Избыточность и неприкосновенный запас

Как общ этот принцип избыточного, массового производства! Как любит природа пользоваться одинаковыми стандартными элементами, производя их без края и без конца. Даже неживая: атомы так атомы, звезды так звезды, песчинки так песчинки... А живая: уж листья так листья, волосы так волосы, половые клетки так половые клетки — куда их столько, подобных друг другу, зачем так много, когда достигают своей цели лишь единицы? Лишь единицы...

Да ведь в этом ответ! Именно поэтому и нужна избыточность. Это ведь главная ставка в борьбе Жизни!

Смысл избыточности — в повышении вероятности достижения цели. В запасе на случай гибели части, на случай поломки, в готовности к самым крайним требованиям среды.

Смысл избыточности — надежность, а все ненадежное осталось на кладбищах эволюции.

Принцип избыточности буквально пронизывает весь организм, все наше «клеточное государство», и нам еще не раз придется столкнуться с его плюсами и минусами.

Лучше переесть, чем недоспать, говорят студенты. Инфляция в крови у природы: чем важнее, тем избыточнее. Уже из простого сопоставления обыденных вещей ясно, что мы несем в себе, помимо разных прочих избыточностей, огромный потенциал избыточной эмоциональности — спасительный и губительный перестраховочный фонд.

Самое поверхностное наблюдение обнаруживает, по крайней мере, два вида эмоциональной избыточности: явную и скрытую. Явная, из-за которой происходят драки там, где можно просто договориться, паника — где необходима оперативность, отчаяние — где нужно переосмысливание... Но та же явная избыточность рождает и радость удачи, и кучу счастливых пустяков, и всю эстетическую сторону жизни, и, между прочим, любовь, и так далее, и так далее...

Скрытая же, подпирая явную, обнаруживает себя лишь в крайних случаях.

Приблизительные подсчеты показывают, что в работе нашего мозга одномоментно используется лишь около 15—20 процентов от общей пятнадцатимиллиардной массы нейронов — цифра и разочаровывающая, и внушающая надежды. Еще не подсчитано число нейронов Ада и Рая и сколько используется фактически; неизвестно, какова разница между обычной и максимально возможной амплитудой разрядов эмоциональных нейронов. Вероятно, скоро это будет сделано, и мы получим меру скрытой эмоциональной избыточности. Мы узнаем тогда, быть может, возможные и допустимые пределы наслаждения и страдания и дадим этому мате-матико-физиологическое определение. Мы будем точно знать, что происходит в мозгу самых несчастных больных.

Сейчас же нам ясно, что крайние состояния обоих полюсов очень редки: могущественные силы отгоняют от них эмоциональный маятник, не позволяя упасть слишком низко или взлететь слишком высоко.

Деятельность Рая и Ада в природе очень редко достигает крайних пределов, почти никогда. Крайние состояния — кульминации наслаждения или страдания — испытываются считанные разы в жизни, и подчас это дорого обходится организму.

Электроды, на кончиках которых находились Ад и Рай, показали, что максимум интенсивности в работе этих систем лежит выше того, что достижимо в обычных условиях. Неприкосновенный запас! Вероятно, это настолько важный механизм, что природа позаботилась о средствах предохранения. (Представьте, как быстро испортится автомашина, если ее все время гонять на предельной скорости.) Да и сами слова «рай» и «ад», если отвлечься от мифической стороны, разве не служат издревле прямым обозначением бездн скрытой эмоциональной избыточности?

Об этом стоит, кажется, поразмыслить.

Один немецкий психиатр заметил: «Психопат тот, кто либо страдает сам, либо заставляет страдать других». Если строго следовать этому определению, то большинство людей надо назвать психопатами. Дело, однако, не в названии. Явная избыточность отрицательных эмоций — чрезвычайно распространенное свойство, крайне разнообразное в проявлениях. Есть и избыточность положительных эмоций, но никто никогда не жалуется на чрезмерно хорошее настроение, на избыток радости, на сверхнеобходимую доброжелательность и легкость в общении. Наоборот, этого всегда не хватает, положительные эмоции по самой своей природе всегда в дефиците. Зато отрицательные приносят массу неприятностей самых разных масштабов. В них труднее всего соблюсти меру...

Глубочайшая причина этого — печальное наследие биологического отбора.

До какого-то времени создавшей человека природе было выгодно создавать избыточность Ада. Избыточность страха обеспечивала самосохранение, избыточность агрессивности — господство, «место под солнцем»...

