Нанесение телесных повреждений, грабеж, воровство на почве фетишизма

(Австрия, § 190; Германия, § 249 (грабеж); Австрия, § 171 и 460; Германия, § 242 (воровство)

Из общей части (см. соответствующую главу) мы знаем, что патологический фетишизм может быть причиной преступлений. До сих пор описаны случаи отрезания кос, открытого похищения или воровства женского белья, носовых платков, чулок, женской обуви, шелковой ткани. То, что субъекты, совершающие такие преступления, отягощены тяжелым психическим расстройством, не подлежит никакому сомнению. Но для того чтобы принять в том или ином случае отсутствие свободы воли и, следовательно, невменяемость преступника, необходимо доказать, что преступление совершено под влиянием непреодолимого влечения – либо в смысле импульсивного действия, либо в форме слабоумия, делающего невозможным подавление извращенных стремлений.

Подобного рода преступления – в особенности ввиду того, что самый способ их выполнения достаточно своеобразен, что отличает их от простого грабежа и воровства, – требуют во всяком случае судебно-медицинского исследования. Но что такое преступление само по себе может возникнуть и без всякой психопатической подкладки, это доказывают те редкие случаи отрезания косы[319], когда в основе лежит простое корыстолюбие.

Наблюдение 235. П., поденщик, 29 лет, из семьи с тяжелым наследственным предрасположением, экспансивный, раздражительный, занимался с детства онанизмом. На 10-м году жизни ему пришлось однажды видеть, как другой мальчик пользовался для автомастурбации украденными у женщин носовыми платками. Это зрелище сыграло решительную роль в половой жизни П. С 12 лет он не мог противостоять потребности доставать носовые платки красивых молодых девушек, для того чтобы с их помощью мастурбировать. Все усилия матери избавить его от этой страсти увещаниями, отниманием похищенных платков и покупкой специально для него других платков оставались напрасными. Начиная с 15-летнего возраста, П. неоднократно судился и подвергался наказанию за кражу женских носовых платков, но и это не оказывало никакого влияния. Военную службу в Африке он отбыл удовлетворительно. По возвращении во Францию ряд новых приговоров. Потентным он бывал только в том случае, если женщина во время акта держала в руке белый носовой платок. В 1894 г. он счастливо женился; при супружеских сношениях он помогал себе тем, что сам брал в руки платок.

Приступы фетишизма появлялись у него внезапно, пароксизмами, чаще всего в периоды, когда он был свободен от работы. Начинались они общим недомоганием, психическим угнетением и половым возбуждением, сопровождавшимся влечением к онанизму. Затем это возбуждение ассоциировалось с представлением о носовом платке, которое овладевало всеми его мыслями и чувствами. Если в это время ему попадался на глаза женский носовой платок, то он начинал испытывать страх, чувство удушения, у него возникало сердцебиение, дрожь, пот и он, несмотря на понимание предосудительности своего поступка, готов был на все, даже на открытый грабеж, лишь бы овладеть объектом своего желания и прекратить этот мучительный приступ. В связи с одним таким преступлением П. был арестован. Судебные врачи установили его невменяемость. Во время испытания он был свободен от приступов. Он выражал надежду, что впоследствии справится со своей болезнью. Число украденных им платков он определял в 100 штук. Он пользовался платком только один раз и затем бросал его (Magnan. Thoinot. Attentats aux moeurs. P. 428).

Наблюдение 236. Фетишизм носового платка. Повторные кражи носовых платков у женщин.

Д., 42 лет, слуга, холост, 11 марта 1892 г. был помещен властями для обследования психического состояния в окружную психиатрическую лечебницу в Деггендорфе (Нижняя Бавария).

Д. – субъект крепкого сложения, упитан, ростом в 1,62 метра. Череп субмикроцефалический, выражение лица неподвижное. Глаза с несомненным невропатическим выражением. Половые органы вполне нормальны. Кроме умеренной неврастении и повышения коленных рефлексов, никаких других ненормальностей в нервной системе Д. не заметно.

