Особенности психотерапевтической системы

Двумя наиболее важными особенностями человекоцентрированной психотерапевтической системы являются, во-первых, ее изначальное становление вне какого-либо традиционного психотерапевтического подхода, «экспириентализм» как опора ее автора главным образом на свой собственный личный психотерапевтический опыт и, во-вторых, ее «спокойная рево­люционность» — инновационный характер основных элемен­тов психотерапевтической системы — теории, техники и прак­тики психотерапевтического общения.

Роджерс создает новый психотерапевтический миф, транс­формирует психологическую модель человека в направлении абсолютного доверия пациенту, клиенту, человеку. Задавая основ­ное теоретическое различение между двумя способами существо­вания, двумя формами детерминации поведения человека - «ценностным процессом» и «ценностной системой», Роджерс (Rogers, 1964) объясняет всю сферу психопатологии от неврозоподобных состояний до психозов следствием непринятия и вы­теснения из жизни взрослого человека существования в логике «ценностного процесса», свободного от каких-либо фиксаций, динамичного и открытого опыту личностного роста. В этой свя­зи в качестве основной проблемы и задачи психотерапии видит­ся исцеление как обретение человеком своей утраченной целост­ности посредством принятия и самопринятия.

Для решения данной задачи старая психотерапевтическая «техника» с ее приоритетами диагностики и интерпретации ока­зывается совершенно непригодной. Вот почему Роджерс в каче­стве основного технического средства берет на вооружение саму терапевтическую беседу и такие ее составляющие, как отраже­ние переживаний и активное эмпатическое слушание (зеркаль­ную обратную связь, адресованную клиенту в сочетании с кон­центрацией психотерапевта на его переживаниях). Подобная «техника» утрачивала статус совокупности самостоятельных при­емов, становилась средством сверки пониманий клиента и пси­хотерапевта и обнаруживала свою глубокую укорененность в са­мой практике психотерапевтического общения (и производность от этой практики) во всей ее сложности. Тем самым «техника» человекоцентрированной психотерапии обнаруживала явную тенденцию к слиянию с психотерапевтической практикой.

В области психотерапевтической практики Роджерс также выступает в качестве радикального реформатора. Об этом сви­детельствуют и его стремление предельно психологизировать психотерапевтическую практику (критика медицинской моде­ли, медицинской диагностики и медицинского видения человека как пациента, использование вместо понятия «пациент» понятия «клиент», а затем понятия «человек»), и разработка недирективной, клиентоцентрированной психотерапии, а затем человекоцентрированного подхода, и стремление сместить центр психотерапевтической проблематики с лечения (избав­ления от симптомов и адаптации) на исцеление как обретение целостности человека со всем его потенциалом, как его саморе­ализацию. Процессуальной целью психотерапии становится при этом самоисследование человека, а конечной целью — «пол­ноценно функционирующий человек», сущностной характе­ристикой которого является экзистенциальный способ бытия как реализации ценностного процесса в жизни взрослого чело­века. Роджерс пересматривает не только содержание и цели пси­хотерапевтической практики, но и представление о ее основ­ном средстве, в качестве которого в человекоцентрированном подходе выступает фасилитация личностного роста.

Практика — вот тот элемент психотерапевтической системы, который лег во главу угла человекоцентрированного подхода. Именно поэтому практика с самого начала оказывается предме­том особого внимания, предметом исследования. Показательно в этой связи, что Роджерсу принадлежит заслуга первой публи­кации полного дословного текста психотерапевтических сеансов на основе аудиозаписей вместо практиковавшихся ранее автор­ских пересказов психотерапевтической работы (случай Герберта Брайана. См. Rogers, 1942). Именно в области психотерапевти­ческой практики Роджерсу удается изучить и описать необходи­мые и достаточные условия эффективности психотерапевтичес­кого процесса, то есть личностные установки психотерапевта: безусловное позитивное принятие, эмпатическое понимание и конгруэнтность (Rogers, 1957). К области практики относится и классическое описание терапевтического процесса, его семи основных «стадий» (блокады опыта, отстраненности опыта, объективизации опыта, прорыва блокады опыта, текучести и внутренней диалогичности опыта, полноценного опыта пере­живаний «я» как процесса опыта) и основных эффектов: осво­бождение чувств, самопринятие и доверие к «я», конгруэнтность, открытость опыту, интегрированность как слияние дезинтегри­рованных внутренних инстанций (I — «я» наблюдающее, те - «я» переживающее, self — «я» живущее) в одно целое (Rogers, 1961). Психотерапевтическая практика становится при этом прак­тикой глубокого вовлечения психотерапевта (на правах фасилитатора, спутника и более опытного клиента) в жизнь и внутрен­ний мир клиента, практикой партнерства и участия.

Рассмотренные выше особенности человекоцентрированной психотерапевтической системы могут быть проиллюстри­рованы на примере известного клинического случая Эллен Вест, к анализу которого обратился Роджерс в одной из своих публи­каций (Роджерс, 1993, р. 69-74):

«Главным недостатком в ее лечении было то, что никто из вра­чей, похоже, не отнесся к ней как к человеку — личности, дос­тойной уважения, способной к самостоятельному выбору, чей внутренний опыт является самой надежной опорой и самым точным ориентиром.

Однако, судя по всему, с ней обращались как с объектом. Ее пер­вый аналитик помогает ей прояснить ее чувства, но не пережить их. Это только усиливает ее отношение к себе как к объекту и еще больше отстраняет ее от жизни своими собственными чувства­ми, опоры на свой собственный внутренний опыт. "Я кричу, но они не слышат меня", — эти слова Эллен звучат у меня в ушах... никто не проявил к ней уважения в достаточной мере, чтобы по-настоящему услышать ее голос: ни родители, ни оба ее аналитика, ни врачи. Все они видели в ней существо, не­способное отвечать за собственную жизнь, чьи переживания обманчивы, чьи внутренние чувства недостойны принятия. Могла ли она при таком отношении к себе всерьез слушать себя, относиться с уважением к тому, что происходит внутри нее? Если бы Эллен Вест пришла сегодня в мою консультацию или ко многим из известных мне коллег, то ей смогли бы помочь. Терапевтические взаимоотношения, в которых различные сторо­ны ее "я" были бы безоценочно приняты, помогли бы ей обнару­жить, что, оказывается, возможно безопасно выражать свое "я" бо­лее полно. Убедившись в том, что другой человек способен понять и разделить с ней смысл ее внутреннего опыта, она почувствовала бы, что вовсе не обречена на одиночество и ей совсем не обяза­тельно отгораживаться от людей. Кроме того, она заметила бы, что постепенно начинает ладить сама с собой, что ее тело, ее чувства, ее желания отнюдь не являются ее врагами, а представляют собой дружественные и конструктивные части ее самой. Мы можем оказать существенную помощь другому только тог­да, когда мы взаимодействуем с ним на глубоком личностном уровне как два равноправных и достойных уважения человечес­ких существа, когда мы лично рискуем в этих взаимоотношени­ях, когда мы воспринимаем другого человека как личность, спо­собную к выбору своего собственного направления в жизни. Только в таком случае происходит по-настоящему глубокая встреча, утоляющая боль одиночества и клиента, и терапевта».