Труднее понять, зачем природе понадобилось создавать избыточность той разновидности Ада, которую можно назвать «психической болью» (плохое настроение, подавленность, депрессия, тоска...). Эволюционыо-приспо-собительный смысл этой части эмоциональной шкалы мне лично не совсем ясен. Создается впечатление, что здесь природа просто перестаралась, а мы за это расплачиваемся, как расплачиваются в жаркую погоду за свою длинную шерсть лохматые псы-водолазы.

Впрочем, природе всегда легко найти оправдание. Не исключено, что «психическая боль» — деятельность обобщенного, «абстрактного» Ада — пригодилась как основа незаменимого инструмента межчеловеческих отношений, именуемого совестью. Но тогда надо признать, что природа, напротив, недостаралась.

Избыточность Ада, как и всякая другая, в силу стихийной неравномерности одним дается в большей степени, другим — в меньшей.

Целиком устранить эту избыточность, если взять ее в большом, общечеловеческом измерении, не только невероятно трудно, но и вряд ли необходимо. Совсем лишить человека, например, способности испытывать недовольство так же опасно для его психического развития, как опасно для жизни полное отсутствие болевой чувствительности: редкие люди, неспособные испытывать боль, постоянно подвергаются риску случайной гибели. И все же человечество всеми силами борется с болью, и это уже принесло превосходные плоды медицине. Борьба идет не с болью как таковой, а именно с ее вредной избыточностью: дикие, истощающие страдания, болевой шок, нередко ведущий к смерти, — все это ни к чему, согласитесь. Боль должна остаться, но лишь как необходимый сигнал. Ее нужно до предела умерить, укоротить, обуздать — и так поступить со всеми прочими отрицательными эмоциями. «Все есть яд, и все есть лекарство; тем или другим делает лишь доза...»

РАДИОПЕРЕВОРОТ!

Он выходит из дому на многолюдную улицу. Идет с каким-то твердым намерением, ни на кого не обращая внимания.

Останавливается, смеется.

Затем, будто вспомнив что-то, поворачивает назад, проходит несколько шагов и спокойно ложится на тротуар, напевая популярную песенку.

Собираются люди. К месту происшествия торопится полисмен.

Человек тем временем неторопливо встает и дружески обращается к какому-то господину. Внезапно, с ужасом оттолкнув его, выскакивает из толпы и бежит. Сумасшедший?

Доктор Дельгадо начал с животных. Уже знакомая нам картина: кошки и обезьяны с коронами вживленных электродов на голове. Но никаких станков нет. Животные свободно передвигаются. Их поведением управляют по радио.

Сигнал с пульта — и дружеские отношения двух котов внезапно прерываются ужасающей дракой. Они останутся врагами и дальше, если нажатием кнопки в мозг не будет послан приказ: «Ничего не было. Вы снова друзья».

По клетке, где находится несколько обезьян, гордо расхаживает самец № 1. Он властелин, самый сильный, самый агрессивный, может быть, просто самый наглый. Как бы то ни было, еда и самки принадлежат ему в первую очередь. Потом самец №2, и №3, и так далее, вплоть до самого последнего, низшего представителя этой не слишком оригинальной, на человеческий взгляд, иерархии.

Радиосигнал послан, он проник через электрод в миндалевидное ядро мозга самца № 1, и наглости как не бывало. Мимика замешательства — и немедленно, через секунду-другую, происходит переворот. Бывший диктатор подвергается неслыханным издевательствам. Искусанный, исцарапанный, жалкий, он сидит в углу клетки, а верховную власть берет на себя самец № 2. Но и его господство длится недолго. Нажатие кнопки — и вот уже у кормила самец №3, самец №4... Последний на троне!

Теперь посмотрим, что будет, если снова выпустить природные силы из-под контроля.

Так и есть. Все мятежники расшвыряны по местам, попранная законность не замедлила восторжествовать. Диктатура самца № 1 становится жестче, чем раньше.

Обезьяна сидит одна. Ей дается банан. Она протягивает к нему руку. Внезапно рука отдергивается. Снова протягивается—снова отдергивается. И вот (природная сообразительность наших двоюродных братьев!) в момент, когда рука в четвертый или пятый раз отдергивается назад, обезьяна ловко хватает банан ногой.

Но что такое? - Едва надкусив, с отвращением отшвыривает. Недоброкачественный продукт? - Нет, дело не в этом. С пульта управления послан сигнал «отвращение к пище». Изменено не движение, а само желание, побуждение. Животное делает что хочет, но хочет оно теперь то, что заказывает экспериментатор.

