Субъективность и объективность
Наше мышление субъективно, если наша точка отсчета находится внутри нас и мы ориентированы на выражение своих чувств и удовлетворение личных потребностей. Чтобы мыслить объективно, точка отсчета должна быть вне нашего «Я», а личные чувства и желания не должны влиять на понимание причинно-следственных связей. Объективное мышление пытается определить причинно-следственные связи с точки зрения скорее действий, чем чувств, ибо действия являются видимыми, доступными событиями, в то время как чувства — события внутреннего и частного характера. Чувства нельзя подтвердить объективно, поэтому им нет места в объективном мышлении.
Возникает вопрос: может ли мышление быть полностью отделено от чувства? Фактически, если задуматься над тем, что представляет собой объективное, то есть неэмоциональное мышление, то окажется, что это понятие более противоречивое, чем эмоциональное, или субъективное мышление. Если разум полностью отделен от чувств, то он превращается в компьютер, который оперирует только загружаемой в него информацией. Это запрограммированное мышление. В некоторых исключительных ситуациях человеческий разум способен на такое функционирование. Мышление студента, решающего геометрическую задачу, напоминает действие компьютера. Студент пытается использовать всю имеющуюся у него информацию о геометрии для решения задачи. Если информации недостаточно, то задача останется нерешенной, поскольку ни чувства, ни личный опыт не могут ему в этом помочь.
Пока человек живой, его тело посылает импульсы в мозг, информируя его о своей деятельности и продуцируя ощущения, чувства и мысли. В гуще самых абстрактных рассуждений наш разум не свободен от вторжения личных соображений. Мы сознаем чувство раздражения, фрустрации, возбуждения или спокойствия. Подобные вторжения затрудняют работу объективного мышления, и часто требуется значительное усилие воли для того, чтобы удерживать сосредоточенное внимание на безличной проблеме. Вторжения минимальны, когда тело находится в состоянии удовольствия, а решение проблемы требует творческих усилий. В таких условиях разум менее всего склонен отвлекаться. Однако такие условия редки в культуре или образовательной системе, отрицающей роль удовольствия в творческом процессе.
Если индивид вынужден бороться с болезненными чувствами, которые вторгаются в его сознание, объективное мышление становится вопросом самодисциплины. Болезненные чувства всегда вызывают больше волнения, чем приятные, поскольку боль интерпретируется как сигнал опасности. Чтобы мыслить объективно в тот момент, когда тело испытывает боль или недостаток удовольствия, человек должен притупить эти ощущения, снижая чувствительность тела. Такая изоляция отделяет разум от тела и делает мышление человека механическим или компьютеризированным. Творческое мышление, которое зависит от свободного течения мыслей, имеет место только тогда, когда тело осознанно, восприимчиво и свободно. Мы не можем не прийти к заключению, что человеческое мышление и, вероятно, его содержание, не могут быть полностью свободны от эмоционального настроя тела.
Объективное мышление становится еще более сложной задачей, если человек пытается быть объективным по отношению к собственному поведению. Поскольку поведение в значительной степени обусловлено чувствами, то человек должен полностью осознавать свои чувства, чтобы оценить свое поведение объективно. Например, если человек не сознает свою враждебность, он будет объяснять свою негативную реакцию враждебными чувствами других людей по отношению к нему. Он не видит своих действий так, как видят их другие, и поэтому не способен оценить свою роль в возникновении отрицательной реакции. Без осознания собственных эмоций и мотивов человек не может быть полностью объективен по отношению к самому себе. Все, что может интеллект, — оценить логику человеческих рассуждений на основе воспринимаемых чувств. Но если человек сознает свои чувства и способен выразить их субъективно, то он может занять истинно объективную позицию. Он может, например, сказать: «Я чувствую свою враждебность и понимаю, почему люди реагируют на меня негативно». Истинная объективность требует должной субъективности.
