Formal and informal signs of bankruptcy of the entities. What fate expects corporation of the Grandee?

(Формальные и неформальные признаки банкротства предприятий. Какая участь ожидает корпорацию Гранда?)

Приятные и не очень, воспоминания об этих громких происшествиях, перевоспитавших человечество по своему усмотрению, выбились из общего звучания, из подчинения и развернули в головенке сыщика “Вторую Мировую” с тяжелой артиллерией и почти бэевскими взрывами.

“Ох, и славные же были денечки. Трудные – да, опасные - согласен, но зато не скучные. Куда всё укатилось…” – и хотя Джастин, как исключительно одарённая личность, как человек на редкость заботливый и многогранный, двояко относился ко всяким “маскарадам”, баталиям с пришельцами и всему тому чужеродному, чем забивались и забиваются западные СМИ.

Понять, для чего ты ищешь, и, главное, что именно хочешь найти, хотя бы примерно, нелегко, имея за плечами багаж годов, а также багаж знаний подзабытого происхождения размером с Австралию. Но поднаторевший на стезе рекордов частный детектив предпочитал симуляцию успеха отчаянию и не сдавался даже в тупиковые моменты, а всё из-за того, что когда-то, в прошлом, он пожертвовал едва ли не душой, лишь бы сохранить верность миросозерцанию.

“Ах, да, как же у меня могло вылететь из чертовой башки. Мда, созвониться с приятелем…” – Уэлш часто возвращался к бумажным залежам, скопленным в ящиках, и также часто считал себя неисправимым идиотом. Его раздраженному уму не давала покоя всего одна тема. Всего одна, смеющаяся, злая… тема под эксцентричным названием Джек Хэлван!

…Встреча детектива с надежным информатором, вызвавшимся поделиться драгоценными сведениями, состоялась не где-нибудь, а в портовом округе Нью-Йорка и Нью-Джерси. Этот округ располагался в радиусе приблизительно сорока километров вокруг восстановленной Статуи Свободы, и был важным местом, выдающимся по значению для Уэлша, отгулявшего здесь без малого полжизни и до сих пор ловившего кайф от стона чаек. От беспорядочно прыгающих волн, от закатных розоватых пятен, танцующих по серебристой водной пленке…

Информация во все времена, во все эпохи, сколько существует цивилизация, стоила немалых затрат. Но чем выделялся близкий друг Джастина, прилетевший в Нью-Йорк только ради него, так это тем, что перед продажей он всегда пояснял, что представляет собой его товар, рассказывая о нём во всех ярких красках. Сделки с ним всегда были удобными, недорогими и… проходили в рамках строжайшей конфиденциальности, что немаловажно для такого рьяного аккуратиста, как Уэлш.

Извещатель приехал к назначенному месту на полчаса позже обещанного на недешевой машиненке в стильном темно-зеленом пиджаке и черных очках, проигнорировал несколько наиболее грязных дорог и сходу извинился за то, что предпочел сохранение автомобильного блеска сохранению дружеской безукоризненности, объяснив это тем, что поддержание положительного имиджа является первоочередной задачей любого бизнесмена, как чистота и опрятность Роллс-Ройса.

- Представляю вашему вниманию, дамы и господа, отборного дегенерата, практически избранного, которому, яко было велено свыше стать собирательным прообразом той древней, не дошедшей до нас симптоматики, выявляющей речевую и поведенческую несостоятельность. Он не какой-то рядовой идиот! Он - олицетворение идиотии, помноженной на первобытный примитив и гадкую постылую бестактность… - не являясь профессиональным комедиантом, Уэлш отлично шутил, причём шутил порой жестоко, куда ярче и пугающе загримированных театралов из цирка. Ненавязчивый и легковесный стёб над товарищем всегда был кстати.

- Твой анализ моего характера, как всегда, сопоставим с мнением большинства и очень точен…

Во время их позавчерашнего разговора по телефону (не путать с разговором сегодняшним) богатенький владелец Rolls-Royce, создающий впечатление престарелого мажора, очень опосредованно намекнул о своём неучастии, акцентировавшись на вопросе о том, что считает наиболее важным в своём личном вкладе в развитие их совместного “тайного” расследования. Джастин, которому не хотелось терять с ним дружескую связь, поскольку было ясно, что надежнее человека не найти во всём Нью-Йорке, повлиял на настроение товарища, попросил его, постарался переубедить востребованного в сысковой среде Оллджера Уэбстера не сходить с пути, а размотать клубок до конца, наплевав на количество мерзостей, норовящих всплыть на поверхность, образовать пленку.

