Наивные фантазии очень опасны для жизни. Часть 1

На столе лежал томик Декарта "Рассуждение о методе". Недавно изданный, пахнущий краской, тиснённый золотом. Он был первым, что увидел Джаред, когда пришёл в себя. Кровать, в которой он лежал, была безукоризненно белая, мягкая, с подложенной периной, так он никогда не спал. "Значит, вот он, рай - в пуховых постелях" - подумал Джаред, в первые секунды забыв о том, что произошло вчера. Пытаясь перевернуться, он мгновенно вспомнил, острая игла боли вонзилась в сердце и прошла вверх, выйдя в горле. Чёрт, как это стыдно, отвратительно и мерзко - то, что сделали с ним тем днём, такое чувство, будто предали в нём всё святое, вывернули наизнанку его душевную подкладку и разорвали в клочья. Хотя вроде бы они насиловали лишь тело, только изнывало и резало всё его психическое нутро, а телесная боль была лишь резонирующим аккомпанементом. Как же он верил в благородство этих господ! Как же наивно он хотел им служить! Пока ещё не соображая, чья это подушка и кровать, он уткнулся в неё лицом, и грудь свело небольшой судорогой всхлипа. Он набрал ртом воздух, чтобы успокоить дыхание, и снова прилёг на подушку. Только сейчас он заметил, что чистый, что его тело очень приятно пахнет, и на нём совершенно ничего не надето. Тонкая простыня - это единственное, что скрывало его наготу. Он с недоумением запустил руку в свои волосы, и просто обалдел оттого, какие они мягкие, такими они не были столько, сколько Джаред работал в поле, то есть, с самого детства. Сразу же в голову закралась пренеприятнейшая мысль: "Приготовили для продолжения своих игр, ведь ругались, что я грязный и вонючий". В животе протяжно заурчало, напоминая, что ел в последний раз он очень давно.
Он услышал шаги за большой деревянной дверью, цокали по паркету башмаки, и он почему-то не сомневался, что это кто-то из его вчерашних мучителей. Какой-то напуганный и сломленный, он отвернулся к стене и накрыл голову простынёй. Конечно, как-то по-детски, но как-то подсознательно хотелось прикинуться ребёнком, лишь бы больше не трогали. Спрятаться под этой простынёй, чтобы не видеть этих совершенных, но таких загаженных похотью лиц. Теперь он, пересматривая в памяти образы своих господ, увидел то, чего не заметил с самого начала. Этот низкий взгляд красивых зелёных, почти изумрудных глаз, он так контрастировал с их внешностью и одеждой, так обычно смотрят грубые, потные и похотливые вояки, что долго были на войне, от таких несёт грехом, что чужой кровью с ладоней, что потом и спермой от изнасилования первой попавшейся девки, или даже парня. Да, это так не вязалось ни с жестами, ни с голосом, ни с этим прикосновением, которое случилось сейчас между ладонью лорда Дженсена, вошедшего в комнату и дрожащим под простынёй плечом Джареда.
- Просыпайся, парень, - рука потянула на себя простынь, открывая взору Эклза тёмно-коричневые волосы Падалеки.
Сердце Джареда забилось очень-очень быстро, он вообще не знал, что делать. Нападать было страшно, повиноваться - ужасно тошно. Непереносимо жгли любые прикосновения, особенно лорда, который ещё недавно пихал ему в рот свой член. Пахарь только сильнее сжал в кулаках края простыни, не позволяя её с себя сдернуть, она так и сползла до уровня ушей, а дальше не двинулась. Дженсен дёрнул сильнее, а Джаред только в противовес усилил хватку.
В Дженсене боролись два желания: сдернуть простыню, постулируя свою власть, и желание оставить в покое жаждущее этого самого покоя, источающее страдание тело. В какой-то момент Падалеки повёл плечом, будто стряхивая обжигающую его руку. И Дженсен убрал её. Сел рядом на кровати, поставил тарелку с едой, повертел в руках томик Декарта, открыл случайно на четвертой главе и на очень плохой латыни прочитал:
- "Хотя Солнце мы видим ясно, однако мы не должны заключать, что оно такой величины, как мы его видим; можно так же отчетливо представить себе львиную голову на теле козы, но вовсе не следует заключать отсюда, что на свете существует химера".
Эклз на пару секунд замолчал, окинул Джареда с ног до головы заинтересованным взглядом, скользнул по торчащей из под простыни ступне пальцем, одной рукой продолжая держать книгу.
- Ты можешь это перевести, пахарь?
От щекотки Джаред двинулся всем телом и скрыл ноги под тканью. Сначала не ответил, и Дженсен глубоко вздохнул, понимая, что вряд ли после вчерашнего кошмара парень вообще когда-нибудь заговорит с ним.
- Тут говорится, что если ты представляешь, что лорды благородные, то это, возможно, только твоя фантазия, - Падалеки сказал, абсолютно не подумав, без всякой учтивости и заискивания, без тех качеств, с которыми обычно говорят с лордами.
- Декарт так и написал? - Эклз не стал демонстрировать своего возмущения по поводу тона и слов, хотя, безусловно, оно присутствовало.
- Это моя вольная трактовка, - Джаред всё ещё не поворачивался и был закутан в простынь, откуда говорил тихим, дрожащим от обиды и страха голосом, но то, что он говорил было очень смелым и честным, и это поражало Дженсена.
- Ну в чём-то это правильная трактовка, наивные фантазии очень опасны для жизни, - Дженсен отложил книгу. - Повернись ко мне лицом, Джаред, если ты, конечно, не хочешь, чтобы я продолжил разговор с твоей задницей, боюсь, что тот разговор тебе может не понравится.
