Бог любит нас всех - Клара Куртеман

Клара Куртеман живет в маленьком городке Фортуна в Северной Калифорнии. Она работала официанткой в ресторане и баре Фреда Део, пока паралич не превратил ее в инвалида. Она преданная католичка. И у них с Верном, который работает на лесопильном заводе, пятеро детей.

Все это началось однажды вечером в ресторане Фреда Део, где я обслуживала столики. Когда я поднимала поднос с грязной посудой, я внезапно почувствовала волну тошноты, которая сопровождалась стреляющими болями в голове и животе. Я почти упала, но одна из официанток поспешила мне на помощь, а другая девушка сообщила Фреду о моем состоянии. Он позвонил моему мужу Верну, который приехал и забрал меня.

Я смогла добраться до софы в нашей крошечной гостиной и упала. Мне никогда не было так плохо. Верн велел нашим пятерым детям самим ложиться в постель. Затем он уложил меня на софу, где я и провела ночь.

Когда я проснулась на следующее утро, лучи солнца проникали в гостиную. Я попыталась сесть. И не смогла. Моя левая нога и левая рука не двигались. Я попыталась позвать Верна, но с моих губ слетали только смешные звуки. Я почувствовала, как панический ужас сковал мой разум. Парализована! Наконец мои неразборчивые звуки разбудили Верна. По моим глазам он понял, что случилось нечто ужасное.

Было субботнее утро, и Верн позвонил нескольким докторам, прежде чем смог найти того, кто взялся осмотреть меня. Доктор провел короткое обследование и сказал: "Я думаю, что все дело в ущемлении нерва. Вам станет легче, когда вы немного отдохнете".

Озадаченный Верн забрал меня домой. Моя способность говорить постепенно вернулась, но я оставалась в кровати. Боль в левой руке и ноге стала сильнее.

Спустя две недели Верн позвонил доктору Диксону в Рио-Делл, маленький городок к югу от Фортуны. Доктор Диксон, который лечил мою бабушку, согласился осмотреть меня. Когда я, ковыляя, вошла в его дверь, он сказал: "Я могу сказать прямо сейчас, что у вас был приступ. Вам следовало идти не сюда, а в госпиталь".

Я стала возражать. У меня было пятеро детей, о которых нужно заботиться, и мы были стеснены в деньгах. Доктор Диксон неохотно позволил мне вернуться домой.

Мое состояние продолжало ухудшаться. Однажды вечером за обеденным столом наш шестилетний Майкл сказал: "Папа, почему мама не учится говорить правильно?"

Я заплакала. Верн попытался сгладить ситуацию:

"Мама ничего не может поделать со своей речью, Майк. Она больна".

И даже тут никто из нас не осознавал, насколько я больна на самом деле.

В октябре я легла в госпиталь Университета штата Калифорния в Сан-Франциско. Верн отвез меня туда за триста миль, и меня приняли в субботу вечером. Доктора начали делать анализы в тот же день. Спустя три дня один из докторов подошел к моей постели в палате. "Миссис Куртеман, похоже, что у вас церебральная артериальная закупорка. Это медицинское название непроходимости кровеносных артерий мозга. Это вызвало приступ, приведший к параличу левой части тела".

Верн заехал за мной незадолго перед Днем Благодарения. Доктора не хотели отпускать меня, настаивая на том, что им нужно удалить часть моего правого легкого, где образовались тромбы. Они предупредили меня, что у меня может случиться еще один приступ в любой момент. Однако мне разрешили остаться дома с детьми на выходные.

Это была долгая поездка домой. Даже езда по лесам из красного дерева ничего для меня не значила. Я всегда восхищалась этими высокими красными деревьями в Северной Калифорнии. Они стояли там со времен Христа - немые свидетели вечной доброты Божьей. Теперь, однако, вечность казалась такой близкой.

А в Фортуне доктор Диксон велел сделать мне скобу для левой ноги и трость. Моя нога стала подворачиваться, и единственное, что могло выпрямить ее, - это была специальная обувь и скоба, которая доходила мне до колена.

За неделю до Рождества мне снова стало очень плохо.

Вернулись рвота, страшные головные боли и спазмы мышц в спине. В начале января у меня был еще один приступ. Однажды утром я проснулась и увидела, что моя левая рука неестественно вывернута и выглядит словно лапа. И при этом я чувствовала сильное жжение.