- Эссенциализм, дружище, увеличивает шансы на зачатие идеи. Будь я очень требователен, то давно бы съехал с шаров, помутился и закончил бы в какой-нибудь клоаке. Те, отдавшие максимум своих интеллектуальных и моральных сил, великодушно войдут в мое положение и легко поймут источник моих неудач… - Уэлш выражался очень высоко и литературно, кажись, занимаясь ловлей эстетического смака. Это забавляло и одновременно оскорбляло Оллджера, простоявшего в чудовищных дорожных пробках вовсе не за тем.

- Повтори, я недопонял. Это сейчас была аллюзия на наше партнерство? То есть, ты вызвал меня, чтобы посмеяться?

- За издевками обратишься к своей теще… - беспечно махнул рукой Уэлш, - А я по пустякам никого не беспокою. Если позвонил, значит, на то имелись веские причины. Ты же меня знаешь лучше, чем я знаю себя, а говоришь так, будто мы едва ли знакомы…

Мечтательно почесав малую бородку, ровный клинышек посередине нижней части лица, господин Уэбстер избавился от постоянного чувства недовольства, устранил все малозаметные признаки.

- Ну, хорошо. Вот тебе прописная истина. Вступая в пожилой возраст, человек подвергается серьезным изменениям. Пожилые люди становятся пассивными, менее эмоциональными, а ты уже не молод, я замечу! Значит, сказанное напрямую относится к главному разрушителю мифов! И не смей спорить, все равно не отделаешься…

- Стоп, ты сказал человек! – подловил болтуна брыкливый, непослушливый Джастин, - А я детектив! Звезда сыска, если хочешь, не имеющая себе равных из соответствующих структур. А это не совсем одно и то же! Отличий между простыми смертными и опытными ищейками, чей смысл жизни в погоне за тенью, больше, чем кажется…

Еще бы чуть-чуть и между друзьями возникла б коллизия. Хруст в суставах двух неповторимых в своей индивидуальности персон, предвещающий перелом всех возможных нравов, доносился всё яснее и яснее. Доносился не разобрать откуда, а разбирать… никому не хотелось. “Чтобы предотвратить опасность столкновения, одно судно обязано уступить дорогу другому”.

Наконец, приятели перешли к основной теме, волновавшей множество сердец. Разлучённые на несколько лет судьбой и обстоятельствами, бывшие копы (в прошлом они оба поклонялись фемиде, носили полицейские жетоны с вытянутыми держателями с цепочкой, мерились членами во время задержаний молоденьких преступниц) в кои-то веки заговорили как друзья…

- Нет ничего симпатичнее, чем вернуться туда, где ничего не изменилось, чтобы только понять, как изменился ты сам, и откреститься от тонны тупых стереотипов, ставших грузом, опускающим тебя на самое дно… - изо рта “потекла” казуистика. Много казуистики… целый поток, стремительно падающий с выси!

Чтобы добиться успеха в таком-то деле, нужно обязательно потратить уйму времени на то, чтоб убедиться, что порох в пороховницах у них ещё остался, и отправляться на пенсию пока рановато, обязательно привить себе кучу старческих комплексов и суметь удержать на себе взгляд собеседника. При удачном выполнении успех гарантирован…

- Ты поставил на кон всё, и рискуешь потратить остатки жизни, гоняясь за призраком,

которого, возможно, никогда и не было? Это неуважительно по отношению к самому понятию жизни… - прогуливаясь с детективом вдоль забора, скопидомно вдыхая ночной свежий воздух, Уэбстер советовал ему остепениться и всё взвесить.

На другой стороне, в приличном отдалении, продолжалась стена, исписанная старыми и не очень красивыми граффити. Результат трудов местечкового хулиганья! Признаки дилетантского скейтбординга, звуки колёс и щелканье досок, заставляли многих прохожих ускорять шаг. Где-то рядом надсадно вопила какая-то бешеная тетка, прося перезвонить ей, иначе the end и без шансов. Этот безумный по своей величине, колоссальный мегаполис, соцветие несовершенств, плейохазий гнили, пугал даже коренных, а приезжих казнил без предварения. Но неизлечимому пассивисту Уэлшу нравилось “мотать срок” в гротесковом, комически-уродливом Нью-Йорке. Нравилось, потому что он здесь родился, вырос, обрел счастье в личной жизни и, самое главное, прошел тест на вшивость, самореализовавшись.

- Давай постоим немного. Я уже затрахался двигать ногами… - попросил ищейку немощный Оллджер.

Тот согласился, нисколько не ломаясь, и они засигаретили. Вода ночью была чернущая, чернее сажи, смолы и угля, и смотреть на неё, портить себе настроение, переполняясь скверными ассоциациями, эмоциональными эффектами и нотациями разума, совсем не хотелось.

