйцо над сковородкой… и вот… оно… она… – заикается бледная Вероника и опускается без сил на диван, рядом с дочерью.