Попытка “перевернуть вверх дном” как мужской протест

То, что это “желание все перевернуть” относится к стремлению пациентки вести себя по-мужски, я хочу показать на примере анализа одного сновидения. Но прежде я хочу обратиться к вопросу, который теоретически разрабатывался мною во введении к этой книге. В нашем понимании психики как органа защиты сон представляет собой состояние или функцию мозга, когда коррекционные возможности психической организации частично прекращают свою работу. В соответствии с этим “глубина сна” означает степень приостановки этой работы. Биологическое значение данного состояния заключается в том, чтобы благодаря таким паузам уберечь наиболее молодые и хрупкие по своей организации специфические функции мозга, к которым, на наш взгляд, и относятся коррекционные. Коррекция же происходит в результате напряжения и сосредоточенной работы органов чувств, к которым мы должны причислить и двигательный аппарат. Поскольку во сне этот воспринимающий аппарат, обеспечивающий внутреннюю защиту нашего бытия, частично выключен, приспособление к внешнему миру в самом широком смысле оказывается невозможным, а из-за этого невозможной оказывается и нормальная способность коррекции.

И тогда разрастается фикция, содержание которой, как можно доказать, представляет собой примитивную образную защиту от чувства неполноценности. С помощью этой фикции реагируют на актуальное чувство неполноценности, как если бы существовала угроза снова оказаться внизу. А так как это боязливое

– 129 –

предчувствие зачастую понимается как женское, еще не уснувшая психика в своей чрезмерной тенденции к защите реагирует стремлением к превосходству, мужским протестом. И тогда из всего этого на языке детской души возникают изображения абстрактного, расщепленного, сгущенного, искаженного символического, сексуального вида, построение которых в воображении с самого начала было связано с усилившейся защитной тенденцией. Символическое, т. е. фиктивное и по своему динамическому содержанию разъясняющее изложение сновидения и, соответственно, его констелляций (сексуальных образов, извращенных мыслей, садизма и мазохизма, инцестуозных констелляций), которые до сих пор воспринимаются Фрейдом и его школой как реально значимые исключительно в сексуальном смысле, по мнению Блейлера, является лишь кажущимся, даже когда он говорит о символическом значении сексуальных процессов.

С этой точки зрения различие в анализе сновидений между мною и Фрейдом состоит в том, что Фрейд рассматривает умышленно преувеличенную фикцию пациента как реально действующее переживание, игнорирует ее цель и побуждает пациента к отказу от “ставшей осознанной фантазии”. Я же стараюсь заглянуть поглубже: разоблачить фикцию пациента как тенденциозную выдумку, проследить за ней вплоть до ее истоков — чувства неполноценности и мужского протеста. Коррекционные способности пациента, связанные его аффективной установкой, могут быть освобождены лишь с развитием чувства общности и использованы для создания гармонии между побуждениями к мужскому протесту и действительностью. Ведь сущность невроза и психоза как раз и состоит в связывании коррекционных сил. Это состояние, в котором фикция пациента в виде мужского протеста проявляется более отчетливо. Выбор же невроза обусловлен формированием этой фикции в детском возрасте, и человек пытается добиться признания у своего окружения, как бы следуя по линии наименьшего сопротивления.

Таким образом, “перевернутое” поведение некоторых невротиков должно быть связано с такой изначальной фикцией, явной целью которой является стремление с помощью мужского

– 130 –

протеста перевернуть отношения, воспринимаемые как неполноценные. В таком случае стремление все перевернуть несомненно будет влиять на вид невроза. Для нашей пациентки было характерно то, что она повсюду пыталась перевернуть мораль, закон, порядки и т. д. Исходным пунктом ее протестующего поведения была ложная недооценка своей женской роли, которая, как ей казалось, чревата большими опасностями. Чтобы их избежать, она старалась отыскать причину своего женского характера, надеясь заново обратиться в мужчину, и в своих попытках добиться ясности она остановилась на двух событиях. Пациентка появилась на свет задом наперед, в чем ее упрекнула уже в самом раннем возрасте се мать, когда девочка попыталась устроить бунт. Кроме того, она родилась после своего брата. Таким образом, ей хотелось теперь перевернуть все: и то, как она родилась, и то, когда она родилась. Пациентка старалась всегда поступать наоборот. Мне она поначалу пыталась продемонстрировать свое превосходство, поучать меня и прерывала беседу. Однажды она уселась на мое место. Следующий сон относится к более позднему этапу лечения:

“Я смотрю, как люди катаются на карусели. Затем я тоже на нее взбираюсь. Она начинает быстро кружиться, и я лечу на человека, который сидит передо мною, вместе с ним — на другого и так далее. Я оказалась на самом верху. Тут управляющий каруселью говорит: “Теперь мы будем кружиться задом наперед!” И вдруг мы снова оказались на своих местах”.