В 1878 г. Д. был в первый раз осужден судом к полутора годам тюрьмы за грабеж и воровство носовых платков.

В 1880 г. он украл на одном дворе у торговки носовой платок и получил за это 14 дней тюрьмы.

В 1882 г. он покушался вырвать носовой платок из рук у одной крестьянской девушки, шедшей по большой дороге. Его привлекли к суду по обвинению в покушении на грабеж, но из-за заключения врачебной экспертизы, констатировавшей у него высокую степень слабоумия и болезненное расстройство умственной деятельности в момент совершения преступления, он был оправдан.

В 1884 г. за грабеж женского носового платка, совершенного при аналогичных условиях, он был осужден судом присяжных к 4 месяцам тюрьмы.

В 1888 г. он на рыночной площади вытащил носовой платок из кармана одной девушки, 4-месячное тюремное заключение.

В 1889 г. за аналогичный грабеж осужден на 9 месяцев тюрьмы.

В 1891 г. то же преступление – 10 месяцев тюрьмы.

Кроме того, в списке судимостей имеется еще несколько мелких наказаний и штрафов за недозволенное ношение ножей и бродяжничество.

Д. воровал носовые платки исключительно у молодых девушек, по большей части днем, в присутствии свидетелей, и притом так неловко и необдуманно, что тут же попадался. Ни в одном документе нет указаний, чтобы Д. украл когда-либо какой-нибудь другой, хотя бы самый незначительный предмет.

9 декабря 1891 г. Д. был освобожден из тюрьмы. 14-го он был снова пойман на месте преступления; в толпе на ярмарке он пытался вытащить у одной крестьянской девушки носовой платок из кармана.

Он был тут же арестован, причем у него нашли еще два белых носовых платка, также принадлежавших женщинам.

При прежних арестах у него тоже находили целые коллекции женских платков (в 1880 г. – 32, в 1882 г. – 14, из которых 9 он носил на голом теле; в другой раз в том же году – 25. В 1891 г. при обыске найдено на теле 7 белых носовых платков).

На допросе он всегда объяснял свои кражи тем, что был пьян и хотел пошутить. Относительно других платков, которые у него находили, он утверждал, что купил их, или выменял, или получил от проституток, с которыми находился в связи.

При обследовании Д. оказался субъектом в высшей степени ограниченным в умственном отношении, и притом сильно истощенным из-за бродяжничества, пьянства и мастурбации, но в то же время добродушным, послушным и неленивым.

О своих родителях он не имеет никаких сведений, рос без всякого присмотра, с раннего детства жил милостыней, в 13 лет стал конюхом, в 14 – сделался жертвой педераста. Утверждает, что половое влечение проснулось в нем рано и в сильной степени, что он с ранних лет узнал о половых сношениях и начал предаваться онанизму. Когда ему было 15 лет, один кучер сообщил ему, что с помощью носовых платков молодых девушек можно доставить себе большое наслаждение, если приложить их к половым органам. Он сделал опыт, который подтвердил верность этого сообщения. С тех пор он всеми силами старался доставать такие платки. Страсть его была так сильна, что если он видел какую-нибудь привлекательную девушку, которая держала в руках носовой платок или у которой носовой платок торчал в кармане, то его охватывало сильнейшее половое возбуждение, так что он готов был броситься на девушку и отнять у нее платок.

В трезвом состоянии он из страха перед наказанием по большей части подавлял в себе эту страсть. Но как только он напивался, у него исчезала всякая способность сопротивляться. Уже будучи на военной службе, он брал у молодых нравившихся ему девушек подержанные носовые платки и, попользовавшись ими некоторое время, обменивал их на другие. Когда он ночевал у девицы, он обыкновенно менялся с нею носовыми платками. Неоднократно он покупал носовые платки для того, чтобы обменивать их на другие, бывшие в употреблении у женщин.

