Глава 21. До сегодняшнего дня

Смерть Муфасы — ужасная трагедия. Но потерять Симбу, который едва начал свой путь… Для меня это тяжелая личная утрата. И потому с тяжелым сердцем я восхожу на трон. Но мы восстанем из пепла этой трагедии, чтобы встретить рассвет новой эры, в которой лев и гиена плечом к плечу войдут в великое, славное будущее.

ЭЛЕГИЯ ТАКИ

Прошло три месяца. Симба вырос из малыша, спавшего все дни напролет, в веселого безудержного львенка. Временами он мог вывести из себя даже дерево, но у Симбы было доброе сердце, и его обаяние не призывало к любви — оно попросту требовало ее. Нала тоже была очарована и всюду бегала за ним, как щенок.

Но внезапно, как гром среди ясного неба, прибежал Шрам с обезумевшими глазами, чтобы известить об ужасных событиях в ущелье. Симба был в беде.

Мягко сказано! Така, чуть не плача, описывал маленькое растоптанное тельце, лежащее в пыли. Эти глаза, полные невинности и любви ко всем созданиям Айхею, безжизненно смотрящие в небо с навеки застывшим в них ужасом! Така так правдоподобно изображал искреннюю скорбь, что никто и не заподозрил его в злом умысле против прелестного ребенка своего брата. Симбу часто видели спавшим под бдительным присмотром дяди. В такие моменты даже наиболее скептически настроенные львицы смотрели на Таку с теплотой.

Нала, рыдая, жалась к Сарафине. Сараби пыталась заглянуть на минуту вперед, или хотя бы на секунду, но не видела будущего, даже следующего обеда. Она хотела свернуться в клубок, заснуть, и больше никогда не просыпаться. Но в реальной жизни все было куда сложнее, чем в желаниях.

Рафики прибежал к Скале Прайда. Увидев гиен, он не знал, что думать. Входя в пещеру, он спросил:

— Муфаса, я слышал плач. Кто умер? Старая Малоки?

— Нет. Не старая Малоки.

— Така? — Рафики огляделся вокруг. — Где твой брат?

— Мой брат погиб. Симба тоже. Бегущие антилопы затоптали их в ущелье.

— О боги! — от потрясения у Рафики подкосились колени. — Айхею, лучше бы я не дожил до сегодняшнего дня! — старый мандрил, спотыкаясь, вышел из пещеры. Он увидел Сараби со склоненной головой и опущенными ушами. — Сэсси, это правда? Скажи, что это не правда!

Она повернулась к нему, ее челюсть дрожала.

— Рафики, как хорошо, что ты пришел.

Он рухнул на колени, обнял ее за шею и заплакал, уткнувшись в ее плечо.

— Моя милая маленькая девочка. О, мое сердце разбито — оно разбито, хотя я еще жив!

Сараби наклонилась и коснулась языком его щеки.

— Ты обезьяна, но ты также и лев. Молись за меня, старый друг. Солнце восходит и заходит, но мое сердце лежит в каньоне. Я хотела бы оказаться там и встретить Айхею вместе с ними.

— Ты нужна здесь, поэтому ты осталась. Я не понимаю, я лишь признаю то, что вижу.

— Молись за меня.

— Конечно, Сэсси, — он поцеловал ее. — И утром, и вечером и ночью, — он положил руку ей на лоб. — О боги, пусть ваши сердца оттают. Будьте милосерды к ней в час утраты. Заключите ее в объятья любви и напоите кровью милосердия…

— Рафики, — сказала гиена. — Король хочет поговорить с тобой. Прямо сейчас.

Мандрил в изумлении поднял глаза. Он пытался взять себя в руки.

— Ты сказала «король»?

Он поднял посох и попытался стать прямо насколько мог, но это далось ему труднее, чем обычно. Его препроводили в пещеру, которая теперь принадлежала Шраму. Рафики предстал перед Такой и его охраной.

— Печальна обязанность, что я прошу тебя исполнить, — сказал Така. — Однажды ты сказал, что мой путь будет долог и тяжел. Теперь я король, но я не рад этому. Это обязанность, которую я должен исполнить, и я ищу божественного наставления, чтобы выполнять свою работу мудро и справедливо. Дай мне свое благословение.

Рафики подошел к Таке. Конечно же, он не знал, что на его лапах была кровь собственного брата, но посмотрев Таке в глаза, то не увидел в них печали. Они триумфально горели, и Рафики стало не по себе.

