О феномене психологической защиты

И внутреннем продвижении

Не совсем прав был Вечный Принц. У меня совсем другой анализ. Не знаю, как объяснял свое решение Зевс Бороде, но ис­тинная неосознаваемая им причина была в том, что ему трудно было выносить соперничество, а все остальное можно объяснить рационализацией, чтобы он ни говорил, да и Вечный Принц тоже рационализировал. Когда эту защиту мне уда­лось с него снять, он успокоился, и ему просто стало жаль Зев­са: не дотягивал он все-таки до Бога. Тем не менее, поговорить Вечному Принцу с Зевсом нужно было, или хотя бы сразу по­дать заявление об увольнении. Стажа у него хватало, а до пенсии оставалось всего полгода. С голоду бы не умер. Одни книги уже его кормили лучше, чем зарплата. А может быть, он и прав.

А теперь для не медиков и не психологов.

Психологическая защита — это система неосознаваемых психологических процессов, которые помогают перенести пси­хическую травму. Самая распространенная и основная фор­ма психологической защиты — это вытеснение из сознания психотравмирующего факта. Нет факта и переживать не­чего. Пример вытеснения, который часто был во время Вели­кой Отечественной войны, — непризнание факта того, что близкий человек погиб. А раз не погиб, можно не переживать и быть веселым. Вытесняется многое, например, отрицатель­ные качества личности. Или, трусость. Но вытесненное ле­зет в сознание и при помощи рационализации находится ка­кое-то благородное объяснение. Это наблюдалось у Вечного Принца.

На самом деле он просто струсил, не решился на тяжелый разговор. Не решился и на увольнение. Вот все ходил и объяс­нял. Рационализация — одна из наиболее частых форм психо­логической защиты. Фромм рационализацию считает способом примирить свой страх уйти из стада с чувством собственного достоинства и желанием быть независимым. Еще одну из форм рационализации описал А.П.Чехов. «Раз я не могу дать карасю ничего хорошего, то лучше я его съем, ему же лучше будет», — говорила Щука на собрании рыб, когда ее там за это пропесочивали. Щуку оправдали.

По-видимому, и Зевс исходил из самых благородных моти­вов. И здесь тоже масса моментов могла быть. Пусть Веч­ный Принц сосредоточится на писании книг, а работа руко­водителя цикла отнимет у него много времени. Зевс, наверное, тоже струсил. Поэтому и не поговорил с Вечным Принцем. Он знал, что Вечный Принц мечтал стать доцентом.

Хотя с моей точки зрения, это хорошо, это его счастье, что ВП не поставили руководителем цикла. Если бы поста­вили, то, я думаю, его судьба была бы хуже. Когда он это по­нял, он успокоился. Тогда же его мучила обида.

Обида — чувство невротическое. Ведь в общечеловеческом плане ранг признанного писателя выше ранга профессора. Уйди из этой среды, и сразу, ну может, не сразу, но успокоишься. Может быть, я ошибаюсь, но он перерос свою среду, а ему надо было на нее равняться. Вот ему и приходилось становиться на корточки. А стоять на корточках еще тяжелее, чем сто­ять на цыпочках. Я сажал на корточки своих подопечных под стол. Долго в этой позе под столом они пробыть не могли. Тя­нуться вверх все-таки легче.

И еще одна беда Вечного Принца преследовала всю его творческую жизнь. Он не всегда знал свое место. То у него была заниженная самооценка, то завышенная. А это всегда ведет к неприятностям. Лучше всего не оценивать себя, а измерять. У меня рост 172 см. Это ни хорошо, ни плохо. Есть ситуация, где это хорошо, есть — где плохо.

Вернемся о знании своего места. Когда знаешь свое место, всегда будешь первым. Конечно, каждый знает, на какой дол­жности он находится. Я знаю, что я не начальник, но вот следующий после начальника это — Я. Это в свое время под­метил З.Фрейд, а более подробно растолковал Э.Берн. Так вот Вечный Принц считал, что во внутренней иерархии друзей и сотрудников Зевса он стоял на первом месте. На самом деле, оказывается, на первом месте был Борода. По этому вопросу со мной он не посоветовался. Решил, раз он уже Король, то советники ему нужны. Увы! Даже чемпионам мира нужен тренер. Думаю, что Зевс поступил вполне логично, в соответ­ствии с законами жизни. И полагаю, что решение это ему далось легко. Но об этом чуть ниже.