Новые, не использованные платки не оказывали на него никакого влияния. Половое возбуждение они вызывали у него лишь после того, как были некоторое время в употреблении у девушки.

Чтобы привести носовой платок в соприкосновение с девушкой он, как это засвидетельствовано в актах, неоднократно прибегал к такому приему: он бросал платки под ноги встречным девушкам, чтобы заставить последних наступить на них. Однажды он напал на одну девушку, прижал ей к шее платок и тотчас же убежал прочь.

Как только ему попадал в руки платок, бывший в употреблении у девушки, так у него появлялась эрекция и оргазм. Он прикладывал платок к обнаженному телу, в особенности к половым органам, что и вызывало у него эякуляцию и половое удовлетворение.

Он никогда не добивался у девушек полового акта, отчасти потому, что боялся отказа, отчасти потому, что «носовой платок был ему приятнее, чем девушка».

Все эти признания были добыты у Д. лишь с трудом и по частям. Он то и дело начинал плакать и отказывался продолжать разговор, который доставляет ему столько стыда. Он не вор, он никогда не украл ничего хотя бы на один пфенниг, даже когда находился в крайней нужде. Никогда он не доходил до того, чтобы продавать носовые платки.

Искренним тоном он уверял всех: «Я вовсе не дурной человек, но когда я совершаю эти глупости, я совершенно не помню себя».

Свидетельство, выданное после расследования, гласило, что Д. страдает непреодолимым патологическим влечением, развившимся на почве болезненного предрасположения, а также умеренной степени слабоумия. Д. был оправдан в воровстве.

Наблюдение 237. Порча принадлежностей дамского туалета на почве фетишизма.

9 декабря 1894 г. инженер Д., сидевший вместе со своей женой в читальном зале, заметил, что к ним подкрадывается какой-то субъект. При уходе жена Д. заметила, что ее пальто разрезано. То же открытие относительно своего пальто сделала и другая дама. Подозрительный субъект был арестован. У него нашли ножницы, семь лоскутков, вырезанных из женской одежды, а дома – массу лент, кусков материи, меха – все, по-видимому, похищенное у женщин.

X. отрицал свою вину, несмотря на то что куски материи, найденные в его карманах, вполне подходили к разрезам в испорченных вещах.

X., 31 года, имеет нормальные половые органы; уши с признаками вырождения.

Прадед был душевнобольной, отец – пьяница, сестра – идиотка. X. считался чудаком, но в своей специальности (пекарь) был хорошим работником. Относительно своей половой жизни утверждает, что она совершенно нормальна; в момент совершения преступления был пьян и ничего не помнит о случившемся. Опьянение и амнезия, однако, неправдоподобны. Оставлен без наказания. Передан для наблюдения в полицейскую префектуру (в Париже).

С 10-летнего возраста у него обнаруживалась слабость к шерстяным и вообще мягким тканям; постепенно она усилилась до того, что один взгляд на них, в особенности же ощупывание их, вызывало у него оргазм и эякуляцию. Особенно сильное влияние оказывал на него мех, отчасти атлас. Этим объясняется, что в его коллекции имелось много атласных лент.

Дома он вызывал у себя половое возбуждение тем, что прикладывал отрезанные куски материи к голому телу. Если этим не достигалась эякуляция, то он помогал себе онанизмом. Женщина сама по себе и половое общение с нею не имели для него ничего привлекательного (Garnier. Les Fétichistes pervertis. P. 49. Vallon. – Annales d’hygiène publique, XXXIV, 6).

