Трагедия в день Советской Армии

И Военно-морского флота

Много лет прошло со времени моей срочной военной службы фельдшером-старшиной 33 зенитно-ракетного полка, базирующегося рядом с п. Вилга, 10 Армии войск ПВО СССР.

Нет уже ни дивизиона (зрд), ни полка, ни армии.

Как нет и той страны, границы которой мы тогда так бдительно охраняли.

Но этот трагический случай навсегда остался в памяти и, во многом, повлиял на выбор моей будущей врачебной специальности - реаниматолога.

23 февраля 1972 года врио командира зенитно-ракетного дивизиона «Квадратура» в/ч 96401»В» Дмитрий Начинов проводил посвящённые празднику лыжные соревнования.

А после них два солдата-срочника ушли по той же самой лыжне в свой последний путь до ближайшего, в 10 км, посёлка.

Один из них Володя Липчанский - высокий черноволосый красавец - был моим соседом по рядом стоящей в казарме койке. Секретчик, помощник начальника штаба дивизиона, зам.командира зрд - майора Дмитрия Начинова. Мне оставалось служить до дембеля ровно 3 месяца. А Володя был на полгода младше меня по призыву.

Накануне он съездил в отпуск домой в Иваново, привёз и подарил мне дембельский альбом, пообещав разрисовать его, и просил быть свидетелем на его свадьбе после демобилизации. Естественно, я дал своё согласие. Мы были дружны с ним, занимались борьбой самбо в дивизионной секции.

Если бы он хоть намекнул мне, что собирается вместе с рядовым Анатолием Климовым идти после соревнований в « самоход», - я, конечно, отговорил бы его от этой опасной затеи…

Уже поздно вечером в казарму вбежал дежурный по дивизиону старлей Владимир Павловский с криками о найденных замёрзшими на лыжне однополчанах..

Мы бежали в морозной февральской ночи в одних хэбэ, не надев даже бушлаты, проваливаясь по пояс в снегу…

Ребят, без признаков жизни, мы нашли лежащими навзничь в стороне от лыжни. Без лыж, конечно. До дивизиона им оставалось дойти всего 2 километра. Если бы только дошли… Если бы не та злополучная водка…

Положив оба тела в армейские одеяла, мы, меняясь с подоспевшими солдатами дивизиона, принесли их в казарму.

Это была первая моя реанимация. Искусственная вентиляция лёгких, непрямой массаж сердца, внутрисердечные инъекции адреналина. Как могли, помогали мне мои сослуживцы. Слёзы в глазах у всех нас... Опоздали…

Уже ночью, завернув оба тела в одеяла, мы везём ребят в последний путь в судебно-медицинскую экспертизу г.Петрозаводска. Как могу успокаиваю водителя - Николая Кожина, лицо которого залито слезами. Нам надо довезти ребят, да и себя, без ДТП... Больше мы их не увидим…

Через два дня на дивизион приезжает мама Володи, его сестра и невеста.

Вместе с командиром дивизии - Героем СССР, лётчиком-истребителем Великой Отечественной войны, генерал-майором Петром Арсентьевичем Сомовым и командиром полка – полковником Юрием Фёдоровичем Морозовым.

Собравшись в ленинской комнате, мы не в силах сказать слова утешения родным Володи… Так всё свежо ещё в памяти…

Какие-то слова утешения родным погибших ребят находят врио командира дивизиона, командир полка и командир дивизии…

А я смотрю на несостоявшуюся Володину невесту, которую я должен был, при других обстоятельствах, увидеть только лишь через год – на их свадьбе в Иваново. Так много рассказывал мне о ней Володя Липчанский. Какая была бы это красивая пара… Не судьба…

….Уже через годы после службы в дивизионе, встречаясь в гостях друг у друга с комбатом дивизиона тех лет, а ныне полковником запаса, героем Вьетнама Сергеем Бекетовым, мы вспоминаем совместную нашу службу и поминаем погибших ребят.. Светлая им память…

Сестра моя

Это самый тяжелый из моих рассказов-воспоминаний.

