Перемены есть, перемены будут

3.1. Заседание закончилось только к одиннадцати часам, и это уже перестало удивлять: в последнее время дебаты часто заходили в тупик. Удивило другое. Сегодня Рыманов почувствовал, что Кшижевский начинает проявлять нетерпение, и вот это Рыманову уже определенно не понравилось. Конечно, ситуация не из приятных, и налицо все признаки того, что процессы стремятся выйти из-под контроля, но поспешность приведет только к обострению кризиса.

Вернувшись в кабинет, Рыманов просмотрел память у секретаря. Ничего такого, что требовало бы немедленного вмешательства, за эти три часа не произошло, и Рыманов опустился в кресло с чувством некоторого облегчения: все эти многочисленные вопли о помощи стали его раздражать. В последнее время в машине ЮНДО что-то сломалось, и она все чаще и чаще давала сбои. Они были мелкими и для общественного мнения незаметными, однако количество их все нарастало. И пусть причина сбоев ему понятна (тривиальнейшая боязнь должностных лиц брать на себя ответственность), однако легче от этой ясности не становилось, ибо в каждом отдельном случае срыва машина снова набирала обороты только после получения его персональных указаний, и положение складывалось таким образом, что и Шарп, и Глинка постепенно превращались в посторонних наблюдателей.

– С этим пора кончать! – подумал вслух Рыманов.

Он заказал по внутренней сети чашку кофе без сахара, обжигаясь, выпил его и вызвал обоих заместителей.

Первым, как всегда, вошел Вальтер Шарп, отвечающий за Западный сектор. Штатский костюм на нем до сих пор трансформировался неуловимым образом в некое подобие мундира, и Рыманову вдруг подумалось, что, наверное, тяжело это – всякий раз подавлять в себе желание щелкнуть каблуками и повернуться через левое плечо. Вацлав Глинка был полной противоположностью Шарпу-маленький, полный, лысый. Пиджак и брюки сидели на нем совершенно нелепо, но еще нелепее на их месте смотрелся бы мундир.

При всей своей несхожести оба заместителя были умницами и великолепными знатоками военного искусства. Операции разрабатывались ими с блеском и изяществом, проводились в жизнь уверенно и планомерно, заканчиваться должны были красиво и результативно, с малым количеством жертв и разрушений… Так почему же оба руководимых ими сектора все чаще допускают сбои, и реальный результат оказывается весьма далеким от запланированного?..

– Садитесь, господа! – сказал Рыманов и заказал еще три чашки кофе.

Заместители уселись за стол для совещаний. Шарп тут же достал из кармана и положил перед собой диктофон. Глинка на совещаниях техникой не пользовался: у него была абсолютная память, и за глаза его звали Лысый Компьютер.

– Вот какие дела, господа, – сказал Рыманов. – Я только что с заседания Совета. Кшижевский недоволен нашей работой.

– Ничего удивительного! – сказал Шарп. – Кшижевского через десять дней заслушивают на Генеральной Ассамблее, а через два месяца и вообще выборы нового состава Совета Безопасности. Все яснее ясного!

Глинка лишь виновато кашлянул.

– Вы чрезвычайно догадливы, Вальтер! – сказал ядовито Рыманов. – Однако я вызвал вас не для того, чтобы сообщить о недовольстве руководства. Подобная оценка работы нашего отдела всего лишь констатация факта. Думаю, для вас не секрет, что организация действительно стала работать хуже. Я хотел бы выслушать ваше мнение по поводу причин этого.

Шарп, поняв, что ценных указаний на сей раз не будет, убрал диктофон, Глинка дождался, пока он угомонится, и встал. Он всегда говорил стоя, и как Рыманов ни бился, так и не смог отучить Глинку от этой армейской привычки.

– Видите ли, Сергей, – сказал Глинка. – Тому, на мой взгляд, есть несколько причин. Во-первых, в связи с широкими кадровыми изменениями налицо явная неопытность нашего аппарата. Причины изменений вам известны: здесь и потери в результате террористических актов индивидуалов и боевиков Ассоциации, и случаи прямого предательства. В FMA же действуют сплошные профессионалы, обладающие великолепными навыками конспиративной и диверсионной работы… Во-вторых, с некоторых пор над нашими сотрудниками довлеет страх. Все-таки мы совершили большую ошибку, когда решили впредь не привлекать к работе в нашей организации гражданских. – Он жестом остановил собравшегося открыть рот Шарпа. – Да, я знаю, что было большое давление со стороны армейской молодежи, рвущейся к настоящему делу, но вы с Кшижевским были обязаны убедить их.

– Хорошее дело! – проворчал Рыманов. – Я же еще и виноват!

– Не вы один, – сказал Глинка. – Вина эта лежит на всем Совете ЮНДО. Заигрывание с молодежью не всегда приносит пользу делу… В общем, на мой взгляд, здесь лучше всего подошел бы сплав кригеров с молодыми пацифистами.