Мой метод таков, что я вынужден говорить об ошибках своего подопечного. Так вот Вечный Принц оказался дезори­ентирован. Именно поэтому он очень сильно переживал. А ведь, если бы он подумал и применил бы все свои знания, которыми я его накачивал, он мог бы это предвидеть лет пять назад, когда Зевс стал научным руководителем у Бороды. До­рогие мои читатели, я задам вам один вопрос. Кто человеку ближе сын или брат? Вот и вам все стало ясно. Ему нечего было ждать повышения, даже если появится еще одно место. Нетрудно сообразить, что тематика их научных интересов разная, пациенты разные, что к нему уже давно ближе его ученики. Неужели он не мог понять, Борода лучше будет отстаивать интересы Зевса? Вечный Принц уже самостоятельный и признанный исследователь. И зачем Зевсу, чтобы две звезды стояли рядом?

Помните, лет 20 назад, когда Профессор предпочел другого, Вечный Принц был относительно спокоен, ему даже не было обидно, потому что он знал, что он в сознании Профес­сора на первом месте не находится. Ему тогда было просто неприятно. И здесь не стоило ему обижаться, если бы подумал, то он уже был бы готов к этому решению, да и заявле­ние об увольнении уже было бы написано.

Кстати, незнание своего места в иерархии ценностей партнера по общению приводит ко многим недоразумениям и в личной жизни тоже. Если мы научились четко определять это место и изменения в этих местах, то тогда бы измены наших сексуальных партнеров не были бы неожиданными. Мы бы знали, что не наша очередь получать повышение. Мы бы тогда смогли изменить свое место. Я это называю внутрен­ним продвижением. Объясню на конкретном примере.

В отделе одного из банков моя клиентка была рядовым работником. Всего таких работников было шесть, Все они были на равных должностях с одинаковым окладом, и все они подчинялись заведующей отделом. Моя клиентка считала себя лучшей. Основанием для этого были ее производственные по­казатели. Наверное, если бы ее начальником был компьютер, то вместо себя он во время своего отпуска оставлял бы ее. Но ее начальником был человек женского пола со своими личнос­тными особенностями, колючками и цветами, достоинства­ми и слабостями. Вот на эти колючки и натыкалась моя по­допечная, эти слабости и затрагивала. Подробный анализ отношений в отделе показал, что, несмотря на ее квалифи­кацию, в глазах руководителя она была на пятом месте. Мы все это учли. Она перестала натыкаться на колючки, затра­гивать слабые места и постепенно с пятого места стала пе­ремещаться на более высокие места, а затем вышла на пер­вое. Начальница, уходя в отпуск, оставляла ее вместо себя, а когда пошла на повышение, она порекомендовала на освободив­шееся место назначить мою подопечную.

Я давно уже Вечному Принцу советовал увольняться. Но драконы, которые сидели в его голове, оказались сильнее ра­зума. Моя беседа помогла снять ему эмоциональное напряже­ние. С моими доводами он согласился, но все-таки остался на кафедре

Битому неймется

В таком, но не очень напряженном, состоянии я оста­вался до отпуска. Перед самым отпуском состоялось рас­пределение доцентских портфелей. Хотя их было два, мне не достался ни один. И тут я написал третье заявление об увольнении. Какая нелегкая меня заставила написать просьбу о творческом отпуске сроком на один год для на­писания учебника по психотерапии, я и сам не пойму. (Да те же драконы в голове, говорящие, что карьеру можно де­лать только в институте и через ученые степени и звания. Они делают человека слепым. — М.Л.) Но решил я пойти в творческий отпуск.

На доцентские места формально объявлялся конкурс, но фактически все решалось кулуарно Ректором. Ректор объя­вил решение Зевсу, Зевс объявил решение на кафедре. Под­мывало меня подать тоже документы на конкурс. Не знаю, чтобы они тогда делали. Но уж больно мелкой по сравнению со мной была фигура, с которой я должен был вступать в состязание. (Опять рационализация. Струсил. Боялся, что на кафедре проголосуют против него. Ведь я советовал ему подать заявление. Сейчас точно бы знал, кто есть кто. — М.Л.)

В июне 1998 года мне исполнялось 60 лет. Юбилея я не праздновал. В день своего рождения я провел тренинговую группу и вечером уехал на Российскую конференцию в Москву. Там я попал в философские круги. Мои работы им понравились. И они предложили мне защищаться на сте­пень доктора философских наук. Это была моя неосуществ­ленная мечта. Я хотел быть философом, но в застойные годы «инвалидов пятой группы» к философии не подпус­кали. И я решился. Тем более что писать 300 страниц мне не нужно было. Решено было проводить защиту по научно­му докладу. Кроме того, я решил подвести просто итог сво­ей деятельности, если с диссертацией что-то не получится. А такое я предвидел.