Тяжёлый потому, что хотя и прошло уже 28 лет с того дня, как Наташеньки нет с нами, боль от её утраты так и не прошла.

Тяжёлый и потому, что её дочь - моя племянница Юлия Зорина, оставшись без мамы в 4 года, « воспитываемая» затем несколько лет мачехой и спасшаяся только потому, что её вовремя увезла к себе в Ярославль и воспитала вторая моя сестра Лидия, находится сейчас со своей семьёй в Западной Украине, под Львовом. В той самой бывшей республике СССР, откуда родом был её дед и с которой, «благодаря» политике нынешней России, у нас сейчас далеко не дружественные отношения.

Именно Наташа и вела меня в выборе профессии. Сначала, уговорив поступить в Петрозаводское медицинское училище, которое я и закончил по специальности «фельдшер». А после срочной службы в Советской Армии - сориентировав для поступления на курсы на рабфак медицинского факультета ПетрГУ.

Уже закончив медицинский факультет и отработав, вместе с годами учёбы, 15 лет на скорой медицинской помощи Петрозаводска, в январе 1987 года я был направлен на работу в кардиологическое отделение больницы скорой медицинской помощи (БСМП).

У Наташи был приобретённый в 12 лет после перенесённой ангины сложный комбинированный митрально-аортальный порок сердца, по поводу которого в 1978 году в институте сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева ей было выполнено протезирование митрального клапана сердца.

Все последующие годы она принимала антикоагулянты, которые должны были предотвратить образование тромбов в сердце…

…Наташу привезли на скорой помощи в моё дежурство в мою же палату интенсивной терапии и реанимации БСМП…

А дальше были пять дней и ночей нашей борьбы за её спасения всем нашим кардиологическим отделением…

В ночь, когда её не стало, мне же и выпало дежурить в палате…

Было время отпусков, и заменить меня было просто некем…

И мы понимали уже, что не можем спасти Наташеньку.

И по сей день я глубоко признателен врио зав. кардиологическим отделением Людмиле Евгеньевне Чечулиной. Именно она вышла в то роковое дежурство, чтобы морально поддержать меня…

Потому что в эту ночь везли и везли тяжёлых кардиологических больных в нашу палату. И все они требовали ургентной кардиологической помощи. При других обстоятельствах я бы справился, конечно.

Очень признателен и коллеге-анестезиологу Владимиру Юровицкому, дежурившему в ИТАР БСМП в ту ночь. Последние полчаса жизни Наташи, когда всё валилось у меня из рук и из-за слёз я ничего уже не видел, именно Володя пришёл мне на помощь..

А придя через два дня после той трагической ночи и сделав обход больных в палате, я вышел в коридор, чтобы пройти в ординаторскую для доклада заведующей отделением о состоянии здоровья больных, находящихся в тот момент в палате.

И тут же ко мне подошла одна из больных, которая лежала в ту ночь рядом с Наташей.

«Доктор, - сказала она, - а ведь Ваша сестра знала, что ей осталось совсем мало жить».

Она сказала мне: «Сегодня придёт на ночное дежурство мой брат, но не сможет уже меня спасти». Сказала и горько заплакала.»

Я стоял в коридоре, рядом с соседкой по палате, где умерла моя сестра, и тоже не мог уже сдерживать слёз.. Сказалось напряжение последней недели и горечь тяжёлой утраты.

А она, как могла, успокаивала меня: «Вам ведь ещё работать, доктор...»

Когда патологоанатом БСМП показал мне злополучный большой тромб её сердца, формирующийся там не один месяц, я понял, что шансов для жизни у Наташи уже не было.

На кладбище её провожала в последний путь почти вся труппа Музыкально-драматического петрозаводского театра.

Того самого, в котором Наталья Зорина много лет работала гримёром и с которым накануне вернулась с очередных гастролей по России.

Почти 30 лет нет с нами нашей Наташеньки.

