Александр С а м о й л е н к о ВЛАДИВОСТОК, РОССИЯ
Рассказ
Элементарная частица – бион, обладающая мгновенной скоростью, благополучно оказалась в том районе, куда была отправлена. Выйдя из зоны Полосы – узкой дорожки из НИЧЕГО, шириной в 10-38см, бион стабилизировался в пространстве Среднего макромира. Энергия и вещество, заключенные в бионе, при переходе из микромира в Средний макромир, развернулись, разбухли, как разбухает маленькое сухое зернышко во влажной почве.
Но для мгновенника Гриана и его космического корабля, заключенных в бионе, существенных изменений не произошло. Цивилизация, пославшая мгновенника в далекую разведку, существовала в Среднем макромире, поэтому корабль и его аппаратура были ориентированы именно на физические законы этого мира. В микромире же биона Гриан находился временно, лишь миллионную долю секунды, которой хватало, чтобы пролететь почти бесконечность в Среднем макромире.
Время – это видоизменяющаяся материя. На Полосе материя отсутствовала во всех своих проявлениях и время равнялось нулю. Почти нулю. Именно это «почти» позволяло существовать внутреннему времени биона и, в данном случае, Гриана и его корабля.
Бион, внедренный цивилизацией с огромной затратой энергии на Полосу, приобретает мгновенную, бесконечную скорость. Он как бы зависает в Полосе, а на него набегает, рушась в вновь возрождаясь из пепла, окружающее, вне Полосы, пространство Среднего макромира. В бионе же для его обитателей проходят мгновения, почти неуловимые в Среднем макромире, но для самого биона равные миллиардам и миллиардам бионных лет.
Физиологические процессы внутри биона настолько замедленны, что эти миллиарды лет психологически длятся как долгий секундный сон, за время которого можно увидеть или придумать всю свою жизнь, а проснешься и понимаешь, что спал лишь миг. Мгновение, размазанное в бесконечности…
Итак, Гриан благополучно прибыл в район № 7375332447 Среднего макромира. И тут же начались все фокусы и нюансы, связанные с близостью ПЕРЕХОДА. Разумеется, Гриан еще и не подозревал о его существовании…
Штучки-дрючки нового пространства нельзя было назвать совсем неожиданными – кое-что предсказывалось теорией, а кое-что конструкторы корабля пытались предугадать и принять практические контрмеры. Однако, Гриану понадобился определенный срок, чтобы слегка пообвыкнуться во времени, которое течет неравномерно, непредугаданными скачками, и в пространстве, где предметы теряют постоянство своих размеров.
В объекте № 7375332447 наблюдалась непонятная, неподдающаяся гипотезам и теориям картина: казалось из ничего, из ниоткуда бил мощный фонтан холодной плазмы в виде острых и узких струй. Струи эти расползались на миллиарды световых лет, образуя гигантские, состоящие из бесчисленного числа звезд, туманности.
Искусственному интеллекту корабля, Анализатору, пришлось в конце концов полностью отключиться и заняться самоперепрограммированием, с учетом новых мировых законов.
Гриан, слегка освоившись в необычной обстановке, попытался связаться с автоматами-роботами, рассеянными в разных точках объекта. И довольно быстро ему удалось установить связь и поговорить с одним из них. Впрочем, «быстро», «долго» ; подобные понятия здесь потеряли всякий смысл. Например, на ту же связь с роботом ушло ни много, ни мало – три года! Хотя биологическое время Гриана отсчитало не более двух часов. Он судил по своему желудку, не успевшему проголодаться после завтрака, по щетине на лице, не отросшей после утреннего бритья.
Но электронное табло! Бедное табло… Даты мельтешили, наталкиваясь друг на друга, торопясь за два часа намотать три года. Гриану оставалось удивляться, как все это безобразие выдерживает техника.
Он еще раз включил запись с сообщением робота: «…небольшая планета со странным движением. Она – словно молодое длинноногое животное то поразительно быстро скользит в пространстве, то вдруг останавливается и зависает, неподвижно замирая, как будто к чему-то прислушиваясь. Планета идеально круглая, с ровной чистой белой поверхностью. Она излучает очень сильный прерывистый фон, похожий… на энцефалограмму мозга! Координаты…»
Вот уже месяц Гриан добирался с околосветовой скоростью к планетке. Газель – так он её назвал по образному описанию робота. Месяц… Столько насчитал включившийся вновь Анализатор. На табло же медленно ползли наносекунды. А весь месяц, если верить часам, равнялся секунде…
Газель оказалась чуть меньше Фелии – планеты-праматери цивилизации Гриана. Гигантский теннисный шарик – вот что это было! Скорее всего, искусственного происхождения. Шар не имел никакой атмосферы, но Гриан не смог разглядеть на поверхности ни одного метеоритного следа.