Мы проявляем значительно большую объективность в оценке поведения других людей, чем своего собственного. Консультируя супружеские пары, я обнаружил, что каждый из супругов ясно видит недостатки другого, не ведая при этом о своих. Старая французская притча гласит, что человек подобен почтальону, который несет, перекинув через плечо, двойной мешок с почтой. В мешке спереди собраны недостатки других людей, а сзади содержатся его собственные слабости. Смысл в том, что каждый из нас слеп к своим собственным недостаткам. Мы в буквальном смысле не видим себя; мы можем только почувствовать, что происходит в наших телах. По этой причине я взял за правило не спорить с теми, кто подвергает критике мое поведение. Я признаю, что критика не может быть полностью незаслуженной.
Чтобы быть истинно объективным, человек должен распознать и признать свои личные установки или чувства. Без этой субъективной основы попытка объективности превращается в псевдо-объективность. Психологическим термином, обозначающим псевдо-объективность, является рационализация. Механизм рационализации состоит из отрицания субъективного чувства, которое мотивирует мысль или действие, и из оправдания собственного отношения или поведения логическими умозаключениями. Когда человек говорит: «Я сделал это потому что...», он возлагает ответственность за свое поведение на некую внешнюю силу. Иногда это может быть обоснованно, но чаще является не более чем оправданием неудачного или неадекватного действия. Только подобные самооправдания редко удовлетворяют другого человека. Вместо того чтобы вдаваться в причины, было бы лучше выразить свои чувства и желания. Уилл Дюран отметил, что «причина, как скажет нам сегодня любая школьница, служит лишь техникой для рационализации желания»*[12].
Объективное мышление мало способствует разрешению проблем и конфликтов, которые изо дня в день встают перед нами. Ни одна мать не смогла бы контактировать со своим ребенком на основе объективного мышления. Если она интерпретирует плач ребенка правильно, то это потому, что она улавливает скрывающееся за плачем чувство и с чувством отвечает на потребность малыша. Мать, которая пытается проявить объективность по отношению к собственным детям, отвергает свою естественную функцию и, в сущности, бросает детей. Она больше уже не мать, но некая безличная сила. Один человек не может относиться к другому объективно, поскольку объективные отношения превращают людей в объекты.
Мышление невозможно отделить от чувств. Поскольку все, что делает человек, обусловлено его стремлением к удовольствию или избеганием боли, ни один его поступок не может быть полностью беспристрастным, а действие — не содержать личной заинтересованности. Любая мысль связана с чувством, и она будет или поддерживать чувство, или противоречить ему, в зависимости от структуры характера индивида. У здорового человека мышление и чувство следуют параллельно друг другу, отражая единство личности. У невротика мышление часто противопоставлено чувству, особенно в тех случаях, где имеет место конфликт. Шизофреническое состояние характеризуется диссоциацией мышления и чувств, что является одним из типичных симптомов этой болезни.
В процессе психиатрической работы становится очевидной беспомощность объективного мышления в решении эмоциональных проблем. Такое мышление, по сути, являет формой сопротивления терапевтическому усилию, поскольку оно поддерживает состояние диссоциации, лежащее в основе эмоционального расстройства. Любая аналитическая техника, от психоанализа до биоэнергетики, направлена на то, чтобы пробиться сквозь псевдообъективность пациента к его чувствам. Пока этого не произошло, общение между врачом и пациентом остается интеллектуальным упражнением, не оказывающим никакого воздействия на поведение последнего. Как правило, самым трудным пациентом является тот, кто сохраняет интеллектуальную беспристрастность, отрешенность от терапевтических усилий.
В свете этого факта остается только удивляться, почему к объективному мышлению относятся столь уважительно и почему способность абстрактно мыслить считается величайшим достижением человеческого разума. Основной упор в нашем образовательном процессе сделан на развитие этой способности. Причины такой популярности лежат на поверхности. Объективное мышление, особенно абстрактное, является основным источником знания, а знание — это власть. В любом цивилизованном обществе существует иерархия власти. Человек, обладающий властью или наделяющий ею, занимает в таком обществе высшее положение. Знания — важная составляющая стабильности и безопасности общества. Однако их значение в обеспечении эмоционального здоровья индивида не велико.