– Вы хотите сказать, Вацлав, что мы привлекли к делу трусов? – спросил Шарп.

– Ни в коем случае! – сказал Глинка. – Просто молодежь не очень устойчива психологически и требует поддержки в случае неудач. А мы еще и усугубили положение… Для чего мы так жестоко наказали Феррана? Разве в диверсии на “Мэджик стар” была его вина? Разве не мы были обязаны предусмотреть эту диверсию? Разве не мы должны были обнаружить, что “Мэджик стар” наиболее уязвимая станция?.. Однако мы попросту спали, а потом обрушили дубину на мальчишку!..

– Но ведь общественному мнению был нужен стрелочник! – сказал Шарп. – Толпа в таких случаях всегда жаждет получить козла отпущения… Я удивлен, Вацлав, что приходится говорить вам такие тривиальные вещи!.. К тому же общественное мнение ничего не знает об Ультиматуме.

– Возможно, стоило взять часть вины на себя, – проговорил Глинка. – Я не знаю… Во всяком случае, это наказание насторожило руководителей среднего звена. А когда мы прокололись в ходе операции “Туман”…

– Это вы прокололись, Вацлав! – сказал Шарп. – Я с самого начала был против вашего “Тумана”. Кроме ответных террористических актов, мы ничего не добились…

Глинка словно не слышал его.

– В-третьих, в результате нашего стремления к секретности были уничтожены неплохие работники, – сказал он. – И многие просто поняли, что в случае чего мы вполне можем ими пожертвовать.

Звякнул сигнал. Рыманов подошел к ресиверу и вытащил заказанный кофе. Поставил по чашке перед заместителями, третью взял себе и сел за стол.

Глинка пил кофе торопливо, мелкими глотками, не отрывая глаз от чашки, как будто хотел что-то там найти.

И тогда Рыманов сказал:

– Вы все верно излагаете, Вацлав, но тут Шарп прав: многие идеи были вашими. И реализовывали их тоже вы сами… Однако что сделано, то сделано. Надо думать о делах сегодняшних и завтрашних, а вот тут у меня огромные претензии к вам обоим.

Глинка вдруг вжал голову в плечи и осторожно посмотрел на Шарпа.

– Объясните, пожалуйста, – продолжил Рыманов официальным тоном, – почему именно мне сообщают, что в Мехико найден подпольный склад оружия, принадлежащий FMA, и почему именно у меня спрашивают, что делать с ним дальше? Разве это не ваша забота, господин Шарп?.. И даже не лично ваша, а кого-то из сотрудников вашего аппарата… Далее. Почему ко мне приходит донесение о том, что банда некоего Гвоздя разгромила в поселке Мыски под Новокузнецком районный информационный центр ЮНДО? Разве я начальник Западно-Сибирского бюро Восточного сектора?.. Что вы на это скажете, господин Глинка?.. И может быть, вы оба объясните мне, откуда вашим подчиненным известен личный код начальника Секретного отдела?.. Может быть, по спецканалу мне вскоре начнут слать любовные письма?

Шарп и Глинка вскочили из кресел и застыли, выпятив по армейской привычке грудь и глядя сквозь шефа. Рыманов продолжал говорить спокойно, только лицо его постепенно покрывалось красными пятнами да голос становился все звонче и звонче, как натягиваемая при настройке гитары струна.

– Почему только я должен думать, как обуздать этого молодчика Судзуки из токийского отделения Всемирного Альянса Посткригеров? А, Глинка?.. Чем, в таком случае, занимается ваш Янг Сяо?.. И над чем работает ваш Спилмен, Шарп?.. Какие он решает проблемы, если не у Института Социологии, а у меня спрашивают, каким образом отвлечь молодежь от интереса к военной теме?.. И почему, наконец, о сбоях в работе нашего отдела Кшижевскому докладывают экономисты, а не мы сами? Что вы на это скажете, господа заместители?

Господа заместители молчали. Рыманов перевел дух.

– В общем так, друзья мои, – сказал он вкрадчиво. – Время у вас есть только до завтра. А завтра прошу ко мне с планами перестройки работы. Ровно в десять!.. Вы оба свободны.

Шарп и Глинка дернули головами, отдавая честь, и вышли.