Каждый день я вспоминаю её, подходя утром к портрету Наташи и здороваясь с ней.

Тяжесть от преждевременной потери сестры, двойная от того, что не смог спасти - не проходит с годами. Не права пословица. Время не лечит…

Записки «раннего демократа»

Именно раннего - образца 1989-1995 годов. Потому что после нас пришли уже те «ребята - демократы», которые, в распрях между своими партиями, и похоронили демократическое движение новой России. И которым едва ли «светит», к глубокому сожалению, прохождение в Государственную Думу осенью 2016 года, в которой так давно и уютно, при умопомрачительной, на фоне обнищания народа, заработной плате, обосновались в альянсе: единороссы, либерал-демократы, коммунисты и справедливороссы. Давно потерявшие связь со своим народом и представляющие в Думе лишь самих себя и свои партии.

В январе 1990 года на «круглом столе» в редакции газеты «Ленинская правда» собрались люди разных профессий: подполковник милиции Иван Чухин, историки - Виктор Паасо и Ирина Такала, инженер «ПетрозаводскМаш» - Пертти Вуори, врач Александр Божко, О.Ленсу -секретарь Карельского обкома КПСС, Г.Свидский - сотрудник КГБ и пр.

Мы говорили на нём о необходимости объединения всех неравнодушных к бедам людей, прошедших сталинские концентрационные лагери в одну организацию.
А в апреле 1990 года на учредительной конференции в Петрозаводске было создано карельское добровольное историко-просветительское общество «Мемориал».

Дела «Мемориала» не заставили себя долго ждать.

Уже в августе 1990 г. по инициативе депутата А. Божко Петрозаводский городской Совет народных депутатов принимает Решение о приравнивании петрозаводчан, пострадавших от политических репрессий, к участникам войны с 1 сентября 1990 года.

А в ноябре того же года вместе с депутатом Верховного Совета РСФСР И. Чухиным мы подготовили постановление о приравнивании всех жителей Карелии, пострадавших от подобных репрессий, к участникам войны.

14 ноября 1990 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета КАСС

«О льготах гражданам Карельской АССР, пострадавших от незаконных репрессий и реабилитированным в установленном законом порядке».

Учитывая развал Горбачёвым и иже с ним членов коммунистической империи Союза Советских Соцццциалистичесикх Республик, начало «лихих девяностых», когда люди были брошены своим богатейшим по природным ресурсам государством на выживание, мы - депутаты Петросовета тех лет, контролируя и пресекая разворовывание, приходящей из-за границы России гуманитарной помощи, в то же время старались обеспечить продуктовыми пакетами бывших репрессированных.

Помню, разнося по их адресам продуктовые пакеты и беседуя с людьми, как кляли они, прошедшие страшные коммунистические концлагеря, не отличающиеся ничем от фашистских, тот самый СССР, по которому многие из нас ностальгируют сейчас. Как ругали американские финны Отто Куусинена, заманившего их в «коммунистический карельский рай», где все они, за редким исключением, были вскоре репрессированы, а многие из них расстреляны.

Как были репрессированы почти все бойцы знаменитого в Карелии отряда Тойво Антикайнена, разгромившего финский штаб в Кимасозеро на севере республики, пойдя многие десятки километров по непроходимой тайге.

А ведь мы в детстве воспитывались на подвиге бойцов этого отряда, не зная, через что им предстояло пройти в страшных тридцатых годах 20 века.

Выяснением трагического финала, ожидавшего бойцов отряда, и было моё первое задание в «Мемориале», порученное мне в 1990 году П. Вуори.

Да и судьба самого командира отряда Тойво Антикайнена трагически погибшего в авиакатастрофе под Архангельском в 1940 году, так и осталась «тайной за семью печатями». Уверен, что командир, зная о постигшей бойцов отряда беде и будучи депутатом Верховного Совета СССР, пытался , как мог, вызволить их из капээсэсовских застенков..