Творческое мышление, с другой стороны, прочно укоренилось в субъективной установке. Все значительные философские произведения пристрастны и очень субъективны, что очевидно для восприимчивого читателя. Такая личностная, или субъективная направленность не только придает особый оттенок философскому творению, но и превращает плод интеллектуального труда в человеческий документ. Лишенная этого качества книга суха и неинтересна. Все остальные формы творческого мышления, будь то наука, искусство или просто жизнь, берут начало в субъективной установке. Нельзя сказать, что творческий человек не способен абстрактно мыслить, как раз наоборот. Однако его абстракции возникают из чувств и отражают их. Субъективность и абстрактное мышление становятся единым целым.
Люди не привыкли мыслить творчески, поскольку они отказались от субъективного мышления. Их обучили считать такое мышление неполноценным; не доверять чувствам и оправдывать свои действия с помощью логических рассуждений; не рассматривать удовольствие как достойную цель в жизни. Вследствие этого их интеллектуальные способности или используются для рационализации поведения, или заняты решением неличностных проблем. Нередко можно встретить хорошего абстрактного мыслителя, которому не достает того, что называется здравым смыслом.
Мышление начинается с чувства и развивается из потребности адаптировать наши поступки к реальности нашей ситуации. Оно заканчивается мудростью, которая признает связь человека со вселенной, частью которой он является. Сущность мудрости, как отметил великий Сократ, в том, чтобы «познать самого себя». Человек, не знающий самого себя, не может думать за себя и не способен творчески мыслить.
Красота и грация
Люди чувствуют, что истина прекрасна, а ложь и фальшь — уродливы. Существует также убеждение, что красота — истинна. В этом разделе мы обсудим взаимосвязь между красотой и здоровьем, ибо здоровье можно считать истиной тела.
Красота обычно не входит в компетенцию психиатрии. Идея, что красота как-то связана с психическим здоровьем, кажется странной. Многие психиатры скажут, что среди душевнобольных встречаются красивые женщины и внешне привлекательные мужчины. Мой опыт говорит об обратном. Ни один шизоидный пациент, которого мне приходилось лечить, не считал свое тело красивым, и я бы согласился с таким самовосприятием. Было бы странно, если бы между красивым и здоровым не существовало бы взаимосвязи. Может быть, наши представления о красоте и здоровье нуждаются в пересмотре.
Здоровые дети производят впечатление красивых; мы восхищаемся их блестящими глазами, чистым цветом лица, а также их стройными, гибкими юными телами. Похожим образом мы реагируем на животных, восторгаясь их энергичностью, грацией и самодостаточностью. Здоровое животное, будь то кошка, собака, лошадь или птица, мы рассматриваем как воплощение красоты. И наоборот, нездоровье или болезнь производят отталкивающий эффект. В утопии Самюэля Батлера, описанной в его книге*[13], болезнь была единственным преступлением, за которое людей сажали в тюрьму. Такой взгляд на болезнь является крайностью, оскорбляющей наши чувства. Мы не склонны считать больного человека уродливым. Мы сочувствуем его несчастью, особенно если он нам близок и не ощущаем никакой антипатии. Подобная сентиментальность — это исключительно человеческая черта, дикие животные уничтожают своих больных сородичей.
Если отделить красоту от здоровья, она окажется отделена от наиболее значимого аспекта существования. Это приводит к расколу ценностей, когда одна пропагандирует физическое благополучие индивидов, в то время как другая имеет дело с абстрактными концепциями красоты, не имеющими ничего общего со здоровьем. Греки, чья культура легла в основание нашей собственной, подобного разделения не делали. Телесной красотой восхищались как выражением психического и физического здоровья. Древнегреческие философы отождествляли красивое с хорошим. В их скульптуре и архитектуре чувствуется благоговение, которое они испытывали перед красотой как атрибутом божественного.