То, что «хочет», делает и человек. Дельгадо убедительно показал это. Странное поведение человека на улице — не совсем фантазия, это возможный вариант эксперимента. Опыты электрического контроля над поведением Дельгадо провел на нескольких больных, которым были вживлены в мозг электроды.

Мозг человека сдается очень легко, и, главное, незаметно для себя самого.

Посмотрим, как дело идет дальше.

Вживление электродов хотя и достаточно безопасная, но чересчур громоздкая процедура. Техника позволяет обойтись и без них.

В научно-исследовательском центре университета в Атланте, штат Джорджия, ныне работают над так называемым телестимулятором мозга. Это крохотный приборчик, не больше горошины, закрепляющийся на голове, прямо под кожей. Как он устроен, известно пока лишь ученым, экспериментирующим с ним. Очевидно, в него вложены самые последние достижения радиоэлектроники. Сигналы «спать», «есть», «сражаться» и подобные им могут передаваться мозгу через эту горошину с дистанционного передатчика. Пока опыты проведены на двадцати обезьянах, но американское управление по аэронавтике и космонавтике уже считает телестимулятор «идеальным средством контроля за поведением космонавтов». Контроль будет вестись прямо с земли.

«Космонавтов можно усыплять, заставлять есть, забывать об одиночестве, вызывать сверхнастороженность в моменты опасности».

«Умственным стимулированием мозга с помощью аппаратуры телеконтроля можно будет заставлять людей познавать больше или гораздо быстрее, чем обычно».

«Телестимулирование может помочь умственно неполноценным людям стать более полноценными гражданами, избавить наркоманов от их пагубной болезни, заменяя «удар» иглой ненаркотическим «ударом» телестимулирования».

«Это удивительное открытие, но оно в то же время может оказаться опасным, особенно если попадет в плохие руки...»

Когда я читал описания экспериментов Дельгадо, у меня появилось смутное воспоминание, что где-то что-то подобное уже делалось. Потом осенило: да это же «Властелин мира» фантаста Александра Беляева! Честолюбивый, демонический Штирнер, действуя радиоволнами на мозг отдельных людей и целых толп, последовательно добивался своих целей, довольно банальных (деньги, власть, женщины), навел панику в целом мире, действовал тайно, пока его не накрыли, потом сопротивлялся, был сломлен, исчез...

...Всю планету охватывает волновое поле психического управления... Каждый человек под контролем. О состоянии каждого отдельного мозга непрерывно идут сведения в единый центр управления, и оттуда несутся приказы, каждому мозгу свой... По земле ходят живые роботы. Пределы свободы жестко определены. Гибко, но непреклонно регулируется поведение... Психический бунт, неверная мысль, самостоятельное желание? Небольшое усиление мощности волн заставляет забыть все за долю секунды...

Сколько мрачных картин управления психикой на расстоянии успели нарисовать фантасты! Но все эти картины, надо сказать, довольно однообразны.

Мы почему-то часто забываем, что поведением каждого отдельного человека испокон веков без всяких телестимуляторов, тысячами способов управляет и общество в целом, и отдельные люди с большим или меньшим успехом. Это реальность, с которой почти все свыкаются и замечают ее лишь в отдельных случаях, когда она выглядит действительно неприятной. Так ли уж необходимо проникать непосредственно в мозг, когда к услугам жаждущих управлять человеком столько косвенных способов, столько пряников, столько кнутов и их умопомрачительных сочетаний?

Буржуазная пропаганда, реклама и прочие методы обработки мозгов — разве их мало?

Телестимулятор закреплен на голове у здорового человека — и живой робот, идеальный солдат готов. Готово к действию орудие преступления, снабженное мускулами, нервами, знаниями и оружием. Но таких роботов уже видели и уже побеждали: это были роботы, простимулированные гитлеровской пропагандой.

Вряд ли с помощью телестимулятора можно сделать из человека что-либо худшее, чем удавалось до сих пор делать обычными методами.

Настораживает другое.

Сейчас много говорят об «эликсире молодости с кнопочным управлением»: нажал на кнопку в кармане и привел себя в нужное состояние. Никаких забот. Никаких огорчений. И главное, никаких желаний, кроме одного — беспрерывно нажимать кнопку. Все в ажуре.