“С кем-то из них придется расставаться, – подумал Рыманов, убирая чашки с остатками кофе. – Слишком много уже наворочено. Сегодня Кшижевский ничего особенного не сказал, но дня через четыре обязательно скажет. Ведь за это время вряд ли что изменится. За четыре дня такую машину не раскачаешь, хоть надорвись!.. Нет, к Генеральной Ассамблее Кшижевскому будет нужен конкретный виновник неудач. И лучше представить его заранее!.. Глинка, конечно, нагадил больше, его провалы дискредитировали многие начинания ЮНДО, теперь уж придется это признать. А из акции “Туман” действительно получилась большая глупость. Впрочем, глупостью оказалась не сама идея, а ее воплощение в жизнь. И занимались воплощением совсем другие люди. Они и спровадили блестящую идею в помойное ведро… Но отвечать за это будет Глинка. Ибо кадры надо беречь, у них и так синдром страха. И еще надо уважать общественное мнение. А информация о том, что в какой-то там Тьмутаракани ЮНДО изгнала из своих рядов инспектора, вызовет не слишком большой интерес. Другое дело, если информационные агентства сообщат миру весть об отстранении от должности заместителя начальника Секретного отдела ЮНДО имярек. За дискредитацию благородных задач глобального разоружения и развал работы. Вот это будет бомба! И нет никому никакого дела до того, что имярек этот отдувается за своих подчиненных. Подчиненные – не тот калибр… Так-то, Вацлав Глинка, милый наш Грэм… Шарпа же отдать на растерзание журналистам не удастся – у него нет громких провалов…”

Размышления прервал сигнал пневмопочты. Рыманов подошел к ресиверу и вытащил из ниши письмо. Обыкновенное письмо, в бумажном конверте, с написанным от руки адресом. Надпись была сделана по-русски.

Удивленный необычным посланием, Рыманов пожал плечами и вскрыл конверт. Из конверта выпал сложенный вдвое небольшой листок бумаги. Рыманов развернул его. Листок был испещрен колонками арабских цифр. Рыманов недовольно цокнул языком и хотел вызвать шифровальщика, но тут взгляд его упал в самый конец послания. Там красовалась знакомая с детства дуля. Рыманов рассмеялся. Так подписывал свои записки товарищ по школьным играм Мишка Фигнер. И шифр этот был придуман ими еще во времена оны, когда они жили на бульваре Яна Райниса в Тушино и по вечерам помогали родителям возделывать огороды на берегу Сходни. И после трудов, выйдя на лоджию, можно было увидеть, как далеко за противоположным берегом речки сверкают и переливаются, словно новогодние огни, невидимые в сумраке здания новостроек Строгино, где жила соратница по клубу юных космонавтов Женька Гагарина, вечно задиравшая нос из-за своей знаменитой фамилии. О Мишке Рыманов ничего не слышал с тех самых пор, как тот поступил в летное училище. А вот шифр, оказывается, до сих пор прятался где-то в глубинах памяти и с легкостью всплыл оттуда.

“Привет, Рыма! – писал Мишка. – Если хочешь встретиться со старым приятелем, приходи сегодня в восемь часов к “Толстому Ришару”. Псов своих не бери. Я буду один, как перст”.

Рыманов усмехнулся. Похоже на Мишку, пишет, словно только вчера распрощались у станции метро “Сходненская”.

Рыманов подошел к тейлору и, набрав свой личный код, запросил данные по Фигнеру Михаилу Петровичу, русскому, уроженцу города Москвы, родившемуся в восемьдесят пятом году (память работала великолепно!), и через минуту получил ответ, что означенный М. П. Фигнер после окончания летного училища проходил службу в Н-ской воздушнодесантной дивизии, пятнадцать лет назад в составе сил ООН с целью подавления путча Михары находился в Иртании, был награжден международным орденом “За особые заслуги” и советским “Дружба народов”, вернулся в СССР, дослужился до майора. Был демобилизован, к трудоустройству не стремился, жил на пособие, был замечен в склонности к употреблению спиртных напитков. Три года назад пропал без вести при невыясненных обстоятельствах. Меры по розыску означенного М.П.Фигнера результатов не дали, и он по настоящее время числится пропавшим без вести.

Рыманов вздохнул и дал команду “сброс”. Заглянул в память секретаря. Контакт с Оллем был назначен на три часа пополудни, а то, что намечалось на вечер, можно было и отложить.

“Ну что же, – сказал он себе. – Мы встретимся с вами, пропавший без вести Михаил Фигнер по прозвищу Дуля”.

3.2. Звонок дальней связи раздался около двух часов пополудни, когда Рыманов собрался идти на встречу с Оллем. Канал был из Москвы, под грифом личного кода.

“Катерина, – подумал с неудовольствием Рыманов. – Вечно звонит, когда ни минуты свободной нет”.

На экране действительно появилось лицо Катерины.

– Здравствуй, милый!

Рыманов тут же изобразил восторг и любовь. Как четверть века назад, в пору юности мятежной.

– Здравствуй, дорогая! Очень рад тебя видеть!

“Она прежняя. Ни черта не стареет, все ей нипочем. Сколько же она не звонила?.. Кажется, уже полгода, если не больше”.

Катерина внимательно рассматривала его.

– Ты неплохо выглядишь, – сказала она.

– Куда уж там, к черту, неплохо1 – ответил Рыманов. – Все соки работа выпила!

– Ой, не плачься!.. Можно подумать, что ты всегда и жил не ради работы. Работа, работа и работа!.. А потом уже мы с Витькой.