К вопросу о вменяемости при сексуальных преступлениях, совершенных на почве навязчивых представлений[320]

Вопрос о вменяемости при тех половых аффектах, которые имеют место при фетишизме, а также при садизме и эксгибиционизме, представляет иногда большие трудности. В высшей степени важно в этих случаях выяснить, что в основе преступления лежит – фетишизм или садизм, чтобы не видеть, например, простое воровство там, где речь идет все-таки о половом преступлении, хотя бы в форме эквивалента невозможного почему-либо полового акта. Часто обвиняемые из чувства стыда сами толкают следователя на ложный путь. Необходимо подчеркнуть, что нередко мы имеем дело не просто с сексуально окрашенным влечением к определенному наказуемому поступку, влечением, с которым можно было бы еще бороться, а с импульсивным действием, вытекающим из навязчивого представления и устраняющим вменяемость. Хотя в большинстве случаев больной и не теряет сознания, он, однако, не может освободиться от преследующей его идеи иначе как путем подчинения ей и совершения требуемого поступка, который и оказывает в этих случаях целительное действие. На этой психологической почве разыгрывается аффект сильнейшего страха. Органическим источником подобного аффекта является ряд сопутствующих явлений в вазомоторной сфере, которые в высокой степени усиливают аффект. С психической стороны решающую роль играет сознание, что правильность мышления нарушена, далее, ощущение слабости воли и неспособность вызвать определенные моральные представления, необходимые для борьбы с навязчивыми представлениями. К этому присоединяется половая гиперестезия, так что аффект страха побеждает преждевременно наступающее половое возбуждение. Таков, вероятно, психологический механизм этих преступлений, при которых больной сознает и свой поступок, и его последствия, но не в состоянии предотвратить их и под влиянием страха, равно как сознания слабости воли и спутанности мышления, старается избавиться от невыносимого психического состояния единственным представляющимся ему путем – путем превращения навязчивого стремления в действие. Таким образом, поступок является здесь психически мотивированным, но вызван он состоянием аффекта, достигшим невыносимой силы; это, следовательно, настоящий непроизвольный поступок; преступник является простым автоматом, рабом навязчивой идеи.

В сознании самого преступника поступок представляется результатом органического влечения, единственным средством избавиться от невыносимого состояния, угрожающего, как ему кажется, жизни. И действительно, вместе с совершением поступка наступает благотворное ощущение освобождения от навязчивой идеи и от вызываемого ею ужасного напряженного состояния. С навязчивыми поступками в тесном смысле слова, при которых кардинальными симптомами является сохранение сознания, борьба с побуждающей к действию идеей и страх, не следует смешивать:

1. Сексуальные поступки у индивидов с умственным дефектом, у которых вследствие недостатка интеллекта и нравственного чувства половые побуждения ведут к соответствующим половым действиям без всякого аффекта, без противодействия со стороны нравственных чувств и представлений и, следовательно, без всякой борьбы[321].

2. Импульсивные сексуальные поступки у тяжелых дегенератов, возникающие на почве повышенных половых ощущений при сексуальной гиперестезии. Эти ощущения, не поднимающиеся до уровня сознательных представлений, превращаются без всякого участия волевой и мыслительной сферы – уже в стадии возникновения – в могучие и внезапные половые аффекты, которые непосредственно, в форме психического рефлекса, ведут к актам полового насилия; это своего рода психические конвульсии.

Злоупотребление алкоголем и продолжительное половое воздержание могут во всякое время вызвать у дегенерата подобные половые аффекты. Соответствующие преступления сводятся почти исключительно к изнасилованию[322]. Подобные импульсивные акты, не выходящие за пределы клинической картины психической дегенерации, отличаются от поступков, вызываемых навязчивыми представлениями, в том отношении, что первые имеют в основе главным образом эпилепсию[323], истерию и алкоголизм, между тем как навязчивые представления стоят в близкой клинической связи с неврастенией.

3. Сексуальные действия (по большей части эксгибиционизм) при сумеречных состояниях сознания (с бредом и галлюцинациями или без них) на почве общих неврозов (эпилепсии, истерии) и алкоголизма – действия, возникающие в период затемнения сознания часто совершенно импульсивно[324].

