Травматическое происхождение запретов в осуществлении заботы о себе
Среди проблем, разделяемых наркозависимыми и психосоматическими пациентами, наблюдается ухуд шение в их способности заботиться о себе. Этот
вторая- травма 397
дефицит приводит их в ряды тех пациентов, у ко торых имеются нехватки в стратегически важных функциях. Этот момент отмечался Кохутом (1971), который считал, что у аддиктов имело место нару шенное развитие "базисной способности психики поддерживать собственными силами нарциссичес- кое равновесие личности". Он считал, что "трав матическое разочарование", испытываемое на ар хаических стадиях развития, вызванное отсутстви ем эмпатии у матери, будет приводить в результате к дефекту в развитии способности человека к осу ществлению заботы о себе. Он полагал поэтому, что наркотик служил замещением "дефекта в пси хологической структуре" (р.46).
Кохут продолжал, говоря, что в переносе анали- занд надеется "заставить своего аналитика выпол нять те функции, которые неспособна обеспечивать собственная психика пациента" (р.47). В связи с рассуждениями по поводу этих пациентов, Кохут продолжил обсуждение процесса преобразующей интернализации. Он разбирал "ломку тех аспектов объектного образа, которые были интернализова- ны" (р.49) и деперсонализацию интроецированной функции, для завершения эффективной интерна лизации, которая приводит к образованию психи ческой структуры.
Здесь мы имеем базисную теорию ухудшения в функционировании, основанного на дефиците в психической структуре, обусловленного неудачей соответствующим образом интроецировать тот ас пект материнского образа, который был носителем этих функций. Значимость таких утверждений как наркозависимых, так и для психосоматических пациентов, заключается в том, что они совпадают с собственной теорией пациентов по поводу их про-
398
Мысль о том, что они страдают от расстрой ства, вызванного дефицитом в психической струк туре и что аналитик должен поставлять им любов ную заботу, которой они были лишены, часто и отчаянно провозглашается этими пациентами. Если бы только они смогли восполнить эту нехватку, они были бы счастливы. В действительности пациент хочет не только восполнения своей нехватки, но также хочет, чтобы его аналитик вернул назад про шлое и "исправил" все то "плохое", что с ним слу чилось. И даже тогда он будет продолжать ворчать, что в данный момент дела идут несовершенным образом. Мы видим карикатурное изображение на шего смутного мышления в логическом обоснова нии различных неаналитических терапевтов, кото рые на самом деле пытаются поставить своим па циентам ту любовь, которой те были лишены.
Как психоаналитики мы имеем дело с искажени ями в и объектном (мире): реп резентации. Поэтому дело обстоит таким образом, что наши пациенты в действительности не страда ют от расстройств в связи с дефицитом, они также не лишены своей эмоциональной или ментальной оснастки или своих душевных проявлений. Мы про водим наблюдения за наркозависимыми, психосо матическими и "нормальными" людьми, которые наводят на мысль, что "нехватка функций, обус ловленная неудачей интернализации", не является самой полезной моделью для объяснения их про блем:
1. Мы заметили, что хотя эти пациенты обычно
не способны осуществлять функции самоуспо коения и общей заботы о себе, они способны выполнять их под воздействием плацебо, вну-
вторая— травма 399
шения или любой другой ситуации, в которой они могут снимать с себя ответственность за осуществление этих функций. Кроме того, их провалы в функционировании являются нерав номерными и флуктуирующими по размаху и интенсивности, а не тотальными и постоян ными, как это имело бы место, если бы у них была подлинная нехватка.
2. Хотя наркоманы страстно стремятся "интрое- цировать объект" и приобрести его функцию, они испытывают огромные затруднения в осу ществлении этого, часто сразу же отрицают этот акт и не могут сохранять фантазию о сли янии.
3. Пугающие и "вызывающие отвращение" воз действия интроецированных объектов наводят на мысль, что проблема амбивалентности к объектной репрезентации и является тем, что мешает им осуществить свои каннибалистичес- ки окрашенные фантазии.