Согласен с тем, что, когда Хрущёв, сам подписывающий расстрельные списки тысячам заведомо безвинных людей и частично разоблачив злодеяния палача всех времён и народов Сталина, начал давать людям, выезжавшим из бараков (через 20 лет после окончания войны) благоустроенное жильё, а крепостным крестьянам 20 века, согнанным коммунистами в колхозы, - паспорта, люди наконец-то вдохнули глоток свободы.

Вспоминаю, как в 1982 году во время туристической поездки по Германии, зайдя в г. Дрездене в продуктовый магазин, мы были потрясены обилием продуктов в нём. А в СССР – стране-победителе фашистской Германии - мы в это время стояли в очередях за колбасой…

Да, у нас были бесплатные медицина и образование - и это не отнимешь, особенно на фоне событий, выраженных, в том числе, и в «оптимизации» теперешней медицины и образования. Когда закрываются в сёлах ФАПы - фельдшерско-акушерские пункты - основы сельского здравоохранения России, максимально к нему приближенные.

Что бы ни говорила сейчас министр здравоохранения РФ Вероника Скворцова о необходимости такой «оптимизации», понимаю только одно: она вынуждена идти на такие шаги, ухудшающие качество оказания медицинской помощи населению, выполняя указания из Кремля и ища пути экономии бюджета российского здравоохранения в ответ на санкции Запада.

Как и то, что «наоптимизировала» в медицине Карелии заместитель главы РК по социальному блоку Валентина Улич, одним махом закрывшая в 2014 году аж 14 ФАПов. В шестидесятых годах 20 века я учился в медицинском училище г. Петрозаводска вместе с ребятами из таких сёл именно на фельдшерском отделении. Они ведь и возвращались, зачастую, в свои же сёла, где их все знали и где им не нужно было даже предоставлять жильё. И работали там потом всю свою жизнь, уважаемые сельчанами. И это была совершенно правильная практика.

Теперь же появились «передвижные медицинские пункты» (ПМП), якобы их замещающие. Но такой ПМП надо ещё оснастить и найти опытного фельдшера. А потом искать зап. части и ремонтировать, после езды по нашим убитым дорогам. Да и сами водители ПМП говорят, что зимой, приезжая в сёла, где, дай бог, очищена от снега центральная улица, они на ней и останавливаются. А дальше - как хочешь. Вот и бредут по снегам фельдшера-бедолаги, да ещё, порой, и носилки с больным несут. Это в мороз-то!

А в Пряжинском районе, где мы живём восемь последних лет, «дооптимизировались» до того, что позакрывали пункты «скорой медицинской помощи» в некоторых врачебных амбулаториях. И если раньше «сельская скорая помощь» приезжала к нам из п.Чална за 10 км, то теперь аж за 54 км из п. Эссойла. То есть «оптимизировали» расстояние в ущерб больным.

И ведь приезжала та же В. Улич, бывшая в то время министром здравоохранения РК, на собрание жителей п. Чална по поводу предстоящих «оптимизаций» и слышала слова сельчан против такого ухудшения качества их жизни. А сделала ровно наоборот, выполняя указания главы РК.

Вот и приходится порой, будучи уже на пенсии и имея большой практический опыт работы в медицине критических состояний Карелии, «тряхнуть стариной» и идти выручать соседей, часами ждущих приезда такой « скорой помощи». Так кому же нужна такая «оптимизация»!

Только чиновникам от медицины, но никак не населению.

Ровно такая ситуация сложилась и в системе образования Карелии, где пытаются сегодня объединять школы в сёлах, закрывая «неперспективные» и специализированные коррекционные интернаты для детей с нарушениями зрения, речи и опорно-двигательного аппарата.

А ведь описанное выше лишь один небольшой штрих из нашей нынешней жизни в светлом настоящем. Через 25 лет после распада СССР.

Тогда, организуя в день политзаключённого в СССР пикет у здания карельского КГБ, мы и подумать не могли, что через четверть века, в свободной России, начнут вновь «сгущаться тучи».