Если попытаться классифицировать случаи действительного полового извращения, выражающегося в форме навязчивых идей и поступков, то мы будем иметь прежде всего две группы: извращения у гетеросексуалистов и извращения у гомосексуалистов. В каждой группе мы различаем две подгруппы – потентов и импотентов.

У гетеросексуалистов

a) Потенты. Навязчивое влечение к совокуплению. Хотя половое влечение, так же, как аппетит, не может считаться патологическим ощущением, поскольку оно является естественной потребностью, сопровождается чувством удовольствия, а не страха и может быть во всякое время в неподобающем месте и по отношению к неподобающему лицу подавлено, тем не менее на дегенеративной почве, вследствие гиперестезии и недостаточного удовлетворения (анафродизия), отчасти вследствие воздержания, а, возможно, также и под влиянием эрогенного действия алкоголя, могут возникнуть такие состояния, при которых половое ощущение превращается в половой аффект (половой голод) и настолько овладевает сознанием, что мысль о половом удовлетворении вытесняет все остальные.

Такие случаи могут иметь место во всякое время на почве нимфомании и сатириаза вследствие анафродизии.

В отдельных случаях имеет значение не столько интенсивность и продолжительность полового аффекта или полового представления, сколько характер его проявления, то есть где он проявляется, по отношению к какому лицу и в каком виде (при врожденных, а также и при приобретенных извращениях полового влечения). Что касается способа проявления полового аффекта, то здесь решающую роль играет фетишизм; извращение полового влечения является эквивалентом неосуществимого почему-либо полового акта. Всегда мы имеем здесь дело с эквивалентным действием, которое путем эякуляции или по крайней мере полового акта разрешает напряженное состояние.

В качестве примеров извращенной формы проявления полового аффекта, служащего эквивалентом акта совокупления, можно привести следующие: потребность представить себе женские половые органы (Raymond et Janet. Névroses et idées fixes II. P. 162); потребность видеть половые органы у женщин (Petres et Régis. Obsessions. P. 40); потребность прижиматься собственными гениталиями к ногам женщины [325](наблюдение 77); потребность мочеиспускания женщины в рот больному [326](наблюдение 81); влечение к зверским поступкам; периодическое влечение к педерастии (Tarnowsky. Die krankhaften Erscheinungen des Geschlechtssinnes. S. 38). Сюда же относится и влечение к мастурбации в публичных местах (наблюдение 188).

Что касается лиц, по отношению к которым проявляется половой аффект, то здесь можно упомянуть, например, случаи Маньяна (Geistesstörungen. Übers, von Möbius. H. 2, 3), наблюдавшего двух женщин с половой гиперестезией и периодическим влечением к половому акту (S. 35), одну даму с половым влечением к племяннику, другую – с таким же влечением к молодому человеку из знакомой семьи (S. 41), далее, женщину с влечением к 21-летнему мужчине и, наконец, женщину с влечением к одному извозчику (S. 42). Сюда же относятся случаи педофилии, которые описал Аньель (в одном из наблюдений описывается женщина, в другом – мужчина).

б) Импотенты. В этих случаях, стоящих в тесной связи с фетишизмом и садизмом, навязчивые представления возникают таким образом, что имеющаяся сексуальная гиперестезия временами повышается до степени полового аффекта. Представление о фетишизме возникает самопроизвольно или вызывается соответствующим предметом. Импульсивное действие сводится к выполнению садистского акта или к удовлетворению желания, связанного с фетишем. И в том и в другом случае целью является достижение оргазма и эякуляции, после чего навязчивое представление тотчас же исчезает. В данном случае садистский или фетишистский акт является не чем иным, как эквивалентом полового акта, невозможного по каким-либо физическим или психическим основаниям. Аффект страха может быть вытеснен аффектом сладострастия, в особенности в тех случаях, когда поступок не является компрометирующим.