4. При внимательном рассмотрении нами реак ций на плацебо, биологическую обратную связь и другие процедуры, мы обнаруживаем, что психосоматические пациенты и другие люди разделяли представления наркомана, хотя и в менее выраженной степени. Эти представле ния базировались на инфантильной фантазии, что жизненно важные функции индивида яв ляются частью объектной репрезентации и что их перенимание подразумевает интроекцию материнской объектной репрезентации, кото рая была
Способность к осуществлению функций заботы
о себе, самосохраняющих, самоуспокаивающих и са- морегуляторных функций подвержена конфликтам
400
и широко распространенным запретам. Ханзян и
Мэк (1983) продолжили исследование взаимоот ношения способности заботы о себе в связи с само сохраняющим поведением. Они наблюдали, что функции самозащиты и самопомощи могут быть видны в действии (или запрете) у маленьких де тей. Кроме того, они подтвердили, что функции заботы о себе зависят от различных когнитивных и аффективных оценок, посредством которых инди вид может оценивать себя и окружающую среду и совершать подходящее действие с адекватно функ ционирующей оценкой взаимодействия.
Работа Штерна (1985) наводит на мысль, что орган Я ("в смысле руководства своими собствен ными действиями и не-руководства другими: обла дание волей и порождаемыми Я действиями", и аффективность Я должны рассматриваться в ка честве самой основы сердцевины Я, которая являет ся ядром организованного восприятия (sense) Я.
Я высказал предположение, что приписывание ребенком функций успокоения и дара жизни мате ринской объектной репрезентации становится проч но установленным и усиленным в качестве защит ной операции. Чем большей является проблема аг рессии, возникающая в результате инфантильной травмы, тем большей будет ригидность "отгорожен ности" материнской объектной репрезентации и тем большим будет приписываемый ей объем функций. Плацебо является средством обхода этих внутри- психических запретов.
Я пришел к заключению, что у этих пациентов нет нехватки ни в способности к функциям заботы о себе, ни в психических структурах, необходимых для их осуществления. У них имеет место психи ческий блок, запрет на осуществление их функций
Часть вторая — травма
заботы о себе, самоуспокаивающих и других регули
руемых Я функций. Они находятся в таком же са мом положении по отношению к этим функциям, в каком они находятся по отношению к аффективно заряженным частям своего тела. Мы способны ока зывать влияние на их состояние, однако не осмели ваемся это делать, если у нас нет под рукой плаце- боподобного средства, которое делает для нас воз можным отрицать узурпацию их "запретных" сил.
Хотя идея об "интернализации материнских фун кций" имеет серьезные слабые теоретические сто роны (помимо описанных мной трудностей в связи с этой идеей, смотрите также работу Шафера, 1972), все же это одна из самых важных человеческих фантазий, и как таковая она дает важный аналити ческий материал. Однако мы должны иметь с ней дело понимания того, что именно данная фан тазия вынудила этих пациентов развить их запре ты. Можно вспомнить из начала этой главы, что
накозависимые лица склонны
свои функции в целом. Я иллюстрировал их трудности в осуществлении контроля над импуль сами. Я обсуждал использование команды, вклю чая должностное лицо, осуществляющее надзор за условно осужденным, или персонал, чтобы зани маться решением этой проблемы. В этом контексте персонал может рассматриваться в качестве "супе- рэго плацебо", позволяющее пациенту осуществлять свои функции, которые также (хотя и непоследо вательно) являются отчужденными. Вёрмсер (1978) придает огромное значение склонности таких па циентов к экстернализации — он определяет ее как наиболее характерный и важный защитный паттерн, лежащий в основе аддиктивного процесса. В обыч ной психоаналитической манере говорить функции
402 Г
матери приобретаются ребенком посредством "инт- роекции", фантазии.
Что касается проблем аффективного созревания и способности к самоуспокоению, включая заботу об аффективных частях своего тела, модель Чом- ски (1975) представляется более полезной, чем идея об интроекции или идентификации. Так же, как у каждого человека развертывается врожден ная способность к использованию языка, то же самое происходит и с большинством его функций. Благоприятное окружение, обеспечиваемое мате рью, позволяет оптимальное созревание собствен ных способностей ребенка. Эта проблема связана не столько с приобретением паттернов или со струк турами извне, сколько со свободой расширять гра ницы собственной самости и минимизировать об ласти, отчужденные и интрапсихически передан ные "не Я".