Восторг и любовь исчезли. Теперь перед Катериной были серьезность и занятость.

– Ты для того мне и позвонила? Чтобы о работе поговорить?.. Так я эти песни уже двадцать лет слышу! Привык к этому, знаете ли!

– А ты всегда умел привыкать! В этом вся твоя натура!

– У нас это называется умением адаптироваться к окружающей обстановке… – начал Рыманов с пафосом, пытаясь скрыть появившееся раздражение: разговор был столь же излишен, сколь и неизбежен.

– Вот-вот! – перебила его Катерина. – Через два слова на третье – адаптация, обстановка… Не жизнь, а одни термины!

“Ну что ей еще надо, – подумал Рыманов. – Вечно одни и те же разговоры. Можно подумать, они ей наслаждение доставляют. Ах, он такой, ах, он сякой!.. А на денежки-то, что он шлет, живет и живет неплохо. Да и странно было бы плохо жить на такую сумму!.. От безделья это!

– Ты мне всю жизнь сломал, – продолжала Катерина зло. – Вся молодость – сплошные базы да гарнизоны. Одна радость была, когда Витька родился. Да и тут… – Она безнадежно махнула рукой. – Могла бы и еще родить, да разве из такого отца помощник?..

“Заладила сорока Якова”, – подумал Рыманов. Разговоры с женой не приносили ему удовлетворения. Сам практически не звонил. Не хотелось и на ее звонки отвечать..

– Ты бы не заводилась! Побереги здоровье!

– Тебе до моего здоровья дела нет! Ты бы лучше о Витькином здоровье поинтересовался!

– Витькино здоровье мне и без тебя известно. Служба такая. – Он натянуто улыбнулся. – Слушай, Катя! Что тебе еще надо? Живешь, как у Христа за пазухой! В безопасности живешь! У нас у некоторых вон семьи под прицелом кригеров ходят… И чего тебе не хватает?

Она снова махнула рукой, уже не зло, а равнодушно, как-то по-чужому.

– Ладно, – сказала она. – Тебе все равно не понять, чего может не хватать женщине. Для тебя женщина – неизбежное зло в жизни!.. В общем, ты мне больше не звони. И я тебе звоню в последний раз.

– А что случилось?

– А ничего. Я выхожу замуж!

“Вон как, – изумился Рыманов. – Аи да Катя-Катерина! И как только решилась?”

– Хорошо, – сказал он. – Не буду звонить.

– И это все?! – Она всплеснула руками.

– А что?.. Ты ждала от меня приступа ревности?.. Так для меня женщина – неизбежное зло! – Рыманов ядовито усмехнулся. – Я человек серьезный, у меня нет времени на разные глупости.

– И тебя не интересует, кто он?

Рыманов решил схулиганить.

– А зачем? Я это узнаю и по своим каналам. Ты же понимаешь… И не только узнаю!

– Только попробуй! – взвизгнула она. – Ты… Мразь… Ты… Только попробуй!!! Я тебе… – Она задохнулась.

– Ладно! – сказал жестко Рыманов. – Ты доложила, я принял к сведенью. Твои женихи меня не интересуют! Будь здорова! Желаю счастья!

Он отключился.

“Черт бы побрал этих баб, – думал он. – Не могут понять, что мы тут не в игрушки играем. Не могут понять, что у таких людей нет времени на телячьи нежности!.. А впрочем, баба – она и есть баба, у нее всегда одни страсти на уме!.. Конечно, если бы Катерина жила со мной, многое пошло бы иначе. Но зато и я бы спокойно работать не смог. Опять же: охрану ей давай!.. Нет уж, пусть все катится, как катится”.

И тут ему в голову пришло, что новость эта несет в его жизнь определенные сложности. Ведь сам факт развода может навредить. А дела предстоят впереди немалые, фундамент нужен очень прочный.

“Нет, – подумал он, – так оставлять все это нельзя. Пусть отложат свадьбу хоть на полгода”.

Он записал в память компьютера, в свой личный файл слово “жених”. И, довольный собой, отправился на встречу с Оллем.

3.3. До места встречи было недалеко, однако на предосторожности против возможных хвостов ушло около часа, так что Рыманов подошел к дому лишь за десять минут до назначенного времени.

Дом выглядел сумрачно. Старинный, пятиэтажный, с обязательным для подобных зданий черным ходом, и потому удобный для явки. Прежде, чем войти в подъезд, Рыманов еще раз проверился. Все было в порядке. – Он открыл кодовый замок и поднялся на второй этаж. Квартира маленькая – комната да кухня. Оперативными средствами ее не оборудовали, и к сети “Сэплай” она была не подключена, поэтому кофе пришлось варить самому.

Едва Рыманов снял кофеварку с электроплитки, раздался звонок. Рыманов подошел к двери, заглянул в глазок. На площадке, привычно надвинув шляпу на глаза и потряхивая седой гривой, стоял Олль. Рыманов распахнул дверь. Поздоровались. Олль снял шляпу и плащ. Сели за маленький кухонный столик. Кофе Олль пил, как и Глинка, мелкими глотками. Потом спросил равнодушно:

– Чем обязан?