- Я сегодня добрый. Угощаю... – Джастин протянул дружку цилиндрик и сам пропитался дымком. Так продолжалось несколько минут, показавшихся вечностью: соратники Фемиды “плевались” паром из ноздрей, томно уставлялись на бескрайний потолок, а звезды - цветы, растущие на небе, приходящиеся на тёмное время, изучали их лица, а курящие представляли, что изучают лица звезд.

Очень скоро благоприятели почуяли, что смертельно утомились и едва смогут продержаться еще час. В большей мере сие относилось, конечно же, к Уэбстеру. Ему предстояла долгая и пробковая обратная дорога до гостиницы, поэтому Уэбстер, “надежный информатор, вызвавшийся поделиться драгоценными сведениями”, в завершение ряда действий таки презентовал эти сведения.

Глаза верного помощника ищейки призывно сверкнули, прежде чем правая рука достала из внутреннего кармана пиджака белоснежной конверт с информацией, стоившей ему впоследствии немалых усилий, чтобы расстаться с невольно приобретенной привычкой, такой, как набивать себе цену торгами.

- Я с самого начала знал, что тебя бесполезно отговаривать. Такой ты у нас храбрый… - Оллджер медленно поднес конверт к носу и начал сильно растягивать слова, намеренно дразня стоящего рядом, заждавшегося друга, - Проверить что-либо в надежных источниках это тебе не посидеть два часа за компьютером. Пришлось потянуть за кучу ниток, переворошить старые связи, чтобы добыть кусок пожирнее, полакомее. Но я не разучился делать скидки, и цена, предложенная мною, вкусна, как сырная пицца, потому рекомендую гнать всю сумму сразу, а не то…

Уэлш понял бы и без намеков, с которыми друг переборщил. Уж слишком детектив ценил его услуги, кажущиеся попытками оставаться в своем поведении и своих поступках непоследовательным, ориентируясь на различные мнения и придерживаясь различных, непримиримых точек зрения, что при всей мерзости трудно было отнести к недостаткам. Добытчик инфы хотел и за экс-соработника попереживать, и одновременно увеличить толщину кошелька.

- Я тут припрятал кое-какой финансовый взнос. Ты заслужил эту награду, как никто другой, старина… - еще даже не распечатав пакетик для письма, сыщик учуял запах чего-то очень вкусного, и взамен передал аналогичный сюрприз – точно такой же конверт, но насквозь пропахший “зелеными”, - Прими благодарность за труд. Пригодится!

Отклонить подарок Уэбстер, конечно, не осмелился. Еще бы! Но налепить на физиономию максимальный реалистический трепет тоже не забыл. Ханжество в форме сознательного лицемерия улучшало артистические навыки. Это прекрасная практика, чтобы найти в себе ресурсы и вдохновение на новые крутые достижения.

- Делай с этим, что пожелаешь… - Уэбстер недоверчиво пересчитал купюры кончиками пальцев и куда-то невидимо сунул конверт, - Это твоя жизнь, я и кто-либо другой не вправе указывать. Решать лишь тебе. Но гордость свою нужно уметь сдерживать. То, во что ты ввязался, болото хуже топи! - хотя он никогда не принимал прямого участия в расследовании убийств и максимум тянул на неровного любителя, подброшенный материал был досконально изучен.

Но Уэлш еще лучше знал, с чем играет, его характер ему позволял идти ва-банк, и потому все ленивые предостережения хамелеонистого Оллджера были для него оливье пустых звуков.

- Дружище, без обид, не восприми в агрессию, но я не привык марать глаза, на ночь глядя. Не мог бы ты вкратце рассказать, что накопал? – спросил “Пинкертон”.

Уэбстер покачал головой, явно не оценив гонорок старого сокурника, но ему таки не составило труда выполнить столь банальную просьбу.

- Эмм, внутри лист. На нём подробное описание физического местонахождения одного полезного типа, который находится в курсе той жутковатой истории и знает практически всё о прошлом убийцы! Самый интересный американец, между прочим. Если вы найдете общий язык, а это, пожалуй, самое сложное, считай, тебе крупно повезло!

Настроение Уэлша сильно повысилось после услышанного. Модальность действительности во время разговоров с подзабытыми алчными дружками прежде только расстраивала. Что лучше всего получилось у Джастина сегодняшним богатым на события днем, так это выйти за рамки привычного восприятия вещей и стандартного мышления.

- Вот за это спасибо. Честно? До последнего сомневался, что ты сдержишь слово. С другой стороны я всегда умел переочаровываться!

