Аффекты и объектные отношения

Начало современному пониманию взаимосвязи аф­фектов и объектных отношений положил Спитц своей концепцией взаимодействий матери и младенца (1962, 1963). Он стремился акцентировать важность двусторон­него процесса невербальной значимой коммуникации — аффективного диалога между матерью и младенцем, вли­яющего на них обоих и образующего основу для объек­тных отношений ребенка. Говоря об объектных отноше­ниях, мы уже упоминали, что Спитц впервые ввел эту концепцию при обсуждении эксперимента Харлоу с де­тенышами обезьян, которых растили с использованием неодушевленных суррогатных матерей; тогда Спитц ука­зывал, что отсутствие аффективного диалога между мла­денцем и суррогатной матерью имело масштабные раз­рушительные последствия для развития обезьяньих дете­нышей.

Как мы уже говорили выше, взаимодействие мате­ри и младенца является основой для развития чувства «я» и объектных отношений. Если эта основа не была установлена или разрушилась, это приводит к аффектив­ным расстройствам, а также к искажениям развития ряда психических структур, как показали Анна Фрейд (1941, 1942, 1949), Спитц (1946а, 1946b), Харлоу (1960а, 1960b), Харлоу и Циммерман (1959), Боулби (1960b, 1961, 1969) и многие другие более поздние исследователи.

Интересные результаты были получены в исследо­ваниях, специально посвященных роли аффектов во вза-

– 192 –

имодействиях матери и младенца. Например, выяснилось, что матери «настроены» воспринимать выражения эмо­ций младенца и отвечать на них «заранее», то есть уже тогда, когда собственно эмоций еще нет. В начале внеутробной жизни поведение новорожденного в основном обусловлено эндогенными, рефлекторными поведенчески­ми паттернами, зависящими от текущего состояния, такими, как неподвижность или беспокойные движения. Начиная с примитивных паттернов, младенец прогресси­рует к все более явной лицевой экспрессии, к экспрес­сии через звуки и телесные движения. Эта экспрессия стимулирует здоровую нарциссическую и эмпатическую идентификацию матери с младенцем, благодаря которой она чувствует его внутреннее состояние. Таким образом, поведение младенца способствует установлению взаим­ной аффективной системы обратной связи между ним и средой, обеспечивающей его выживание (Basch, 1976; Call, 1984).

Младенцы также «настроены» воспринимать мате­ринские эмоции и их поведение показывает, что они ожидают увидеть выражение эмоций на лице матери. Можно наблюдать, как уже в трехмесячном возрасте мла­денец проявляет беспокойство, затем замыкается в себе и затем пытается вернуть внимание матери. Это видно в эксперименте, который мы описывали ранее, когда мать по инструкции должна вдруг сделать «каменное лицо» во время аффективного общения (Tronick et al., 1978). Ко второй половине первого года жизни младенец про­являет способность пользоваться восприятием эмоций матери для того, чтобы проверять себя и получать под­держку (Mahler et al., l975), а также по выражению ее лица ориентироваться, продолжать ли свои действия, когда ситуация становится незнакомой, — этот аффек­тивное взаимодействие называется «социальным соотне­сением» (Scree et al., l981; Emde and Scree, 1983).

Штерн, описывая свой взгляд на взаимодействия матери и младенца, вводит термин «аффективная на­стройка». Это способность матери соответствовать в сво-

– 193 –

ем поведении темпу и интенсивности проявлений мла­денца и его внутреннему эмоциональному состоянию без буквальной имитации его поведенческой экспрессии (1984, стр. 7). Отсутствие соответствия или настройки, приводит к наблюдаемым нарушениям состояния или игры младенца. По мнению Штерна, аффективная на­стройка — это важное условие благоприятного развития, так как она помогает младенцу понять, что «внутренние эмоциональные состояния — это формы человеческого опыта, которые можно разделить с другими людьми» (1985, стр. 151). Аффективная настройка осуществляется с помощью невербальных метафор и представляет собой необходимый шаг в освоении символов и языка. Взяв за основу концепцию диалога матери и младенца Спитца и тщательно изучив ее, Штерн добавляет к описанию это­го диалога ряд новых деталей.