Мысли уже хорошо обученной пациентки показывают следующее: “Карусель, по-видимому, означает “жизнь”. Возможно, я когда-то слышала, как кто-то в шутку сказал, что жизнь — это карусель. То, что я налетела на человека, — это известное из предыдущих толкований представление, что я мужчина, что я наверху, и это связано с половым актом. Между прочим, в Вене говорят “Я на кого-то налетела”, то есть я бы хотела им обладать. Пространственное распространение этой сцены можно разложить во временное: я налетаю на многих. Управляющий — это, должно быть, вы, ведь вы часто мне говорите, что я делаю на-

– 131 –

оборот, хочу, чтобы было наоборот. Если бы я поступала по-вашему, то тогда я была бы на своем месте, была бы женщиной”.

Таким образом, толкование этого сновидения достигло поставленной мною цели, поэтому загодя понятно, что пациентка отвечает мужским протестом на ощущение своей женской роли. Для нее это означает перевернуть, обернуть в противоположность свое природное предназначение. О том, насколько силен этот протест, можно судить по часто повторяющимся попыткам “налететь” на другого, что можно считать характерным для психологии типов Дон Жуана и Мессалины, при эротомании и мании. В типе Мессалины неутолимое стремление к завоеваниям является остатком тенденции к превращению в существо мужского пола; у Дон Жуана такое повторение нужно понимать как усилившийся протест, т. е. как компенсацию чувства неполноценности. Еще одним выражением этого сильного стремления к “перевороту” является инверсия мыслей в сновидении. Помыслы говорят о “подъеме” к мужественности, дословный текст — о возвращении на свое место, к женской сущности. Фрейд в своем “Толковании сновидений” указал на то, что некоторые сновидения следует читать наоборот, не сумев объяснить эту странность. Наша точка зрения позволяет утверждать, что тенденция, содержащаяся в фикции сновидения, способна вывернуть наизнанку и внешнюю структуру сна. Аффект данного сновидения явно направлен против меня.

Из истории болезни пациентки следует добавить, что по утрам, как и в этот раз, после сновидения о карусели, она часто жаловалась на головные боли, которые объясняла необычным положением, в котором нередко оказывалась при пробуждении. То ее голова свешивалась впереди за краем кровати, то она лежала задом наперед в кровати головой в ногах. Оба эти положения можно объяснить как попытки “перевернуть себя”. Кроме того, они являются причиной сновидения, в котором все люди стояли на голове. Обращает на себя внимание еще одна деталь из истории болезни пациентки, которая воспринималась как болезненная главным образом ее родителями: неистовство

– 132 –

танца, часто увлекавшее ее и заставлявшее кружиться в бешеном вихре. Толкование выявило фантазии, вызванные одной общей тенденцией, в которых мужчина домогался ее любви и добивался успеха. Здесь снова возвращается мотив “поворота”, однако смягченный прямой осанкой, благодаря которой удается избежать того, чего пациентка больше всего боялась, — превосходства мужчины. В танце, по ее оценке, царит равенство, ее эмоциональное впечатление было таково: “Тут я тоже могу изображать из себя мужчину”.

Пациентка долгое время страдала недержанием мочи и кала, и этот недуг, в котором еще в детстве уверила ее мать, сделал невозможным ее замужество.

Где же тут было актуальное чувство неполноценности, на которое пациентка ответила тенденцией к инверсии? За день до сновидения она упрекнула подругу в том, что та навестила одного молодого человека в его квартире. В ответ подруга заметила: уж не совершила ли сама наша пациентка такую же глупость? Затем пациентка вспомнила, что несколько лет тому назад, когда она еще не лечилась у меня, она втайне от матери обратилась ко мне с личной просьбой. В наших отношениях не могло быть и речи даже о малейших импульсах, направленных против меня. Тем не менее ее сопротивление при лечении тоже ухватилось за фикцию, что будто бы она, подобно подруге, “налетела на мужчину”. Пациентка стала придерживаться этой фикции еще сильнее, когда ей удалось сконструировать из этого категорический императив — ни в коем случае не навещать мужчин. Кроме того, она могла использовать это настроение против меня, поскольку ей казалось, что существует угроза, что я одержу верх, обрету над ней влияние. Сновидение представляет собой упрямое “нет” и с нейропсихологической точки зрения имеет такое же значение, как и недержание мочи и стула. Ведь все это означает: “Я не могу допустить, чтобы мужчина меня убедил, я хочу быть наверху, я хочу быть мужчиной!”.