Простого рукопожатия было бы мало, учитывая, как вовремя Уэбстер “возник на горизонте” и как быстро выручил приятеля, пускай не совсем безвозмездно. Крепкое дружеское объятие с похлопыванием друг друга по спине – самое то для завершения встречи. Самое то, если старые знакомые не передумают расходиться на ноте “delightful friendship” и не решат совершить экскурсию по барам.

Самое то…

“Зайдя в церковь, я бы первым делом обратилась к падре с вопросом – что мне делать? Один бес - который во мне, более жестокий, начинает мною верховенствовать, помимо моей воли. Второй бес – я сама, начинаю заводиться, доводя себя до срыва, а других до гибели.

Часто, чтобы добиться самопрощения, нужна помощь специалиста. Но в моем случае не поможет ничто. Сука-жизнь не соблаговолила изречь простейшую инструкцию, которой бы с радостью следовал каждый гражданин Большого Яблока…”

Эмилайн далеко не всё сказала Уиллу, какую-то часть правды пришлось утаить. Проводив до двери и пожелав крепкого здорового сна, частая посетительница стационарных учреждений с повышенной эмоциональностью и маниакально-депрессивным психозом закрыла оба несложных замка и прижалась спиной к двери. Прикусывая зубами вылезающий изо рта самовольный язык, Тёрнер стучала затылком и сражалась с танцующей в голове мерзостной глоссолалией: упреки в форме длинных прилагательных чередовались с оскорбительными полнозначными лексемами, формируя у Эмилайн целый комплект поводов не переваривать себя еще больше.

Глядя на ситуацию, никто б не усомнился, бывшей сотруднице полиции хотелось многое исправить, но мешали ретардации в виде моментов обострения, против которых оказался бы бессилен любой, даже самый доблестный и отважный ньюйоркец.

Эмилайн далеко не всё сказала Уиллу...

Кроме без срока опочившего Чарльза Джозефа Митчелла, в тот же день не стало и его жены. Сотовый заживо сгоревшего, найденный неподалеку от места трагедии, видимо, нечаянно выроненный, помог прояснить очень многое, стоило обнаружить список входящих SMS и прочесть самую содержательную:

Suicide note lying on the table. And there is not just text, as usual, I ask no one to blame, and so on. There's an explanation of the reason for suicide... It's Emily... Lousy nit... Amalia was washed, put on beautifully and took all medicines that was at home. My cousin, though was going to spend more time with Mickey as his friend told, very strongly worried and decided to go to me. Though I didn't think that these companions will be able to feel so comfortably in my apartment, but, apparently, from Amalia the ideal owner. All these hours as if someone whispered to me, what happened something irreparable that family life Mitchellov droops. To be convinced or dispel bad suspicions, I went home. I opened a door and saw the friends, and doctors stood nearby and swung the heads, justifying oneself before me as if are obliged to me by something.

The suicide note lay on a table. And there not just the text, as usual happens, I ask anybody to blame, and so on. There explanation, suicide reason. All this Emily... Nasty nit…

(Амалия помылась, оделась красиво и выпила все-все таблетки, что были дома. Мой двоюродный брат, хоть и собирался провести больше времени с Микки, как его друг сказал, очень сильно беспокоился и решил поехать ко мне. Хотя я не думал, что эти товарищи смогут чувствовать себя столь уютно в моей квартире, но, по-видимому, из Амалии идеальный хозяин. Мне все эти часы будто кто-то шептал, что случилось что-то непоправимое, что семейная жизнь Митчеллов клонится к закату. Чтобы убедиться или развеять плохие подозрения, я отправился домой. Я открыл дверь и увидел своих друзей, а рядом стояли врачи и качали головами, оправдываясь передо мной, словно чем-то мне обязаны.

Предсмертная записка лежала на столе. И там не просто текст, как обычно бывает, прошу никого не винить, и все такое. Там объяснение, причина суицида. Это все Эмилайн. Паршивая гнида)

Вопреки здравому смыслу, как посчитали бы многие, окажись свидетелями этой заворошки, Тёрнер сознательно пошла на преступление и скрыла, вероятно, важную улику. Ни страх осуждения, ни критики, ни какой-то другой психологический “вирус”. Основным движущим мотивом было нечто иное - чувство внезапного одиночества, щемящая жалость к умершему и сознание ужасной вины.

Телефон Митчелла остался у неё в качестве напоминания, сдерживающего фактора. Каждый раз она читала перед сном сообщение и каждый раз отрицательно мотала головой, не находя в себе смелости ответить на вопрос, как такое возможно? “Если бы все люди мира задумывались о допустимых последствиях, прежде чем что-то совершить, сболтнуть необязательное, избыточное, нерациональное, то не приходилось бы отскабливать останки испаленных со стен”.