Он попытался прозондировать шар несколькими жесткими излучениями, но тщетно. Как он ни увеличивал мощность генератора, лучи бесследно растворялись, словно аннигилировали. Единственное, что мог сделать Гриан, это изучить визуально, с помощью ручного телескопа, поверхность. Голая, ровная, матово-белая…
Что-то случилось с Грианом. Да, с ним что-то случилось… Что-то происходит. Он наверху! Наверху чего? Всего! Он знает всё! «Да, я знаю всё. Всё узнаю… Высшее знание! Я велик! Всемогуществен! Мне подвластны все мировые законы! Я создаю их сам! Нет, нет, нет… У меня эйфория… Сломалась биологическая защита корабля? Нужны транквилизаторы! Где они?!
Гриан бросился искать транквилизаторы, но в отсеках корабля творился невероятнейший хаос! Время в разных частях корабля текло различно. В одном месте стояло на нуле, в другом мелькали столетия. Если бы Гриан перед отлётом не прошёл курс противобессмертия, то…
Предметы совершенно потеряли изначальную свою форму и где-что – мог разобраться только Анализатор со своей новой программой. На себя Гриан избегал смотреть в объёмные зеркала – там двигалось что-то ужаснейшее, бесформенное и бессмысленное…
– Ан, мне срочно нужны транквилизаторы! У меня что-то с психикой, ; обратился Гриан к Анализатору.
– Жалеть о прошлом или о себе?
В не так прожитом времени-пространстве?
Избавиться от гравитации в судьбе?
Или парить во мраке бывших странствий?
Пусть невесомость хаоса несёт?
Или поверить миллиардам повторений?
Что новизна из них в конце концов придёт?
Что смысл есть в направленном движеньи?
Уйти туда, куда прийти нельзя,
Вернуться из конца начала,
И снять скафандр, и приласкать тебя,
Шершавость первозданного причала…
Ан разразился стихотворением собственного изготовления и это было страшно – компьютер потерял над собой контроль! Но и Гриан вновь утратил собственный самоконтроль. Он опять вознёсся на бесконечную мировую высоту и Вселенная – прозрачный стеклянный шарик, лежала в его всеобъемлющих ладонях…
- Гриан! Мы – великие! Дедушка бог, придуманный предками – двоечник по сравнению с нами! – Ан тоже молол чепуху.
Гриан всё-таки частью сознания пытался контролировать себя. Он запустил зонд на Газель. «Если аппарат удачно сядет, десантируюсь и я». – Гриан с величайшим трудом сдерживал себя, чтобы не сделать этого раньше. Его, словно гигантским магнитом, вытягивало из скорлупы корабля и влекло в объятия Газели. Ему казалось, он предчувствовал… Скорей бы, скорей! Там, там запредельное… Там, на излёте старых чувств и возможностей – новая жизнь! Она предвосхищалась давно, всегда! Так, да, так ему кажется… Нет, это действительно так и есть…
– Мы посадим корабль на планету! – восторженно крикнул Ан.
– Да… Нет-нет! Ты на орбите, на орбите! Я десантируюсь! – Гриан взглянул в окуляр телескопа – зонд мягко сел на поверхность Газели. Гриан бросился в капсулу.
«Что же это, что же? Авария?! Гибель? Все инструкции нарушены… Но я не могу! Не могу! Я хочу… Я должен…»
Гриан торопливо натянул скафандр. Капсула мягко опустилась на планету. Индикаторы показывали полный вакуум. Свет вокруг был ровный, матовый, исходящий от гигантской, вытекающей из ниоткуда струи холодной плазмы – протовещества, из которого где-то когда-то образуются будущие звеёды и вселенные.
Гриан шагнул на поверхность – белое зернистое непрозрачное стекло. Он включил телепатор. Так, на всякий случай, совершенно не надеясь связаться с Анализатором. Но телепатосвязь действует!
– Гриан! Гриан! – услышал он восторженный голос Ана. – Я здесь кое-что сопоставил. Газель излучает не биоволны, как мы думали. Её поле принимает квазиэнергогенератор! Излучение, похожее на интеллект-энергию нашего Светила, но всё-таки во многом отличается. Слишком сложные графики! Боюсь, мне их не расшифровать! Но я очень счастлив, что ты… ; дальше Ан понёс восторженную чепуху и Гриан переключил телепатор на одностороннюю связь: он не будет слышать Ана, но тот запишет каждую, даже самую ничтожную мысль Гриана. Не совсем приятно, но необходимо.
Впрочем, действия с телепатором Гриан проделал рефлексивно. Мозг его был занят совсем другим. То, что он ощутил на корабле, здесь усилилось в десятки раз!
Он шёл, а ему хотелось лететь! Да, лететь просто так, без всякой техники, как во сне. И он вдруг поднялся над поверхностью! Выше, выше… И полетел! Но это же не сон?! Вот он усилием воли поднимается ещё выше, простирает руки…
Жаль, что здесь нет воздуха, облаков! И этот скафандр… Вот если бы он летел просто так, как мечтал в детстве: в голубом чистом воздухе, стройный, гибкий, в ослепительно белом, со сверкающими блестками костюме…
Гриан летит без скафандра в голубизне прекрасного чистого воздуха. Он в белом, со сверкающими блестками костюме. Вверху плывут лёгкие нежные облака…
«Но это же не сон, не сон, не сон!» ; твердит себе Гриан. Он хочет нажать кнопку телепатора, но ни телепатора, ни остальных приборов нет – они исчезли вместе со скафандром. Но Гриан чувствует, что может связаться с Анализатором и так.