Было очень жаркое лето 1998 года. Недели три у меня ушло на написание научного доклада. С этого времени я стал регулярно вести дневник. (Этот дневник Вечный Принц мне оставил тоже. Там материала на несколько книг. Если чита­теля будет интересовать внутренний мир и жизнь Вечного Принца более подробно, я этот материал включу во второе издание. — М.Л.)

В это же время у меня начались экстрасистолы. Они меня не очень беспокоили. Ипохондричность у меня прошла, хотя радости от экстрасистол у меня не было. Я продолжал делать все, что делал. Лекарств практически не принимал. В сентяб­ре я оформил творческий отпуск. Делать особенно было не­чего. Выпускники психологических тренингов хотели поде­литься своими знаниями и пройти производственную практику. Я предложил вице-губернатору организовать в на­шей области бесплатную систему психологической помощь для начала в школах. (Битому неймется. Никак не усвоит, что треугольник судьбы исключений не ведает. Вот и ждал бы, когда его вызовет вице-губернатор. — М.Л.)

План был мой таков. Выпускники психологических кур­сов будут приходить в школы и читать там лекции и про­водить занятия. На этом материале они будут писать дип­ломные работы. Вице-губернатору идея понравилась. Он отправил меня к министру просвещения области, который переслал к своим помощникам. Последние приняли меня настороженно, попросили программы занятий, заявив, что не могут просто так допустить к детям абы кого. Это я-то абы кто! Но я это тоже относительно спокойно выслушал, хотя подумал, а как они ограждают детей от улицы, от вли­яния некоторых телевизионных передач, некоторой лите­ратуры. И зачем ограждать детей от вполне признанного специалиста по лечению неврозов, преподавателя факуль­тета усовершенствования врачей, главного специалиста об­ласти и пр. и пр. Меня пригласили на конференцию учи­телей. Я даже подарил министерству 400 экземпляров моих методических рекомендаций, а не только программу. На этой конференции предполагалось мое выступление.

Я явился вовремя. Оказалось, что конференцию отмени­ли, а меня даже не поставили в известность. Это было мое последнее обращение с предложениями в официальные органы. По своим каналам я эту работу довольно тихо про­вел в некоторых школах. Не могу сказать, что все это меня как-то огорчило. Просто я еще раз понял, что нужно раз­виваться сбоку, а не лезть под ковер. Нужно расти на сво­боде. Чем выше вырастешь, тем с более далеких мест заме­тен будешь. Небольшой груз упал с души. (Ему бы не лезть защищать докторскую диссертацию, больше толку было бы. Но он меня не послушал. Действовала инерция родительских программ. Ведь идеи его были новы. Вряд ли они будут приня­ты ученым миром. Уроки защитной одиссеи на пользу не по­шли. — М.Л.)

Далее шло все более или менее нормально. Проверка диссертации научным руководителем и поездки к нему в Москву. Одновременно я продолжал писать учебник по психотерапии и еще несколько книг. Периодически выру­чал своих коллег и читал лекции на факультете. В марте 1999-го я успешно защитил докторскую диссертацию. Защи­та продолжалась часов 6, затем несколько дней оформлялись документы в ВАКе, я стал ждать утверждения. Особых вол­нений у меня в этом плане не было. Сама предложенная система представлялась достаточно стройной. Научный консультант помог придать соответствующую форму. В сен­тябре 1999 года я приступил к работе в институте.

За год моего отсутствия значительно изменилась доку­ментация, кодирование болезней. Изменилась и кафедра.

За счет спонсоров удалось переоборудовать ряд кабинетов и палат. Я получил большой просторный кабинет. Но прин­ципиальных изменений в моей жизни не произошло и в отношении ко мне со стороны руководства тоже. Я посто­янно думал об увольнении. Экстрасистолы продолжались бесперспективность моего пребывания на кафедре дикто­валась тем, что я не имел на ней той педагогической рабо­ты, которую мне хотелось бы вести. У меняне было и ле­чебной работы, связанной с лечением неврозов, ибо я не могруководить политикой стационирования. Ну и, нако­нец, я не мог заниматься и научной работой.

Нет; все это у меня было, но на стороне. Дело усугубля­лось еще и тем, что я никому не мог объяснить своих пре­тензий. Со стороны все это выглядело блажью. Непонятно, что человеку нужно. А нужно выпрямиться в полный рост. Оказывается, стоять на цыпочках легче, чем на корточках. Это особенно трудно, когда в других местах ты довольно часто стоишь в полный рост и еще приходится тянуться вверх. Рост мой продолжался. В институте мне становилось все труднее. И хотя в мое распоряжение была теперь передана вся клиника для спокойных форм больных, но все-таки это было половинчатое решение Зевса.

Комментарий: