История элис: протяни руку друзьям

Элис, вдова, чью историю я уже рассказывал в главе 3 (она страдала из-за необходимости продать дом и вме­сте с ним — дорогую ее сердцу коллекцию музыкальных инструментов), вот-вот должна была переехать в дом престарелых. Незадолго до ее переезда я взял короткий отпуск и на несколько дней уехал из города. Зная, что для Элис сейчас очень тяжелое время, я на всякий слу­чай оставил ей номер мобильного телефона. Когда пе­ревозчики мебели начали выносить ее вещи, Элис испы­тала парализующий приступ паники, с которым не смог­ли справиться ни ее друг-медик, ни врач-массажист. Тогда она позвонила мне, и мы проговорили двадцать минут.

— Я не могу спокойно сидеть, — начала она. — Я так взвинчена, что, кажется, скоро взорвусь. Не могу найти облегчения...

— Вглядитесь в самую сердцевину вашей паники. Что вы видите?

— Конец. Всему конец. Вот и все. Конец моему дому, всем моим вещам, моим воспоминаниям, моей связи с прошлым. Конец всему. Конец меня — вот что сидит в самой сердцевине. Хотите знать, чего я боюсь? Это про­ сто. Меня больше нет.

— Элис, мы с вами уже говорили об этом. Напомню вам, что продажа дома и переезд в дом престарелых — это очень серьезная травма, и, разумеется, вы должны испытывать ужасное смятение и жуткий шок. Я на вашем месте чувствовал бы именно это. Да и любой человек. Но давайте вспомним, о чем мы говорили. Что если про­ крутить время на три недели вперед, какой вам покажет­ ся эта ситуация?

— Ирв, — перебила она меня, — это уже не помога­ет. Боль слишком сильна. Меня окружает смерть. Смерть повсюду. Мне хочется кричать.

— Потерпите, Элис, поговорите со мной еще немно­го. Я задам вам один вопрос, который уже задавал: что именно страшит вас в смерти? Давайте сосредоточимся на этом. Все это мы уже проходили, — раздраженно и не­ терпеливо ответила Элис.

— Значит, недостаточно. Вперед, Элис. Пожалуйста, послушайтесь меня. Давайте продолжим работать.

— Ну, это не боль... Я доверяю своему доктору. Он подоспеет, когда мне понадобится морфин или что-ни­будь еще. Это никак не связано с загробной жизнью — я выбросила из головы подобную чушь полвека тому назад.

— Итак, вы боитесь не процесса умирания, и не того, что ждет вас после смерти. Двигаемся дальше. Так чего же вы боитесь в смерти?

— Не то что бы я чувствовала незавершенность... Нет, я прожила свою жизнь в полную силу. Я сделала все, что хотела сделать. Все это мы уже проходили...

— Элис, пожалуйста, продолжайте. Я уже все сказала — меня нет. Я просто не хочу уходить из жизни, вот и все. Хорошо, я скажу вам: я хочу увидеть окончание историй. Хочу знать, что произойдет с моим сыном, решится ли он наконец завести детей?
Мне больно сознавать, что я этого никогда не узнаю.

— Но ведь вы не будете знать, что вас нет. Не будете знать, что не узнаете... Вы говорили, что считаете, как и я, что со смертью полностью прекращается работа соз­нания.

— Да знаю, знаю, вы столько раз это говорили, что я уже могу продолжить наизусть: состояние небытия — это не страшно, потому что мы не будем знать, что не существуем, и т. д. и т. п. То есть я не буду знать, что пропущу что-то важное... Еще я помню, вы говорили о состоянии небытия, что это то же состояние, в котором я была до рождения. Раньше мне это помогало, а теперь перестало. Это ощущение слишком сильное, Ирв, ваши идеи тут не справятся, они даже не доходят до меня...

— Они все-таки могут вам помочь. Просто мы не должны останавливаться, нужно продолжать думать об этом. Мы сможем сделать это вместе. Я здесь, с вами, и помогу вам проникнуть вглубь.

— Это очень цепкий страх. В нем какая-то угроза, я не могу ее найти, не могу назвать...

— Элис, на самом дне наших чувств по поводу смерти всегда лежит чисто биологический страх, на уровне ин­стинкта. Это первобытный страх, и я тоже испытывал его. Словами его не выразить. «Все живые существа стремятся сохранить свою жизнь», — сказал Спиноза около 350 лет назад. Мы просто должны знать об этом, и быть готовы к тому, что первобытная сила нет-нет да и пробудите нас ужас. Это случается с каждым из нас...

