Форклюзия и отцовская функция

Форклюзия подразумевает радикальное исключение определенного элемента из символического порядка (собственно, из языка), и не просто какого-то элемента, но такого, который, в некотором смысле, и служит основанием или же якорем символического порядка как такового. Форклюзия этого элемента влияет на весь символический порядок. Как и упоминалось в большом количестве работ по шизофрении, функционирование языка в случае психоза отличается от его функционирования в неврозе. Лакан утверждает, что этот форклюзируемый элемент непосредственно связан с отцом, и называет его Именем-Отца (как мы увидим далее его французское название Nom-du-Pere представляется более наглядным). В рамках этой статьи я буду ссылаться на отцовскую функцию, как на более или менее аналогичное понятие. Этот последний термин порой встречается в работах Фрейда, но именно Лакан дал ему строгое определение ¹.

Отсутствие отцовской функции является основным критерием для диагностирования индивидуума как психотика, что ни в коей мере не означает того, что в большинстве случаев это отсутствие очевидно. Отцовская функция — это не функция отца индивидуума, независимо от его поведения, личности и той роли, которую он играл в кругу семьи, и так далее. Отец в плоти-и-крови не исполняет отцовскую функцию непосредственно и автоматически, также как и отсутствие реального, живого отца никоим образом автоматически не приводит к отсутствию отцовской функции. Также эта функция может быть исполнена несмотря на раннюю смерть или же исчезновение отца, ввиду войны или же развода; она может быть исполнена другим мужчиной, ставшим “отцовской фигурой”; также она может быть выполнена и иным образом.

Полное понимание отцовской функции требует хорошого знания большей части работы Лакана посвященной языку и метафоре. В рамках этой статьи отметим, что отец, который в нуклеарной семье воплощает в себе отцовскую функцию, обычно становится между матерью и ребёнком, чтобы остановить перемещение ребёнка к матери или же в неё, а также препятствуя поглощению ребёнка матерью. Лакан не утверждает, что все матери имеют склонность к подавлению или поглощению свои детей (хотя некоторым это и свойственно), скорее он говорит о том, что ребёнок “воспринимает” желание матери как нечто опасное или угрожающее. Это “восприятие” отражает, в одних случаях, ожидание ребёнком того, чтобы мать воспринимала его как её всё (что приведёт к полному упразднению ребёнка как существа отдельного от его матери), и, в других случаях, оно отражает реакцию на ту естественную тенденцию матери обретать определенное, не представленное более нигде, удовлетворение собственным ребёнком.

В иных случаях, результат идентичен: отец удерживает ребёнка на определенной дистанции от матери, расстраивая тем самым попытки ребёнка навсегда воссоединиться с матерью, а также запрещая матери некоторое удовлетворение её собственным ребёнком. Другими словами, отец оберегает ребёнка от le désir de la mère (что значит одновременно и желание матери ребёнком, и желание ребёнка матерью), собственно, от потенциальной опасности. Отец оберегает ребёнка от матери как желания (как желающей или желанной), занимая при этом такую позицию, которая характеризуется запретом, препятствием, предотвращением и защитой — коротко говоря, он становится тем, кто устанавливает в доме закон, определяя для матери и для ребёнка то, что дозволено, и то, что не дозволено.

Отец, о котором я говорю, является той стереотипной фигурой, которая в современном мире встречается всё реже и реже (по крайней мере, согласно социологам): “глава семьи”, авторитет, господин в собственной обители, которому нет необходимости обосновывать свои указания. И даже если он предоставляет основания для своих указаний, он всегда способен остановить любую полемика словами: “Потому что я так сказал”.

Подобная известная нам риторическая стратегия часто применяется в совершенно различных контекстах. В левом полит-экономическом исследовании, определенные утверждения могут быть представлена необоснованными, но с последующими важными словами: “как Маркс указал в третьем томе Капитала…”. Подобная стратегия известна под именем “авторитетного аргумента”, и она преобладает как психоанализе, так и в политике, философии, и собственно любой области. В собственных работах я не обращаюсь к Фрейду и Лакану как к живым существующим личностям — я обращаюсь к их именам. Их имена придают вес (словам тех, кто, конечно же, считает их авторитетами).

Подобный образом, когда отец говорит: “Ты сделаешь по-моему”, — то этим подразумевается следующее: “Отец тут я, а отца необходимо слушаться”. В современном западном обществе многие оспаривают этот принцип “отца необходимо слушаться”, но похоже, что его применяли веками, и сегодня к нему всё ещё обращаются. Мы говорим о том, что в большинстве семей отец занимает авторитетную позицию не потому, что он “действительно господин” (в сущности является авторитетной, выдающейся, воодушевляющей, внушающей полное уважение, фигурой), но потому что он попросту является отцом, и от него ожидают, что он возьмёт на себя функции, которые приписываются (обычно, в умах людей) “отцу”.

Отцовская функция является функцией символической, и потому может быть эффективной как в случае наличия, так и в случае отсутствия отца. Матери в своих разговорах с детьми могут обращаться к отцу как к тому, кто судит и карает: “Ты будешь наказан, как только твой отец вернётся домой!” Но также их обращения к отцу могут иметь более абстрактную форму, например, когда они спрашивают у ребёнка о том, как поступит или что подумает его отец, когда узнает что ребёнок совершил — в таком случае, они обращаются к отцу как к имени, слову или означающему, связанному с определенными идеями. Рассмотрим случай женщины, муж которой погиб — она может поддерживать его жизнь в умах её детей просто спрашивая их: “что бы твой отец подумал об этом?”, или утверждая: “твоему отцу бы не понравилось то, что ты дерёшься”. Прежде всего нам стоит увидеть в этом то, что отец функционирует как часть речи, как элемент материнского дискурса. Отцовской функцией, в данном случае, выступает существительное “отец”, поскольку мать ссылается на него, как на власть, лежающую вне её, как на идеал за границами её собственных желаний (хотя, в некоторых случаях, она может обращаться к нему для подтверждения и утверждения собственных желаний).

То, что в русском и английском переводе Лакана звучит как “Имя-Отца”, в исходном варианте на французском языке представляет из себя более изящное выражение — Nom-du-Père. Nom одновременно значит и “имя”, и “существительное”. В этом выражении Лакан ссылается как на имя отца (например, Джон Доу), так и на имя играющее роль отца (например, в случае ребёнка, отец которого погиб после его рождения, имя отца, произносимое его матерью, то есть обладающее местом в дискурсе матери, может служить отцовской функцией), так и на существительное “отец”, каким оно присутствует в дискурсе матери (например, “твой отец сильно гордился тобой”) ². Также Лакан играет и со звучанием слова, так как на французском nom звучит похожим образом с non, которое означает “нет”, указывая на отцовский запрет, его “нет!”.

Также мать может ослаблять позицию её супруга, например, постоянно говоря ребёнку: “Мы не скажем об этом отцу, ведь так?”, или “Твой отец понятия не имеет о том, что говорит”, или же не подчиняясь его указания как только он отворачивается. И в таких случаях, даже при явном наличии отца, отцовская функция может так и установиться, хотя она может быть установлена даже в случае отсутствия отца с самого рождения ребёнка. Присутствие или отсутствия отца в чьей-либо клинической картине ни о чём не свидельствует ³. Мы более детально рассмотрим как отцовскую функцию, так и то, каким целям она служит, после обсуждения последствий её нехватки.