Доктор Диксон снова обследовал меня и, наконец, велел мне опять лечь в госпиталь в Сан-Франциско. Спустя еще неделю, когда я прошла сотню тестов, ко мне зашел один из врачей. "Если бы у вас был выбор, - сказал он весело, - то что бы вы предпочли потерять - руку или ногу?"

"Вы шутите, не так ли, доктор?" - спросила я.

"Это только вопрос, - сказал он. - Но почему бы вам не подумать об этом и не дать мне ответ в ближайшие дни?"

Я пыталась забыть то, что он сказал, но эта фраза продолжала возвращаться ко мне. Почему он это спросил? Он шутил или говорил серьезно? Доктора знали больше, чем они говорили мне?

Спустя три недели меня выписали из госпиталя с условием, что я буду возвращаться через каждые две недели для дополнительного лечения. Поскольку Берн работал, а наши финансы были на пределе, то это означало, что мне придется ездить туда и обратно на автобусе.

Чудесный священник, отец Райэн из католической церкви святого Иосифа в Фортуне, регулярно навещал меня. Однажды вечером я лежала на софе и испытывала такую боль, что думала: я умираю. "Святой отец, что мне делать?" - заплакала я.

"Все, что вы можете сделать, - это попросить Бога исцелить вас, - сказал он добрым голосом. - И я присоединюсь к вам в этой просьбе".

Затем он помолился обо мне.

Уходя, он встретил пастора из церкви Форсквер, который шел со своей женой ко мне. Эти два милых человека служили моему отцу во время его болезни, и они заходили повидать меня после того, как я заболела.

Мне становилось все хуже. Мое зрение ослабло, все расплывалось перед глазами, и я не могла сфокусировать взгляд. Левая нога не двигалась, и мою речь было очень трудно понять. Однажды в воскресенье после обеда после еще одного сильного приступа Берн отвез меня к доктору Диксону, который стал настаивать, чтобы меня сразу отправили в Сан-Франциско.

"Не тратьте время даже на то, чтобы переодеться, - сказал он Верну. - Я позвоню туда и зарезервирую место. Я вижу симптомы, которые мне не нравятся". Доктор Диксон думал, что я умираю. И я тоже так думала.

И снова доктора в университетском госпитале пропустили меня через серию тестов. На четвертый день один из нейрохирургов зашел в мою палату. "Что ж, миссис Куртеман, я думаю, нам нужно сделать маленькую операцию на вашей голове", - объявил он напрямую.

"Почему? У меня в мозге опухоль?" - спросила я. "Похоже на то, - признался он, - но мы не можем сказать наверняка, пока не вскроем и не посмотрим".

"Вы ведь не собираетесь обрить всю мою голову, не так ли?" - спросила я. Удивительно, но я тогда думала об этом. Нейрохирург говорил мне, что они собираются вскрыть мой череп и посмотреть на мозг, а я заботилась о том, как я буду выглядеть.

Но он засмеялся, и это сняло напряжение. "Я постараюсь спасти большую часть ваших волос", - пообещал он.

И он спас их, но сделал порядочную дырку сзади на моем черепе. После операции доктор Бертон принес мне результаты операции. "Хорошая новость и плохая, - улыбнулся он. - Прежде всего, у вас нет опухоли мозга. Это хорошо. Однако у вас есть заболевание, известное как васкулит - очень редкая болезнь крови".

"И это плохо?" - поинтересовалась я. Он кивнул. "Боюсь, что так. Это - ухудшение кровеносных сосудов в вашем теле, оно и вызвало те приступы, которые были у вас, - и, конечно, может вызвать новые. И любой из них может убить вас". Затем он сообщил, что и сама болезнь может убить меня, и что нет никакого известного метода лечения. "И что произойдет?" - спросила я. Он пододвинул стул к моей кровати и сел. "Клара, я не знаю, к чему это все приведет, - сказал он мягко. - Мы действительно ничего не можем сделать с этим недугом. Я считаю, что вам следует подумать о том, чтобы кто-то позаботился о ваших детях". Я поняла: он полагает, что я умру. Меня выписали из госпитале, и я стала ездить туда каждую вторую неделю для лечения. Моя болезнь прогрессировала, и врачи сказали мне, что я могу ожидать мощного - даже смертельного - приступа каждый день. Они начали говорить об ампутации ноги, чтобы продлить мою жизнь.