Спустя двадцать минут голос Элис стал звучать спо­койнее, и мы закончили разговор. Через несколько часов она прислала короткое сообщение: она восприняла наш разговор как пощечину и что я был холоден и не проявил эмпатии. Тем не менее она добавила, что все-таки почувствовала себя лучше. На другой день она при­слала еще одно сообщение, в котором сообщала, что ее паника полностью улеглась — и вновь без видимых при­чин.

Итак, давайте посмотрим, как помог Элис наш разго­вор. Подействовали ли мысли, о которых я ей напомнил? Скорее всего, нет. Она отмахнулась от аргументов Эпику­ра о том, что с исчезновением сознания теряется воз­можность узнать, что она никогда не услышит, как за­кончились истории близких ей людей; что после смерти она вернется в то состояние, в каком была до рождения. Не подействовали и другие мои слова: ни предложение спроецировать себя на три недели вперед и взглянуть на ситуацию издалека, ни просьба продолжать «раскручи­вать» проблему. Она слишком сильно паниковала. Как пояснила сама Элис, «я знаю, что вы пытаетесь мне по­мочь, но идеям не под силу справиться с моей пробле­мой, они даже не достигают этой тоскливой тяжести у меня в груди».

Итак, идеи не помогли. Но давайте посмотрим на этот разговор сточки зрения отношений. Во-первых,я раз­говаривал с ней, находясь в отпуске, и дал ей понять, что полностью готов быть вовлеченным в ее ситуацию. В са­мом деле я сказал: давайте еще поработаем над этим, вы и я, вместе. Я не уклонялся от обсуждения всех аспектов ее страха. Я продолжал выяснять ее чувства по поводу смерти, признав, что этот страх знаком и мне. Я уверил ее в том, что в этом страхе мы с ней на равных, что страх смерти заложен на генетическом уровне — ив меня, и в нее, и во всех людей.

Во-вторых, кроме моего явного желания «присутст­вовать», в нашем разговоре содержалось еще и скрытое, но мощное послание: «Неважно, как силен ваш страх, я никогда не оттолкну и не покину вас». Я делал то же, что служанка Анна из фильма «Шепоты и крики». Я «обни­мал» ее, я был рядом с ней.

Хотя я чувствовал себя полностью вовлеченным в ее ситуацию, мне удалось сдержать ее страх. Я не позволил ему распространиться1 на себя. Когда я просил ее про­должать исследовать и анализировать этот страх, голос мой звучал невозмутимо и деловито, что поддержало ее и помогло смягчить страх.

Этот урок прост: превыше всего — контакт с чело­веком. Кем бы вы ни приходились ему — другом, родст­венником или психотерапевтом, действуйте решитель­но. Попытайтесь приблизиться к нему тем способом, ко­торый считаете правильным. Говорите от чистого сердца. Расскажите о собственных страхах. Импровизи­руйте. Обнимите человека, который страдает. Делайте что хотите, лишь бы это принесло ему облегчение.

Однажды, много лет назад, я прощался с умирающей пациенткой, и она попросила меня немного полежать рядом с ней на ее кровати. Я сделал, как она просила, и, думаю, это стало для нее утешением (8). Самое большее, что вы можете сделать для умирающего, — просто по­быть с ним рядом (то же относится и к физически здоро­вому человеку в приступе страха смерти).

САМОРАСКРЫТИЕ

В обучении психотерапевтов центральная роль отво­дится установлению контактов. Более подробно я рас­скажу об этом в главе 7. Я считаю, что в обучении необ­ходимо делать акцент на готовность и желание психоте­рапевта углублять контакт, демонстрируя пациенту свою открытость.

Поскольку многие психотерапевты были обучены в традициях сохранения непроницаемости и нейтралите­та, то друзья, готовые раскрыться перед человеком, мо­гут иметь преимущества над специалистами.

В близких отношениях человек, который готов открыть другому свои мысли и чувства, тем самым облег­чает ему аналогичную задачу. Самораскрытие играет ключевую роль в построении глубоких отношений. Обычно они строятся путем поочередного взаимного са­мораскрытия. Один человек решает шагнуть в неизвест­ность и рассказывает другому очень интимные вещи, идя на известный риск. Затем другой делает шаг на­встречу и что-то раскрывает в ответ. Вместе они углуб­ляют отношения, выстраивая спираль самораскрытия.