– Ан, ты меня слышишь?
– И слышу, и вижу! Ты находишься в состоянии левитации! Но откуда на Газели появился воздух?!
«Хотел бы я сам знать», – думает Гриан и опускается на стеклянную поверхность.
– Как в сказке, – говорит Гриан вслух. Он вспоминает сказку, которая в той или иной модификации существует у каждой цивилизации по органическому типу. Про любимую младшую дочку, аленький цветочек и чудище, выполняющее любое желание.
«Любое желание, любое желание…» – бьётся настойчивая мысль. Он живо представляет себе это чудище и вздрагивает… Перед ним оно самое! Живое, страшное, горбатое, длиннорукое и одноглазое!
Гриан бежит. Лететь он не может. Он думает, как бы убежать. И он быстро бежит. Он, конечно, хочет, чтобы чудище отстало, не дышало жутко в спину. И оно отстаёт, пыхтя и нелепо корчась, перекатывая горб по бесформенной хребтине.
Гриан начинает понимать. Догадываться. Здесь каким-то невероятным образом материализуются мысли!
«Это страшно! Это весело! Это печально! Это смешно! Это прекрасно! Это ужасно!» – думает Гриан, чувствуя, что его мышление перерождается, превращаясь в нечто иное, то ли в давно забытое, то ли в ещё не наступившее…
Гриан оглядывается и внутренне содрогается от нереальной, в духе какого-нибудь фанатика-абстракциониста картины. Голый теннисный шарик размером с приличную планету, над ним голубое с кучевыми облаками небо, страшенное горбатое чудовище, уставившееся единственным красным глазом, и он, Гриан, один, в неизвестной части Вселенной.
«Самое большое чудо мира состоит в том, что чудес не бывает», – мысленно говорит себе Гриан одну из основных заповедей мгновенников.
Он глупо попался. Это он понимает. Впервые он так влип. Что это? Чужой разум? Гипноз? Воздействие на психику каких-то неведомых природных элементов? Где он находится в действительности? Ясно, что всего этого не существует в реальности. Этот дурацкий белый блестящий костюм вместо скафандра – он из детства. И его полёт над теннисным шариком-гигантом – детская фантазия. Когда он был совсем мальчишкой, на него иногда находила эта блажь – вдруг, где-то среди шумной улицы мысленно взлететь, взмыть в воздух – красивым, со стройной фигурой, обтянутой белоснежным, с блестками костюмом, и там, вверху, летать, делать сальто, как в цирке, а люди внизу смотрят и восхищаются…
Гриан вновь взмывает вверх, грациозно делает несколько сложных фигур… Но что это?! Внизу он видит… толпу! Людей… Они все подняли вверх лица и кричат что-то неопределенное, как будто радостное. Гриан, снижается, пытается вглядеться в лица. Он видит толпу старомодно одетых граждан, но они… без лиц! Ни глаз, ни носов, ни ртов!
Он увидел и ужаснулся. И лица «людей» стали вдруг проявляться – глаза, носы… Но все одинаковые, как деревянные, грубой работы.
«Что я делаю! Нельзя ни о чём думать! Мысли материализуются! Я создал этих несчастных уродов!»
Но я летаю! Летаю. И никто не восторгается, не завидует. «А ну-ка, восхищайтесь!» – Эта мысль прошла в его сознании случайно, как многие случайные нелепые мысли. Он не смог её вовремя погасить или стереть. И серая безликая толпа внизу заорала, восторженно завизжала, выбрасывая вперед одинаковые руки с одинаковым бессмысленным возгласом: «Хав!!!»
Гриан делает в голубом небе на фоне белых кучевых, чёрт знает откуда взявшихся облаков, умопомрачительные сальто и вновь ловит себя на мысли, что ему в какой-то мере приятны возгласы восхищения созданной им же толпы обожателей. Мысль эта непроизвольно усиливается и он слышит снизу уже более осмысленные крики: «Наш повелитель! Хав! Великий и могущественный! Хав!!!»
Где-то далеко, в генетической памяти Гриана шевелится давно забытое тщеславие. Он ищет ему название. «Руководить! Повелевать! Безраздельно властвовать! Казнить и миловать!»
Вот так. Далеко ж е о н и залезли. В детскую память начальной стадии цивилизации по органическому типу. «Монарх. Император. Диктатор. Палач».
Но кто – о н и?
Гриан видит одноглазую морду горбатого чудища. Оно склонилось над каким-то сверкающим пурпурным светом цветком, растущим прямо из голой матовой стеклянной поверхности планеты.