— Благословляю тебя. Пусть воздадут тебе боги по делам твоим. Пусть будет в душе твоей покой, насколько ты его заслужил. Пусть проявят к тебе милосердие в той же мере, в коей ты проявлял его, не больше и не меньше.

— Я приму это за комплимент, — сказал Така, нежно потрепав Рафики за щеку, а затем ударил его так, что тот отлетел к стене. — Ты изворотливая маленькая обезьяна. Это твои слова привели нас к этому. Я ненавижу тебя. Мне противно смотреть на твою разноцветную рожу, — Така кивнул, и две гиены из охраны встали по обеим сторонам от Рафики. — Ты корбан. До конца своих дней ты не будешь отходить от своего дерева дальше, чем на двести шагов, кроме как для того, чтобы под присмотром гиен сходить к водопою, и то, только когда меня там нет. Ты распрощаешься с жизнью, если мы встретимся снова, будь уверен. Крулл, проследи за ним.

Така швырнул Рафики посох. Мандрил поднял его и встал. Покидая Скалу Прайда теперь, похоже, в последний раз, он долго не отрывал взгляда от Сараби.

— Может быть, ты тоже помолишься за меня?

Львицы провожали его взглядом. После всех ударов судьбы его уход был особенно болезненен. Только Эланна, которая не видела в Таке зла, подумала, что для заточения Рафики есть веские причины. Она кротко вошла в пещеру, легла на спину и протянула лапу к Таке.

— Я касаюсь твоей гривы.

— Я чувствую. Встань, дорогая.

— Ты дорог мне, даже когда твое сердце разбито.

— И ты пришла утешить меня? — Така был глубоко тронут. Он увидел в ее доверчивых глазах любовь, которую Сараби некогда зажгла в его сердце. Рискуя всем, он протянул лапу и коснулся плеча Эланны. Она громко замурлыкала. — Этой ночью мой брат лежит мертвым рядом со своим сыном. Наша первая ночь любви должна оставить только приятные воспоминания. Возвращайся через три дня, и я дам тебе клятву верности.

— Инкоси ака Инкоси, — сказала она, — Великий Король. — Затем прошептала: — Любимый.

Исходящие от львицы, эти слова были прекрасны словно луч света. Окружающие его гиены были полны лести и манерности. В них не было ничего, кроме страха и амбиций. Даже искренне признательные лишь изредка могли обронить небольшой комплимент. Только одну гиену он действительно любил, но этой любви было достаточно, чтобы выносить остальных.

Эланна: И почему никто не видит в нем того, кого в нем вижу я?
В нем вижу свет я, все же видят мрак, хорошего не находя.

Така: Всю жизнь я видел то лицо, сейчас, открыв глаза, увидел вновь,
И стали на тебя похожи в миг мечты, надежда и любовь.

Хор: Мы видим рожденье любви, что станет спасеньем от страшного мрака,
Оно к потерявшим надежду на помощь придет.
Подарит любовь счастье им, и будет отбита печали атака,
Удача их ждет, огорченье ни в жизнь не найдет.

Така: Далеко за холмами, сверкая нам ярко,
Солнце скоро взойдет и осветит нам путь,
И сиять оно будет как наша любовь!

Хор: Надежда рождается вновь, отчаянью места здесь нет, и не будет.
Надежда, придя, вытрет горькие слезы.
Подарит любовь счастье им, она кандалы одиночества сбросит,
Прогонит в миг все наши страхи, погрузит нас в грезы.

Эланна: И пусть солнце взойдет в полном радости свете,
Осветит лица нам и согреет сердца,
И сиять оно будет как наша любовь!

Чрезмерно старательные охранники не слишком вежливо впихнули Рафики в дупло дерева, служившего ему домом, и предупредили, что его жизнь висит на волоске. Он был слишком опечален, чтобы бояться смерти, но цеплялся за жизнь благодаря духовной силе, которую Айхею вдохнул в его праотцов.

Рафики посмотрел на рисунок Симбы.

— Бедный, невинный малыш. Теперь он погиб из-за меня. — Рафики уныло провел рукой по рисунку, смазав отметку миропомазания. — Так или иначе, я остановлю это зло. Клянусь, я буду стараться, пока смерть не остановит меня.


Наши рекомендации