Если же человек, который пошел на риск, не получает ответной откровенности, дружбе обычно приходит ко­нец.

Чем лучше вам удается быть истинно собой, делиться самыми сокровенными переживаниями, тем глубже и крепче будет дружба. Когда между людьми есть подоб­ная близость, любые слова, любые способы утешения и любые идеи приобретают гораздо большее значение.

Мы должны периодически напоминать нашим друзь­ям (и самим себе), что и нам приходилось испытывать страх смерти. Вот и я, разговаривая с Элис о неизбежно­сти смерти, подключил к этой теме свои чувства. Такие признания — не большой риск: мы просто делаем яв­ным то, что обычно лишь подразумевается. В конце кон­цов все мы — создания, которых страшит мысль «меня больше нет». Все мы сталкиваемся с ощущением собственной ничтожности и незначительности перед лицом бесконечной вселенной (иногда это ощущение обозна­чается словом «tremendum», т. е. «то, что, вызывает тре­пет»). Все мы — лишь песчинки в безграничном про­странстве космоса. В XVII веке Паскаль определил это так: «Это вечное молчание безграничных пространств ужасает меня» (8).

Потребность в близости с другими людьми перед ли­цом смерти ярче и мучительнее всего отражена в пьесе Анны Девер Смит (10). Одно из действующих лиц этой постановки — замечательная женщина, которая забо­тится об африканских детишках, больных СПИДом. Од­нако как мало она могла для них сделать! Дети умирали каждый день. Когда ее спросили, как она пытается об­легчить их страх, она ответила одной фразой: «Я нико­гда не оставляю их одних в темноте и говорю им: вы все­гда будете со мной, в моем сердце».

Даже люди, у которых стоит «блокировка» близких отношений и которые всегда уклоняются от глубокой дружбы, могут быть «разбужены» страхом смерти и на­чать стремиться к установлению близости, приклады­вать усилия, чтобы ее достичь. Многие люди, работаю­щие с умирающими пациентами, отмечают, что даже те, кто раньше держался очень отстраненно, внезапно ста­новятся поразительно доступными для контакта.

«ВОЛНОВОЙ ЭФФЕКТ» В ДЕЙСТВИИ

Как я объяснил в предыдущей главе, вера в то, что че­ловек может остаться в жизни, — нет, не через собст­венную личность, но через ценности и поступки, волны от которых переходят из поколения в поколение, — слу­жит мощным утешением всем, кто страшится собствен­ной смертности.

Облегчаем страх смерти

Средневековое моралите «Каждый человек» расска­зывает об одиночестве человека при его встрече со смертью. Но оно же может быть прочитано иначе, как выражение утешительного воздействия «волнового эф­фекта». Любимое развлечение толпы на протяжении ве­ков, это театральное действо разыгрывалось на церков­ных дворах перед огромным скоплением прихожан. Оно повествует об обычном («каждом») человеке, которого посещает ангел смерти и говорит, что настал его смерт­ный час.

Человек просит дать ему время. «Ни за что», — отве­чает ангел смерти. Новая просьба: «Можно я возьму с собой попутчика в это безнадежно одинокое путешест­вие?» Усмехнувшись, ангел с готовностью соглашается: «0 да, если сможешь кого-нибудь найти».

На протяжении всего действа Каждый Человек пыта­ется уговорить кого-нибудь отправиться в путешествие вместе с ним. Но все друзья и знакомые отказываются; его сестра, например, жалуется на боль в ноге, которая не дает ей ходить. Даже аллегорические персонажи (Богатство, Красота, Сила, Знание) отвергают его при­глашение. Когда, наконец, смирившись, он отправляется в путь в одиночку, внезапно находится попутчик — Доб­рые Дела, готовый следовать за ним даже к смерти.

Открытие Каждого Человека, что Добрые Дела и есть тот попутчик, который может следовать за ним, разуме­ется, составляет христианскую мораль этого действа: вы не можете забрать с собой ничего из того, что взяли, но лишь то, что отдали. Светская же интерпретация этой драмы такова: «волновой эффект» — то есть последст­вия наших добрых дел и благотворного влияния на дру­гих людей, переживающие нас, — может смягчить боль и одиночество последнего путешествия.

Роль благодарности

«Волновой эффект», как и многие другие идеи, кото­рые я считаю полезными, приобретает еще большую си­лу в контексте близких отношений, когда человек из собственного опыта узнает, как одна жизнь может обо­гатить другую.