Он не являлся агентом в прямом смысле слова. Он был личным контактером Рыманова и использовался лишь в тех случаях, когда наступала чрезвычайная необходимость. Сейчас такая необходимость наступила.

– В полку ваших газет, кажется, прибыло? – спросил Рыманов.

Олль кивнул.

– Поздравляю вас!

Олль кивнул.

– Так что от меня требуется? – спросил он.

Рыманов взял в руки чашку, минуты две рассматривал кофейную гущу, думал. Олль ждал.

Он был ярым сторонником процесса разоружения и в отличие от других работал с Рымановым не за страх, а за совесть. В свое время его информационная служба принесла ЮНДО немалые политические дивиденты. Однако в последнее время, когда общественное мнение начало отворачиваться от организации, Олль заколебался. В его газетах потихоньку стали проскакивать антиюндовские статьи. Вот этот факт сейчас и устраивал Рыманова. В глазах читающей публики служба Олля выглядела постепенно прозревающей, освобождающейся от проюндовских настроений, и больше всего подходила для того, что задумал Рыманов. Ибо в устах ярых врагов ЮНДО это все выглядело бы как клевета и провокация.

– Требуется завеса, – сказал Рыманов.

– Направление?

– Дискредитация должностного лица.

– Дело знакомое! – Олль усмехнулся. – Кто из защитников кригеров насолил вам на этот раз?

Теперь усмехнулся Рыманов.

– Может быть, это и покажется вам невероятным, – сказал он, – но на этот раз объектом будет Вацлав Глинка.

Олль в изумлении присвистнул.

– Как? Ваш заместитель?

– Да.

– Ну и ну! Воистину неисповедимы пути человеческие! – Олль покачал головой и с уважением посмотрел на собеседника. – Вы – серьезный человек, господин Рыманов! Не сочтите за комплимент.

– Не сочту.

Олль ненадолго задумался. Удивление владело им лишь несколько мгновений: мы, мол, и не такое видели.

– Компромат фактический или липа? – спросил он.

– Фактический.

– Как я смогу его получить?

– Допуск к компьютерной сети у вас будет. Код передадут завтра по обычным каналам. Шифр тот же.

– Это что, сеть ЮНДО? – испуганно спросил Олль.

– Что вы, Герберт? Это было бы слишком опасно для вас!.. Я не могу рисковать таким человеком. – Он приложил руку к сердцу. – Код будет к архиву бывшей Чехо-Словацкой Армии. Срок действия допуска – двое суток. Успеете?

– Спрашиваете!.. В каком виде требуется утечка информации?

– Тут я, Герберт, целиком полагаюсь на профессионализм ваших журналистов. Главное, чтобы господин Глинка не смог отмыться, остальное меня не интересует. Потребуется – можете и меня пощекотать. В определенных рамках, конечно…

– Что ж, – сказал Олль. – Задача ясна, господин Рыманов. – Он посмотрел Рыманову прямо в глаза. – Однако я вынужден отказаться от вашего предложения.

Рыманов опешил.

– Не понял вас, господин Олль!

– А что тут понимать? – сказал Олль. – Я с удовольствием сотрудничал с вами, потому что наши взгляды совпадали. Теперь же, как вы, видимо, заметили, мое отношение к ЮНДО стало меняться. Моя служба, как вы знаете, свободна от влияния каких-либо организаций. Мы независимы и этим всегда гордились. – Он встал. – То, о чем вы просите, мне не нравится. Не думаю, что оно понравится и моим сотрудникам!.. Это дурно пахнет, господин Рыманов! И единственное, что я могу вам обещать, так это то, что буду молчать о вашем предложении. В силу моих личных симпатий к вам. – Он покачал головой. – Хотя для общественности это была бы бомба… Я представляю себе заголовки… “Раскол в сердце ЮНДО!” – продекламировал он с пафосом. – “Начальник обвиняет своего заместителя – что за этим кроется?” На этом можно было бы неплохо заработать! Как вы считаете?

Рыманов смотрел на него снизу вверх, прищурив глаза. Он побарабанил пальцами по крышке стола, встал. Олль с любопытством смотрел на него. Рыманов подошел к окну, глянул на улицу.

– Сядьте, Олль! – глухо сказал он и обернулся.

У него были такие глаза, что Олль сразу понял: переборщил. Он сел и сказал:

– Я же предупредил, что буду помалкивать!

– Значит, я симпатичен вам, господин Олль? – сказал Рыманов, не обратив никакого внимания на последние слова собеседника. – Может быть, может быть… Зато вы мне далеко не симпатичны!

Олль оскорбленно развел руками. Рыманов продолжал:

– А вам может быть симпатичным человек, который служил дону Эспиносе? Хоть и двадцать лет назад…

– Не понимаю вас, господин Рыманов, – сказал Олль.

– Понимаете, друг мой, понимаете!.. Разве вы забыли, кто Такой был дон Эспиноса?.. Не думаю, что у вас такая короткая память!.. Впрочем, я вам, пожалуй, напомню: возраст, давность событий – это я понимаю… Так вот. Дон Эспиноса был главарем наркосиндиката в Колумбии. В свое время он получил то, что ему по закону полагалось! А вот правая рука его, некий дон Ромарио – он же Еугенио да Сильва – он же Юджин Сильвестер – как в воду канул… Забавная история, Олль, не так ли?.. А может быть, и не Олль?

Олль вскочил, сунул правую руку в карман.

– Бросьте, Олль! – сказал Рыманов. – Вы ведь давно уже не носите оружия!.. Зачем оно такому солидному человеку? Вас же охраняют люди ЮНДО. И потом, ваше оружие – информационная служба!.. Но Сильвестер должен помнить, что на дельцов наркомафии срок давности не распространяется. И тут никакие люди ЮНДО не смогут помочь. – Он щелкнул пальцами правой руки. – Более того, ЮНДО всегда с удовольствием поможет ФБР и Интерполу в их священной борьбе с грязным бизнесом.

Олль снова сел, лицо его было бледно.

– Что вы хотите? – спросил он хриплым голосом.

– Чего я хочу? – сказал Рыманов. – В конце концов, я не обязан отвечать за промахи, которые ФБР совершило двадцать лет назад. Не так ли, Олль?

– Какие у меня гарантии?

– А какие могут быть гарантии у бывшего мафиозо? – Рыманов усмехнулся. – Только честное слово честного человека!

Олль страдальчески скривился, сжал руки так, что хрустнули пальцы.

– Вы же неплохо живете, Олль, – сказал Рыманов добродушно. – Стоит ли менять такую жизнь на тюремную камеру? На старости-то лет!..

– Ну вы и клещ, Рыманов! – сказал Олль. – Условия ведь неравные…

– А вам ничего и не остается! – Голос Рыманова стал жестким. – И вы это понимаете.

– Хорошо, – сказал Олль. – Я это понимаю. Когда мне передадут код?..

3.4. Продравшись сквозь плотную завесу осеннего дождя, Рыманов без пяти восемь оказался в назначенном месте. Браслет он брать с собой не стал, надел только аварийную “мигалку” на левую руку. Так, на всякий случай. Машину припарковал за квартал до ресторана.

Ресторан этот посещать раньше не приходилось, и, поднимаясь по широкой лестнице в зал, Рыманов вдруг пожалел, что не прихватил с собой двух – трех оперативников. Мальчишество это – идти в неизвестное место на встречу с “другом детства”. И потому Рыманов нервничал и внимательно приглядывался к окружающим.

Войдя в слабо освещенный зал, он тут же понял, почему для встречи Мишка выбрал именно этот ресторан. Каждый столик у “Толстого Ришара” был оборудован универсальным экраном, и Рыманов отметил, что это место, идеально приспособленное для всякого рода рандеву. В особенности для встреч, носящих конфиденциальный характер.

Остановившись у дверей, Рыманов осмотрел зал. Над многими столиками висели туманные шапки экранов, скрывая то, что там происходило. Прошелся по залу и, не обнаружив Мишки, уселся за ближний свободный столик.

Ресторан оказался классическим, без всякой новомодной автоматики. К столику тут же подошел гарсон, положил меню, отпечатанное на толстой золотистой бумаге, Рыманов решил, что неплохо бы и поужинать, и стал просматривать меню. Обратив внимание на стоимость блюд, удивленно присвистнул.

– Почему цены у вас так отличаются от цен других ресторанов? – спросил он гарсона.

– В нашем заведении не бывает корреспондентов, месье, – ответил тот. – Кроме того, к услугам клиентов имеются кабинеты, в которых можно загримироваться. Согласитесь, месье, это большое удобство.

“Удобство, – подумал Рыманов. – И каждый второй из персонала, наверняка, тайный агент уголовной полиции. Кажется, я все-таки свалял дурака с этой встречей!..”

И тут в дверях появился Фигнер. Рыманов сразу узнал его, хотя этот уже изрядно полысевший и поседевший человек с помятым лицом очень отдаленно напоминал кудрявого красавчика Дулю. Рыманов решил сделать вид, что не заметил вошедшего, и посмотреть, как тот будет искать школьного приятеля, но Дуля, пробежав взглядом по незаэкранированным столам, направился прямо к нему.

– Привет, – сказал он, садясь. – Мне, пожалуйста, то же самое, что и этому господину, – обратился он к гарсону. – Плюс два коньяка.

Гарсон удалился. Дуля достал сигареты и закурил, пристально глядя на Рыманова. Рыманов включил экран. Наступила тишина, нарушаемая лишь тихим шипением кондиционера.

