История Дороти: на 10 процентов

40-летняя Дороти, по профессии бухгалтер, страдала от стойкого ощущения, что жизнь поймала ее в ловушку. Она сожалела о тысяче разных вещей: о своем нежела­нии простить мужу давнюю интрижку; о решении раз­вестись; о том, что так и не смогла помириться со своим отцом, ныне покойным; о том, что погрязла в неинтерес­ной работе, до которой ей к тому же было неудобно до­бираться.

Однажды Дороти увидела объявление, в котором предлагалась работа в Портленде, штат Орегон. Дороти казалось, что там ей жилось бы лучше, и она всерьез за­думалась о переезде. Однако ее возбуждение быстро угасло из-за прилива негативных, удручающих мыслей. Она уже слишком стара для переездов, дети не захотят оставлять своих друзей, она никого не знает в Портлен­де, зарплата там ниже, и не факт, что ей понравятся но­вые коллеги.

— На короткое время у меня появилась надежда, — сказала она, — но вы видите, что я вновь оказалась в ло­вушке.

— Лично мне кажется, — ответил я, — что вы попа­даетесь в собственные ловушки. Я понимаю, все эти об­стоятельства могут помешать вам изменить свою жизнь, но только ли в них дело? Скажем, все эти объективные причины, которые находятся вне вашего контроля — де­ти, возраст, деньги, неприятные коллеги — отвечают за 90 процентов вашего бездействия. Но мне все-таки ин­тересно, не зависит ли кое-что и от вас — ну, хотя бы эти 10 процентов? Она кивнула.

— Ну что ж, давайте разберемся с этими 10 процен­тами, потому что они и есть то единственное, что вы мо­жете изменить. — После этих слов я рассказал ей об ум­ственном эксперименте Ницше и прочел отрывок о Веч­ном Возвращении. Затем я попросил Дороти сходным образом спроецировать себя в будущее.

Я предложил ей игру.

— Давайте разыграем такую сценку: мы с вам встре­тились в этом же кабинете год спустя. Идет?

Дороти кивнула.

— Идет, но, мне кажется, я догадываюсь, что из этого выйдет.

— Неважно, давайте все-таки попробуем. Итак, год спустя. Я начинаю. «Ну что же, Дороти, давайте проана­лизируем прошедший год. Скажите, есть ли новые пово­ды для сожаления? Или, говоря словами Ницше, хотели бы вы прожить этот год еще раз и еще бессчетное число раз?

— Нет, ни за что, я не хочу вечно жить в ловушке — трое детей, мало денег, мерзкая работа, от которой неку­да деться...

— А теперь давайте посмотрим на те 10 процентов, на которые вы несете ответственность за то, что про­изошло за год. Сожалеете ли вы о своих действиях за по­следние 12 месяцев? Что вы могли бы сделать иначе?

— Ну, однажды дверь тюрьмы чуть приоткры­лась... Я говорю о возможности получить работу в Порт­ленде.

— И если бы вам предстояло прожить этот год вновь...

— Да, да, я понимаю. Возможно, весь следующий год я буду сожалеть о том, что даже не попробовала полу­чить ту работу в Портленде...

— Ну что ж, это я и имел в виду, когда говорил, что вы попадаете в собственные ловушки.

Дороти все-таки отправила резюме на эту вакансию, ее пригласили на собеседование и предложили работу, но в последний момент она отказалась, наведя справки о местных школах, погоде, ценах на жилье и стоимости жизни в Портленде. Тем не менее эта попытка открыла ей глаза (а заодно и дверь ее тюрьмы). Дороти изменила мнение о себе просто потому, что смогла всерьез заду­маться о переезде, а четыре месяца спустя устроилась на новую работу, лучше прежней и ближе к дому.

В главе 2 я говорил о том, что страх смерти усилива­ется от ощущения непрожитой жизни. Идея Ницше о Вечном Возвращении показывает, как можно этого из­бежать: нужно творить свою судьбу, любить ее и жить в полную силу.