Мы опять «живём под собою не чуя страны», как писал в конце страшных тридцатых годов знаменитый поэт Осип Мандельштам, закончивший свою жизнь в капээсэсовских застенках.

И опять стали бояться «говорить лишнее» и писать…

И опять пошли запреты на несанкционированные собрания, митинги и даже одиночные пикеты. А теперь и на групповые мотопробеги, где ещё недавно сам президент лихо восседал на мотоцикле вместе с обласканным властью Хирургом - зубодёром Залдостановым. И я переживаю сегодня за этого далёкого от хирургии «хирурга» и иже с ним. Как же им - «Ночным волкам» теперь передвигаться по стране-то. Ведь арестуют, однако…

Ещё в 1990 году, в позднем СССР, мы - сопредседатели карельского «Мемориала» - Иван Чухин, Виктор Паасо и Александр Божко - пришли по приглашению Заместителя Председателя Комитета Государственной Безопасности Карелии Николая Ивановича Беляева в здание на ул. Андропова, 5 в Петрозаводске, в подвалах которого в 1934 году неделю, не давая присесть на стул, пытали моего деда Кошева Якова Дмитриевича палачи НКВД как «шпиона трёх разведок».

Николай Иванович, которого, незадолго до этого я лечил в кардиореанимации БСМП, встал из кресла, пожал всем нам руки, поблагодарив за работу по реабилитации жертв политических репрессий в республике.

Он выдал нам тогда зловещие «расстрельные списки», по которым и ведёт свою работу сегодня карельский «Мемориал» и поисковик Юрий Дмитриев.

А на прощание на вопрос депутата Верховного Совета РСФСР Ивана Чухина: «А не задержат ли нас всех на выходе из КГБ?» - только улыбнулся, сказав, что те зловещие времена давно уже «канули в Лету».

Как нам всем хотелось тогда в это верить…

Каждый удар топора…

Сегодня, при колке еловых дров для бани на зиму, вспомнил как мой дед Яков – бывший священник, прошедший как «шпион трёх разведок» коммунистические сталинские концентрационные лагеря, предшествующие нацистским, - учил меня в далёком моём детстве в 1962 году, здесь же - на станции Падозеро, как надо колоть дрова.

«Берёшь чурку и смотришь где на её торце расщелина. Вот по ней-то и бей колуном-топором».

И ведь работает метод тот дедовский!

Аккурат так и сделал, наколов прилично дров. Зима ведь спросит строго: где лето было?

Помню, спросил его тогда: «Дед, а где ты так ловко колоть-то научился?»

И был ответ деда: «На лесоповале, внучок. Сил уже было мало, а вот норма заготовки дров была большая. Вот и приходилось рассчитывать каждый удар топора...»

И закрылся, помню, дед, отрешённо глядя поверх моей головы. И думы его в тот миг, я думаю, были в далёких тридцатых годах.

В том лагере «врагов народа», где социально близкими советской власти оказались «блатные уголовники» (какова власть - таковы и помощники).

И где безвинно гибли от расстрелов, голода и холода при каторжных условиях выживания его товарищи по нарам - строители коммунизма в СССР.

ПОЕЗДКА НА АВИАНОСЕЦ

На день Защитника Отечества 23 февраля 1995 года делегация из г. Петрозаводска направилась на подшефный тяжёлый авианесущий крейсер «Адмирал флота Горшков».

В составе её: руководитель – подполковник ВС РФ Олег Фокин, начальник горздравотдела мэрии города Геннадий Оглоблин и депутаты ПетроСовета - А.Вальдман (руководитель комиссии по здравоохранению и соц. защите населения) и его заместитель А. Божко.

Мы едем на крейсер с подарками проходящим там срочную службу матросам из Карелии от их родственников, книгами в библиотеку крейсера, лекарствами по заказу медсанчасти корабля. Ну и ящик продукции ПЛВЗ - праздник всё же!