– Легко ты меня узнал, – сказал Рыманов.

– Кто же не знает начальника Секретного отдела ЮНДО?

– Да вот как раз мало кто знает, что мой отдел секретный!

Дуля промолчал. Он сделал несколько быстрых глубоких затяжек, как будто курил последний раз в жизни, и раздавил окурок в пепельнице.

– Я без оружия, – сказал он, глядя в пространство.

Рыманов усмехнулся. Он достал из кармана пукалку, которую взял с собой, вытащил из ручки магазин и протянул его Фигнеру.

– Кесарю кесарево, а слесарю… – проговорил он. – Считай, теперь и я без оружия.

– Смелый, – сказал Дуля. – А террористов не боишься?

– Не боюсь.

Из серого тумана выдвинулся гарсон с тележкой, быстро расставил на столе заказанные блюда и опять растворился в тумане.

– Обслуживание тут на уровне! – сказал Дуля, взял рюмку и отхлебнул. – Угощайся.

– Зачем звал? – спросил Рыманов.

Теперь усмехнулся Дуля. Он придвинул ближе к себе тарелку и принялся жадно есть.

– Не обращай внимания… – прошамкал он. – Двенадцать часов ни крошки во рту не было.

“Кажется, он и сам не знает, для чего искал со мной встречи”, – подумал Рыманов и последовал примеру Дули.

Они. промолчали до самого конца ужина. Рыманов думал о тех словах, которые скоро придется сказать Глинке. Он уйдет, а замена практически не подготовлена (Гиборьян пока не в счет!), да и Кшижевский волнуется не зря. А заволновался он сейчас из-за того, что близится буря, по всему видно, что близится, и разразится эта буря в Блюментале, где на днях решается судьба местной атомной электростанции. Неизвестно еще, что будет делать Ассоциация, если решат АЭС демонтировать. Вот и заволновался наш Кшижевский, потому что это он работал с мэром и Советом Блюменталя, отстаивал необходимость станции, уговаривал не останавливать ее, и похоже, эта его работа успехом не увенчалась. И не могла она увенчаться успехом: ни мэр, ни Совет Блюменталя об Ультиматуме ничего не знают, а сказать им об этом Кшижевский не решился. Потому что как объяснишь – и не только Блюменталю, а всему миру – почему молчал три года? Не поможет и тот факт, что, когда был получен от кригеров Ультиматум, не ты командовал парадом. Те, кто командовал, уже ушли в небытие, а тебе отвечать. И не объяснишь, что боялся за весь мир. Тем более не объяснишь сейчас, когда даже многие из пацифистов отвернулись от ЮНДО. А может, не за мир ты боялся, а за свою шкуру?..

Отужинав, Дуля вновь закурил и стал жадно смотреть на Рыманова.

– Помнишь, как на Сходню бегали? – спросил он.

Рыманов поморщился. Встреча, похоже, могла обратиться вечером детских воспоминаний.

– Не помню! – сказал он. – Хватает и других забот!

– Да, – сказал Дуля. – Было святое дело, была мечта человечества – загнали ее!..

Рыманов презрительно фыркнул.

– Для этого ты меня и позвал? – спросил он. – Все это мы уже слышали и не раз!.. Много вас кругом, радетелей мечты, только работать некому. Из-за таких, как ты, все и пошло вкривь и вкось..

– Ну-у? – Дуля картинно удивился. – Неужели из-за таких, как я?

– Конечно, – сказал Рыманов. – Ты же знаешь, что ЮНДО в основе своей состоит из кригеров. Почему же ты вместо того, чтобы работать, в запой ударился?

Лицо Дули внезапно побелело.

– Почему, спрашиваешь?! – Дуля перешел на хриплый шепот. – А почему вы все наскоком берете?.. Кригеры, говоришь? Кригеры, да не те!.. Почему вы все за нашей спиной делаете? Разве не мы самые заинтересованные лица в этой истории?

– Самые заинтересованные лица, – сказал Рыманов, – это человечество! Я думаю, это тебе понятно.

– Да уж, дилемма. Человечество и мы. И дураку ясно, кому отдает приоритет ваша организация!.. Только человечество-то что-то не больно вам аплодирует. Даже подголоски ваши и те мямлить начали о свободе выбора, о безнравственности всякого принуждения… – Дуля замолк, закурил еще одну сигарету и продолжил тихим голосом: – Ты помнишь, что нам говорили, когда мы в училище поступали?.. “Защита Отечества – святой долг советского гражданина!..” А потом заключили Договор, и пошла демобилизация… Ты можешь себе представить, что чувствует человек, у которого отняли работу? Но и это еще не главное… Разоружение, “мечты человечества” – это мы все понимаем, люди ведь тоже… – Он поперхнулся дымом и с полминуты кашлял, отрывисто и звонко. Откашлявшись, вытер глаза носовым платком и спросил: – А вот скажи мне, как понять, когда те, кто еще вчера называл тебя защитником и преподносил в День Победы букет цветов, сегодня начинают обзывать нахлебником и говорить, что тебе всю оставшуюся жизнь надо рассчитываться за то, что столько лет просидел на шее у народа? Как это понять, а?