Примерами импульсивных действий садистского характера являются: нанесение уколов девушкам (случай Маньяна, описанный у Туано – «Attentats aux moeurs». P. 451, наблюдение 25–27), пачканье женщин (наблюдение 33); порча принадлежностей дамского туалета (Маньян у Туано, указ. соч., с. 434); эксгибиционизм (случаи Маньяна, наблюдения 215, 216; случай Фрейера, наблюдение 174; случай Хохе, наблюдение 176; Magnan. Die Geistesstörungen der Entarteten. Übers, von Möbius. H. II, III. S. 62; Boissier et Lachaux. – Archives de neurologie, 1893, octobre); трение половых частей (случай Маньяна, наблюдения 220, 221). Примерами навязчивых действий фетишистского характера являются: влечение к вырезанию кожи у девушек (Magnan. Übers, von Möbius. H. I V, V. S. 49); отрезание кос (наблюдения 103–104); грабеж или кража женского белья (наблюдение 108), женских передников (наблюдение 111), носовых платков (наблюдения 113, 236), лайковых перчаток (наблюдение 127), женских башмаков (наблюдение 79); фетишизм материи – иногда с порчей принадлежностей женского туалета (Raymond et Janet. Névroses II. P. 165).

У гомосексуалистов

Здесь с соответствующими изменениями повторяется все то, что мы видели у гетеросексуалистов, – новое доказательство в пользу того, что гомосексуализм есть не что иное, как эквивалент нормального, двуполого полового ощущения. Укажу на случаи эротической педофилии у Молля (Die konträre Sexualempfindung, 3 Aufl. S. 325), на влечение ходить босиком (наблюдение 94), надевать женское платье (см. в моей книге с. 256; Вестфаль. – Archiv für Psychiatrie. Band II. S. 102), на фетишизм носовых платков (см. мою книгу, наблюдение 115 Молля).

К диагностике. Проявления навязчивых представлений настолько разнообразны, субъективные симптомы имеют здесь такое большое значение, что диагноз необходимо по возможности ставить на почве клинического наблюдения. Так как навязчивые поступки возможны вообще только при психической дегенерации, то желательно в каждом случае производить клинико-антропологическое обследование преступника.

Научные исследования в достаточной степени осветили уже эту область психической патологии, так что никогда не бывает недостатка в симптомах и стигматах для установления наличия дегенерации.

Здесь не место касаться деталей вопроса. Укажем только, что мнение Мореля относительно наследственного происхождения вырождения не подтверждается новейшими исследованиями. Повреждение черепа в период утробной жизни, равно как болезни раннего детства, могут также вести к вырождению.

Раз установлено наличие вырождения, выяснена его форма и степень, то можно перейти к изучению конкретного случая, сопровождающих его обстоятельств и его механизма.

Во многих случаях патологическая подкладка преступления проявляется в извращенном характере мышления и чувств, который обнаруживается в навязчивых представлениях. Это извращение может стоять совершенно особняком по отношению к остальной психической жизни индивида.

Навязчивые представления появляются пароксизмами, нередко при одинаковых обстоятельствах (употребление алкоголя, неврастенический приступ, менструация и т. д.) и даже периодически.

Развиваются они на импульсивной почве полового аффекта.

В высшей степени важно установить картину происшествия, для чего необходимы изучение обстановки, повторные расспросы больного о его субъективных ощущениях и перекрестный врачебный допрос.

Навязчивые представления возникают внезапно, по большей части рефлекторно, как проявления бессознательной психической жизни. Они подавляют ход ассоциации идей, направляют по-своему все мышление, вызывают мучительный аффект страха и отчаяния, который резко усугубляется сопутствующими соматическими процессами.

Навязчивая идея встречает противодействие со стороны «я» больного, дело доходит до отчаянной борьбы противоположных чувств, интересов, этических предписаний.