Греческую традицию можно противопоставить древне-иудейской религии, в которой исключалось любое поклонение форме или образу. Еврейский Бог был абстракцией, к которой нельзя было приблизиться физически. Его заповеди были моральным законом, который можно было постичь только умом. Хорошая жизнь для иудея заключалась в следовании Закону, который в той степени, в какой обеспечивал благосостояние членов еврейского сообщества, привносил элемент красоты в их жизни. Но красота была вторична по сравнению с моралью.
Две культуры, в конце концов, вступили в конфликт в эпоху христианства. Христианство соединило в себе элементы обеих культур и попыталось синтезировать их в личности Христа, который воплотил в себе концепцию красоты и идеи справедливости и морали, заимствованной у иудеев. Синтезу этому, однако, не суждено было стать полноценным, поскольку телу отводилось низшее положение по сравнению с душой. Римский гнет не позволял ранним христианам получать удовольствие от земной жизни. Их спасение было в Царствии Небесном, путь в которое лежал через служение Господу и веру. По мере того, как христианская церковь росла и набирала сил, она все больше восставала против тела и телесных удовольствий. Красота становилась духовной концепцией.
Такой раскол между телом и душой, или телом и разумом, стал частью нашей западной культуры. Именно он ответственен за существующую в современной медицине дихотомию, заключающуюся в отношении к физической болезни и душевному недугу как к двум несвязанным между собой феноменам. Медицина привыкла видеть в болезни случайное явление, не имеющее никакого отношения к личности. Такая установка развивалась как реакция против мистицизма средневекового христианства, когда болезнь считалась наказанием за грех. Однако эта реакция привела к механическому взгляду на тело, в русле которого физическая красота также является побочным качеством, никак не связанным со здоровьем.
С медицинской точки зрения здоровье есть отсутствие болезни, точно так же как удовольствие считается отсутствием боли. И поскольку врачи допускают возможность симуляции, они не склонны считать то или иное нарушение болезнью, если нет явных симптомов, подтверждающих диагноз. В своем стремлении избежать субъективности они игнорируют чувства и полностью полагаются на приборы. Приборы оказывают неоценимую помощь в физиологических измерениях и могут быть использованы для определения механической работоспособности органа или системы. Однако ни один инструмент не в состоянии определить состояние функционирования организма. Для этого нам необходима позитивная концепция здоровья. Формулируя эту концепцию, мы не можем игнорировать значимость удовольствия, красоты и грации.
Когда мы смотрим на здорового ребенка, мы не видим, каково его состояния здоровья. Все, что мы видим, — это ребенок, который воспринимается нашими органами чувств как энергичное, грациозное и привлекательное существо. Мы интерпретируем эти физические знаки как проявления здорового тела. Определение здоровья или болезни - это суждение. Обычный человек делает это суждение на основании своих впечатлений. Можно ли считать такое суждение обоснованным?
Один из тезисов этого исследования гласит: удовольствие указывает на состояние здорового функционирования организма. Если это так, тогда красота тоже является проявлением здоровья, — при условии установления связи между красивым и приятным. Мы считаем красивым то, что приятно для глаз; например, красивая женщина или красивая картина. Красота в своем простейшем значении представляет гармоничное сочетание элементов в пейзаже или объекте. Она разрушается при наличии очевидных диспропорций или беспорядка. Гармония или порядок возникают из внутреннего возбуждения, которое озаряет объект и объединяет его различные элементы. Это качество, делающее объект красивым для наших глаз, обнаруживается и в музыке, приятной для наших ушей. Какофония или даже одна неправильная нота могут заставить нас морщиться.