После случившегося Эми переехала в другую квартиру, расположенную по другому адресу, и хитренько взвалила груз заботы по восстановлению двери и коридора на плечи третьих лиц. Давно привязанная к характеру рецептивная позиция уже не раздражала, т.к. стала неотчуждаемостью жизни. Влияние генерируемых разумением конструктов ослабло по мере освоения новой жилплощади, мозг рождал инверсии всё с большей ленью и все сладкие противоречия, разрывающие Эмилайн на части, обернулись безусловным дефицитом идей.

…Этой ночью сердцещипательное SMS про Амалию было прочитано в пятьдесят седьмой раз! “Всё одно и то же снова и снова”. Но после прочтения Тёрнер так и не отправилась спать, так и не легла. Её завлёк в свои сети неотъемлемый атрибут современности – компьютер…

Галопирующая память Эмилайн, радиоактивная свалка, умещающая до десяти тысяч тонн различных отходов, взбунтовалась, как только загрузилась ОС ноутбука, и на грязном от жирных пятен экране высветился разноцветный символ ОСИ. Экс-фараонша вспомнила о незаконченной переписке с парнем по имени Джефф. Правильней сказать, о не начатой. В открывшемся диалоговом окне висело всего одно сообщение. Прочитанное, но не удовлетворенное ответом:

I welcome, a crumb. How about to get acquainted? I have noticed your online activity, and I think such and why not to communicate...

(Приветствую, крошка. Как насчет познакомиться? Заметил твою онлайн-активность, и думаю такой, а почему б не пообщаться...)

“А почему бы и нет?” – подумала Эми, набрав на клавиатуре несколько символов и нажав на клавишу Enter. Сообщение было успешно отправлено!

Нынешний статус пользователя - оффлайн, но недавно парень появлялся на сайте, что давало мелкую надежду дождаться его следующего визита до того, как головокружение, провоцируемое сильным недосыпом, склонит к вырубону. Тёрнер увидела мысленным взором, что кому-то приглянулась. И кем бы ни был заинтересовавшийся ею мужчина, он обязан оказаться достаточно амбициозным самцом, который не только не отклонит предложение о немедленной встречи, но и сам начнёт флирт со строк о перепихе, неважно на чём и у кого. Пускай хоть на полу, зато + к ощущениям.

You will appear - unsubscribe. We will reduce acquaintance. Perhaps we will have fun Only don't leave some egg at home…

(Появишься - отпишись. Сведем знакомство. Может, позабавимся. Только яйца дома не забудь)

............. слова кончились, запас мыслей иссяк. Эми побежала делать кофе! Её охватил подлинно страстный интерес, а адгезионный кемар, долго проявлявший безмозглую настырность, сняло как рукой.

“Ну, что, красотка, попробуем начать все с нуля? Авось все срастется:-).

Я бы попробовала. Не знаю, что там трещат умники, но, на мой взгляд, отмороженный риск лучше преступного бездействия”

Бардак на кухне еще лишь предстояло навести, а пока там царила полная идиллия:

в одной руке Эми держала стакан с теплым напитком, к которому прикладывалась изредка, полуглотком, а в другой – маленький, универсальный пульт управления для телевизора, и вдруг случайно попала на передачу “семейства медвежьих”, где в данную минуту перечисляли “некоторые технические трудности” искусственного оплодотворения панд.

- Ужасно познавательно, мать их! - с сарказмом молвила Эмилайн и живо переключила канал.

“Так-то…”

Усевшись за ноутбук теперь уже с приметно измененным, прекрасным самочувствием, с живинкой, которой должно хватить минимум на два часа, прежде чем сон набежит снова, Тёрнер поварила котелком и взяла в толк, какой глупой и наивной всё-таки была, строя из себя уравновешенную, отменно владеющую всеми страстями, всеми исступлениями. Бессилица и подлунно-кофейная немочь заставляли признаваться в сотнях разных слабостей. Сейчас она была готова уверовать в любой порно-изыск, как, примера ради, мускулистый лоб материализуется со страниц популярного бодибилдинг-журнала “Muscle & Fitness” и начинает яростно драть её в ротик своим членом, принуждая охать и извиваться на его продолговатом “механизме”. Это бы продлилось столько, сколько б она пожелала, без жалоб на усталость, но с периодическими воинскими визгами.

Вдруг раздался сигнал оповещения о поступившем сообщении. Это было внезапно, весьма неожиданно, но, вашу мать, как же приятно…

Don't forget? Oh - about - x - about! You what it? I am an owner of the largest eggs in the world. Such it is just impossible to lose. However, if you don't trust me, you can be convinced. Drive number, and the address is better at once. And yes, itself don't lose some egg...