Главная опасность, кажется, именно здесь — не в воздействии со стороны, а в личном стремлении. Змей-искуситель скрытой избыточности еще не сказал последнего слова. Существо, получившее неограниченный доступ к наслаждениям, не связанным ни с сохранением организма, ни с продолжением рода, ни с сохранением вида в более широком смысле (эта последняя цель обнимает собой все высокие наслаждения человека, в том числе творчество), — такое существо ожидает жалкая участь, бесплодное существование, бесцельная гибель. Об этом предупреждают трагедии наркоманов, о которых еще пойдет речь. Не хотелось бы дожить до того времени, когда человек будет нажимать на кнопки в кармане, вместо того чтобы работать руками и головой, воспитывать детей, ходить на концерты, читать книги или на худой конец писать их.

А ведь весьма вероятно, что в условиях свободного предпринимательства нашлась бы легальная или подпольная фирма, изготовляющая такие приборчики. Правда, эта фирма могла бы работать только в том случае, если бы работникам строго-настрого запрещалось употреблять собственную продукцию. И если бы они следовали этому запрету...

Оставим, пожалуй, опасливые размышления.

Обратимся к реальности. Наверное, уже действительно недалеко время, когда можно будет с помощью дистанционных приборов фокусированно управлять состоянием мозга и вводить в него информацию, минуя органы чувств. Видимо, будет изобретен и дистантный стерео-энцефалограф. С его помощью можно будет получать информацию о состоянии любой точки мозга в любой момент. Это и будет технической телепатией, которая, судя по всему, оставит позади поиски биологической.

А пока доктор Дельгадо радиоимпульсами возбуждает и усмиряет разъяренного быка и принуждает обезьяну то кормить, то отталкивать собственного детеныша. Электроды продолжают зондировать мозг человека. Вместе с тонкими мозговыми подрезками, филигранными замораживаниями, ультразвуковыми и протонными облучениями они борются с параличами и тиками, болью и тревогой, яростью и тоской, навязчивостями и бредом. Фронт войны с Адом проходит теперь в самой преисподней.

Вот и кнопка в кармане, она есть теперь у одного новоорлеанского бармена: профессор Хит вживил ему в мозг постоянный электрод и предоставил возможность самостоятельно распоряжаться собственным мозгом Кончик электрода сидит в бодрственных центрах ствола. Импульс снимает усталость и сонливость, одолевающую бармена во время ночной работы. Что еще можно было сделать, если не помогали ни волевые усилия, ни таблетки? Правда, неизвестно, что станет с этим барменом дальше.

В последних опытах Дельгадо показал, что при раздражении центров ярости животное нападает главным образом на тех сородичей, с которыми уже до этого было в скверных отношениях. Аналогий этому в человеческом поведении более чем достаточно. Здесь очевидна взаимоуправляющая связь эмоций с системой памяти. Быть может, будущие эксперименты покажут, что человек не так уж бессилен и против непосредственных влияний на интимную автоматику мозга.

СЕМЬ СМЫСЛОВ

Понять, как из множества событий в мозгу складывается единое — психика...

Идеал мозговедения — полное соответствие двух картин работы мозга: картины «сверху», со стороны поведения и субъективных переживаний, и картины «снизу», со стороны анатомии и физиологии. Такое же исчерпывающее знание, каким обладает механик, досконально изучивший анатомию, физиологию и патологию автомобиля. Автомобиль едет, набирает скорость, тормозит, поворачивает, а механик в это время прекрасно себе представляет, что делается в коробке передач, в карбюраторе, как поживает карданный вал. Послышался подозрительный стук, что-то скрежещет, машина плохо берет подъемы, и механик уже знает, что случилось и где надо подмазать, подвинтить, заменить...

А врач, разве он не хотел бы стать искусным настройщиком, моментально определять, какая струна лопнула в тончайшем инструменте природы, научиться осторожно подтягивать струны, вычищать молоточки, добиваясь идеальных звучаний?

Перед нами полуторакилограммовая живая машина, устроенная, в общем, совершенно одинаково у всех трех миллиардов людей на земле, повторяющаяся снова и снова. Конструкция конечна и однотипна. Неужели же мы не разберемся когда-нибудь окончательно, что в ней происходит?

...Чувствительные приемники, волокна-проводники, тела нервных клеток, снова бесчисленные волокна, умопомрачительное количество переключений с одного нейрона на другой, наконец, окончания на органах-исполнителях, мышцах и железах — вот, пожалуй, и все главные звенья этого аппарата. Тресты, главки и министерства сосредоточены в костном футляре черепа и позвоночника, а периферические инстанции разбросаны по всему телу, проникают повсюду тончайшей сетью нервных стволов, узлов, сплетений, сеточек, веточек...

Сейчас уже мало осталось таких кусочков в мозгу, последствия удаления, разрушения или изоляции которых не были бы досконально изучены в самых разнообразных сочетаниях. Результаты оказались полезными, но вместе с тем обнаружили изрядную грубость методов.