Не доверяя своей силе противодействия, больной пытается спастись от опасности окольными путями, невинными способами, но это не помогает. Наконец наступает катастрофа, а вместе с нею приходит и облегчение. После этого начинаются сожаления, но больной не считает себя ответственным за происшедшее, так как он чувствует, что здесь нет его вины, что он боролся изо всех сил, но его победила какая-то враждебная сила, с которой он не мог справиться; он смотрит на происшедшее как на нечто роковое. Впрочем, бывают изредка случаи (периодически возвращающиеся навязчивые представления, недостаток моральной и интеллектуальной сопротивляемости), когда борьба продолжается очень недолго.

Встречаются и переходные формы к актам импульсивного характера.

На вершине приступа может на короткое время наступить потемнение сознания. При эксгибиционизме это случается нередко. Непосредственно же перед приступом и после него сознание остается ясным.

Опыт учит, что там, где навязчивые идеи имеют опасный характер, больной редко остается победителем. Если он чувствует, что его внутренняя сила противодействия недостаточна, то он прибегает к различным мерам предосторожности, убегает, запирается или велит себя запереть и т. п.

Для выяснения степени ответственности в случае привлечения к суду очень важно выяснить, какие именно условия понижают психическую сопротивляемость преступника. Нередко мы имеем дело с индивидами со слабым характером, отличающимися длительным снижением этических и интеллектуальных способностей. Затем встречаются прямые переходы к сексуальным преступлениям на почве психических дефектов (см. выше). В других случаях половой аффект усиливается из-за длительного полового воздержания, которое ведет к тому, что чувство сладострастия вместе с навязчивым представлением пересиливает аффект мучительного страха. Очень часто дело осложняется влиянием алкоголя, который действует возбуждающе и в то же время снижает нравственную сопротивляемость индивида. Особенно это относится к эксгибиционизму. Вопрос об юридической ответственности этих несчастных решается в зависимости от того, доказано ли, что преступник действительно боролся со своим влечением и что он истощил весь запас своей сопротивляемости.

В конкретном случае этот вопрос выясняется обстоятельствами, предшествовавшими преступлению. В какой мере преступнику может быть поставлено в вину то обстоятельство, что он по легкомыслию сознательно ослабил свою сопротивляемость алкоголем, пусть решают юристы. Раз доказана импульсивность поступка, не может уже быть и речи об его наказуемости.

Трудно ожидать, чтобы проявление психического вырождения в форме навязчивого действия было квалифицировано как душевная болезнь; скорее это может быть отнесено к разряду спутанности сознания (Австрия), или бессознательного состояния (Германия), или вообще преходящего расстройства психической жизни. Такая квалификация приложима лишь к тем случаям, когда во время приступа действительно имеет место потемнение сознания.

В других же случаях необходимо обратить внимание судей на то, что преступник в момент совершения преступления находился в состоянии непреодолимого влечения и что сильный аффект, вызванный навязчивым представлением и усугубленный интенсивными соматическими процессами (изменение кровяного давления, тахикардия и т. д.), ослабил или даже парализовал волю преступника.

При таких условиях случай подходит в Германии под § 52 уголовного кодекса, предусматривающий «непреодолимое влечение»; так же и во Франции (Уголовный кодекс, § 64: «принуждение к действию силой, которой нельзя было противостоять»[327]). Правда, законодатель имел при этом в виду физическое, а не психическое влечение, но навязчивые поступки как раз являются доказательством того, что непреодолимое влечение может иметь свои корни также и в психике. Если наличие непреодолимого психического влечения доказать не удается, если преступник раньше, при аналогичных обстоятельствах, справлялся со своим влечением, то все-таки необходимо еще обратить внимание на то, что преступник – субъект «дегенеративный», заслуживающий снисхождения вследствие своего психического вырождения, в котором он не повинен.

Во всяком случае, преступник опасен для окружающих, и для общества, равно как и для него самого, лучше, если его помещают в психиатрическую лечебницу: воздержание от алкоголя, правильное лечение, при случае длительное лечение гипнозом освобождают иногда больных от их припадков.