Искупление за смерть при родах

Франк: А ребенок этой женщины, умершей при родах, не имеет для Вильгельма никакого значения?

Б.Х.: Нет, не в данном контексте. Эта женщина, умершая при родах, оказывает слишком сильное влияние в системе.

Георг: За исключением того, если ребенок тоже умирает.

Б.Х.: Правильно. Но даже в таких случаях умерший ребенок отступает на задний план на фоне своей умершей матери.

(Вильгельму): А ребенок тоже умер?

Вильгельм: Нет. Он — мой самый старший дядя со стороны матери.

Франк (Вильгельму): И что с ним?

Вильгельм: Ничего особенного.

Франк: Странно, что не он, а другой член этой семьи чувствует себя плохо.

Вильгельм: Да, он натворил сумасшедших вещей, но тем не менее у него не возникло никаких проблем. Он здоров.

Б.Х. (группе): «Творить сумасшедшие вещи» в данном случае, конечно, означает, что он делает это, рискуя собственной жизнью. Это всегда наблюдается в подобных случаях.

В такой системе создается определенное системно-динамическое «за­бывание», поэтому мужчины и сыновья в этой семье принимают на себя искупление за смерть женщины. Подобная динамика коренится в определенных извращенных фантазиях. Эти представления всегда враждебны по отношению к женщине и унижают ее. Удивительно, что они так распространены в нашей культуре! Возможно, это происходит потому, что сам акт зачатия рассматривается как что-то неприличное и грязное, хотя это действие является самым великим из человеческих действий вообще. Не существует более великого человеческого акта, чем этот, а также более рискованного! Все пары, собирающиеся стать родителями, знают об этом риске. Совершая акт зачатия, они сознательно идут на него. Обоим партнерам известен риск, что и придает этому акту определенное величие. Иными словами, женщина тоже осознает этот риск и соглашается с ним. В том же случае, когда все действительно приходит к страшному результату, его последствия ужасны именно для женщины, так как это ей придется умереть! Если же в контексте культуры считается, что мужчина, подчинившись природному инстинкту, убил женщину, то есть принес ее в жертву своим сексуальным инстинктам, то тогда смерть женщины рассматривается как несправедливость по отношению к ней и преступление против ее достоинства. Конечно, это является преступлением и против достоинства мужчины, потому что при этом не признается факт его любви к женщине. Иначе говоря, возникает широко распространенная фантазия, что женщина была убита мужчиной. Однако в расстановках семей всегда становится ясным, что умершие при родах женщины осознают собственное достоинство; они ни в чем не обвиняют партнера. С другой стороны, они обвиняют тех, кто не уважает их судьбу из-за страха перед смертью. Этот страх остальных членов семьи оказывает воздействие и искупается из поколения в поколение зачастую очень странным образом.

В связи с этим мне хотелось бы сказать несколько слов об одной из возможных причин гомосексуализма. Один из моих пациентов расставил свою родительскую семью — отца, мать и троих братьев. Участники группы, игравшие роли братьев, во время расстановки проявили очень сильное беспокойство и были по-настоящему возбуждены. Мы долго искали причину и в конце концов нашли свидетельство того, что первая жена прадеда умерла при родах. Тогда я поставил эту женщину позади трех братьев, и они сразу успокоились. Все трое были гомосексуалистами, и один из них покончил жизнь самоубийством. Этот пример показывает одну из возможных динамик, являющихся причиной гомосексуализма: когда в семье нет дочерей, которых система могла бы использовать для идентификации с умершей, происходит идентификация со стороны детей противоположного пола. Тогда мальчик часто идентифицируется с умершей и действует в качестве ее заместителя. В таком случае он становится гомосексуалис­том. Можно сказать, что за смерть женщины, умершей при родах, приносят себя в жертву во имя искупления другие члены системы, вплоть до вну­ков и правнуков. То есть во всех тех случаях, когда женщина умирает при родах, ее смерть будет искуплена представителями последующих поколений ее семьи: потомками мужского пола, которые наказывают сами себя за предполагаемую сексуальную инстинктивность мужа умершей, или женского, идентифицирующимися с умершей. При отсутствии дочерей или внучек сыновья или внуки могут стать гомосексуалистами.

(Вилъгелъму): Поэтому я и посоветовал тебе перейти из области влияния матери в область влияния отца и деда, талантливого в финансовых делах. Там ты сможешь избежать своего переплетения и избавиться от чувства самопожертвования и необходимости искупить чужую вину.

Вильгельм: Собственно, я узнал об этом таланте дедушки совсем недавно.