Выяснилось лишь самое общее распределение мозговых функций. Тонкое различение, точное управление осуществляет кора. Грубые автоматические реакции — подкорка. Мозжечок занят тонкой отделкой движений. В глубине ствола мозга сосредоточены механизмы, от которых зависят дыхание и кровообращение. Здесь же, в стволе и в областях, лежащих над ним, таламусе и гипоталамусе (бугре и подбугорье), обнаружили особое сетчатое образование, состоящее из массы мелких нейронов. Это тонусный мотор мозга. Он особенно мощно влияет на все другие отделы. От сетчатого образования зависит, будет ли мозг бодрствовать или спать, вызовут ли приходящие сигналы активную деятельность или будут игнорироваться, гаситься. Этот активирующе-тормозящий мотор, как выяснилось в последнее время, интимно связан с системами Ада и Рая.

Долго мешало явно или молчаливо принимавшееся представление (отчасти сказывающееся и сейчас), что те отделы мозга, которые определяются на глаз и получили причудливые анатомические названия («морской конь», «скорлупа», «подушка» и прочее), — что все эти бросающиеся в глаза узлы, бугры, извилины и есть рабочие блоки машины мозга.

Теперь все яснее становится: что не сами блоки, а лишь их пространственные совмещения, что-то вроде секторов. В одном таком секторе могут быть сосредоточены разные нейронные блоки. Множественные, многоэтажные системы нейронов захватывают и кору, и подкорку и, взаимодействуя, составляют единый мозговой аппарат.

У физиологов, изучающих нервную клетку, на прицеле элементарная единица, 15 миллиардов раз умноженная в мозгу. Крохотное острие микроэлектрода проникло под оболочку. Это микрофон, через который нейрон дает показания языком электрических импульсов. Оболочка нейрона неодинаково заряжена ионами снаружи и изнутри. Когда нейрон «молчит», ионный конденсатор оболочки находится в равновесии. Но вот происходит быстрая, волнообразно бегущая по нейрону перезарядка ионного конденсатора — это и есть импульс. Импульсы могут быть одиночными, залповыми или следовать друг за другом очередями. Любопытно и странно сознавать, что в головах у нас переливается подвижное микроэлектричество. Именно поэтому и можно управлять поведением с помощью электрических раздражений. Но то, как будет работать нейрон, с какой частотой и силой будут идти его импульсы, зависит от работы миллионов и миллионов других.

Обычная электроэнцефалограмма кажется чем-то вроде корана, где на одно понятное место приходится десять непонятных, а у понятных нужно еще искать семь смыслов, один из которых неведом самому Магомету, но лишь Аллаху, вещавшему через него.

Здесь и старый знакомый нейрофизиологов — альфа-ритм спокойного бодрствования при закрытых глазах, по частоте приближающийся к частоте колебаний электромагнитного поля Земли и в точности совпадающий с частотой дрожи пальцев при волнении, усталости или алкоголизме. Альфа лучше всего просматривается в затылочных отведениях, исчезает, как только испытуемый открывает глаза, и это заставляет думать, что он как-то связан со зрением. (Впрочем, у некоторых людей альфа-ритма вообще нет. И это связывают с особой живостью зрительного воображения.) Здесь и величавый, медленный дельта-ритм спокойного сна, во время сновидений снова сменяющийся быстрыми ритмами. Здесь острый, стремительный бета-ритм внимания и напряженной активности. Он появляется в ответ на неожиданные раздражения. Временами в височных отведениях появляется неуравновешенный тэта-ритм «заботы». (Он возник у Эйнштейна на фоне безмятежного альфа в момент, когда он,- лежа на кушетке в шлеме из электродов, внезапно понял, что сделал ошибку в расчетах.) Этот же ритм часто обнаруживают у детей.

У больных, страдающих судорожными припадками, можно увидеть мелкие острые волны над очагом поражения мозга и громадные электрические вспышки во время припадков. Над зонами опухоли биотоки становятся траурно-медленными или зловеще молчат... Какие-то тонкие, едва уловимые отличия замечаются у больных с психозами и неврозами, но как раз у этих больных все ритмы мозга часто оказываются особенно нормальными, слишком нормальными...

Каждая точка мозга по-своему откликается на поступление сигнала извне, иногда сама, без видимого толчка, начинает взволнованно обращаться к своим соседям, побуждая их к деятельности. Стоит дать любой незначительный раздражитель, какой-нибудь щелчок метронома, как это событие начинают шумно обсуждать сверху донизу все этажи мозга — либо разом, либо в порядке очереди, либо по кругу. И долго не затихает этот странный, как будто бы совсем беспорядочный обмен мнениями...