(Не забудь? Ох-о-х-о! Ты чего это? Я обладатель самых крупных яиц в мире. Такие просто невозможно потерять. Впрочем, если ты мне не веришь, можешь сама убедиться.

Гони номер, а лучше сразу адрес. И да, сама яйца не теряй...)

Эмилайн молниеносно затрясла дурной головой, чтобы вспомнить номер собственного сотового с целью принять у себя в гостях мистического Джеффа и поскорее с ним уединиться, опробовав сублимацию на нём через его сублимационную попу. Цифры раздражающе маячили перед глазами, ленясь соединяться в цепочку. И хотя такие миги общепринято не тормозить, Эми нашла трудной задачей тривиальность. Терзания тянулись, пока спустя гору попыток экс-полицейская не догадалась обратиться в бесплатную информационную службу.

“Есть”

…А пока в одной части города радостные девушки ждали гостей мужского пола, в другой кто-то, весьма испуганный личными открытиями, азбучно копил на хлеб, сидя в пыльном мелком кабинете. Некоторые близкие и друзья Джастина Уэлша, которых оповещали реже остальных, до сих пор находились в неведении того, что детектив добровольно уволился из отдела расследования серийных убийств, заделавшись частным сыскарем, специализирующимся, в основном, на раскрытии тяжких преступлений. Сам Джастин получал искреннее, ни с чем несравнимое удовольствие от смены обстановки, иногда злорадствуя и эгоистично отзываясь о причинах ухода с прошлой работёнки. Теперь ему не приходилось ни перед кем отчитываться. Дух свободы не мог не привлекать того, кто всю жизнь шел на буксире у парохода, да покорствовал жирным либералам и всяким мошенниковатым чинам-прихлебателям. “Творчеству не нужны никакие корочки и рамки, истинный талант ни в чём не нуждается”.

“О, боже, чуть не вылетело из драной башки – видимо, из-за кучи новых хлопот, связанных со скупыми арендаторами, Уэлш совершенно забыл о самом главном, - Конверт…”

Вот тогда-то его и накрыл стыд. Стыд за то, что он посмел отнестись к главному делу столь неответственно и до сих пор не расшибся о шкаф. Пальцы “офисного воина” быстро распечатали письмо, а глаза быстро прочли следующее:

- Так-так, Чеймберс-стрит, центральный пятизвездочный плаза отель? Номер… какого черта?

Вдруг Джастину померещился чей-то странный, жарковатый взгляд. Детектив испугался. А потом понял, что смотрит на свое отражение в зеркале и… рассмеялся, признав себя еще тем пердильным ссыкуном, шарахающимся от собственной тени, ибо ему начинало казаться, что даже предметы в этом помещении плетут интриги за его спиной, так потихоньку развивалась мания преследования…

Лист бумаги, случайно выпавший из трясущихся рук, плавно опустился на черный кожаный ботинок.

“Да сохранит меня бог, да проклянет дьявол это драное зеркало…”

Кое-что из написанного прощелыгой Уэбстером нанесло потрясительный эффект. Но об этом позднее…

А теперь вернёмся к нашим баранам!

Протерев ребром ладони уже закрывающиеся, слабые глазишки, Эмилайн улеглась на спину и начала разглядывать сиреневую занавесь, лишь бы не проиграть наступающей дремоте и как-нибудь размаяться. Было бы ужасно нелепо не услышать звонок в дверь и тем самым подставить “замену Чаки”, с которым их объединяло лишь желание потрахаться и по возможности открыть сезон еженочного неспанья с надрывистыми криками, спазматическими вздыханиями и просьбами “хочу добавки, вдуй мне по второму”.

Теряя убежденность в том, что не выйдет продержаться до прихода миленького гостя, и воспроизводя какие-то хмыкающие звуки, Тёрнер схватилась за мобильник, набрала номер Джеффа со скоростью света:

- Ну, ты где шляешься? Я уже вся извелась, честное слово! – и заявила со страхом в дерганом голосе, - Спать, блин, хочется, а в таком состоянии я могу оказаться не айсик в постели!

Прошло несколько секунд, как из сотового донеслось раздраженное:

- Не ной! Это все превратности ночных пиров в узком кругу! А чего ты хотела? Все мы лажаем. Мы, конечно, пытаемся это исправить и лажаем ещё больше. Затем снова пытаемся, и уже больше большего… - Джефф показал себя эмоциональным малым во время их первой беседы, не опасаясь разочаровать ожидания красотки. А еще Джефф показал себя первостатейным хохмачом, базируясь на нарочито длинном словоизложении, режущем не привыклые к таким манерам уши.