Б.Х.: Я только знаю, что семейно-системные переплетения не образуются на основе устных сообщений, но у всех членов семьи существует «прямое знание» о причинах таких переплетений. Иначе мы не смогли бы осуществлять расстановок семей вообще; расстановки функционируют исключительно благодаря этому «прямому знанию».

Франк: У меня еще один вопрос о предполагаемой вине в случае таких переплетений. Ты говоришь, что потомок, с одной стороны, идентифицируется с умершей, а с другой — с предполагаемой виной мужчины. То есть с двумя лицами?

Б.Х.: По-моему, невозможно определить, идентифицируется ли потомок с одним или с двумя лицами. Я рассматриваю все это как единое. В системе подобной семьи существуют следующие извращенные представления: это дедушка должен был покончить жизнь самоубийством, так как он этого не сделал, другой член системы вынужден сделать это вместо него. Но дело в том, что дедушка, то есть мужчина, жена которого умерла при родах, не разделяет таких представлений. Он осознает, что он не виноват. Действующие вредные фантазии наблюдаются только у других потомков.

Но на заднем плане таких фантазий действует еще одно представление: в случае потери одного из членов семьи какой-то другой ее член должен, в пользу равновесия, тоже исчезнуть. Это примитивный архаический принцип семейно-системного уравновешивания, глубоко укорененный в человеческой душе. Такую архаическую потребность в уравновешивании можно заместить и преодолеть с помощью другого уравновешивания — уравновешивания согласно порядку любви. Если члены семьи, уступившие в пользу других свое место в системе, сознательно ценятся и уважаются остальными членами семьи, больше ничего не требуется. Если же совершается что-то еще дополнительно, например, какое-то искупление, — уважение будет уничтожено. Необходимо только уважение. Все остальное совершенно излишне. Значит, каждый из нас может сам легко избавиться от подобной проблемы.

Франк: Значит, дело только в уважении?

Б.Х.: Правильно.

Карл: Ты говоришь, что достаточно только выразить уважение по отношению к умершему и не нужно привлекать других членов семьи для совершения каких-то действий, выражающих уважение. Не так ли?

Б.Х.: Вильгельму достаточно выразить свое уважение. То есть он должен признать, что умершая первая жена деда фактом своей смерти уступила место бабушке Вильгельма, а следовательно, и его матери.

Анне: Играет ли роль то, в чьей родительской семье произошло несчастье - матери или отца?

Б.Х.: Нет, это не играет никакой роли. Тут нет никакой разницы.

(Группе): Сейчас я расскажу вам одну историю, которая одновременно и прячет и раскрывает нашу тему. Речь пойдет об обманчивой внутренней картине: как будто достаточно только желать чего-то и тогда можно достичь его... Но если человек соблазняется такой иллюзией, он увлекается действиями, и они вместо счастья, которого он желал, приносят ему несчастье, которого он боится.

Тем, в чьих умах действуют подобные картины, станет понятным, что наши желания имеют свои границы. И человек неизбежно потерпит провал, если позволит себе действия, на которые у него нет права. Мы опускаемся с неба на землю и осознаем наши границы.

Самообман

Один старый король-вдовец собрался умирать. Беспокоясь о будщем своего королевства, он призвал к себе самого верного слугу по имени Йоханнес, поведал ему одну тайну и сказал: «Позаботься о моем сыне, когда он останется сиротой. Тебе известно, что королева-мать умерла при его рождении. У него еще нет никакого опыта. Служи же ему так же верно, как мне!»

Верный Йоханнес преисполнился важности, — ведь он был только простым слугой, - и, не подозревая ничего плохого, поднял руку и поклялся: «Я сохраню твою тайну и буду так же верен твоему сыну, как и тебе, даже если это будет стоить мне жизни».

Король умер и после того, как его оплакали, верный Йоханнес провел молодого короля через весь замок, открыл перед ним все двери и комнаты и показал все сокровища королевства. Но одну комнату он оставил под замком, а когда молодой король попросил открыть и ее, Йоханнес предупредил, что старый король запретил это. Но когда молодой король пригрозил взломать ее, Йоханнес сдался и, скрепя сердце, открыл эту дверь. Однако он вбежал в комнату первым и попытался заслонить собой картину, которая там находилась, чтобы молодой король не увидел ее. Но молодой король отодвинул его в сторону, взглянул на картину и упал без чувств. На картине была изображена принцесса королевства Золотой Крыши. Когда молодой король пришел в сознание, он был вне себя и думал только о том, как получить ее в жены. Но открыто попросить руки принцессы казалось ему слишком рискованным, так как ее отец, как ему сообщили, до сих пор отказывал всем женихам. Тогда верный Йоханнес и молодой король решили прибегнуть к одной хитрости. Им удалось разузнать, что сердце принцессы было склонно ко все­му, что сделано из золота. Поэтому они взяли из королевской со­кровищницы все золотые украшения и золотую посуду, отнесли на корабль и поплыли к городу, в котором жила принцесса. Верный Йо­ханнес взял несколько золотых вещей, пошел в город и сделал вид, будто ищет, кто бы купил у него это золото. Как только принцес­са об этом услышала, она пришла, чтобы лично осмотреть това­ры. Тогда Йоханнес рассказал ей, что у них есть много другого доб­ра, и уговорил ее пойти с ним на корабль. Молодой король принял ее на корабле, переодевшись торговцем, и обнаружил, что она еще прекраснее, чем на картине. Он завел принцессу внутрь и показал ей золотые сокровища.