Кто-то очень верно сравнил электроэнцефалограмму с бурлением стадиона во время футбольных матчей: совокупный «рев» добрых 15 миллиардов нейронов, помещающихся под черепной крышкой. Когда забит гол или стукнули мимо ворот, ясно, но поди разберись, что кричит каждый болельщик и кто за кого болеет!

А ведь «болельщики», находящиеся в мозгу, заняты самыми разными делами и связаны между собой самыми тесными узами!

ГЛАВА 2

ВОЙНА МОЛЕКУЛ

СИНИЕ МЫШИ БОЖЕСТВЕННЫЙ КАКТУС

КАЖДОМУ СВОЕ ПОДВОХ

ДЖИНН ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ

ОДИН ИЗ ЗАХОДОВ ЭКЗОТИКА И РЕАЛЬНОСТЬ

ГВОЗДЬ ПРОГРАММЫ ПРО КУРИЦУ, ЯЙЦО И ТИПИЧНЫЕ ВОЛОСЫ

ВРЕМЯ НЕ ЖДУТ ПО ДВИЖУЩИМСЯ МИШЕНЯМ

ГИМН СУХОМУ ВИНУ ЛЕКАРСТВО ОТ ГЛУПОСТИ

СИНИЕ МЫШИ •

В больницу имени Кащенко, в острое отделение, где я работал после института врачом-ординатором, привезли подростка. Он не сопротивлялся, когда его переодевали, но все время опасливо озирался по сторонам, скользил взглядом по полу. По односложным ответам можно было догадаться, что он не вполне понимает, куда попал. Пульс бился часто... Перепуганная мать, вся в слезах, толком рассказать ничего не может. С трудом удалось понять: был мальчик совершенно здоровый и вдруг вечером пришел взбудораженный, странный. Ночью смеялся, бегал по комнате, ловил каких-то мышей, спрашивал, почему они синие...

— Что ты видишь, Коля?

Смущенная, обеспокоенная улыбка, молчание... Полный страха и интереса взгляд в сторону, за кровать, провожает кого-то крадущегося...

— Кто там? Молчит.

В наблюдательную палату. В постель.

Вздрагивает, озирается, пытается кого-то прихлопнуть на одеяле, заглядывает под кровать... Наконец натягивает одеяло на голову и засыпает.

Утром.

— Доктор, можно вас спросить: когда вы меня выпишите отсюда?

Абсолютно нормальное поведение. Лишь некоторая подавленность.

Я в растерянности. Не похоже на шизофрению. Зрительные галлюцинации бывают при алкоголизме, при «белой горячке». Но об этом тоже, конечно, не может быть речи.

— Расскажи-ка все-таки, что ты видел, Коля?

— Да ничего особенного... Дома были мыши. Синие мыши.

— А здесь?

— А здесь кошки. Красные. Кузнечики фиолетовые. Тараканы.

— А тараканы какие?

— Черные, обыкновенные.

— А теперь?

— Теперь нет.

Коля не словоохотлив. Ничего не понятно.

Без Константина Максимыча не обойтись.

Два удивительных свойства: первое — с каждым больным говорит так, как будто он, Константин Максимыч его давно знает, а у больного, как я замечал, возникает ответное чувство, словно он тоже давно знает его, Константина Максимыча; второе — за три-четыре минуты беседы полное впечатление, что разговор продолжался не один час, больной удовлетворен, он уже почувствовал, что Константин Максимыч здесь для него. Это искусство.

— Константин Максимыч, посмотрите, пожалуйста... Так и есть. Смотрел и не видел. Смотрел в глаза и не видел зрачков. А они оставались расширенными еще целые сутки, хотя психоза уже не было. Один-два вопроса по существу, и все стало ясно. '

Это был атропин. Обычное средство от разных болей. Он сильно расширяет зрачки. Вечером во дворе Колин товарищ достал из кармана маленький пузырек и предложил попробовать: будешь пьяный. Коля, не раздумывая, глотнул (лечебная доза — несколько капель) .

— Дня через два можно выписывать. Пишите историю болезни.

Могло окончиться и серьезнее. Несколько лет спустя ко мне привели мальчика, с которым дважды случалось то же самое после закапывания атропина в глаза на медосмотрах. Редкий случай, один на тысячу, — повышенная чувствительность. Но если бы этим тысячным был Коля?..