Доступность хорошего Я-объекта (selfobject) не только дает возможность соответствующего развер тывания грандиозности ребенка, но также позво ляет ему испытывать чувство, что для него право мерно осуществлять заботу о себе. Другими слова ми, инфантильное всемогущество дает возможность фантазии заботы о себе, когда реальная способность к такой заботе находится на нуле. Таким образом, так как аффективные выражения являются един ственной доступной формой коммуникации, чивость матери и "чуткое ухо" к разворачивающимся нюансам чувств ребенка становятся решающе важ ным аспектом раннего эволюционного окружения. Если грандиозность ребенка включает довольно длительный период его фантазий об "обеспечении себя" функциями любви и успокоения, эти чувства действительно могут становиться относительно сво-
Часть вторая- травма 403
бодными от чувств вины. Однако, как мы узнали из наших наблюдений за обычным "истерическим па раличом" в сфере тела, автоном ной нервной системой, этот процесс никогда не осу ществляется без приписывания многих наших жиз ненно важных функций и аффективных пережива ний материнским объектам.
При испытывании "достаточно хорошего мате ринского ухода» (Winnicott, 1965) развивается ре шающе важное чувство, что ребенку позволяется осуществлять определенную степень саморегуляции своих аффективных и гедонических состояний, а также осуществлять для себя субъективную роль самоуспокоения, чтобы он мог расслабляться и за сыпать. Довольно неуклюжий термин, "субъектив ная" роль в функциях успокоения, предназначен для передачи того смысла, что ребенок всегда дол жен принимать участие в своем успокоении и забо те о себе, даже когда эти функции выполняются его матерью. Принцип психической реальности дик тует, что он должен создавать и регистрировать свои собственные отклики, восприятия, интерпретации и воспоминания.
Мы можем себе представить, что серьезная ин фантильная травматизация приводит в результате к преждевременной конфронтации с беспомощнос тью и зависимостью ребенка. Тогда мать начинает восприниматься как владелец всех внешних поста вок, и ребенок теряет из виду свое собственное ак тивное участие в своем утешении и успокоении. Преждевременное крушение иллюзии всемогуще ства или иллюзии симбиоза сталкивает ребенка лицом к лицу с опасным, всемогущим внешним объектом — которого нельзя контролировать удов летворительным образом. Среди многих проблем,
404
возникающих в результате такого крушения, нахо дится попытка расширения магического контроля над объектом посредством расщепления, идеализа ции и мазохистских модификаций саморепрезента ций. В таком затруднительном положении аффек тивные функции и функции заботы о себе переда ются объектной репрезентации en masse (в целом). Проблемы зависти и амбивалентности препятству ют обратному приобретению назад своих собствен ных функций посредством инкорпорации.
"Шаль"
(эссе Синтии Озик)
Стелла ощущала пронизывающий, дьяволь ский холод. Когда они вместе шли по дорогам, Роза с Магдой, свернувшейся калачиком меж ду ее воспаленных грудей, завернутой в шаль. Иногда Стелла несла Магду. Но она всегда за видовала Магде. Худая четырнадцатилетняя девушка очень невысокого роста, со своими мелкими грудями, Стелла сама хотела быть за вернутой в шаль, спрятанной, спящей, укачи ваемой при ходьбе, ребенком, крошечным мла денцем, которого носят на руках. Магда брала в рот сосок Розы, но Роза никогда не останав ливалась при ходьбе, ходячая колыбель. Мо лока не хватало; иногда Магда сосала воздух; тогда она пронзительно кричала. Стелла была голодна как волк. Ее руки и ноги были тонки ми, как спички.