Пока они осматривали богатства, на корабле подняли якорь и пару­са и вышли в море. Принцесса заметила это и очень растерялась. Но через некоторое время она поняла: то, что произошло, отвеча­ло ее тайным желаниям.

Осмотрев сокровища, принцесса выглянула наружу, обнаружила, что корабль уже далеко от берега, и притворилась испуганной. Но мо­лодой король взял ее под руку и сказал: «Не бойся! Я никакой не тор­говец, а король. Ты мне очень нравишься, и я хочу, чтобы ты стала моей женой!» Она взглянула на него, нашла его любезным, потяну­лась к золоту и сказала: «Да».

Верный Йоханнес стоял за штурвалом и весело насвистывал, так как его хитрость удалась. Мимо пролетали три ворона, они усе­лись на мачту и начали разговор.

Первый ворон сказал: «Молодой король еще не скоро получит прин­цессу. Когда они пристанут к берегу, навстречу выбежит огненно-рыжий конь. Молодой король сядет на него, чтобы въехать в замок. Но конь быстро умчится вместе с всадником, и молодого короля больше никто никогда не увидит».

Второй ворон сказал: «Но этого не случится, если кто-то опере­дит его, вскочит на коня, выхватит ружье, прицепленное к седлу, и убьет животное!»

Третий ворон сказал: «Но если кто-то об этом узнает и расска­жет, его ноги превратятся в камень до колен». Второй ворон сказал: «Даже если молодой король избежит первого испытания, он все равно еще не скоро получит принцессу. Когда он прибудет в замок, то найдет там красивые праздничные одежды и захочет их надеть. Но одежды эти сожгут его, как сера, до кос­тей!»

Третий ворон сказал: «Но этого не случится, если кто-то опере­дит его, схватит эти одежды в перчатках и бросит в огонь!» И первый ворон сказал: «Но если кто-то об этом узнает и расска­жет, то превратится в камень от колен до сердца».

Третий ворон сказал: «Даже если молодой король избежит второго испытания, он все равно еще не скоро получит принцессу. Когдя молодая королева начнет танцевать в день свадьбы, то побледнеет и упадет как мертвая. И если кто-то не подойдет, не расстегнет ей корсаж и не высосет три капли крови из ее правой груди, а потом выплюнет их, она умрет!»

И второй ворон сказал: «Но если кто-то об этом узнает и расскажет, то превратится в камень от сердца до макушки!» Верный Йоханнес сразу понял, что сейчас дело нешуточное. Но, верный своей клятве, он решил сделать все для того, чтобы спасти короля и королеву, даже если это будет стоить ему жизни. Когда они причалили к берегу, все свершилось точно по словам воронов. Огненно-рыжий конь выбежал навстречу, но не успел молодой король сесть на него, как верный Йоханнес сам вскочил на коня, выхватил ружье и застрелил животное. Тогда остальные слуги сказали: «Что он себе позволяет?! Король хотел въехать в замок на таком красивом коне, а этот его застрелил! Такое не должно остаться без наказания!» Но король сказал: «Он мой верный Йоханнес, и кто знает, чему это могло послужить». Войдя в замок, они нашли там праздничные одежды. Но не успел король подойти и надеть их, как верный Йоханнес схватил их в перчатках и бросил в огонь. Тогда другие слуги сказали: «Что он себя позволяет?! Наш король хотел одеть свадебные одежды, но он бросил их в огонь на его глазах. Такое не должно остаться без наказания!» Но король сказал: «Он мой верный Йоханнес, и кто знает, чем это могло послужить».

Начали играть свадьбу, и как только королева пошла танцевать, она упала наземь как мертвая. Верный Йоханнес бросился к ней, и не успел еще король что-то предпринять — ведь он был еще неопытным в подобных делах, - расстегнул королеве корсаж, высосал три капли крови из ее правой груди и выплюнул их. Королева открыла глаза и снова стала здоровой.

Но молодому королю стало стыдно, когда он услышал, как его слуги сплетничают между собой о том, что на этот раз было уже слишком и что если король спустит ему и такое, то попросту потеряет свою честь. Тогда он созвал суд и приговорил верного Йо-ханнеса к смерти. Когда верного Йоханнеса вели к месту казни, он обдумывал, стоит ли ему рассказать о том, что услышал от воро­нов. Ведь он должен был умереть в любом случае: если не расска­жет, то умрет на виселице, а если расскажет, то превратится в камень. В конце концов он решил все рассказать, потому что ве­рил, что истина делает свободным.

Когда он предстал перед палачом, ему, как всем преступникам, раз­решили сказать перед смертью последние слова. И он рассказал перед всем народом, почему так поступил, а когда закончил свой рассказ, то превратился в камень. Так он умер.

Весь народ вскричал от боли. Король и королева вернулись в свои покои. Королева взглянула на короля и сказала: «Я тоже слышала, что говорили вороны, но ничего не сказала, боясь превратиться в камень».

Король приложил ей палец к губам и прошептал: «Я тоже слышал».

Но это еще не конец истории. Король не осмелился похоронить пре­вратившегося в камень верного Йоханнеса и поставил его как па­мятник перед замком. Каждый раз, проходя мимо, он всхлипывал и говорил: «Ах, мой верный Йоханнес!» Но скоро ему в голову пришли другие мысли. Королева забеременела и родила близнецов, двух пре­красных мальчиков.

Когда детям исполнилось три года, король больше не мог молчать и сказал жене: «Мы должны сделать что-то для того, чтобы вос­кресить верного Йоханнеса, и нам это удастся, если мы принесем в жертву самое дорогое, что у нас есть». Королева испугалась и сказа­ла: «Ведь самое дорогое, что у нас есть, - это наши дети!» «Да», — ответил король.

На следующее утро он взял свой меч, отрубил своим сыновьям го­ловы и полил их кровью каменного Йоханнеса в надежде, что тот воскреснет. Но камень остался камнем.

Тогда королева закричала: «Это конец!» Она вернулась в свои по­кои, собрала все свои вещи и отправилась назад, в королевство своего отца. Король же пошел на могилу своей матери и долго там плакал.

Если кто-то захочет перечитать эту сказку в оригинале и будет читать внимательно, то обнаружит в ней то же самое, что сейчас услышал. Но одновременно найдет и настоящую сказку со счастливым концом: люди страшатся изложенной в ней правды, и поэтому стараются превратить ужасное в хорошее, меняя страх перед тем, что никакого спасения для человека нет, на обманчивую надежду.

Отец и сын

Вольфганг: Я последовал твоему совету и сразу же поговорил с сыном вчера вечером. Это оказалось совсем не трудно. Он только сказал: «Ты же психолог и сам должен был это знать».

Я ему ответил: «Иногда и мне нужен какой-то толчок». Вечером мы еще немного поговорили, и он, подумав, сказал: «Наверное, я все-таки буду изучать психологию». Моя жена ответила: «Но для этого тебе нужен хороший аттестат». А я добавил: «Если он действительно в этом заинтересован, то хороший аттестат у него будет».

Б.Х.: С точки зрения психологии это было хорошо. В связи с этим я хочу привести пример. Участник одного из моих семинаров сказал, что сын его не уважает. Я ответил ему: «Решение твоей проблемы не соста­вит никакого труда. Если он снова будет так себя вести, ты просто дол­жен стукнуть кулаком по столу и сказать: «Послушай, мальчик, я твой отец, а ты мой сын!» Этот человек пошел вечером домой, а утром вер­нулся и сказал: «У меня с сыном состоялся такой разговор, какого у нас с ним не было еще ни разу в жизни. Мне не понадобилось стучать кула­ком по столу».

Значит, внутренне у этого человека что-то изменилось, и поэтому между ним и его сыном наконец установился какой-то контакт.

Неизвестный дедушка

Вольфганг: Я все еще думаю о том, что никак не могу осознать. Моя мать была внебрачным ребенком. Однажды я спросил, что случилось с ее отцом. Сначала она отказывалась, так как ей трудно было об этом гово­рить, но потом все же сказала: «Он рано умер». Сейчас мне вспоминает­ся, как она рассказала еще о том, что этот мужчина женился на ком-то после ее рождения и его младший сын погиб на фронте в восемнадцать лет».

Б.Х.: Этот дед для тебя важен. Ему-то ты и должен позволить занять место в твоем сердце.