«Аленький цветочек!.. Из сказки. Но я не думал о цветке! Почему он появился? Значит, чудище способно тоже материализовать мысли-фантомы?»
Чудище смотрит на Гриана огромным воспалённым глазом, разевает пасть и гогочет. Гриан вступает с ним в телепатосвязь и слышит обрывки: «Власть… Диктатор… Го-го-го!...»
Гриан вдруг осознаёт, что и толпа этих деревянных созданий, возможно, тоже умеет примитивно мыслить. И если они начнут создавать своих фантомов, а те, в свою очередь, своих, то…
«Не хочу, не хочу! Убирайтесь, исчезните!» ; приказывает Гриан толпе.
«Великий и могущественный! Хав!..» ; толпа растворяется в небытие.
Гриан опускается на поверхность. Ему надоело подчиняться собственной фантазии. Да собственной ли? Кто-то копается в его детской наследственной памяти. Этот дурацкий белый блестящий костюм, левитация… Кто-то забавляется с ним так же, как он со своими созданиями.
– Ну что, чудище заморское? – Гриан без боязни приблизился к нему. – Ты хоть понимаешь, что это я тебя создал?
– Ты уверен в этом? – Чудище спросило хриплым, но каким-то непонятно-знакомым голосом.
– Какая наглость! – Гриан насмешливо возмутился.
– Я есть у каждой цивилизации по органическому типу. На планете Артни, у паукообразных, я выгляжу вот так, ; чудище вдруг превратилось в ещё более мерзкую змееподобную тварь с десятком длинных ползающих хоботов.
– Это мне известно без тебя. Ты вытягиваешь мой информационный потенциал и говоришь со мной моими же мыслями и словами. Это я тебя создал и говорю, как сам с собой, ; Гриана разозлила самоуверенность страшилища.
– Нет, меня придумали очень давно. Я существую вечно. Цивилизации рождались и умирали, а я оставался. Все мысли остаются. Они материальней своих творцов. Они – в п о с е в е… Я старше тебя на целую вечность, поэтому у меня больше оснований сказать, что ты – фантом, которого создал я.
«А ведь он прав в какой-то степени. Прав здесь, на этом «теннисном» шарике, конечно, а не на родной Фелии. В таком случае, если я его фантом, он может запросто меня уничтожить. Поэтому я должен первым его убрать».
Но прежде, чем он попытался сделать это, в мозгу его самовольно промелькнул фрагмент из сказки: густой прекрасный сад, озеро, на берегу – дворец, а само чудище сидит где-то в гуще, наблюдает и обслуживает.
Мысль мгновенно материализовалась. Под ногами проросла трава, появились пышные деревья с поющими птицами, цветы с райскими порхающими бабочками, зеркальная гладь озера, лодка у его ног, а на берегу – великолепный дворец. Сказочный…
Гриан рассмеялся, сел в лодку и переправился на другой берег. Он понимал, что действия его не имели смысла – он играл в игру, придуманную им же. В сущности, он мог бы синтезировать здесь что угодно. И если даже кто-то использует его начальное детское мышление, то можно взять и другие известные ему сказки или приключенческие истории. Впрочем, эта сказка действительно самая распространенная.
«В посеве, в программе цивилизаций… Я существую вечно…» Откуда это чудище знает? Из моего подсознания? А знал ли я то, что он говорил? Наверное. Каждый живёт в той системе фантазий, на которую хватает его реализма. И я замкнулся в собственной системе фантазий. В таком случае, я не смогу выйти за пределы того, что знаю и умею, за границы своего ума или, наоборот, глупости? Просто Первое является материнской системой для Второго, Второе – для Третьего, Третье – для Четвертого, и так – бесконечный ряд. Завязаны все в гигантский узел, но каждый сам по себе, в плоскости только своих измерений и возможностей, разум – как иллюзия разума, понимающий лишь свой тип.
Что толку, что мы создали высокоразвитый Искусственный интеллект? Мы даже облекли его в человекообразную оболочку, но он тут же отделился от нас, замкнулся в себе. Да, мы не приобрели себе друзей и собеседников. Мы ещё более подчеркнули своё одиночество. Разум же типа Ана не в счёт – это все-таки больше компьютер.
Как же мы трагически единственны в этом бездонном космическом колодце! Раскрывая очередную – из бесчисленных его тайн, сразу же приобретаешь сто тысяч новых! Как будто кто-то специально их создает для нас, насмехаясь: «Вы, искусственные органические создания! Что вы можете? Вас синтезировало ваше Разумное Светило. Его в свою очередь синтезировало Разумное Ядро вашей Галактики. А вся ваша Вселенная – Средний макромир, синтезирована Большим макромиром… Вы научились переходить в микромир и выходить из него, но Полосы, эти дорожки по бесконечности Среднего макромира, создали не вы – они у ж е с у щ е с т в о в а л и…
Гриан ловит себя на обычных раздумьях мгновенника – раздражающих, бередящих душу. Его профессия, вся его жизнь – почти неограниченная во времени, но слишком хрупкая и уязвимая в бесчисленных агрессивных обстоятельствах, ; вся его жизнь предназначенная для поиска. Поиска чего? Похожего и близкого разума? Дружбы? Новых тайн и законов?
Гриан сходит на райский сказочный берег. И чувствует, что проголодался. И понимает, что замкнулся в собственной системе фантазий. Его ощущения не выходят из рамок сюжета древней сказки! В таком случае, он должен выглядеть несколько иначе. Кто он там, в сказке? Купец? С бородищей, в кафтане?
… Гриан поглаживает бороду, оглядывает непривычное старинное одеяние, усмехается. А сейчас? Скатерть-самобранка? Да вот же она! Стол, стул. И яства! Ну что ж, приступим. Что это я ем? Жаренный гусь. С виду и по вкусу. Прелесть! Но ем ли я на самом деле? И что такое – на самом деле? На каком – «деле»? На «самом»? Ха-ха. Я поглощаю собственное воображение. Сам себя. Стоп. Ни мыслишки в сторону! Иначе…
Итак, что там дальше по сценарию? Аленький цветочек? Чудище превращается в красного молодца, нет, в доброго молодца и появляется девица…
Проклятье! Зачем я подумал о них?! Вот они, голубчики… Взявшись за ручки, к нему подходят добрый молодец с красной девицей. Но что это? Никакой это ни добрый молодец! Гриан видит себя самого! Причём, «добрый молодец» в скафандре! А «красная девица»… Миэла!
– Ан! Ты меня слышишь? Я, кажется, сошел с ума. Попробуй телепортировать транквилизаторы группы А-экстра-пси! Срочно!
Все трое напряжённо молчат. Скафандр Двойника неожиданно тает и Двойник оказывается вдруг в старинном чёрном смокинге. Понял, что скафандр здесь не нужен. Но почему смокинг?
Но это краем сознания. Гриан не отрываясь смотрит на Миэлу. Лицо её искажено: страх, отчаяние, удивление, радость. Она вот-вот расплачется.
«Миэла! Не может быть, не может быть! Она погибла две тысячи лет назад. Впрочем, это по календарю Фелии. А сколько же прошло в действительном времени его, мгновенника? Десять тысяч? Или два года? Кто сейчас разберётся. Но это произошло совсем недавно, не зажила рана… Поэтому память и материализовала её…
Чёрная дыра проглотила их ноль-звездолет. Этого никак не могло быть, никак! Защита, расчёты, расстояние… Но произошло невероятное, до сих пор необъяснимое. Корабль был проглочен, он ушёл в другую вселенную и все погибли. Миэла… Но вот же она! Живая! Моё воображение…
Гриан мельком замечает свой нелепый кафтан, вспоминает о бороде и убирает весь этот хлам. Он в традиционном костюме, при галстуке, и, конечно, без бороды.
Миэла поочередно смотрит на Двойника и Гриана. Но они одинаковы! Одинаковы лица, выражения. В её глазах слезы.
– Гриан?! Что это? Где – ты? Или я тоже сошла с ума?!
Двойник улыбается. Слегка. Чуть-чуть снисходительно и всезнающе. Гриан вглядывается в него и замечает разницу – Двойник старше.
Они пристально смотрят в глаза друг другу. Гриану начинает казаться, что и он, через эти странные, почти собственные глаза человека напротив, входит в какой-то пласт неведомого, в объём чего-то сложного, которое, может быть, приоткроется ему в будущем.
И ещё к Гриану вдруг приходит интуитивное, пророческое предощущение – что Миэла в данной ситуации как будто ни при чём, словно лишь она здесь ненастоящая, воображаемый фантом, а он и Двойник материальны. «Или один из нас тоже фантом? И я – лишь воображение? Но я первый появился на этой планетке, и это я, я возродил их к жизни! Но так ли это на самом деле?..»
Двойник неожиданно взмывает вверх! На нём белоснежный сверкающий костюм. Он выделывает головокружительные пируэты в воздухе. Миэла устремляется за ним. На ней такой же наряд. Они, взявшись за руки, кувыркаются и смеются.
– Как давно я не летал здесь! – кричит Двойник, и Гриан понимает, что Двойник нарочно подзадоривает его, намекая на знание тайны.
– Гриан, иди к нам! – зовёт Миэла.
«К нам…», – ревниво шевелится раздражение. – «Значит, и она знает то, чего не знаю я», – думает Гриан.
Гриан хочет подняться к ним, но в действительности, он не хочет этого. И поэтому, он не может оторваться от поверхности. И более того. Затаённо он уже желает их исчезновенья. Обоих. Хватит…
Но исчезает только Миэла. Тает в голубом пространстве. А Двойник продолжает порхать.
– Ты это брось, – спокойно говорит двойник. – Это я её создал. Я, а не ты. И не здесь, а далеко, очень далеко отсюда.
Миэла вновь появляется. Они смеются, они счастливы.
Мысли, разные, которые нельзя материализовывать, роятся в голове Гриана. Он их подавляет, подавляет огромным усилием воли. Он не будет думать ни о чём, ни о чём!
Вокруг разливается бесцветная, всё пожирающая муть. Муть, муть, муть! Не видно ни райского сада, ни пруда, ни даже поверхности планеты. Везде бесцветное ничто.
Гриан понимает, что это – его безмыслие.
И только вверху парят Двойник и Миэла. Но вдруг муть рвётся и в порывах возникает ярчайшая мозаика цветных вспышек-хороводов, вызывающая в сознании ощущение праздничной радости. «Проделки Двойника», - понимает Гриан.
Гриан вспоминает… Танго «Мисс Галактика». Ничего лучше этой музыки он не знает. Её создал всепланетный компьютер Фелии и несколько сотен композиторов.
Когда-то они танцевали это танго с Миэлой…
Звучит «Мисс Галактика» и ворожба цветной мозаики усиливается, сливаясь с ритмом музыки.
Миэла планирует к Гриану и останавливается перед ним.
«Какие у неё огромные глаза… Но ведь её нет?!» Он берет её за руку. – Ты помнишь?..
– Я помню, – отвечает она.
Но музыка умолкает. Вместо неё начинает звучать другая, неизвестная Гриану. Плавно и мягко входят в слух, в мозг ассоциативные уколы Прекрасного, нет, сверхпрекрасного, немыслимого, высокого, почти непереносимого, звуки, под которые нужно жить вечно в необозримом счастье и празднике! Или звуки, под которые нужно умирать… Слезы непроизвольно подступают к глазам.
Миэла взмывает к Двойнику.
– Что это? – спрашивает Гриан.
– Танго «Мисс Вселенная», – отвечает, усмехаясь, Двойник.
– Может быть, всё-таки объяснимся – говорит Гриан, глядя на кульбиты в воздухе Двойника и Миэлы. – Ты знаешь, вероятно, больше меня. Каким образом здесь материализуются мысли?
– Все очень просто, Гриан, – Двойник вещает снисходительно и это раздражает Гриана. Воздух становится плотным и белесым от его раздражения. Двойник смеется.
– Успокойся, Гриан! Разве на твоей Фелии мысли не материализовались? Разве почти любая чья-то мысль не превращалась в конце концов в нечто реально-осязаемое и так или иначе потребляемое? Но там, чтобы материализовать мысль, нужно было затратить массу примитивной энергии. А здесь… Ты же летел изучать струи холодной плазмы? Ты же знаешь, что из этой плазмы и образовалась вся ваша Вселенная. И сейчас ты находишься именно в такой струе – в струе гигантской энергии. Пси-энергия твоего мозга здесь усиливается в квинтиллионы раз и…
– Понял! Значит, всё, что я здесь «сотворил» – это лишь сгустки энергии?
– Всё, что ты создал здесь – не более сгустки энергии, чем все материальные предметы на твоей Фелии. Ваше светило состоит из этой же холодной плазмы. А ваша планета и всё, что на ней – это та же самая энергия. Но у светила энергетический потенциал, разумеется, значительно меньше, чем в струе. Поэтому, на что здесь уходят лишь мгновения, там, у вас, нужны миллиарды лет…
Эпизод…
… Осень на излете солнечного тепла. Морской берег. Пустынный пляж. Затихшие качели. Лёгкие волны ласкают и перетирают песчаную кромку. Одинокие решётчатые цветные скамеечки грустят в безлюдьи. Высокие сосны переговариваются, слегка покачивая верхушками. Кое-где валяются уже ненужные, забытые смехотаторы. Ещё вчера здесь кружился весёлый карнавал, а сегодня лишь пустота от прошедшего праздника…
Гриан и Миэла медленно идут вдоль берега, взявшись за руки.
– Вот так и жизнь – временный карнавал, но в конце концов остаётся лишь берег и пустые крашенные скамеечки, которые ждут следующую партию посетителей, – говорит Миэла. Завтра ей улетать. – Что мы ищем? Чего мы ждём? Мы научились преодолевать бесконечность, но и на другом ее конце мы ничего не нашли. Мы научились переходить в микромир, но и там мы остаёмся самими собой. Мы слишком материальны для осознания Высшего, и слишком эфемерны для его понимания.
– Не говори так. Не нравится мне твоё настроение. Ты вернёшься и всё будет хорошо, – Гриан сжимает ей руку. Он включает телепатор. Звучит «Мисс Галактика».
– Каждый раз, когда я возвращаюсь из Бесконечности и перехожу из микромира в Средний макромир, у меня такое ощущение, что это вовсе не я, что меня заменили и я начинаю все сначала, но со старой памятью.
– В какой-то степени так и есть. Обновление клеток… Но та информация, которую мы приносим… Она оправдывает всё, – Гриан пытается её успокоить. Завтра у неё переход в микромир и выход на Полосу. Неприятная процедура.
– Существует ли такая информация и такое дело, которые оправдывают смерть или потерю личности? – Отвечает Миэла. Они идут по пустынному пляжу, взявшись за руки…
Перед ними стоит Двойник. «Опять лишь мираж, сконструированный эпизод из прошлого. Как он надоел, этот Двойник!» - Гриан с большим бы удовольствием убрал его, но он уже пробовал – не получается. Двойник… Он совсем не похож на фантома.
– Ты прав кое в чём, – Двойник улыбается и опять – снисходительно. – Я не совсем тот фантом, которых создаёшь здесь ты. Я – свой собственный фантом. Когда-то я погибал здесь… За секунду до того, как взорвалось моё тело, я, очевидно, подумал о родной Фелии, о своей Галактике, ну, и, конечно, прощаясь с жизнью, о самом себе. Тело моё разлетелось вдребезги, но мысль здесь, в Струе, возродила и меня, и… И создала в одном из измерений и вашу Фелию, и всю вашу Вселенную.
– Ты… Ты хочешь сказать… Что ты… Ты создал Фелию и… Значит, я и все мы там – лишь фантомы?! – Гриан двинулся со сжатыми кулаками к Двойнику. Впрочем, это у него получилось чисто инстинктивно и он понятия не имел, что делать со своими кулаками.
– Я же тебе объяснил всю механику здешнего протстранства. Мысль материальна вообще, а здесь ты обладаешь н е о г р а н и ч е н н ы м и возможностями. Вернее, возможности твои ограничены самим же тобой – твоими знаниями и воображением. Но клянусь, я создал ваш мир нечаянно, я повторил то, что знал, это был последний миг сознания перед аварией. И думаю, что в роли господа Бога выступил не я, а Струя. Она вытянула из меня мою Вселенную и тут же выплеснула её в ваше измерение. Очевидно, там было свободное место, которое требовалось срочно заполнить…
– Ну а ты? Ты сам? Где ты? Существуешь ли в реальности?
– Гриан?! Я слышу от мгновенника такие наивные речи?! Тебе ли не понимать, что в мире всё относительно. Поэтому нужно точно знать – что, куда, когда, кому и сколько нести! – Двойник улыбается.
– Ты воссоздал здесь в натуральную величину сказку. Древнюю–древнюю. Ты же знаешь, что в некоторых цивилизациях по органическому типу эта сказка много старше вашей цивилизации. Вас ещё не было, а сказка уже была. Кто реальней? И что считать реальностью? А я… Я п е р е ш ё л. Я там, куда осознанно или неосознанно стремятся многие, высокие духом…
Эпизод…
«Перейти может каждый… Каждый… Каждый…» - ещё как будто слышится эхо голоса Двойника, ещё как будто его пристальный взгляд совершает какую-то непостижимую для Гриана, волшебную работу…
… Еще как будто нет совсем ничего вокруг, как будто нет и самого Гриана, есть только его парящее где-то сознание, которое постепенно проявляется в новой, неведомой субстанции. Постепенно, миг за мигом, возрождающееся сознание ощупывает окружающую неизведанную материю и высшей интуицией разума осознает всю его бесконечную сложность. И сознание идёт на компромисс – понимая, что не сможет постичь сразу бесконечность, не сможет разглядеть Истину в натуральную величину, сознание превращает непонятное в более доступное, в привычные образы мышления, начиная с детских азов. Загадочная гениальная реальность калейдоскопом-перевертышем схлопыватся в полудосягаемое, что можно почти осязать, почти чувствовать и почти понимать…
Где он? Кажется, это большая комната. Кажется, стены ее уставлены стеллажами, на которых много различных коробок и ещё чего-то. Кажется, комната наполнена уютными ассоциативными запахами: свежего лака, струганного дерева, металла, пластмассы.
Это первый миг. Он ещё ничего не знает здесь, не понимает куда попал, но почему-то ему как будто известно всё, что случится с ним далее в таинственной комнате, переполненной запахами-нюансами из счастливого детства.
Взгляд его проникает сквозь стенки коробок, впрочем, все они уже открыты. И в коробках, и просто так, на полках стоят, лежат, сидят, летят, едут – мириады чудесных игрушек! И каждую из них Гриан видит в отдельности. Вот знакомые: мультиплизики, старинные матрёшки и флермонтики, железная дорога и маленькие нуль-звездолетики, смеющиеся смехотаторы и карнавулики. Но большинство игрушек неизвестны ему. И сам он, оказывается, тоже стоит на одной из полок, разглядывая это великолепие детских снов, понимая, что участвует в сложнейшем процессе ЧЕГО-ТО, а сознание лишь трансформирует непонятное в узнаваемое, купаясь в благодати добра, в флюидах мира и счастья, исходящих от полок и коробок. Здесь нет ни одной игрушки, имитирующей орудия разрушения и убийства. Только созидающие, только весёлые!
Г риан прыгает на паркет пола, а кто-то бросает ему яркий детский мяч, предлагая игру. Гриан ловит мяч, ударяет им об пол, мяч возвращается, но это не мяч, у него нет резиновых боков. Это что-то упругое, воздушное, оно живым трепетом бьётся и волнуется в ладонях Гриана и ведёт ладони за собой, не желая отрываться от них. И Гриан весь превращается в восторг, в праздник, в карнавал. Ладони его гладят упругий воздушный шар, он танцует в его руках, превратившись вдруг в шар из бус, гирлянд, лент, воздушных струй, огней. А от игрушек, от всех-всех, идут лучи доброжелательности и любви, пополняя энергией ладони Гриана.
Шар растёт, растёт, сверкает, переливаются голубые, красные и янтарные бусы. И он взлетает, крепко держа на себе ладони Гриана. И Гриан, Гриан-Санта Клаус летит, летит, и вся Комната игрушек посылает ему воздушный поцелуй, переполненный искрящейся гармонией радости, добра, уюта и вселенской любви.
Гриан-Санта Клаус вылетает на Шаре Счастья в морозный вакуум космоса, щедро бросая подарки в темноту пустоты. И там, куда полетели кусочки счастья, зажигается свет……………………………………………………
Что-то грохнулось рядом, в нескольких десятках метров. Что-то плюхнулось на песок возле воды – пляж со скамейками так и остался, его никто не стёр.
Перед Грианом, Двойником и Миэлой развернулась странная картина. Навстречу к ним волочились по песку сами собой какие-то ящики, блоки, вырванные откуда-то с «мясом» световоды и провода.
– Ах, как я счастлив! Как я счастлив! – неслось из ящиков. Гриану голос показался знакомым. – Это я, Гриан, я! Ах, как я счастлив!
Ящики подтащились поближе и из них выкурился столб сизого дымка, который материализовался в бодрого розового жизнерадостного толстячка неопределённых лет.
; Вот, как джин из бутылки! Это только кажется, что в жизни может быть всё. В действительности, в ней может быть и всё остальное, ха-ха-ха! Ах, как я счастлив! Наконец, я принял тот облик, о котором всегда мечтал!
– Ан?! Ты… Ты что наделал?! – Гриан понял, кто перед ним. – Ты бросил корабль?! Ты рехнулся! Как мы вернёмся на Фелию?!
– Гриан, дорогой! Не волнуйся! Сейчас, сейчас я всё объясню! Вот, вот графики, я вычислил! Мы – в ПЕРЕХОДЕ! Понимаешь, это ПЕРЕХОД в Большой макромир! Там… Там всё иначе! Это счастье, мечта… ПЕРЕХОД – это… Это… Жизнь духа! Там можно всё! Не нужно ничего материального! Ты будешь создавать всё, что хочешь! Миры! Какая Фелия?! Зачем? Не нужно ничего! Ты сам создатель вселенных! Вот, вот графики, смотри! – Толстячок выдернул из ящика пачку перфопленок.
Гриан всё понял. Ему уже никогда не вернуться на родную Фелию. Никогда! Большой Макромир… Жизнь духа… Это значит – смерть? Предел? Человечество всегда стремилось к этому пределу, не осознавая, что стремится к концу. Где нет тайн – нет и желаний. Отчего же ему так тоскливо? Ему предлагают другую форму существования – стать богом. А он? Он хочет остаться человеком? Почему? Так дорога ему собственная ничтожная хрупкая животная оболочка? Или другое? Он не готов… Все они не готовы еще к ПЕРЕХОДУ. Они прошли только внешний путь, но не внутренний. Не готовы. Ещё нужно много, очень много, чтобы самим создавать разумные Вселенные…
Гриан представил ту часть пространства, из которой он пришёл сюда. Шаровые, дискообразные, спиральные галактики. Вот и своя, М-31, виток в три спирали. Ему уже никогда там не бывать. А вот и знакомое Светило, и планета Фелия. Океаны, моря, леса, поля, города… Как явственно он представляет сейчас её! Как бы он хотел сейчас там оказаться! Как бы он хотел начать сначала! Может быть, это был бы другой путь? Тогда ему исполнилось всего двадцать, когда произошло это открытие – возможность перехода человека в микромир и путешествия по бесконечности...
… Утро. Деревенский домик. Молодой человек крепко спит. Но почему в его глазах слёзы? Какая печаль может присниться в двадцать лет?
А сон его далёк, бесконечно далёк от этого деревенского домика. Далёк и странен. Снится молодому человеку, что он прожил долгую-долгую жизнь. Многие годы он шёл к Главному. Это была и его работа, и его мечта. И однажды он пришёл к тому, что искал. Это было что-то великое и прекрасное, это была цель человечества. Он пришел и ему предложили п е р е й т и туда. Но для этого требовалось оставить многое, почти всё, расстаться с плохим прошлым… Нужно было п е р е й т и себя. А он не смог, не захотел и отказался. Как будто отрёкся от собственной жизни. От того во сне так тяжело ему и страстно хочется всё повторить, начать с