Друзья могут благодарить нас на то, что мы для них сделали или пытались сделать. Но просто сказать «спа­сибо» недостаточно. Вот истинно необходимое посла­ние: «Часть тебя теперь находится внутри меня. Она из­менила и обогатила меня, и я готов передать это дальше, другим людям».

Слишком часто наша благодарность за то, что чело­век послал миру свои благотворные волны, выражается лишь тогда, когда он уже умер. Сколько раз на чьих-то похоронах нам хотелось, чтобы этот человек мог услы­шать все хорошие слова и выражения благодарности в свой адрес? А скольким из нас хотелось, подобно Скруджу, подслушать, что будут говорить на нашем погребе­нии? Мне, например, хотелось.

Вот один из способов преодолеть проблему под на­званием «слишком мало и слишком поздно», используя «волновой эффект». Назовем это «визитом благодарно­сти» — прекрасный способ усилить «волновой эффект», пока человек еще жив. Первый раз я столкнулся с этим упражнением на семинаре, который проводил Мартин Селигман, один из лидеров движения позитивной пси­хологии. Он попросил довольно большую аудиторию принять участие в упражнении, которое заключалось в следующем.

Подумайте о живом человеке, которому вы очень благодарны за что-то, но никогда прежде не выражали этого. За десять минут напишите ему благодарствен­ное письмо. Затем обменяйтесь письмами с другим уча­стником семинара и прочтите их друг другу. Но упраж­нение будет закончено лишь тогда, когда вы лично по­сетите адресата и прочтете ему свое письмо.

После того как мы прочли письма в парах, несколько добровольцев согласились прочесть свои письма перед всей аудиторией. Во время чтения все без исключения ощутили сильный прилив эмоций. Я понял, что такие проявления эмоций — неотъемлемая часть упражне­ния: мало кто из участников, слушая чтение писем, не был охвачен глубоким эмоциональным потоком (11).

Я тоже проделал это упражнение и написал письмо Дэвиду Гамбургу, который заведовал кафедрой психи­атрии первые десять лет моей работы в Стэнфордском университете. Этот человек всегда оказывал мне очень серьезную поддержку. Когда я приехал в Нью-Йорк, где он жил в то время, мы встретились и провели очень вол­нующий вечер. Я с радостью выразил ему свою благо­дарность, а он с радостью узнал о ней. Дэвид сказал, что получил огромное удовольствие от моего письма.

Чем старше я становлюсь, тем чаще задумываюсь о «волновом эффекте». Как глава семьи, я всегда оплачиваю счет, если мы вместе ужинаем в ресторане. Все чет­веро моих детей всякий раз вежливо благодарят меня (сначала, разумеется, отказываясь, но совсем не всерь­ез). И я всегда говорю им: «Благодарите вашего дедуш­ку, Бена Ялома. Я — лишь сосуд, в который перетекла его щедрость. Он всегда платил за меня». (К слову, я то­же отказывался, и тоже не всерьез.)

«Волновой эффект» и моделирование

Ведя занятия в первой в своей жизни группе больных раком, я часто замечал, что уныние участников очень за­разительно. Так много людей пребывали в отчаянии, день за днем прислушиваясь к приближающимся шагам смерти, так много людей жаловались, что жизнь стала пустой и потеряла всякий смысл... Но в один прекрас­ный день участница группы начала занятие с такого за­явления:

Я решила, что все еще могу кое-что дать людям. Я могу служить моделью умирающего человека. Своим мужественным и достойным умиранием я подам пример детям и друзьям.

Это стало для нее открытием и подняло настроение и мне, и ей, и всем участникам группы. Она нашла способ наполнить жизнь смыслом — вплоть до самого конца.

Групповым психотерапевтам очень важно наблюдать, как работают опытные врачи. Мои студенты обычно на­блюдали за тем, что происходило у меня в группах, ино­гда — используя телеэкраны, но чаще через стекло, про­зрачное только с одной стороны. Хотя такая практика пре­дусмотрена программой, участники группы, как правило, не приходят в восторг от наблюдателей и время от време­ни открыто возражают против их «вторжения».

Но с группой больных раком все было по-другому: они очень радовались студентам. Они чувствовали, что, глядя на их конфронтацию со смертью, эти люди стано­вятся мудрее, и им будет что передать новым студентам.

«Как жаль, — сказал один из участников группы, — что мы научились жить лишь теперь, когда тела наши изъедены раком».

Наши рекомендации