На корабле, стоящем уже 2 года на стоянке в порту Мурманска, каждому из нас выделяется кубрик для отдыха и сна. Правда, ни отдыха, ни сна за три дня и две ночи на крейсере так и не получилось..

В кают-компании командира крейсера каперанга В. Петрова представляемся командному составу корабля.

В ближайшие три дня наш куратор - каперанг Сергей Сандаков - начальник авиации крейсера, состоящей из эскадрилии боевых вертолётов КА-26.

По нашей просьбе командир крейсера собирает в общей кают-компании матросов - срочников из Карелии.

Мы поздравляем ребят от имени их родных и горсовета и дарим им подарки. Отвечаем на все их вопросы. Как хотелось бы им выйти в дежурное плавание по охране границ России. Но экономическая ситуация в стране аховая и денег на топливо для корабля нет. Так и прослужат они 2 года, ни разу не выйдя в моря-океаны…

Каперанг С. Сандаков знакомит нас со службами боевого корабля. Без сопровождающего ходить по нему можно 2 месяца и то не факт, что выберешься самостоятельно.

Медсанчасть крейсера оборудована в соответствии с регламентом и предусматривает оказание практически всех видов медицинской помощи в дальнем боевом походе.

Сергей Сандаков – участник единственного выхода корабля на учения в Средиземное море, рассказывает нам о крушении тогда его боевого самолёта. Упав вместе с самолётом в море, он каким-то чудом сумел выплыть с глубины. Правда, получил травмы и долго восстанавливался в госпиталях.

Сажусь в кабину боевого вертолёта на место пилота. Удобно, но столько приборов вокруг, что можно запросто спутать кнопки. Сергей улыбается и просит меня не нажимать «красную кнопочку» - на всякий случай.

В Доме Моряков г. Мурманска от имени нашей делегации Сергей Фокин поздравляет военнослужащих со всех кораблей Северного военно-морского флота, базирующихся там.

В ответ командующий флотом благодарит Петрозаводск за постоянную практическую помощь своему подшефному крейсеру в это нелёгкое для флота время.

Мы едем на базу отдыха моряков-подводников в Видяево. Поражает сотня стоящих на приколе подводных лодок. Даже не задаём вопросов - почему они здесь, а не на боевом дежурстве. Хотя сама база функционирует в полном объёме, в чём нам и предстоит убедиться…

На второй день, 23 февраля, весь личный состав корабля выстроен на палубе для поздравления и награждения отличников «боевой и политической подготовки». Мы тоже поздравляем экипаж судна.

Праздник продолжается в кают-компании командира крейсера. Сюда же прибыл и командир борт в борт стоящего с нашим судном авианосца «Адмирал Кузнецов» контр-адмирал Веригин.

Командир «Адмирала Кузнецова» не замечает быстро пролетающего времени, и только срочно прибывший вестовой торопит его, говоря о том, что на его крейсер прибывает министр иностранных дел РФ Андрей Козырев.

Из иллюминаторов кают-компании командира нашего корабля мы видим, как прибывает машина с министром Козыревым и как спешит к нему с рапортом командир «Адмирала Кузнецова» контр-адмирал Веригин.

Вечером третьего дня мы отбываем в Петрозаводск.

Напутственные слова и тосты под «Онежскую хмельную» командира крейсера и офицеров, с которыми мы успели подружиться. Прощаемся с ними, не зная, что впереди нам предстоит последнее испытание.

Высота крейсера - от трюма до крыши надпалубных помещений равна высоте девятиэтажного дома. Перед тем, как войти в лифт, командир преподносит нам по чарке «стременной» - в дорогу. Отказаться нельзя - обидишь экипаж. А затем на каждом этаже: остановка лифта, вход в кабину её офицера с подносом на котором 4 чарки «Онежской хмельной», и соответствующий тост – «палубная, карельская матросская, трюмная» и т.д. Последнее, что запомнилось, - это « траповая»…

Алексанлр Божко

Наши рекомендации