Вольфганг: Мне трудно.

Б.Х.: Не думаю. Я расскажу тебе одну историю о Конраде Лоренце. Ты слышал о нем? У него был пес со странной кличкой Штази. В то вре­мя это слово еще ничего не значило. Пес этот сдох, и Лоренц очень сожа­лел о том, что у него не было потомства. Тогда он сказал себе, что не до­пустит подобного со следующей собакой. Следующий его пес носил клич­ку Тито. От этой собаки уже было потомство, и Лоренц оставил у себя одного щенка, а от этого — еще одного. Однажды, когда щенок играл не­вдалеке от него, Лоренц подумал, что этот пес ведет себя совсем как Тито. Но вдруг в его голове промелькнула мысль: «Нет! Это же и есть Тито».

Вольфганг: Все это очень сложно для меня.

Б.Х.: В самом деле? Ребенок всегда знает своих родителей, даже если он их никогда не видел. Он и есть эти родители и прародители.

Уважение к матери

Вольфганг: Я постепенно начинаю понимать, как важно для меня ува­жать членов моей семьи. Уважать отца мне сейчас относительно легко. Что же касается матери, я понимаю, что не способен на это и отношусь к ней с неуважением.

Б.Х. (группе): Описывая свою проблему, он только осложняет ее. Вместо того чтобы уважать мать, он описывает, как это для него трудно.

(Вольфгангу): Я уже несколько раз произносил здесь «волшебную фразу». Ты еще помнишь ее?

(Вольфганг отрицательно качает головой.)

Б.Х.: Хорошо, я повторю ее еще раз для тебя: «Я уважаю тебя!» Ничто не мешает тебе слиться с этой фразой и повторять ее до тех пор, пока ты не будешь в состоянии произнести ее от всей души.

Смещенное усердие

Дагмар: Меня зовут Дагмар. Я терапевт, у меня собственная врачеб­ная практика. Мы с Франком живем вместе уже десять лет. Сюда я при­шла как по профессиональным, так и по личным причинам. Как тера­певт я с энтузиазмом занимаюсь расстановками семей, но этот метод очень утомителен и всегда длится по нескольку часов. Я думаю, что для меня было бы полезным научиться какому-то способу, позволяющему терапевту полностью отграничиться от влияния психических проблем клиентов и провести весь процесс в гораздо более короткое время. Наде­юсь, что ты мне в этом поможешь. Что касается моих личных проблем, я заметила, что просто не выдерживаю, когда меня игнорируют.

Б.Х.: Это чувство не твое, оно экзогенно. Сейчас вопрос в том, от кого и ради кого ты это чувство перенесла на себя.

Дагмар: Вчера я занималась своим генеалогическим древом, которое однажды с любовью составила вплоть до пятого поколения, чтобы изу­чать психотерапию семейных отношений, и запуталась в нем. На одном месте я сконцентрировала свое внимание и в этот момент словно услы­шала твои слова: «Это не то!». Они звучали очень строго и презрительно. Я как бы «прицеплена» к моей бабушке со стороны матери, которая решилась выйти замуж за того, с кем она в течение пятнадцати лет состо­яла в любовной связи, оставить обеспеченную жизнь, последовать за ним в деревню и жить в его бедном доме. Вскоре ее муж умер, и ей пришлось самой вести хозяйство.

Б.Х.: Она уже была замужем до этого брака?

Дагмар: Нет. Когда ей было пятнадцать лет, она поступила работать в какой-то дом прислугой, а ее будущий муж служил там кучером. В тече­ние пятнадцати лет у них была связь, закончившаяся браком.

Б.Х.: А почему они не поженились раньше?

Дагмар: Я не знаю.

Б.Х.: А как ты думаешь?

Дагмар: Могу только предположить, что, возможно, мой дед тогда еще искал чего-то другого.

Б.Х.: У меня другое представление об этом. Я думаю, в этом были ви­новаты их хозяева.

Дагмар: Да, мне тоже кажется, что они не хотели терять такую при­слугу, как моя бабушка.

Б.Х.: Точно.

Дагмар: Она им очень нравилась.

Б.Х.: На кого была зла бабушка?

Дагмар: Мне известно, что она была зла на своего мужа, но ты, ко­нечно, считаешь, что она злилась на своих хозяев.

Б.Х.: Да, ты права.

Дагмар: Она всегда восторженно отзывалась об этих хозяевах. В их доме она чувствовала себя признанной и желанной.

Б.Х.: Возможно, она вообще не хотела выходить за него замуж? И этим браком она оказала ему медвежью услугу.