РЕЗЮМЕ

Аффекты представляют интерес не только для пси­хоанализа, и мы кратко перечислили ряд дисциплин, где они изучались. Об интересе к этой теме свидетельствует появление в течение последних ста лет множества тео­рий аффектов, при этом взгляды на аффекты остаются весьма противоречивыми. Мы указали, что согласно пси­хоаналитическому подходу, внутрипсихическое значение и переживание аффекта не являются следствием движе­ний лицевых мышц или возбуждения нейронов. Аффек­ты взаимосвязанны с влечениями, функционированием Эго и объектами и приобретают для каждого индивиду­ума специфическое значение в ходе его развития.

Обратимся теперь к развитию функционирования аффектов, в особенности, к эволюции сигнальной функ­ции аффектов.

– 194 –

Глава 9

РАЗВИТИЕ АФФЕКТА

Плач новорожденного — сигнал того, что он нуж­дается в присутствии матери и получении от нее аффек­тивного ответа. Суть ее реакции определяется тем, что она думает и чувствует по поводу плача младенца. Про­тивоположная ситуация — ощущение новорожденным материнской реакции. Субъективное значение будет по­степенно формироваться в контексте его потребностей. Его собственные эмоции, адресованные матери в плаче или другой мимической экспрессии, так же только по­степенно приобретут субъективное значение.

Способность использовать сигнальную функцию аффектов не существует с рождения. Систематические исследования развития ребенка в первые несколько не­дель его жизни (Spitz, 1950; Brandy and Axeirad, 1970) демонстрируют отсутствие какого-либо эго-функциони­рования, необходимого для сигнальной функции — нет ни способности к интеграции восприятий, ни памяти, ни отзывчивости, ни реакций (Freud, 1926). Хотя младе­нец обладает с рождения достаточным количеством вос­приятия и другой активностью центральной нервной си­стемы, интеграция этих факторов происходит только по­степенно.

Эмди (1984) изучил зрелое восприятие выражения аффектов новорожденных и описывал перекрестное изу­чение 611 матерей с детьми от рождения до 8 месяцев. Большинство материнских сообщений включает интерес, удовольствие, беспокойство, удивление, тревогу и страх младенца в возрасте трех месяцев. Наибольшие трудно­сти в изучении аффектов новорожденных и в отрывоч­ных, и в систематических исследованиях заключались в

– 195 –

неискоренимой тенденции наделять младенца внутрен­ним эмоциональным состоянием, на основании выраже­ния его лица. Достоверность часто исчезала, когда ситу­ация вызывала отклик в наблюдавшем. Эмоциональное состояние младенца часто оценивалось по представлени­ям наблюдателя: что бы он почувствовал в сходной си­туации, о чем могла бы говорить сходное выражение лица или поведение. Бэш акцентирует, что Дарвин допустил ошибку «взрослости», когда он отказался распознавать лицевую конфигурацию как выражение реакции, которая подчеркивала значение частичных реакций, которые ус­тановлены независимо (1970).

Лицевая экспрессия аффектов отражает приобре­тенные способности к общению, но они присутствуют только в одном аспекте аффектов: в повышенной вариа­бельности, связанной с окружающей средой и опытом процесса развития, как следствие персональной напол­ненности структуры аффекта, включающей ассоциатив­ные идеи и субъективные чувства, появляется большая степень различий, даже если лицевая экспрессия ребен­ка оценивается как идентичная экспрессии другого. Оп­ределенные психопатологические исследования показы­вают, что различия между лицевой экспрессией, эмоция­ми и аффектами не обязательно соответствуют чему-то одному. В этой, как и в других линиях развития, суще­ствует множество маленьких шажков и взаимопересека­ющихся тропинок, которые делают свой вклад в общий аффективный опыт. Существует сходная тенденция при­писывать младенцу стремления: например, стремление к общению. Ясно, что плач младенца является экспресси­ей и имеет коммуникативную ценность; выражение аф­фекта влияет на ухаживающего и помогает им управлять (Wolf, 1959; Rycroft, 1968; Bowlby, 1969). Варьирующая интеграция когнитивных навыков, необходимая для стремления к общению, не присуща от рождения и раз­вивается только постепенно. Относительно времени, когда у младенца может возникнуть стремление к общению — мы смотрим по установленным атрибутам человеческих

– 196 –

тенденций к проецированию или экстернализации эмо­ций на других как необходимый компонент «достаточно хорошей матери» (Winnicott, 1967) или оптимально «аф­фективного климата» (Spitz, 1947) или «средне-премле­мого отношения» (Hartmann, 1939).