Рыманов поморщился. Тут Дуля прав: увы, все это было, и никуда от этого не денешься.

– Да, – сказал он, – ты прав! Но ведь должен же ты соображать, что все это перегибы дураков, которые сидят на местах!.. Высосанные из пальца уровни демилитаризации, дутые проценты разоружения, извечные ударные темпы… Но ведь начиналось-то все не так!

– Кто вспомнит, как начиналось, когда увидят, чем кончилось? – сказал Дуля задумчиво.

– И потом, – перебил его Рыманов. – Вы тоже хороши! Работать надо, а не заливать дискомфорт водкой!

– Работать, говоришь… А что я умею? Чему меня научили? Штурвал самолета держать?.. Так столько штурвалов не наберется, чтобы на всех хватило!

– Но должен же ты понимать…

“Стоп, – сказал себе Рыманов. – А почему, собственно говоря, я должен оправдываться перед этим кретином? Если ему не понять, что все это объективный процесс развития общества, что прогресс в том и состоит, что исчезают старые профессии и появляются новые, то я – то в чем виноват?.. Ведь каждый по-своему понимает! Вот учились мы с ним в одном классе, жили в одном городе, служили в одной армии, а какие разные люди получились. А если взять весь мир? Сколько стран, сколько армий?.. Не может же ЮНДО подходить индивидуально к каждому кригеру, это же просто невозможно! И даже если бы было возможно, то процесс затянулся бы на десятки лет. А разоружение людям сейчас нужно, а не через полвека! Через полвека я буду лежать на кладбище, и мне будет глубоко наплевать, стреляют над моей могилой или занимаются любовью! Но сейчас, пока я жив, душу положу на то, чтобы была любовь и не было смерти!..”

– Скажи, Михаил, ты давно в Ассоциации? – спросил он.

Дуля смотрел на него удивленно.

– А с чего ты взял, что я член Ассоциации?

Рыманов рассмеялся.

– Догадался… Так вот скажи мне, Михаил: чего вы добиваетесь?

Дуля быстро взглянул на него, и было в этом взгляде что-то от затравленного насмерть зверя, безысходность какая-то и покорность судьбе.

– Ничего мы не добиваемся, – сказал он устало. – Хотим, чтобы оставили в покое и дали дожить остаток жизни. Неужели это так много? Это же единственное условие Ультиматума!

– А Ультиматум-то ваш, Дуля, блеф! – произнес вкрадчиво Рыманов.

– Что ты, Рыма! – сказал Фигнер. – Тебе мало “Мэджик стар”?

– Э-э, нет! – Рыманов пригрозил пальцем. – “Мэджик стар” – это прошлое, мы вам подобного больше не позволим. Да и где вы сил столько наберете, чтобы произвести десятки, таких акций, на которые указываете в Ультиматуме?

Дуля вздохнул и встал из-за стола.

– Дурак ты, Рыманов! – сказал он. – Это тебе не детские игры в тайное общество смелых и отважных!.. Такие, как ты, все-таки угробят мир. А потом будут прыгать на его останках и орать, что они были правы. Только убеждать в этом будет некого!.. Ты извини: мне пора.

– И это все, для чего ты искал со мной встречи?

– Да… Я просто хотел посмотреть на тебя. Вряд ли мы увидимся еще раз, во всяком случае, при таких обстоятельствах.

Он показал глазами на стол и выключил экран. Бледный туман вокруг них исчез.

– Ведь когда-то мы были друзьями… – проговорил Дуля.

– Это было слишком давно! – сказал Рыманов. – Забудь!

Подошел гарсон. Расплатились молча, от предложенной гарсоном возможности загримироваться отказались настолько решительно, что тот сразу отстал. На первом этаже надели плащи и нырнули в серую морось.

– Я тебя провожу, – сказал Фигнер.

– Хочешь убедиться, что я за тобой не слежу? – спросил Рыманов. – На это у меня есть спецы.

Говорить – во всяком случае на равных – было больше не о чем, и до машины шли молча, аккуратно обходили с разных сторон лужи на тротуаре. Открывая дверцу машины, Рыманов сказал:

– Может, тебя подвезти?

– В застенки ЮНДО, что ли? – спросил Фигнер. – Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам доберусь.

– Ну, тогда будь здоров! До встречи!.. И подыскивай себе адвоката, потому что вы обречены.

– Чему быть, того не миновать! – сказал Фигнер. – Только когда начнешь нас обкладывать, учти, что это не так просто.

Он резко повернулся, перешел на другую сторону улицы и быстрым шагом удалился в сторону площади де Голля. Рыманов некоторое время смотрел ему вслед, последняя фраза Дули ему не понравилась. Рыма<