Трудности, возникающие перед психотерапевтом
Самой трудной задачей для терапевта является постоянное осознание контрпереноса. Мы стремимся быть объективными и нейтральными, хотим, чтобы чувства к клиенту были нашими слугами, а не хозяевами. Мы более чем хотим — требуем этого от себя. Считая себя профессионалами, мы оставляем свои желания и тревоги вне работы.
Моему представлению о самом себе не соответствует то, что мои чувства могут быть ущемлены клиентом.
Еще меньше клиенту соответствует знание о том, что я хочу наказать или заставить его любить себя.
Мне не нравится думать о себе как о человеке, который находит одних клиентов особенно привлекательными, а других чересчур отталкивающими.
Не хотелось бы считать себя способным очаровываться, или быть отвергнутым и запуганным и в дальнейшем не последовать своим курсом. Независимо от того, как много восхищения требует мое эго от жизни, я ожидаю, что на беспокойство своих клиентов смогу ответить вместе с буддистами: “Похвала и порицание — это одно и то же”.
—115—
Но истина состоит в том, что я никогда, ни на одну минуту, не бываю свободен от этого давления. Правда, слишком большую часть времени оно незначительно для моего осознания и не причиняет вреда. Иногда я обращаюсь к коллегам за помощью и обнаруживаю, что попал в сети деструктивных чувств к клиенту, из которых должен выпутаться, преодолевая боль и трудности. Приходится постоянно напоминать себе о том, что неверно убеждение, будто в этой комнате находится одна личность, выдающая перенос, и другая,— сохраняющая жесткий контроль над объективностью и реальностью.
Заключительные замечания
Из всех причин, заставляющих направлять внимание на силы контрпереноса, вероятно, одна является наиболее важной — это необходимость избегать лечения клиента путем, ставшим причиной первоначальных травм. В предыдущих главах мы уже лицезрели силу принуждения, которая толкает клиента к новому открытию в терапии всех значимых отношений детства, включая и те, что причинили трудности на первом этапе. Этот феномен — перенос — одно из самых мощных орудий, которое команда “терапевт — клиент” имеет в своем распоряжении. Очевидно, что в использовании этого инструмента для роста и развития клиента необходимо, чтобы терапевт реагировал на перенос способами, отличными от первоначальных реакций, полученных клиентом. Если мой клиент видит во мне наказывающего отца и, соответственно, обижается, важно, чтобы я не отвечал так же, как давным-давно это делал его отец. Иначе откроется прямой путь к тому, чтобы рана заново дала о себе знать. А законы контрпереноса гласят, что время от времени я буду испытывать сильное желание сделать подобное. Я принесу огромную пользу клиентам, если почаще буду вспоминать о бдительном отслеживании и контрпереносе.
Цель расширения осознания контрпереносных тенденций — не устранение контрпереноса. Такое сродни попыткам исключить бессознательное. Этого не может и не должно быть сделано, поскольку контрперенос является источником эмпатии. Целью считается только уменьшение времени на обнаружение и применение контрпереносных установок и импульсов. Огромная масса чувств, желаний и страхов неизбежно пронизывает нас в присутствии клиентов. И неизбежно мы не всегда оказываемся в состоянии идентифицировать их и использовать для расширения понимания взаимоотношений. Возможно, в равной степени неизбежным будет и то, что время от времени мы попадаемся на крючок контрпереноса, который обременяет терапию и тянет ее назад. Все это — часть самой игры.
Мы можем постоянно сокращать время, необходимое для понимания происходящего с нами. Чем больше внимательности (я предпочел бы сказать, чем мягче будет наша бдительность) к нашим собственным отношениям, собственным чувствам и побуждениям, желаниям и страхам, тем быстрее мы найдем возможность поставить контрперенос на службу терапии.
—117—
ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ДИЛЕММЫ
Существует вопрос, который постоянно возникает у каждого терапевта: что я должен дать этому клиенту в данный момент? Как мы увидим, этот вопрос ведет к определенному замешательству и затруднениям. Правда, некоторые из ответов кажутся вполне ясными, и хотя мы не можем постоянно делать все, на что способны, у нас есть достаточно хорошее представление о том, что мы должны давать.
Мы всегда должны уделять клиентам полное внимание и энергию.
Мы должны по мере наших сил пытаться понять их, а это означает понимать их переживания в каждый текущий момент и понимать их жизненную фабулу — явную и скрытую,— по мере того, как она раскрывается перед нами.
Мы позволим им знать, что они действительно находятся с человеком, который старательно пытается их понять.
Мы должны предоставить им безопасность и свободу выражать все, что они хотят, не встречая и не ощущая при этом какого-либо осуждения.
Мы должны дать им залог уверенности в том, что они имеют дело с профессионалом в нравственном отношении, знающим этические границы и никогда их не нарушающим.
Говоря о вышеприведенном, любой из нас встает перед весьма сложным вопросом: насколько глубоко я должен раскрываться перед клиентом?
Насколько подробно я могу рассказывать о своей личной жизни? Насколько я свободен в том, чтобы говорить клиенту о своих чувствах к нему? То есть, когда я осознаю контрпереносный характер своего чувства или отношения, нужно ли это обсуждать? Как передать клиенту теплоту и заботу?
Что делать в случае ощущения вины за недостаток эмпатии? Должен ли я признать это? Следует ли мне говорить, что я чувствую по этому поводу?
Эти вопросы оказываются из числа наиболее сложных и интересных для исследования и разработки следующим поколениям клиницистов. Осмелюсь заявить, что никто, в том числе и я, не знает наилучшего на них ответа. Мы уже видели, как ломал голову Роджерс, пытаясь определить границы, до которых может или должна простираться искренность. Похоже, что общего определенного ответа, подходящего каждому клиенту в любой ситуации, никогда не будет. Важным представляется то, что мы продумываем предположения каждой исследуемой стратегии, уделяем внимание тому, какое действие это оказывает на клиента, и прежде всего добросовестно рассматриваем,— делаем ли мы это для клиента или для себя.