Природные источники атропина — дурман, белладонна. Еще одно растение, содержащее атропин, дало человечеству достаточно известный всем персонаж — старуху, объевшуюся белены. Ее и можно считать родоначальницей современных исследований экспериментальных психозов.

Впрочем, история психохимии началась отнюдь не с этой старухи, а, по-видимому, значительно раньше.

Вооруженные люди дико катались по земле, судорожно смеялись, лаяли, гримасничали, выкрикивали непристойности — это случилось полторы тысячи лет назад с солдатами римского полководца Антоний. Они почему-то сочли нужным переворачивать каждый камень на поле. Возможно, они тоже искали синих мышей. Солдаты объелись дурмана. Этот естественный источник атропина называли в средневековье травой дьявола, травой колдунов.

Однако и солдаты Антония не были первыми дегустаторами атропина. Еще дельфийские пифии пророчествовали, как полагают, под влиянием белладонны, и само название «атропин» происходит от имени древнегреческой богини судьбы, обрывающей нить человеческой жизни.

Атропином пользовались в Европе для отравления, для вымогательств, для симуляции, для выведывания скрываемых тайн — словом, перечень показаний в древние времена был довольно объемист. По сравнению с этим солидным послужным списком современное применение выглядит жалким утилитаризмом. Его употребляли и индейцы в Америке, и тех, кто особенно злоупотреблял, называли «живыми трупами»...

Надо сказать, что индейцы внесли в современную психофармакологию солидную лепту. Первые курильщики табака, они были и первыми испытателями некоторых других веществ, снискавших впоследствии известность в Европе.

БОЖЕСТВЕННЫЙ КАКТУС

«Пил ли ты или давал другим пить пейотль, чтобы раскрывать секреты или находить потерянные или украденные вещи?»

Пейотлем ацтеки называли особый кактус и так жа именовали приготовленное из него снадобье. Оно содержало мескалин — вещество, вызывающее состояние, похожее на опьянение, с причудливыми видениями.

Ацтеки считали пейотль божественным. Новая власть, католическая, не замедлила объявить пейотль «корнем дьявола». Тем не менее, индейцы не последовали запрету. Как, в самом деле, отказаться от средства, предохраняющего от опасности и болезней, приносящего удачу, храбрость и долголетие и, если только зашить его в пояс, обращающего в бегство дикого зверя?

Индейцы продолжали употреблять пейотль тайно и в некоторых местах применяют его до сих пор. В конце концов дело кончилось компромиссом. Кактус для потомков ацтеков стал одним из символов Иисуса Христа. И сейчас еще можно увидеть индейца, при виде пейотля осеняющего себя крестным знамением.

А пейотль-мескалин между тем в начале нашего века перекочевал в клиники и исследовательские лаборатории.

Для начала он превратился в голубое пятно на камине. Потом залили голубым светом комнату, и коробка с папиросами заблестела, как аметист. Возникло ощущение близости к сумасшествию и вместе с тем интерес постороннего наблюдателя. Потом по воздуху начали летать канареечного цвета рыбки, и стало совсем на все наплевать. Воздух превратился в зеленую воду, а в ней кишмя закишели микробы. Послышалась бодрая песня. Пальцы на руке удлинились, как змеи, затем все погасло и стало как раньше. Жаль...

Такими были переживания первого испытуемого, художника, согласившегося принять мескалин в исследовательской лаборатории.

Другой художник, принявший мескалин, рисовал свои галлюцинации. Изображение удивительно напоминало картину сосудов глазного дна.

«А чай соленый. Зато слюна стала такой вкусной, что, будь это вино, я заказал бы еще бутылку», — сообщил третий испытуемый, повар.

Американский врач Гутман, проводивший эти эксперименты, принял мескалин сам и увидел множество мелких автомобилей, которые беспрерывно меняли свою форму, оставаясь на месте. Через восемь лет то же видение повторилось без мескалина в состоянии усталости и легкого опьянения. Настоящий же алкоголик после приема мескалина заявил: «Во мне два человека — пьяный и непьяный, я вижу себя непьяным, а другой пьяный; я сам — второй, я борюсь, я хочу пьяного вытолкнуть».

Больше всех повезло одному больному шизофренией. Он галлюцинировал самостоятельно, без помощи мескалина. Голоса снаружи непечатно бранили его и обвиняли в тягчайших государственных преступлениях; медленные голоса внутри по содержанию были ничуть не лучше, а быстрые тараторили что-то неразборчивое. После приема мескалина все голоса умолкли, и больной выписался из клиники с улучшением.