С трудом встав с кровати, брюнетка спросила:

- Ну, и? Когда ты приедешь?

Приятно ошарашить – сделать женщине то, чего она очень хочет, но не говорит об этом напрямую, то есть, исполнив тайное желание. Джефф придумывал сюрпризы круче любых фокусников.

☎☎☎☎☎☎☎☎☎☎:

- Дамочка, как понять когда? Я уже обращаю к тебе свои стопы. Извини, что не спидстер. И к слову о красных бегунах! Ублажать потребности климаксных мамашек это те не использовать несказанные рефлексы, нарушающие все законы физики. Поэтому… не серчай. Увы, здесь я бессилен…

Затеяв проверить мужчину на честность, Эмилайн долгую минуту вслушивалась в трубку, не шевелила рукой и почти не дышала. Воспринять органами дробь тяжелых капель дождя и чью-то невнятную, не расшифровывающуюся речь получилось очень нескоро. Но зато теперь экс-офицерша могла с законченной уверенностью сказать, насколько крепко её доверие к Джеффу и как сильно её желание видеть его у себя (или на себе), повторять за ним непланомерные сгибы коленей, задаривать спину рядами красных ногтевых царапин, чмокать в интимные зоны, вкладываясь минимально и взамен огребая тройную отдачу.

Сейчас и здесь Эмилайн чувствовала, что любым опасностям для здоровья и жизни не по силам остановить жажду сексуальных утех, потому легко заводила знакомства с личностями противоположного пола, потому “звала в гости” буквально на втором сообщении, еще не пообщавшись и нисколечко не узнав человека. Ей нужны были не люди с идеями, а постельные шестерки, предрасположенные к выполнению садистских указаний, тела без воли и характера. Только так Эми держала всё под контролем, только так управляла ситуацией, не позволяя ситуации управлять ею.

Злосчастный Детройт, хоть и отошел на задний план, укрывшись где-то в теневом пространстве, проявлялся нецивилизованным образом: все проблемы начались с неудачи, случившейся во время операции по спасению заложников от того, кто именует себя Джеком и навлекает ураган страданий и бед, заливаясь сардоническим греготом, делая предметом почитания всё богопротивное в противовес обществу. С неудачи, ставшей роковой не только для погибших, но и для Эмилайн, которой не помогали никакие курсы и психодиагностики, никакие препараты ценой выше среднего.

Центральный отель класса люкс на Чеймберс-стрит. Три часа ночи.

“Ответственность означает авторство. Осознавать ответственность – значит осознавать творение самим собой своего Я, своей судьбы, своих жизненных неприятностей, своих чувств, а также своих страданий, если они имеют место” – это высказывание, принадлежащее Ирвину Дэвиду Ялому, выдающемуся американскому психотерапевту, доктору медицинских наук и профессору психиатрии Стэнфордского университета, было излюбленным высказыванием другого мозгоправа.

Профессор Эрнест Грегори, недавно покинувший пост главврача нью-йоркского филиала Антнидас, сидел на краю роскошной двухместной кровати, в номере «Делюкс». Сидел в халате белого цвета с темно-зелёными полосками на рукавах, после душа, с еще не обсохшими седыми волосами! У него на коленях стоял раскрытый ноутбук с прелюбопытной, но пугающей статьей о массовой резне на мигающем, блеклом дисплее. Мистер Грегори погашенно изогнул белесые брови и зачитал вслух пару-тройку строчек сидящей рядом жене.

- Кровь и ужас затопили Форест-Хилс. Несколько человек были жестоко убиты при невыясненных обстоятельствах. Полиция отказывается давать комментарии. Но один неофициальный источник утверждает, что к преступлению приложил руку сумасшедший серийный маньяк Джек Мансон Хэлван, до недавнего времени считавшийся мертвым по информации тех же полицейских?

“Хмм…”

Еще минуту назад обстановка, ощущавшаяся уютной и разряженной, с приятненькой прохладцей, нагрелась до рекордно высокой температуры. Бывший дрессировщик чужих демонов и звероусмиритель, отошедший от дел по личному велению, почувствовал дурноту, затруднение дыхания. Ему пришлось пересесть на стул и оставить компьютер в покое, чтобы не уронить его и самому не рухнуться на пол. Нибенимекнуть тут не получилось бы. Грегори хотелось броситься отсюда сломя голову, а еще хотелось заорать. Зажмуриться и орать, так, чтобы его никто не услышал, кроме дьявола. Да вот только дьяволом Эрне считал Джека, причем на полном серьезе…

- Что с тобой? Тебе нехорошо? Может, врача вызовем? – вскочила с кровати миссис Грегори, перепуганная спонтанной реакцией мужа, - Ну, поговори со мной, милый! Ну, не молчи! Сердце не болит?