Роза не ощущала голода; она ощущала лег кость, не ту, которую ощущаешь при ходьбе, а ту, которую ощущаешь при обмороке или в со стоянии транса, как будто ты уже стал летаю щим ангелом, проворным и все видящим, од-
вторая— травма 405
нако летающим по воздуху, не касаясь земли. Как если бы ты качался на качелях на одних кончиках пальцев. Она взглянула на лицо Магды через небольшой просвет в шали: белка в гнезде, в безопасности, никто не мог доб раться до нее, находящейся внутри маленького домика из обмотанной вокруг нее шали. Ее лицо было очень круглым, подобно карманно му зеркальцу: однако цвет ее лица не был блед ным, как у Розы. Будучи смуглым, это был совершенно иной тип лица. Ее глаза были го лубыми, как небо, а гладкие волосы были по чти такими же желтыми, как звезда, вышитая на пальто у Розы. Можно было подумать, что она была одним из их младенцев.
Роза, идя плавной походкой, мечтала о том, как она сможет отдать Магду в одной из дере вень. Она могла на какой-то момент выйти из строя и сунуть Магду в руки какой-либо из женщин, стоящих на обочинах дороги. Однако если она выйдет из строя, они могут начать стрелять. И даже если бы она выбежала из строя всего на полсекунды и сунула незнако мой женщине этот завернутый в шаль сверток, возьмет ли его женщина? Она может быть удив лена, либо напугана; она может бросить шаль, и Магда выпадет из нее, ударится головкой и умрет. Маленькой круглой головкой. Такой хороший ребенок, она перестала кричать и со сала теперь лишь для того, чтобы ощутить вкус самого сохнущего соска, аккуратно схватывая сосок крошечными деснами. У основания ее десен сверкали крошечные зубки, которые си яли, подобно сказочной надгробной плите из белого мрамора. Без каких-либо жалоб Магда
Г Часть вторая— травма 407
оставила соски Розы, вначале левый, затем правый; они оба были потрескавшимися, без капли молока. Покрытый трещинами по тухший, умерший вулкан, слепой глаз, холод ная дыра. Поэтому Магда взяла конец шали и стала сосать ее вместо грудей. Она сосала и со сала, наполняя нитки влажной сыростью, впи тывая приятный запах шали, молоко льняного холста.
Это была магическая шаль, она могла питать младенца в течение трех дней и трех ночей. Магда не умерла, она осталась жива, хотя и стала очень тихой. Особый запах корицы или миндального ореха исходил из ее рта. Она все время держала свои глаза открытыми, забы вая, как надо моргать или дремать, и Роза, и иногда Стелла, изучали их голубизну. Идя по дороге, они месили грязь ногами и изучали лицо Магды. "Арийское", — сказала Стелла голосом, ставшим тонким как струна; а Роза отметила про себя, как Стелла глазела на Маг- ду подобно каннибалу. И когда Стелла сказа ла "арийское", для Розы это прозвучало, как если бы Стелла в действительности сказала: "Давай сожрем ее".
Однако Магда дожила до того времени, ког да она научилась ходить. Она прожила необ ходимое для этого время, однако ходила не очень хорошо, частично потому, что ей было всего 15 месяцев от роду, а частично потому, что ее тонкие ножки не могли долго выдержи вать тяжесть ее толстого живота. Он был тол стым от воздуха, полный и круглый. Роза от давала почти всю свою еду Магде, Стелла не отдавала ей ничего; Стелла сама была расту-
щим ребенком, голодным как волк, однако она плохо подрастала. У Стеллы не было менструа ций. У Розы тоже. Роза тоже была голодной как волк, однако не совсем; она научилась от Магды, как пить вкус пальца у себя во рту. Они находились в месте, не знающем жалос ти, и у Розы вся жалость сошла на нет. Она смотрела на кожу да кости Стеллы, не испы тывая жалости. Она была уверена, что Стелла ожидала смерти Магды, чтобы она смогла вон зить свои зубы в ее маленькие бедра.
Роза знала, что Магда должна была очень скоро умереть; однако она была спрятана глу боко внутри магической шали, ошибочно при нимаемой за дрожащие холмы грудей Розы; Роза цеплялась за шаль, как если бы она покрывала лишь ее одну. Никто не отнимал у нее шаль. Магда хранила молчание. Она никогда не кри чала. Роза прятала ее в бараках, под шалью, однако знала, что однажды кто-то донесет; или же однажды кто-то, не обязательно Стелла, украдет Магду, чтобы ее съесть. Когда Магда научилась ходить, Роза поняла, что Магде суж дено очень скоро умереть. Нечто должно было произойти. Она боялась заснуть; она спала, сжимая тельце Магды бедрами своих ног; она боялась, что под их тяжестью Магда может за дохнуться. Вес Розы становился все более и более легким; Роза и Стелла медленно превра щались в воздух.