Затем мне позвонила Катерина Део, жена моего босса. Мы были в близких отношениях с ней с тех пор, как началась моя болезнь, но в тот ноябрьский день она позвонила с восхитительной новостью.

"Клара, родственник Фреда Дон только что вернулся с замечательного собрания в Лос-Анджелесе. Оно называется "служение с чудесами" и проводится женщиной из Питсбурга. Он сказал, что видел, как сотни больных людей были исцелены силой Божьей".

"О, это так замечательно!" - сказала я.

"И это еще не все, - продолжала Катерина. - Фред и я, мы оба верим, что ты тоже можешь быть исцелена".

Я довольно хорошо знала Фреда и Катерину. Они никогда не проявляли большого интереса к духовным вещам. Но Катерина продолжала болтать: "Дон принес нам экземпляры книг Кэтрин Кульман. Я знаю, ты плохо видишь, и я подумала, что, может, ты захотела бы, чтобы я прочла их тебе по телефону".

Я согласилась послушать.

Однажды вечером, спустя несколько недель, Катерина прочла мне историю о маленьком несчастном клоуне из книги "Бог может сделать это снова". Этот клоун был исцелен, хотя он ни разу не был на "служении с чудесами". Читая это, Катерина стала плакать. Фред взял телефонную трубку и продолжил чтение. Затем и Фред заплакал. Я услышала, как Катерина сказала: "Дай мне дочитать. Я действительно хочу, чтобы Клара услышала эту историю".

Катерина кончила читать, и я поняла, что мне нужно поехать на "служение с чудесами".

Я подумала о моих дедушках и бабушках, которые были истинными христианами. Когда я болела, будучи ребенком, то моя бабушка молилась за меня, и я выздоравливала. Я поняла, что она все еще молится обо мне. Меня наполняло чувство возбуждения, я лежала на софе в гостиной и вспоминала о том, как Бог отвечал на ее молитву, - и я серьезно задумалась о собраниях Кэтрин Кульман.

Но я не могла организовать поездку в Лос-Анджелес. Мы с Верном помолились об этом, веря, что Бог найдет способ. Когда Фред и Катерина предложили отвезти меня, то я поняла, что Бог запланировал это.

Я также знала, что это "служение с чудесами" - мой последний шанс. Чтобы поехать, мне пришлось отменить визит в госпиталь. Доктора готовились к ампутации моей ноги. Но я была так уверена, что Бог исцелит меня, что взяла с собой только пару туфель на высоких каблуках, намереваясь выйти из зала "Святыня" здоровым человеком.

И так вот получилось, что мы ехали на юг по автостраде 101 на "кадиллаке" Фреда Дэо в то воскресное утро; напевая, и молясь, и плача, держа друг друга за руки. Это была странная компания. Фред проработал в алкогольном бизнесе двадцать два года. Катерина была верной лютеранкой, но курила одну пачку сигарет за другой. На заднем сиденье рядом с матерью и теткой Фреда сидела его сестра Донна, прихожанка пятидесятнической церкви в Санта-Марии.

Мы выехали из северной части штата и остановились на два дня у Донны и ее мужа в Санта-Марии. Два вечера мы засиживались допоздна, пока они рассказывали нам об исцеляющей силе Божьей. Будучи католичкой, я с легкостью верила в Божью способность исцелять и творить чудеса. В течение веков римско-католическая церковь придерживалась такой доктрины. Но здесь было нечто иное. Мы ехали в особое место в особое время и ожидали особенного чуда.

Родственник Фреда говорил нам, что одной из любимых песен в зале "Святыня" была песня "Он коснулся меня". Никто из нас не знал ее, но Катерина выписала слова. Она пыталась разучить с нами эту песню, пока мы ехали в Лос-Анджелес.

И хотя автомобиль был наполнен дымом сигарет и голос у Катерины был хриплым и сопровождался присвистом, она пыталась научить нас этой песне.

"Нет, неправильно, - говорила она, останавливаясь посреди фразы. - Должно быть вот так..." И затем мы снова начинали песню.

"Давайте возьмемся за руки, когда будем молиться", - сказала Катерина, стряхивая пепел с сигареты в пепельницу. И мы взялись за руки и плакали, молились и пели гимны все вместе. Потом Катерина повернулась ко мне: "Клара, ты молилась за всех, кроме себя. Теперь попроси Бога исцелить тебя. Помолись о себе".