Экс-психиатр заставился раскрыть рот и подвигал челюстью лишь с целью успокоить заботную супругу. При любом ином раскладе он не издал бы ни звука еще в течение нескольких часов.

- Глорис, зря волнуешься. Со мной всё хорошо… - хрип и кашель разнеслись по всему отелю. В смехотворном старании их сбить док потерпел серьезную осечку, затем уже глухим голосом добавил с трудом, - А вот за безопасность других не ручаюсь… - и нервно повторил, - Не ручаюсь, Глорис…

Говоря о цитировании, фразы Ялома были близки господину Грегори, так как отражали самую тёмную часть его карьеры, историю нелегких взаимоотношений с подрастающим “дьяволом”. Вот уж где ответственность означала авторство. Эрне склонялся считать мальчика, вернее, то, во что мальчик превратился, своей врачебной ошибкой, промахом в профессиональной деятельности, и тем самым значительную часть вины брал на себя.

Но трудно согласиться с доком полностью. Если в деле замешаны несколько лиц, то и проступок был совершен несколькими. Однако Джека сильно недооценивали. На заседании совета врачей Эрне, как человек, до тонкостей изучивший сатанинский характер своего пациента, требовал ужесточения мер обеспечения безопасности и контроля в отделении, в котором сидел Джек. Составляя доклад, доктор не стал придерживаться строгого формата традиционного отчета, это бы только помешало ему донести до умов коллег, насколько опасен мальчишка, и предъявил публике предельно открытое, честное изложение, за что, правда, подвергся жесткой критике и остался непонятым, а в душе так и вовсе униженным…

Впрочем, доклад Грегори и впрямь отдавал сумасшествием. Создавалось тревожное впечатление, что, провозившись с психами несколько тяжелых долгих лет, автор данного “произведения” сам повредился рассудком и теперь несет вещи за гранью понимания, что-то шизопараноидальное, вызывающее всеобщий диссонанс. Но любые стереотипы нормы расплывчаты, в чем можно убедиться, лишь копнув в психологию. Возможно, Грегори как раз благодаря своей вере в сверхъестественное, был самым нормальным среди всех врачей.

"The devil … I met him at sunrise the promising career, being yet not saddened experience, soft, readily taking part in various undertakings. All previous patients to whom I with all the heart tried to help sometimes frightened me, but they were and remained people. When I learned about arrival of a certain difficult child in children's department where I, actually, worked, I was warned … that in it nothing remained. Neither pretexts for actions, nor the bases, nor rudiments of feeling of moral responsibility, nor elementary, most primitive feeling of stay by some other … And it turned out to be true. The natural, instinctive comprehension of antonymous concepts dominating absolutely in all children like the evil and good, "is possible" and it "is impossible", the truth and fiction, was alien to it, as well as compassion.

I met this combination of defects in the seven-year-old boy with gentle, is unhealthy pale, absolutely inexpressive, "false" person and eyes in which the underworld, a black impervious chasm, mysterious, others and unclear nested.

Many years I tried to reach to it, to make out in it the person, to cease to accept for a monster. And approximately as much I try to isolate because understood what is Jack Helvan - the concentrated pure evil”

(Дьявол… я встретился с ним на рассвете своей многообещающей карьеры, будучи еще неомраченным опытом, мягким, с готовностью принимающим участие в различных начинаниях. Все предыдущие пациенты, которым я всей душой старался помочь, порой меня пугали, но они были и оставались людьми. Когда же я узнал о поступлении некоего трудного ребенка в детское отделение, где я, собственно, работал, меня предупредили… что в нём ничего не осталось. Ни предлогов для действий, ни оснований, ни зачатков чувства нравственной ответственности, ни элементарного, самого примитивного ощущения нахождения рядом других… И это оказалось правдой. Природное, инстинктивное постижение антонимичных понятий, доминирующее абсолютно во всех детях, вроде зла и добра, “можно” и “нельзя”, правды и вымысла, было ему чуждо, как и сострадание.

Я встретил эту комбинацию изъянов в семилетнем мальчике с нежным, нездорово бледным, абсолютно невыразительным, “фальшивым” лицом и глазами, в которых гнездилась сама преисподняя, черная непроницаемая бездна, таинственная, чужая и непонятная.

Много лет я пытался достучаться до него, разглядеть в нем человека, перестать принимать за чудовище. И примерно столько же пытаюсь изолировать, потому что понял, что такое Джек Хэлван - концентрированное беспримесное зло)