Джаред не смог сдержать всхлип, он шмыгнул носом, повинуясь требованию, и когда повернулся, то и не посмотрел на человека, надругавшегося над ним накануне, уткнулся в подушку лицом. На этот раз прикосновение к его телу не было обжигающим, но и приятным тоже не было, будто стало всё равно, что с тобой ещё сделают. Рука Дженсена без всяких претензий осторожно пригладила волосы на затылке парня.
- На столе лежит тарелка с едой, а на стуле твоя новая одежда. Понимаю, что тебе меньше всего бы хотелось оставаться здесь, но у меня к тебе есть предложение. Прочти мне эту книгу, и я тебя отпущу. С неплохой суммой денег, кстати.
- Вы не знаете латынь? Да я лучше удавлюсь, чем буду вам помогать, лорд-содомит.
Дженсен сверкнул глазами, пусть он был много мягче своего брата, но оскорблений также не любил. Он без лишней нервозности взял Джареда за волосы на затылке и заставил на себя посмотреть. Ему почему-то очень больно было видеть красные мутные глаза парнишки, но он всё-таки абсолютно не привык к дерзости простолюдин и терпеть её не собирался.
- Пахарь, знаешь, для чего созданы крестьяне? Они созданы, чтобы служить своим господам? И либо ты сейчас соглашаешься, либо я прикажу тебя выпороть за клевету в мой адрес, а потом прогоню с позором, и никогда у тебя уже не будет возможности читать книги! Ты вечно будешь пахать землю! Ты же не хочешь этого?
- Служить нужно лишь тем, кого уважаешь. Простите, лорд. Это не про вас.
Дженсен буквально оскалился, но не успел ничего предпринять, как в комнату сначала постучал слуга, а затем, жестко оттолкнув слугу, в дверях появился лорд Джейсон. Издалека можно было понять, что мужчина пьян, и пистолет, которым он размахивал, крепко держа в левой руке, внушал опасения вдвойне.
- О, черт, я так и знал, что ты сидишь с этим пахарем! Из-за него ты решил бросить меня?! Да я тебе кучу найду любовников, знающих латынь, если тебя это возбуждает. Эта сельская дрянь только на один раз! - Падалеки почувствовал, как дуло пистолета уставилось ему прямо в голову, и здесь снова стало по-настоящему страшно, он не заметил сам, как буквально нырнул лорду Дженсену за спину, ощутил тепло его тела через тёмно-коричневый камзол, а щеку щекотали ворсинки его ткани. Только глаза его горели испуганными огоньками и высовывались из-за плеча лорда.
- Ты же должен быть в Лондоне, Джейсон! Я же тебе сказал, мне нужно от тебя отдохнуть.
- В Лондоне снова разгорается чума, я не хочу сдохнуть, как крыса. Так что не получится тебе от меня отдохнуть, ясно? - пьяный лорд подошёл ближе и всё выцеливал голову крестьянина так, чтобы выстрелом задеть только его. - Маленький сучонок прячется за тебя, думает ты его спасёшь. Дай, я его застрелю. Он меня жуть как раздражает!
Шею Дженсена опаляло сбивчивое горячее дыхание испуганного паренька, как-то поверхностью кожи Эклз слышал, как он дрожит, словно осиновый лист, такой тоненький беззащитный, совсем не такой, как пару минут назад, вся его дерзость в миг растворилась.
- Джейсон, ты пьян! Не нужно его убивать, прошу, - Дженсен поднял руки, но при этом не переставал прикрывать Падалеки. - Убери пистолет!
- А эта сучка мне отсосёт? А, сучка? - Джейсон смотрел прямо Падалеки в глаза, держа его на прицеле, казалось, что он не побоится выстрелить даже в брата, чтобы убить Джареда.
Падалеки не смог выдержать давления, он вдруг судорожно закивал, соглашаясь. Постыдная влажная дорожка показалась на щеке. Он сидел за спиной лорда, совершенно забыв про простынь, но острое стеснение от наготы добавляло силы его оцепенению, и сейчас он так боялся, что был готов на всё. Джейсон вызывал в нём какой-то необъяснимый первобытный страх, особенно вспоминая тот момент, когда пуля уже пролетала рядом с его головой. Этот человек не шутит, он не думает, а сразу стреляет. И каким бы ты не был храбрым, перед ним лучше попридержать язык. Джаред даже уже представил, как Джейсон подходит, берёт его за волосы, грубо, будто хватает вещь, заставляет его открыть рот, всовывает свой огромный солоноватый член. Противно, мерзко, стыдно, но на фоне этого всепоглощающего страха, который сейчас владел Джаредом, это было бы облегчение. Только Дженсен не хотел, чтобы это случилось, он сильнее прижался спиной к пахарю, чтобы не дать брату возможностей для манёвра. Он всем телом закрывал сидящего на кровати Падалеки.
- Он не будет ничего такого делать, просто уходи, неужели тебе мало слуг, которые есть здесь, и они уже привыкли к твоим выходкам?
Неожиданно пьяный лорд, будто решив выполнить просьбу, отвернулся, опустил мушкет и сделал полшага к выходу. Джаред немного расслабился и вынырнул из-за спины лорда, защищающего его. И почему-то он сразу почувствовал, как крепко схватили его руки Дженсена и прижали к кровати, налегая сверху, Падалеки даже не успел ничего сообразить, как услышал выстрел, потом короткий вскрик лорда над ним и увидел разлетевшиеся брызги крови, россыпью оросившие ему лицо.
- Дженсен, нет, вот чёрт, чёрт, чёрт! - закричал второй лорд Эклз.