Удовольствие от восприятия красивого основано на его способности возбуждать наши собственные телесные ритмы и стимулировать поток чувства в наших телах. Если мы, реагируя на красивый предмет, испытываем удовольствие, это происходит потому, что возбуждение, которое скрыто в нем, передается нам. Мы тоже приходим в возбуждение. Если такой реакции не возникает, то мы не испытываем приятных чувств. Это позволяет нам сказать, что мы не ощущаем красоты в объекте. Это может происходить как вследствие недостатка ощущений, так и того, что объект нас не возбуждает. Трудно представить, чтобы объект, не вызывающий никакого возбуждения, считался красивым или чтобы человек чувствовал красоту без возбуждения.
На людей мы реагируем точно так же, как на другие объекты из нашего окружения. Мы испытываем возбуждение при виде красивого человека, потому что он является возбуждающим. Мы чувствуем удовольствие, находясь в компании красивого человека, потому что он сам хорошо себя чувствует. Следовательно, мы на полном основании можем считать его здоровым.
Больной человек не мог бы оказать на нас такого впечатления. Его внутреннее возбуждение было бы недостаточным, чтобы стимулировать нас, а собственное чувство удовольствия — слабым, чтобы заставить нас почувствовать себя хорошо. Все, что ему под силу, — это излучать депрессию. И вряд ли у кого-то хватит воображения, чтобы счесть такого человека красивым.
Связанные с удовольствием возбуждение и поток чувства на физическом уровне проявляются как грация. Грация — это красота движения, дополняющая красоту формы в здоровом организме. Она также является проявлением удовольствия. В состоянии удовольствия движения человека грациозны. Боль нарушает красоту движений.
Слово «грация» имеет оттенок, указывающий на превосходные качества личности. Оно используется для выражения почтения. Обращение «Your Grace»*[14], адресуется тем, кто пользуется уважением, оно эквивалентно выражению «Ваше превосходительство». Предполагается, что этот человек обладает особой личной силой, грацией, которая имеет божественное происхождение. В прежние времена короли были убеждены, что власть, которой они распоряжаются, дана им свыше и наделяет их особым изяществом.
В Библии говорится, что человек создан по образу Бога, и, по-видимому, каждый человек обладает некоторой долей грации. Фрейд пытался доказать, что человек создал Бога по образу своего отца. Но для каждого маленького ребенка отец является воплощением высшей добродетели и грации, то есть для него он подобен Богу. Согласно Библии, человек лишился Божьей милости, когда вкусил плод с древа познания и узнал о добре и зле. Когда человек начал задумываться о том, что хорошо и что плохо, он, должно быть, почувствовал себя как сороконожка из детского стихотворения, которая не могла двинуться с места, решая, какой ногой из сорока сделать первый шаг. В тот момент, когда человек задумывается о своем движении, спонтанный поток чувства сквозь тело прерывается. Движение с нарушенной ритмичностью теряет свою грацию.
Все животные грациозны в своих движениях. Когда мы наблюдаем за полетом птицы, мы видим красивый объект в движении. Бег оленя и прыжок тигра вызывают восхищение. У первобытных людей сохранялась значительная доля этой животной грации, которая постепенно была потеряна в процессе развития цивилизации. Грация была утрачена, когда человека перестал свободно следовать своим инстинктам и чувствам.
Вслед за грацией (grace) исчезло и милосердие (graciousness). Человек, наделенный грацией, милосерден. Его отличают открытость, теплота и щедрость. Его открытость объясняется отсутствием напряжений, препятствующих течению чувств. У него не развились никакие невротические или шизоидные защитные механизмы, закрывающие его от жизни. Его теплота объясняется тем, что энергия не связана эмоциональными конфликтами. Он обладает большей энергией и, следовательно, испытывает более глубокие чувства. Он без усилий дарит удовольствие другим, ибо каждое движение его тела является источником удовольствия, как для него самого, так и для окружающих.