Магда была тихой, однако ее глаза были крайне наполненными жизнью, подобно голу бым тиграм. Она наблюдала. Иногда она смея лась — это казалось смехом, но как это могло им быть? Магда никогда не видела никого сме-
408 истал
ющимся. И все же Магда смеялась в свою шаль, когда ветер раздувал ее концы, суровый ветер, который вызывал на глазах Стеллы и Розы сле зы. Глаза Магды всегда были ясными и не знав шими слез. Она наблюдала подобно тигру. Она сторожила свою шаль. Никто не мог к ней при касаться; одной лишь Розе было это позволе но. Стелле это не позволялось. Шаль была соб ственным ребенком Магды, ее домашним жи вотным, ее маленькой сестричкой. Она заку тывалась в шаль и сосала один из ее концов, когда хотела спокойствия.
Затем Стелла отобрала шаль, что привело к смерти Магды.
Впоследствии Стелла сказала: "Мне было холодно". И впоследствии ей всегда было хо лодно, всегда. Холод вошел в ее сердце: Роза видела, что сердце Стеллы было холодным. Магда пошлепала вперед, семеня своими кро хотными ножками, бродя туда-сюда в поисках шали; она немного помедлила у выхода из ба рака, где начинало светать. Роза увидела ее и пошла следом. Но Магда была уже на площа ди вне бараков, которая была ярко освещена. Это была круглая арена, которая служила для перекличек. Каждое утро Розе приходилось прятать Магду под шалью, стоя напротив сте ны барака, а затем выходить наружу и стоять на арене со Стеллой и сотнями других заклю ченных, иногда часами, и Магда, будучи бро шена, тихо скрывалась под шалью, сося ее ко нец. Каждый день Магда хранила молчание, и поэтому она не умерла. Роза поняла, что се годня Магде предстояло умереть, и в то же са мое время ужасная радость прошла через обе
Часть вторая - травма 409
ладони Розы, ее пальцы были словно в огне, она была изумлена и находилась в лихорадоч ном состоянии: Магда, стоя на свету, ревела, покачиваясь на своих тоненьких ножках. Со времени осушения сосков Розы, со времени последнего крика Магды на дороге Магда не произносила ни звука; она была немой. Роза думала, что что-то было не так с голосовыми связками Магды, с ее дыхательным горлом, с полостью ее гортани: Магда была дефективной, лишенной голоса; что-то, по-видимому, было не в порядке с ее разумом; Магда была немой. Даже смех, который она издавала, когда ветер развевал концы шали Магды, был лишь оска лом ее зубов. Даже когда вши на голове и на теле довели ее до бешенства, так что она озве рела и стала похожа на одну из больших крыс, которые рыскали по баракам в сумерках в по исках мертвечины, она скреблась и царапалась, пиналась, била ногами и каталась по полу, при этом не издавая ни звука. Однако сейчас рот Магды издавал длинный тягучий крик.
Это был первый звук, который вылетел из горла Магды со времени осушения сосков Розы.
Опять! Магда в нерешительности стояла под ярким светом арены, перебирая своими малень кими ножками. Роза наблюдала. Она увидела, что Магда горевала по поводу утраты своей шали, и поняла, что Магда стояла на пороге смерти. Целый ряд команд набатом отозвался в сосках Розы: "Беги, найди, принеси!" Одна ко она была в нерешительности, куда бежать сперва, за Магдой или за шалью. Если она вы-
410 Г
бежит на арену, чтобы схватить Магду, вой не прекратится, потому что у Магды все еще нет шали; однако если она побежит в барак на по иски шали, и если она ее найдет, и если она затем пойдет за Магдой, держа в руке шаль и размахивая ею, тогда она сможет вернуть Маг ду назад, Магда засунет шаль в рот и снова станет немой.
Роза вошла в темноту барака. Разыскать шаль оказалось нетрудно. Стелла спала, укрывшись ею. Роза вырвала из-под нее шаль и вылете ла — она могла летать, она была одним лишь воздухом — на арену. Солнечная жара шепта ла об иной жизни, о летних бабочках. Свет был мирным, мягким. По ту сторону стальной изгороди зеленая лужайка пестрела одуванчи ками и незабудками; за ними, еще далее, цве ли невинные тигровые лилии, длинные, под нявшие свои оранжевые шляпы. В бараках они говорили о "цветах", о "дожде": об экскремен тах, издающих неприятных запах, которые во допадом темно-бордового цвета стекали с вер хних нар. Этот запах, смешанный с едким гус тым дымом, разъедал кожу Розы. Она мгнове ние постояла на краю арены. Иногда казалось, что электрический ток, который проходил че рез изгородь, издавал жужжание; даже Стелла говорила, что это всего лишь игра воображе ния, однако Роза слышала реальные звуки, издаваемые проволокой; шероховатые печаль ные голоса. Чем дальше она была от изгороди, тем более ясно слышала звук голосов. Эти сте нающие голоса звучали столь убедительно, столь страстно, что было невозможно поверить в то, что они всего лишь фантомы. Голоса ве
лели ей держать шаль высоко поднятой: голо са велели ей трясти шалью, хлопать ею, разма хивать ею как флагом. Роза подняла шаль, тряс ла, хлопала, размахивала ею. Далеко, очень далеко, Магда, свешиваясь вниз через свой на полненный воздухом живот, почти касалась земли своими руками. Она была поднята вверх и перекинута через чье-то плечо. Однако пле чо, через которое была перекинута Магда, не шло по направлению к Магде и шали, оно шло прочь, и пятно от Магды все больше и больше растворялось в дымчатой дали. Поверх плеча ярко блестела каска. Свет освещал верхушку каски, делая ее похожей на сверкающий кубок. Ниже каски черное тело цвета домино и пара черных ботинок неудержимо шли в направле нии электрической изгороди. Электрические голоса начали суматошно трещать. "Маамаа, мааамааа", — затрещали они совместно. Как далеко была теперь Магда от Розы. Через всю площадь, через дюжину бараков, на противо положной стороне лагеря! Она казалась не больше мотылька.
Внезапно Магда поплыла по воздуху. Вся Магда летела через пространство. Она казалась бабочкой, прикоснувшейся к серебряной изго роди. И в этот момент, когда кудрявая круглая головка Магды, и ее крошечные ножки, и круг лый живот, и изогнутые ручки стукнулись об изгородь, стальные голоса, казалось, сошли с ума в своей трескотне, побуждая Розу бежать и бежать к тому месту, где Магда с разгона ударилась об электрическую изгородь; но, ко нечно, Роза не стала их слушать. Она лишь стояла, потому что если бы она побежала, они
412
начали бы стрелять, и если бы она попыталась подобрать останки тела Магды, они стали бы стрелять, и если бы наружу прорвался нараста ющий в ней волчий вой, они стали бы стре лять; поэтому она взяла шаль Магды и напол нила ею свой рот, и все совала и совала ее в свой рот, пока не подавила в себе волчий вой, впитывая в себя запах корицы и миндального ореха, исходящий от слюны Магды; и Роза пила шаль Магды, пока та не стала сухой.
11. Травма и стимульный барьер
Нам, психоаналитикам, наиболее комфортно иметь дело с тем материалом, который мы получаем в ходе нашей клинической практики: с фантазиями, кон фликтами, сопротивлениями и защитами, изложен ными знакомым языком классических формулиро вок. Однако наше самодовольство терпит урон, ког да мы сталкиваемся с пациентами, проблемы кото рых не укладываются в рамки этих концепций. Я столкнулся с подобными трудностями при работе с очень большой группой людей, уцелевших в нацис тском Холокосте. Неоднократно в своих ранних публикациях я впадал в отчаяние, будучи не в со стоянии понять феномены посттравматических ос татков и процесс травматизации в терминах клас сических концепций.
Обнаружив, что я был не в состоянии объяснить все те феномены, которые я наблюдал у уцелевших жертв Холокоста, в особенности у узников концен трационного лагеря, я стал описывать свои наблю дения, надеясь, что они в конечном счете сложатся в материал, посредством которого процесс травма-
вторая— травма 413
тизации и выздоровления сможет быть понят с большей глубиной и точностью. Я наконец смог сформулировать концепцию массивной травматиза ции, которая соответствовала тому, что я узнал от своих пациентов. В этих формулировках я попы тался понять общую основу их переживаний и объяснить появление определенных симптомов, которые ранее не поддавались объяснению. Такие посттравматические картины включали алексити- мию, внутренние запреты в отношении способнос ти заботы о себе, ангедонию, продолжение состоя ния крайней гипербдительности, депрессию и ма зохистские паттерны, а также характерные личнос тные паттерны.
Позднее я смог расширить исследование движу щих сил и последствий травматизации до включе ния в него соображений по поводу процесса выздо ровления. Все эти годы я также продолжал рабо тать над идеями, содержащимися в данной главе, пытаясь понять ресурсы по предотвращению трав мы в контексте того, что я узнал. Я читал версии этой главы в Мичиганском психоаналитическом об ществе (в 1969) и в Американской психоаналити ческой ассоциации (в 1970). В предшествующие годы мне пришлось изменить большую часть эле ментов и формулировок. Два наблюдения выдер жали испытание временем. Главное из них было сформулировано Фрейдом в 1926, что именно субъективное переживание беспомощности (р. 166), другими словами, персональное объяснение ситуа ции — определяло травматический характер дан ситуации. Второе наблюдение вытекает из пер вого: если природа психической травмы состоит в том, что она определяется психической реальнос
тью субъекта, тогда необходимо понять все
414 Г
ции, в формирование субъективного переживания индивида. Потребность исследовать перцептивные, когнитивные и аффективные про цессы, которые могут быть вовлечены в предотвра щение травмы, еще более подкрепляется обнаруже нием того, что многие хронические последействия травмы вовлекают в себя те же самые функции. Кроме того, так как классические формулировки по поводу травмы, основанные на экономической точке зрения, приводили к неприемлемым заклю чениям, казалось, что как количественные концеп ции травмы, так и пассивная модель стимульного барьера, должны быть заменены операционным под ходом к функциям и защитам, которые могут со действовать предотвращению травмы. Вероятно, сам термин барьер имеет в настоящее вре мя лишь историческую ценность, но его статичес кое звучание должно предупреждать нас о нали чии сложного и действующего множества функций и структур, которое нуждается в исследовании со всех возможных тактически важных позиций и многими дисциплинами. По этой причине мы дол жны расширять нашу проницательность, наши кон цепции и даже наш язык за пределы привычных параметров, даже если это будет вызывать у нас определенное чувство дискомфорта.
Теперь мы переходим к пересмотру концепции "стимульного барьера", основанному на пересмот ре природы психической травмы. Первоначально стимульный барьер имел отношение к порогам вос приятия и разрядки, имеющим особенно важное значение в младенчестве. Однако спустя некоторое время стало ясно, что данное определение неадек ватно для описания функции предотвращения трав мы. Рапапорт (1951а) отмечал: "По-видимому, мы
Часть вторая — травма 415
можем себе представить две разновидности таких порогов; врожденные барьеры Фрейда такого типа) и защитные контркатексисы (к этому типу относится вытеснение)" Бен джамин (1965) полезно назвал пороги инфантиль ной реакции "пассивными" стимульными барьера ми как отличными от "активных" стимульных барь еров. Нас интересует здесь как раз последний — "активный" стимульный барьер. Вес клинических данных говорит в пользу точки зрения Анны Фрейд (1967), что "вся защитная организация эго наделе на характерными чертами защитного щита и приво дится в действие при потенциальном травматичес ком нападении. Любое событие, по поводу которо го защитные меры индивида не являются достаточ но компетентными, становится потенциально трав матическим" (р.236). Гедимэн (1971) пересмотре ла концепцию стимульного барьера на манер, пер воначально предложенный Кайзером (1967), сведя воедино взгляды, выражаемые многими специали стами, которые полагали, что стимульный барьер лучше всего представлять себе "в качестве слож ной эго-функции, измеряемой вдоль шкалы адап- тивности-мальадаптивности" (р.254). Я (Krystal and Raskin, 1970) также подчеркивал, что клинически релевантно представлять стимульный барьер в тер минах тотальности ресурсов индивида по предотв ращению травмы. Фюрст (1978) пересмотрел эти концепции и пришел к заключению, что эго долж но реагировать на психическую травму, "используя все доступные ему ресурсы", и, "когда это оказы вается неадекватным, неизбежны патологические образования" (р.349).
В этой главе я исследую индивидуальные ресур сы по предотвращению психической травмы и эф-
ал
вторая— травма 417
фективному обращению с психическими содержа ниями, которые могут становиться травматически ми. Однако перед этим я должен распрощаться с экономической теорией травмы и связанным с ней пассивным представлением о стимульном барьере, ибо они представляют собой преграду для осуще ствления этой задачи. Этот шаг совершается глав ным образом потому, что нам требуется сосредото чить внимание скорее на смысле и аффективном аспекте психического события, чем на его интен сивности.
Экономический взгляд на травму и пассивная модель стимульного барьера
Хотя Гедимэн (1971) подчеркивала важное значе ние защит против травмы, она все же говорила о вызывании травмы интенсивностью стимулов. Я отмечал, что вызов целостности Я проис текает от смысла события и от возникающих в ре зультате аффективных откликов. В конечном сче те, мы должны осознать, что большое число серьез ных ошибок проистекает от продолжения исполь зования нами ньютоновской физики Фрейда к пси хическим функциям. Эти применения приводят в результате к вводящим в заблуждение конструкци ям аффектов и травмы. Я попытаюсь показать, как модели, связанные с обработкой информации, в сочетании с современным знанием процессов вни мания, восприятия, регистрации, познания, крат косрочной и долгосрочной памяти и других психи ческий функций, дают нам несравненно более бога тый и более полезный взгляд на те вызовы, с кото рыми нам приходится сталкиваться лицом к лицу.
Во-первых, мы должны отличать взрослый (ката строфический) тип травматизации (Krystal, 1978а), как мы это делали ранее. В предыдущих главах мы обнаружили, что взрослая катастрофическая трав ма инициируется не интенсивностью аффекта, а исключительно тогда, когда субъект понимает, что он сталкивается с неотвратимой опасностью и ка питулирует перед ней.
Согласно этой концепции, психическая травма возникает в результате определенного восприятия, оценки и аффективной реакции на данную опас ность внутреннего или внешнего происхождения. Это означает, что потенциал психической травмы связан с природой саморепрезентации, со способом оценки опасности и со всем перцептивным, когни тивным и аффективным аппаратом, посредством чего можно оказать воздействие на такую оценку. Хотя представляется ясным, что каждый аспект и любая характерная черта человека могут быть за действованы для того, чтобы выдерживать послед ствия такого вызова, я хочу выдвинуть на первый план функции, наиболее непосредственно связан ные с предотвращением травмы. Главной среди них мне представляется процесс восприятия.
Аспекты стимульного барьера
Между травмирующим событием и травматическим психическим состоянием лежит большое число пси хических процессов. Обычно считается, что комп лекс восприятия состоит из восприятия, осознания восприятия и конечной реакции на него. Однако у данной ситуации больше разветвлений, чем выше перечисленные.
418
Имеются данные о предсознательном выбороч ном исследовании восприятия с тем результатом, что лишь некоторые отобранные восприятия стано вятся "расширенными" и достигают сознания. Та кая активность выборочного исследования, которая включает в себя предсознательное сканирование и подавление большей части стимулов, представляет собой первую линию защиты против травмы; она является аналогом или прототипом первичного вытеснения. Экспериментальные данные обильно говорят в поддержку точки зрения Фрейда о том, что "каждый психический акт начинается как бессознательный и может либо оставаться таковым,