В течение долгого времени я верила, что Бог исцелит меня. Не я ли взяла пару туфель на высоких каблуках, чтобы надеть их, когда сниму свои скобы, и не я ли оставила свою трость в Санта-Марии? Но молитва за себя - это было нечто новое.

"Давай, - потребовала Катерина. - Вы, католики, все ходите вокруг да около. Мы, лютеране, обращаемся прямо к Верховному начальству, а вы, католики, идете по всем святым. Теперь обращайся прямо к Главному Целителю".

"Дорогой Боже, - сказала я, наконец, запинаясь. - На сей раз, я прошу о себе. Пожалуйста, коснись меня и исцели меня".

"Аллилуйя! - проговорил Фред, а слезы катились по его щекам. - Она действительно просит этого, Боже. Я знаю, это так. И мы тоже хотим, чтобы Ты исцелил ее ".

Я закрыла глаза и мысленно воздала хвалу Богу, когда автомобиль въезжал на автостраду у залива, и мы направились на юг через город к залу "Святыня".

Люди помогли мне подняться по лестнице, и мы нашли места на балконе. Там мы сидели, пока не началось богослужение, держась за руки и молясь о моем исцелении.

Где-то на середине собрания мисс Кульман сказала: "Там, на балконе, исцеление ноги". Ей пришлось повторить это трижды, и наконец один из помощников подошел ко мне и сказал: "Я думаю, мисс Кульман говорит о вас. Снимите скобы и пройдитесь".

Меня так сильно трясло, что я едва могла расцепить скобы. Все в нашей группе плакали и всхлипывали. Я сняла скобы и начала ходить взад и вперед по проходу. Я чувствовала, что словно огонь проходит по моему телу. Я повернулась к помощнику и сказала: "Я не могу дышать, так мне жарко".

Я услышала, как кто-то сказал: "Не трогайте ее, на нее сошло помазание".

Затем я упала на пол. Позднее Донна сказала мне, что когда я лежала на полу, моя левая нога продолжала дергаться так сильно, что она боялась, как бы она не сломалась.

Служители, наконец, помогли мне подняться на ноги и довели меня до сцены. Мисс Кульман улыбалась. Я все еще держала в руках скобы и туфли. Мисс Кульман сказала: "Так, в чем вы поедете теперь домой? Ведь вы сняли обувь".

"О, у меня есть другая пара обуви в машине, - сказала я в возбуждении, совершенно забыв о том, что стою перед более чем семью тысячами людей. - Я знала, что Бог собирался коснуться меня и исцелить".

Мисс Кульман протянула руку, чтобы помолиться за меня. "Дорогой Иисус..." - это все, что я помню. Когда кто-то помог мне встать на ноги, я услышала, как мисс Кульман сказала: "А теперь что вы собираетесь делать? "

Я все еще волновалась, но смогла выдохнуть: "Я надеюсь, что мой босс снова примет меня на работу".

"Ваш босс? - усмехнулась мисс Кульман. - А ваш босс здесь, на собрании?"

Я указала на балкон, и мисс Кульман закричала: "Босс, вы там? Спускайтесь на сцену и приведите свою жену".

Они все пришли на сцену. Мисс Кульман помолилась, и мы все упали под действием Святого Духа. Один из людей на сцене позднее сказал мне, что пока я лежала на полу во второй раз, он наблюдал за тем, как мое лицо приобретало нормальный цвет. Он сказал, что это выглядело, как переливание крови, когда цвет моей кожи изменился от обычного серого, болезненного до розового.

Я поняла, что моя нога исцелена. Но я обратила внимание на свою руку, только когда мы ехали в машине по Лос-Анджелесу, направлгясь на север. "Посмотрите! - закричала я, - я могу двигать рукой! Мои пальцы сгибаются. Они уже не похожи на когти".

"А твои глаза и лицо! - воскликнула Донна. - Твои глаза исцелены! Я вижу разницу!" Все во мне стало здоровым.

Мы остановились у первой бензоколонки у автострады, и я смогла позвонить домой. Десятилетний Вернон подошел к телефону. Я слышала, как он закричал: "Папа, мама может ходить без скоб и без трости! Она исцелена!"