УЛЫБКА

Очаровательная улыбка вселяет в наблюдателя уве­ренность, что эмоции младенца соответствуют его соб­ственным. Дж. М. Барри говорит в «Питере Пэне»: «Когда младенец впервые смеется, смех рассыпается на тысячи кусочков, и они все скачут, и это — начало сказки». Не удивительно, что эта социальная улыбка младенца озна­чает, что он чувствует удовольствие; также как его плач рассматривается, как выражение боли, страха или зло­сти. Однако социальная улыбка — это первый организа­тор, обозначенный Спитцом (1959) как индикатор роста в его эго-организации. Улыбка, однако, хороший при­мер появления и дифференциации лицевой экспрессии, что становится возможным вскоре после рождения, но только после начала ассоциирования с чувством удоволь­ствия и стремления к общения.

Эмди и Хартманн (1972) описали две системы улы­бок. Эндогенная система, существующая с рождения, оперирует главным образом на базе различных физиоло­гических факторов. Она появляется в состоянии сна или засыпания, независимо — после еды или нет, и сопро­вождает REM-стадию сна. Однако у новорожденных с врожденными дефектами мозга эндогенная улыбка про­является в той же степени, как и у нормальных (Emde & Hartmann, 1971; Oster, 1978). Обнаружено, что эндо­генная улыбка уменьшается между вторым и третьим месяцем от рождения.

Экзогенная (или социальная) улыбка появляется как ответ на внешний раздражитель. Она появляется позже, чем эндогенная. Нерегулярно она начинает появ-

– 197 –

ляться в конце первого месяца. Для нее используется установившийся (в эндогенной улыбке) моторный пат­терн. Эту улыбку можно наблюдать параллельно с функ­ционированием системы эндогенной улыбки. Время по­явления экзогенной улыбки генетически предопределено, как продемонстрировал Фридманн (1965), монозиготные близнецы значительно более конкордантны в этом ас­пекте, чем гетерозиготные. Исследования Спитца и Вольфа (1946) установили, что хотя экзогенная улыбка может развиваться благодаря стимулам, она регулярно продуци­руется предъявлением ребенку особого гештальта челове­ческого лица, который включает в себя нос, два глаза, лоб и некоторые движения, такие, как кивание. Улыбка ребенка исчезала, если эту конфигурацию предъявляли в профиль или если один из этих элементов исчезал. Было обнаружено, что лицо не обязательно должно быть чело­веческим; улыбка появлялась при предъявлении шара с нанесенным на него рисунком лица. Неразличаюшая эк­зогенная улыбка быстро закрепляется, но позже ребенок начинает формировать привязанность к лицу матери и ее лицо вызывает наиболее сильную реакцию. Неразли­чающая улыбка после этого начинает быстро убывать с разными вариациями степени уменьшения в зависимос­ти от особенностей воспитывающего ребенка окружения близких.

Пример появления улыбки показывает, что, хотя камуфляж присутствует: новорождённый улыбается и при засыпании, и при пробуждении, и во сне он (камуфляж улыбки) не может быть ни индикатором желаний ребен­ка получать удовольствие от общения, ни индикатором опыта удовольствия, ни очевидностью обмена с другой персоной — все эти значения улыбки приходят позже. Это так же показывает, что вторая форма улыбки начи­нается как стереотип, без разделения эмоциональных проявлений, появляется в ответ на специфический визу­альный раздражитель.

Можно сказать, что психологическое значение свя­зывается с улыбкой только после того, как собственная

– 198 –

улыбка появится и пройдет определенную эволюцию во взаимодействии с источником раздражителя, которая из­влекает их (психологические значения) и способности Эго производить разделение в ощущениях. Изображение себя не обязательно означает чувства младенца.