«БУДЬ САМИМ СОБОЙ»

У Ницше есть две «гранитные» фразы, которые он считал достаточно прочными, чтобы уцелеть под удара­ми времени. Вот они: «Будь самим собой» и «То, что не убивает нас, делает нас сильнее» (6). Так и вышло, и сейчас они прочно вошли в лексикон психотерапевтов. Мы разберем каждую фразу в отдельности.

Фраза «Будь самим собой» встречалась еще у Ари­стотеля и прошла долгий путь — через Спинозу, Лейбни­ца, Гете, Ницше, Ибсена, Карен Хорни, Абрахама Маслоу и Движение за Развитие Человеческого Потенциала (1960-е гг.) — вплоть до современной теории самореа­лизации.

Понятие становления «самим собой» у Ницше тесно связано с другими положениями: «Проживи жизнь до конца» и «Умри вовремя». Все эти фразы по сути гово­рят об одном — нельзя допускать непрожитой жизни.

Самовыражайтесь, реализуйте свой потенциал, живите смело и в полную силу. Тогда, и только тогда, вы умрете без сожаления.

Дженни, секретарь суда, которой исполнился 31 год, обратилась ко мне из-за сильнейшего страха смерти. После четвертого сеанса ей приснился сон.

Я в Вашингтоне (я там родилась), мы гуляем по го­роду с бабушкой (она уже умерла). Мы забрели в очень красивый квартал, там одни особняки. Особняк, к кото­рому мы подошли, — огромный и белый-белый. Там жи­ла моя школьная подружка. Я была очень рада ее ви­деть. Она устроила мне экскурсию по дому. Я была по­ражена — он был такой прекрасный, а сколько там комнат! 31 комната — и все обставлены! Тогда я ска­зала подружке: «А в моем доме пять комнат, а меблиро­ваны только две». Я проснулась очень встревоженной и злилась на мужа.

Сон вызвал у Дженни ряд ассоциаций. 31 комната — это ее возраст и разные сферы личности, в которых ей предстояло разобраться. То, что в ее доме всего пять комнат и лишь две из них — обставлены, убедительно доказывало, что Дженни живет не так, как нужно. А при­сутствие бабушки, которая умерла три месяца назад, на­полнило сон страхом.

Этот сон подсказал нам новые направления в работе. Я спросил Дженни о ее злости на мужа, и, сильно смуща­ясь, она призналась, что тот часто бил ее. Женщина по­нимала, что нужно что-то менять в своей жизни, однако ей было страшно потерять мужа: у нее был небольшой опыт общения с мужчинами, и она была уверена, что другого ей не найти. Самооценка Дженни была такой низкой, что вместо того чтобы потребовать от мужа серьезно изменить поведение и поставить под вопрос их совместную жизнь она несколько лет мирилась с до­машним насилием. После того сеанса Дженни не поеха­ла домой, а направилась прямиком к родителям, где и прожила несколько недель. Она потребовала от мужа, чтобы он согласился пройти курс терапии семейных пар. Он подчинился, и спустя год терапии семейных пар и индивидуальных занятий их отношения значительно улучшились.

«ТО, ЧТО НЕ УБИВАЕТ НАС, ДЕЛАЕТ НАС СИЛЬНЕЕ»

Вторым «гранитным» высказыванием Ницше неодно­кратно пользовались и даже злоупотребляли многие пи­сатели. Эту мысль, например, очень любил Хемингуэй (в «Прощай, оружие» он добавил: «Мы становимся еще крепче на изломе»). Но все же эта идея властно напоми­нает о том, что неблагоприятный опыт делает человека сильнее и помогает противостоять новым невзгодам. Данный афоризм тесно связан с другим высказыванием Ницше: спасаясь от бури, дерево глубже впивается в землю корнями и становится крепче и выше.

Еще одну вариацию на эту тему предложила одна моя пациентка, умная и успешная женщина, генеральный ди­ректор крупной промышленной компании. В детстве она постоянно выносила ужасные оскорбления от собствен­ного отца. На одном сеансе она описала свою фантазию, причудливую идею терапии будущего.

— В этой фантазии я находилась на приеме у психо­терапевта, который владел технологией полного стира­ния памяти. Наверное, это пришло ко мне из фильма «Вечное сияние чистого разума», где играет Джим Кер­ри. Я представила, что психотерапевт спросит меня, хо­чу ли я полностью стереть из памяти все сведения об от­це. Единственное, что я буду знать, — что в нашей семье его не было. Звучало как будто бы здорово... Но, поду­мав немного, я поняла, что это станет для меня серьез­ным испытанием.

— Почему испытанием?

Ну, это, наверное, звучит глупо — мой отец был чудовищем, и я, и мои братья и сестры ужасно боялись его все детство.

Но, в конце концов, я решила оставить свою память в покое и ничего из нее не стирать. Несмот­ря на те жуткие оскорбления, я многого добилась в жиз­ни, о чем и мечтать не могла. Каким-то образом я стала очень гибкой и изобретательной. Произошло

то во­преки моему отцу? Или благодаря ему?

Эта фантазия стала первым шагом к новому видению прошлого. Вопрос был не столько в том, чтобы простить отца, сколько в необходимости примириться с неизмен­ностью прошлого. Женщину поразило мое замечание о том, что рано или поздно ей придется отбросить надеж­ду на лучшее прошлое. Домашние невзгоды сформиро­вали ее как личность, укрепили ее дух; она научилась справляться с ними и выработала эффективные приемы, которые сослужили ей хорошую службу.

«Отказаться от кредита жизни, чтобы избежать расплаты смертью»

Бернис обратилась ко мне с досадной проблемой. Хотя женщина уже более двадцати лет была счастлива в браке, она испытывала необъяснимое раздражение по отношению к своему мужу Стиву. Дошло до того, что она стала допускать возможность развода.

Я спросил, как давно стало меняться ее отношение к Стиву, и получил конкретный ответ. Все пошло напере­косяк после его дня рождения. Стиву исполнилось семь­десят, и он внезапно уволился с работы (а был бирже­вым брокером) и теперь управлял только собственными ценными бумагами, оставаясь дома.

Берни сама не могла понять, откуда взялась такая злость. Хотя Стив нисколько не изменился, теперь она видела тысячи поводов для критики: неаккуратность, постоянное сидение у телевизора, невнимание к своей внешности, нежелание делать зарядку. Да, Стив был старше ее на 25 лет, но так было всегда! Выход на пен­сию — вот что показало Берни, что ее муж теперь ста­рик.

Из этого разговора стали ясны движущие силы тако­го поведения Берни. Во-первых, женщина хотела дис­танцироваться от Стива, чтобы, как она выразилась, не «ускорить» собственное старение. Во-вторых, она так никогда и не оправилась от смерти своей матери (кото­рая умерла, когда Берни было 10 лет) и была не готова к боли от новой потери, а когда Стив умрет, боль непре­менно вернется.

Складывалось впечатление, что она надеялась защи­титься от боли от потери Стива, пытаясь ослабить свою привязанность к нему. Я предположил, что ни гнев, ни отдаление не помогут ей избежать потери. Мне удалось раскрыть Берни глаза на мотивы ее поведения с помо­щью цитаты из Отто Ранка, одного из коллег Фрейда. Он сказал так: «Некоторые отказываются от кредита жизни, чтобы избежать расплаты смертью» (7). Подобная моти­вация встречается довольно часто. Я думаю, что все мы встречали людей, которые будто постоянно находятся в спячке и боятся ощутить истинный вкус к жизни — из страха потерять слишком много. Я продолжил разговор с Берни:

— Это то же самое, что поехать в круиз и ни с кем не общаться, не делать ничего интересного, — зато не бу­дет обидно, когда все закончится.

— Вы все поняли правильно, — ответила она.

— Или не любоваться рассветом, потому что...

— Да, да, да, вы достаточно ясно выразились, — со смехом перебила меня Берни.

Мы вернулись к вопросу о происходящей в ней пере­мене, и сразу возникло несколько тем. Четче обозначил­ся страх Берни, что откроется старая рана, которую на­несла ей смерть матери. Через несколько сеансов Берни смогла понять, что ее бессознательная стратегия не эф­фективна. Во-первых, она уже не слабая и беззащитная девочка десяти лет. А во-вторых, мало того, что ей не из­бежать горя от потери Стива, так к этому горю прибавится еще и чувство вины — за то, что она покинула его в тот момент, когда он больше всего в ней нуждался.

Отто Ранк, коллега Фрейда, постулировал базисную динамику — неослабевающее напряжение между «страхом жизни» и «страхом смерти». Об этом необхо­димо знать любому психотерапевту (8).

По мнению Отто Ранка, человек стремится стать ин­дивидуальностью, двигаться вперед, развивать свой по­тенциал. Но это не дается даром! Выделяясь из приро­ды, развиваясь, двигаясь вперед, личность неминуемо сталкивается со «страхом жизни». «Страх жизни» — это пугающее одиночество, ощущение незащищенности, ут­рата связи с целостностью всего сущего. Но что мы де­лаем, когда страх жизни становится невыносимым? Мы начинаем двигаться в другом направлении: отступаем, отрекаемся от индивидуации, находим комфорт в слия­нии, растворяясь в другом и отдавая ему себя. Однако, несмотря на обретаемое утешение и комфорт, такое со­стояние нестабильно: в конечном счете личность начи­нает бояться стагнации и потери индивидуальности. Та­ким образом, слияние пробуждает «страх смерти». Меж­ду этими двумя полюсами страха — индивидуацией и слиянием — люди мечутся всю свою жизнь.

Эта формула легла в основу удивительной книги Эр­неста Беккера «Отрицание смерти»(9).

Через несколько месяцев после окончания терапии Бернис приснился любопытный кошмар, который очень обеспокоил ее. Она попросила о консультации. Рассказ о сне Бернис прислала мне по электронной почте.

Меня преследует страшный аллигатор. И хотя я мо­гу спастись от него в воздухе (я почему-то могу под­прыгивать на несколько метров), он не отступает. Он находит меня, где бы я ни спряталась. Я проснулась в холодном поту, меня била дрожь.

На нашем сеансе Бернис удалось ухватить идею это­го сна. Она поняла, что аллигатор символизирует смерть, которая идет за ней по пятам. Осознала Бернис и то, что спасения от нее нет. Но почему это приснилось именно сейчас? Анализ событий дня, предшествующего кошма­ру, помог найти ответ. Тем вечером Стив чудом избежал серьезной автомобильной аварии, а затем они ужасно поссорились: Бернис требовала, чтобы он раз и навсе­гда прекратил ездить в темное время суток, ведь его ночное зрение стало слабым.

Но почему именно аллигатор? Откуда этот образ? Бернис припоминала, что накануне вечером она смотре­ла новости, и в одном из сюжетов рассказывалось об ужасной смерти Стива Ирвина, знаменитого австралий­ского «охотника за крокодилами». Во время одного из погружений его ужалил электрический скат. Мы про­должили разговор, и внезапно Бернис осенило: «Стив Ирвин» — это сочетание имени ее мужа с моим именем. Муж и я — два пожилых мужчины, чьей смерти она боя­лась больше всего на свете.

ШОПЕНГАУЭР

Кто из нас не встречал людей, которые руководству­ются лишь внешним, стремятся к накоплению матери­альных благ и настолько беспокоятся о мнении окру­жающих о себе, что полностью теряют ощущение своего «Я»? (А может, и мы иногда ведем себя именно так?) Ес­ли такому человеку задать вопрос, он обратится за отве­том не внутрь себя, но вовне, и по лицам других попыта­ется угадать, какого ответа от него ожидают.

Такому человеку будет очень полезно ознакомиться с идеями Шопенгауэра, изложенными в трех поздних философских эссе (10). Они написаны доступным язы­ком и будут понятны каждому, кто имеет хоть малейшую склонность к философии. Суть сводится к тому, что ни богатство, ни материальные блага, ни социальный ста­тус, ни хорошая репутация не могут составить наше сча­стье, но лишь то, чем являемся мы сами. Хотя эта мысль напрямую и не затрагивает экзистенциальных вопросов, она все же помогает нам перейти с поверхностного уровня к более глубоким проблемам.

1. Что мы имеем.Материальные блага обманчивы. Шопенгауэр умело доказывает, что погоня за богатством бесконечна и бессмысленна: чем больше мы имеем, тем большего хотим. Богатство — как соленая вода: чем больше ее пьешь, тем сильнее жажда. И оказывается, что уже не мы владеем вещами, а они — нами.

2. Чем мы представляемся другим людям.Репута­ция столь же призрачна, сколь и богатство. Шопенгауэр писал, что половина наших забот и тревог проистекает из того, что мы беспокоимся о чужих мнениях: «Мы должны вырвать из тела терзающий нас шип».

3. Что мы есть.На самом деле имеет значение лишь одно — что мы есть на самом деле. Чистая совесть зна­чит больше, чем хорошая репутация, говорит Шопенгау­эр. Главной целью человека должно быть хорошее здо­ровье и интеллектуальное богатство, которое ведет к не­иссякаемому притоку идей, к независимости и к духовной жизни. Внутреннее спокойствие рождается из знания, что нас беспокоят не сами вещи, но лишь наше восприятие их.

Эта последняя мысль — важная психотерапевтиче­ская доктрина, уходящая корнями в античность: ключевая идея стоиков, которая прошла через Зенона, Сенеку, Марка Аврелия, Спинозу, Шопенгауэра и Ницше, а теперь стала фундаментальным принципом и динамической, и когнитивно-бихевиористской терапии.

Аргументы Эпикура, «волновой эффект», стремление избежать ощущения «непрожитой жизни» и целый ряд приемов, заключенных в афоризмах, которые я цитиро­вал в этой главе, — все это может помочь победить страх смерти. Но чтобы активизировать их воздействие, необходим еще один компонент — глубокий контакт с другими людьми. Об этом мы поговорим в следующей главе.'

ГЛАВА 5

ПРЕОДОЛЕНИЕ

СТРАХА СМЕРТИ

С ПОМОЩЬЮ ИДЕЙ

И КОНТАКТА С ЛЮДЬМИ

Когда мы наконец осознаем, что мы сами и

все живые существа смертны, мы начинаем

испытывать жгучее, почти нестерпимое

ощущение хрупкости и ценности каждого

момента и каждого существа, и из этого

ощущения может вырасти глубокое,

чистое, безграничное сострадание ко всему

сущему.

Согьял Ринпоче

Смерть — это наша судьба. Желание жить и страх ис­чезнуть будут с нами всегда. Этот страх инстинктивен, он встроен в нас на клеточном уровне и ощутимо воздейст­вует на нашу жизнь.

За долгие века люди изобрели огромное количество сознательных и бессознательных приемов, чтобы смяг­чить страх смерти. Возможно, сколько людей — столько разных способов. Некоторые приемы действительно ра­ботают, другие — сомнительны и неэффективны. Есть люди, которым удалось заглянуть в подлинное лицо смерти и сохранить ее тень в самой сердцевине своего существа. Один из них — молодой человек, который на­писал следующее письмо.

Два года назад я потерял любимого отца, и за это время во мне произошли изменения, которых я раньше не мог и представить. До этого момента я часто заду­мывался, способен ли я противостоять ощущению ко­нечности моей жизни. Меня не покидала мысль, что я — я тоже! — однажды покину этот мир. А теперь я нахо­жу в этих тревогах и страхах источник любви к жизни, прежде неведомый. Я чувствую, что несколько отда­лился от своих ровесников, возможно, потому, что меня меньше занимают сиюминутные события и веяния. Мне не страшно признать это, поскольку я действи­тельно понимаю, что в этой жизни важно, а что — не имеет значения. Видимо, мне придется научиться пре­одолевать сопротивление — ведь я собираюсь зани­маться тем, что может обогатить мою жизнь, а не тем, чего ожидает от меня общество. Как радостно сознавать, что моя цель — не только спрятать страх смерти, но и совершить нечто большее. В общем-то, это мой выбор — понять и принять конечность собст­венной жизни. Думаю, что теперь я действительно смогу это принять.

Те же, кто не может «принять этого», обычно справ­ляются с ощущением конечности жизни через отрица­ние, отвлечение и смещение акцентов. Я уже приводил примеры таких неадекватных реакций. Вспомните историю Джулии, чей страх был так силен, что не давал ей за­ниматься тем, что подразумевало хоть малейший риск, или Сьюзен, которая переносила страх смерти на незна­чительные поводы. Вспомните всех тех, кого мучили кошмары, кто «отказывался от кредита жизни, чтобы из­бежать расплаты смертью», кто страдал маниакальной страстью к новым впечатлениям, сексу, бесконечному накоплению, власти.

Взрослые люди, которых подтачивает страх смер­ти, — не белые вороны, подхватившие какую-то экзоти­ческую болезнь. Это обыкновенные мужчины и женщи­ны, чьи семьи — и культура в целом — оказались неспо­собны соткать подходящий покров, который защитил бы их от леденящего холода смерти. Может быть, они виде­ли слишком много смертей в раннем детстве; или род­ной дом не был для них островком любви, заботы и безо­пасности; возможно, замкнутость мешала им поделить­ся своими мыслями о смерти. Наконец, это могут быть люди, обладающие высоким уровнем самосознания, ко­торые не нашли утешения в отрицающих смерть религи­озных мифах, предлагаемых их культурой.

В каждой культуре развиваются свои отношения со смертью. Многие древние цивилизации, например Древний Египет, были построены на явном отрицании смерти и обещаниях загробной жизни. В гробницы мертвецов — по крайней мере, представителей высоких слоев общества, ибо только они и сохранились, — в изо­билии помещались предметы повседневной жизни, что­бы обеспечить комфортное загробное существование. Вот один причудливый пример: в Бруклинском Музее искусства хранятся статуи гиппопотамов, которые по­гребались вместе с умершими, чтобы развлекать их в за­гробной жизни. Однако, чтобы каменные животные не пугали мертвых, их лапы делали очень короткими: счи­талось, что так они будут передвигаться медленно и не принесут вреда.

В западной культуре, не столь древней, смерть была более зрима из-за высокой смертности младенцев и женщин при родах. При этом умирающих не клали на специальные больничные кровати, скрытые от посто­ронних глаз, как это делается сегодня. Большинство лю­дей умирали дома, и все члены семьи присутствовали при их последнем вздохе. Разумеется, ни одна семья не могла остаться равнодушной к безвременной смерти. Люди часто навещали родные могилы, расположенные на церковном дворе неподалеку от их дома. Поскольку христианская церковь обещала вечную жизнь после смерти, а в руках духовенства были ключи от начала и конца жизни, большинство людей обретали утешение в религии. Разумеется, многие люди и сегодня находят утешение в идее жизни после смерти. В главе 6, расска­зывая о том утешении, которое предлагает религия, я попытаюсь провести границу между утешением, при­знающим неотвратимость смерти, и утешением через от­рицание смерти.

Для меня лично и для моей психотерапевтической практики самым эффективным является экзистенциаль­ный подход к смерти. В предыдущей главе я выделил ряд идей, которые сами по себе представляют значи­тельную ценность. Сейчас же я буду говорить о том до­полнительном компоненте, без которого идеи могут ос­таться пустым звуком: о человеческой взаимосвязанно­сти. Только синергетическое воздействие идей и глубокого контакта с людьми действительно помогает и преодолеть страх смерти, и вызвать пробуждающее пе­реживание, ведущее к изменению личности.