Верн подошел к телефону, но я могла только всхлипывать.

И он тоже только плакал. Фред забрал у меня трубку, чтобы рассказать Верну, что произошло, но затем и он начал плакать. Наконец, мне снова пришлось взять трубку, чтобы объяснить все Верну. У нас было собрание пробуждения прямо там - в телефонной будке у бензоколонки.

Мы остановились в Санта-Марии, где я дала свое свидетельство в церкви Форсквер Госпел. Когда мы, наконец, добрались домой, Верн с детьми ждали нас на тротуаре.

"Мама, - закричал Берн, - побегай со мной и Майком".

Я бросила чемодан и побежала по улице вслед за моими двумя младшими сыновьями наперегонки. Мы пробежали до конца квартала (я думаю, что я выиграла забег), а затем пошли обратно, смеясь и дурачась.

"Папа, - сказал маленький Майк, обнимая меня вокруг талии своими пухлыми ручонками, - мама может бегать быстрее меня. Она больше не хромоножка".

Мы все изменились. Фред начал думать о том, чтобы уйти из алкогольного бизнеса. Глубоко внутри себя я знала, что Бог хотел, чтобы я свидетельствовала не только среди моих католических друзей, но и в церквях всех деноминации. Но вначале мне нужно было получить подтверждение своего исцеления.

Я вернулась к доктору Диксону в Рио-Делл. В тот момент, как я вошла в кабинет врача, его медсестра подпрыгнула на стуле за своим столом. "Клара, что случилось? - Затем она начала звать врача: - Доктор Диксон, идите сюда. Идите и посмотрите на Клару".

После обследования доктор Диксон сказал: "Это чудесно, Клара. - Потом спросил: - Вы все еще принимаете лекарства? "

"Я выкинула их все, когда вернулась домой из Лос-Анджелеса, - призналась я, - с тех пор у меня нет нужды в препаратах".

В следующем месяце я поехала на автобусе в госпиталь в Сан-Франциско. Я сочла необходимым надеть все лучшее из моей одежды, включая туфли на высоких каблуках. Сообщив секретарше о своем приезде, я заняла место в комнате ожидания.

Спустя несколько минут по коридору прошел доктор Бертон. Он посмотрел на меня и пошел дальше, затем повернулся и пристально вгляделся. "Клара? - спросил он, заикаясь и качая головой, все еще не веря. - Клара Куртеман?"

Я улыбнулась. "Это я, доктор. Вспоминаете?"

"Не пройдете ли вы ко мне прямо сейчас? - спросил он, кивнув на свой офис. Закрыв дверь, он спросил: - Что случилось?"

"Господь исцелил меня".

"Расскажите мне об этом, - потребовал он, - и начните с самого начала".

После того, как я закончила свою историю, он вышел в холл и позвонил еще одному доктору. "А теперь расскажите ему, что случилось", - сказал он.

"Вы хотите, чтобы я начала все сначала?"

"Нет, только о том, как Бог исцелил вас".

Второй доктор сделал странное выражение лица, но сел и стал слушать. Когда я закончила, он наморщил лоб и снова взглянул на доктора Бертона. Доктор Бертон знал, о чем он думает. "Психосоматика? Забудьте об этом. Я следил за этой болезнью с самого начала. Здесь все по-настоящему".

Второй доктор повернулся ко мне. "У всякого события должно быть логическое объяснение, - сказал он. - Какое здесь может быть объяснение, как вы думаете?"

Я подумала о Верне и о наших детях, о моих страданиях. Я подумала о Фреде, Катерине и Донне - о тех, кто ехал в Лос-Анджелес со мной в автомобиле, кто плакал и молился. Я подумала о любви Божьей, которая текла через них ко мне. В своем уме я продолжала слышать эхо того гимна, старого для многих, но нового для меня, который я слышала в маленькой церкви Форсквер в Санта-Марии.

Глубоко в человеческом сердце,

Сокрушенные искусителем,

Лежат похороненные чувства,

Которые благодать может восстановить;

Затронутые любящим сердцем,

Пробужденные добротой,

Струны, что были порваны, будут снова звучать.

Я посмотрела на докторов. Они хотели объяснения - логического объяснения. "Есть объяснение, - сказала я, - объяснение - это любовь Бога. Он любит нас всех".

Глава 18