Недостаток физической грации у человека происходит от хронических мышечных напряжений, которые блокируют непроизвольные ритмичные движения тела. Любое напряжение представляет собой эмоциональный конфликт, который был решен посредством сдерживания определенных импульсов. Это не может считаться правильным решением, поскольку подавленные импульсы находят свой путь на поверхность в искаженных формах. Мышечное напряжение, подавление и искаженное поведение, — все эти симптомы говорят о том, что конфликт продолжает существовать на бессознательном уровне. Страдающий от подобных конфликтов человек не может быть ни грациозным, ни милосердным. Он нездоров психически, а учитывая физические стрессы, которые создает мышечное напряжение, его нельзя считать физически здоровым.
Аргумент, выдвигаемый против этой концепции, заключается в том, что многие с виду грациозные люди страдают эмоциональными нарушениями. Пример — танцоры и спортсмены, чьи движения считаются грациозными. Однако грациозность этих людей является не более чем заученной реакцией и не имеет ничего общего с грациозностью дикого животного. Исполнители выглядят грациозными лишь на сцене, когда они демонстрируют свое мастерство. И даже тогда их исполнение, кажущееся таким непринужденным издалека, не лишено определенной доли усилия. За кулисами артисты часто довольно неловки в своем поведении. Истинным показателем грациозности являются обычные движения повседневной жизни: ходьба, беседа, приготовление еды или игра с ребенком.
Красота телесной формы и грация телесного движения служат внешними, или объективными проявлениями здоровья. Посредством удовольствия мы переживаем здоровье внутренне, или субъективно. Здоровье неразделимо, оно объединяет психическое и физическое благополучие. Человек не может быть психически здоров, но физически болен или здоров физически, будучи болен психически. К такому расщеплению можно прийти лишь в том случае, если игнорировать целостность личности. Обычный врач, проводящий стандартное физическое обследование, не замечает пустого взгляда, сжатой челюсти и крайней ригидности тела, которые характеризуют шизоидную личность. Если же он и видит эти симптомы эмоционального расстройства, то не связывает их с физическим здоровьем. Его обследование часто ограничивается проверкой различных систем организма, которая выявляет органическую патологию, но не функциональное нарушение личности в целом. В свою очередь, обычный психиатр не обращает внимания на тела своих пациентов. Он не замечает их ограниченного дыхания, скованных движений и испуганных глаз. Или, если он и видит подобные проявления эмоционального нарушения, то не связывает их с теми проблемами, по поводу которых обратился к нему пациент. Без положительных критериев здоровья нельзя судить о состоянии функционирования индивида в целом. Критериями, которые я нахожу наиболее валидными для этой цели, являются телесная красота и телесная грация.
Способность чувствовать красоту и грацию людям свойственна от природы. Маленькие дети особенно восприимчивы в этом плане. Увидев красивую женщину, ребенок восклицает: «Какая ты красивая!» Очень многие люди, однако, склонны, уподобляясь толпе, игнорировать или отрицать то, что они видят и чувствуют и аплодировать невидимому платью короля, пока ребенок не заметит, что король голый. Люди, подвергнувшись промыванию мозгов, подчиняются диктату моды, даже если она противоречит субъективной правде их чувств. Индивид, став рабом моды, отказывается от своих личных вкусов в пользу конформизма. Ситуация в целом стала настолько удручающей, что худое, истощенное тело шизоидного типа стало моделью женской красоты. Я могу объяснить подобное состояние дел лишь тем, что большинство людей отказались от своих собственных чувств.
Красота и грация — это цели, на достижение которых направлено большинство наших сознательных усилий. Мы хотим быть красивее и грациознее, поскольку чувствуем, что качества эти ведут к радости. Красота — это цель любого творческого акта, в любой сфере деятельности: от быта до сцены. Несмотря на такой интерес к красоте, мир становится все безобразнее. По моему убеждению, это происходит оттого, что красота стала скорее внешним атрибутом, чем внутренним свойством, скорее символом эго, чем образом жизни. Мы преданы власти, а не удовольствию, и в результате красота теряет свое истинное значение как отражение удовольствия.
Глава 7