И наконец, опыты французского фармаколога Руийе, которые приводит Л. Л. Васильев в своей книге «Внушение на расстоянии». «Действию пейотля был подвергнут молодой инженер Т. Г-жа С. попробовала мысленно внушить ему зрительную галлюцинацию — бюст поэта Данте. Через три минуты перципиент объявил:

«Голова Данте очень отчетливо слева».

После этого таким же образом был внушен галлюцинаторный образ волка. Испытуемый произнес: «Лес; чувство одиночества; на меня глядит волк».

«Они пили шоколад, ели грибы с медом... некоторые танцевали, плакали, другие, еще сохранявшие рассудок, оставались на своих местах и тихо покачивали головами. В своих видениях они наблюдали, как они погибают в сражениях, пожираются дикими зверями, берут в плен врага, становятся богатыми, нарушают супружескую верность, как им разбивают головы, они ; превращаются в камень или мирно уходят из жизни... А когда действие гриба проходило, они рассказывали друг другу о своих видениях». В «Общей истории Новой Испании» францисканский монах Бернардино де Сахагун повествовал еще об одном священном снадобье индейцев.

Волшебный гриб теонанакатл. Его каменные изображения нашли в Гватемале, в тысячелетней культуре майя. Под шляпкой гриба, похожего на наш подосиновик, в ножку врезана полукрысиная, получеловеческая головка в орнаменте; мордочка смотрит чуть вверх, диковато и настороженно. Это дух.

История повторилась: после запрета магический культ не исчез, но стал тайным. Индейцы хранили тайну теонанакатла 400 лет. Но в 30-х годах нашего века ученые, наконец, напали на след. Обряды с теонанакатлом подсмотрели этнологи.

Американец Уэссон вместе с индейцами одной глухой деревушки участвовал в магическом ритуале. Он съел двенадцать грибов в тесной хижине, где вокруг алтаря сидели индейцы.

Перед алтарем бормотала заклинания старуха знахарка, которая съела около пятидесяти грибов. В фантастических видениях американца настойчиво повторялись геометрические фигуры, удивительно напоминавшие орнаменты индейских культур.

А через два года швейцарский биохимик Гофман в своей лаборатории съел 32 высушенных теонанакатла.

«Через полчаса все вокруг изменилось самым чудесным образом, обрело мексиканский характер. Я понимал, что, зная о мексиканском происхождении этих грибов, я могу видеть только мексиканские мотивы, и сознательно старался сохранить нормальное видение окружающего мира. Но, несмотря на все усилия воли, мои старания видеть обычные формы и краски оказались напрасными. С открытыми и закрытыми глазами я видел лишь индейские орнаменты с их характерными сочетаниями красок. Когда надо мной наклонился врач, чтобы измерить кровяное давление, он превратился для меня в ацтекского жреца, приносящего жертву, и я не был бы удивлен, если бы в руках у него появился обсидиановый нож. Несмотря на всю серьезность опыта, я не мог не развеселиться при виде того, как знакомое лицо моего коллеги стало совершенно индейским. Приблизительно через полтора часа после приема грибов натиск внутренних видений — а это были в основном абстрактные, быстро меняющиеся по форме и краскам картины — принял такой стремительный размах, что я боялся раствориться и потеряться в этом водовороте форм и красок. Через шесть часов сон кончился. Но сам я не имел представления о том, сколько длилось это состояние, в котором чувство времени было потеряно. Встреча с реальной действительностью воспринималась как счастливое возвращение на родину из чужого, но совершенно реального мира».

Гофман выделил из гриба активное химическое начало и дал ему название «псилоцибин» (от официального латинского наименования гриба «псилоцибес»).

Анализируя химический состав вещества, он натолкнулся на факт исключительного значения. Оказалось, что псилоцибин по своему строению родствен химическому топливу наших нейронов! Структурную основу его составляет индол — органическое вещество, служащее скелетом для многих биологически важных соединений и в особенности для тех, которые используют нервные клетки.

Это родство наводит на мысль о подмене! Не входит ли псилоцибин в мозговые клетки, как чужой ключ в замок? Не происходит ли химической мимикрии?

Псилоцибин, мескалин и другие вещества, вызывающие искусственные психозы, так и были названы «психотомиметиками» («мимео» — по-гречески «подделываюсь», «притворяюсь», «изображаю»). Их называют и галлюциногенами. Почти все они имеют в своей химической основе индол. Подделываясь под естественное нейронное топливо, психотомиметики, видимо, <

Наши рекомендации