Во время лечения, когда уже наступил существенный прогресс в ее состоянии, однажды она увидела, как ее кузен, который жил вместе с ними, домогался горничной. Это настолько ее ужаснуло, что она весь день провела в рыданиях. В мой ка-

– 133 –

бинет она тоже пришла в слезах и, возмущаясь, завершила свой рассказ словами: “Теперь я выйду замуж за первого встречного, лишь бы уйти из этого дома!”.

Учитывая предысторию девушки, которая всегда желала быть мужчиной, легко было заподозрить, что эта мысль получит продолжение в виде реакции, и я ожидал, что наступит перемена к худшему. Психическая конституция пациентки должна была привести к тому, что мысль выйти замуж за первого встречного должна была вызвать в ней сильное сомнение в столь рискованном поступке. И в самом деле уже на следующий день мне удалось увидеть эту реакцию. Она была упрямее, чем всегда, явилась точно в назначенное время, но, словно защищаясь, настойчиво повторяла, что пришла вовремя. Затем она рассказала о следующем сновидении:

“Мне снилось, будто ряд кандидатов в женихи выстроились в очередь. В конце очереди стояли вы. Я прошла мимо всех остальных и выбрала в мужья вас. Мой кузен очень удивился этому и спросил, почему я выбираю мужа, недостатки которого мне уже известны. Я ответила: “Именно поэтому!” Затем я сказала вам, что хотела бы взобраться на одного из мужчин, имеющего острую макушку. Вы ответили: лучше мне это оставить”.

“Ряд кандидатов в женихи”. Вчера она сказала, что хочет выйти замуж за первого встречного. Во сне, где она выбирает последнего, все наоборот. Тогда ей приходит на ум тезис из педагогики Герберта: если в сознании друг за другом следует ряд представлений, то последующее всегда уничтожает предыдущее. При сопоставлении этой мысли с соответствующей “схемой” сновидения (“ряд кандидатов в женихи”) вытекает, что она не желает ни одного, как мы и предполагали. Далее толкование сновидения выявляет следующее: или одного, которого я прекрасно знаю. Должно быть, это был я. При этом продолжается дискредитация: поскольку она знает мои недостатки. Кузен должен удивиться так же, как она (наоборот) была удивлена его поступком. Мужчина с острой макушкой — это один из ее прежних поклонников, из-за которого над ней нередко подтруни-

– 134 –

вали. Он включен в сновидение, чтобы с его помощью продемонстрировать, как ей хочется превосходить мужчину, как ей хочется встать ему на голову, чтобы быть наверху. Это “желание быть наверху”, одно из самых выразительных проявлений мужского протеста, представляет собой лишь еще одно выражение “инверсии”, кооперируется в этом сновидении с “инверсией” и последовательно повторяется в дискредитации моей персоны, “чьи недостатки она уже знает”. Я действительно сказал, что “ей лучше это оставить”, имея в виду, чтобы она отказалась от чрезмерно распаленного мужского протеста. Она же ограничилась бесхитростной дискредитацией меня самого.

Таким образом, ее отношение к мужчине еще больше обострилось вследствие того опыта, который она приобрела благодаря своему кузену. Но в этот раз в своем чрезмерном проявлении мужского протеста она ограничивается тем, что запирает дверь своей спальни, как будто кузен собирался напасть также и на нее, и тем самым защищается. Это не такая форма защиты, как прежде, когда, чтобы защититься от брака и одновременно привязать к себе мать, она пачкала свою постель мочой и калом.

Возвращение к детским ситуациям связано с наличием абстракции. Невротики — это люди, которые вместо того, чтобы в признании фактов искать новые пути, подобно художникам и гениям, тенденциозно собирают воспоминания своего детства, желая возвыситься и защититься от угроз в настоящем и будущем. Такое же большое значение имеет то, что их действующая по аналогии детская апперцепция корректируется не в направлении общности, а в направлении сильнейшей личной самозащиты. Отсюда возникает впечатление об их инфантильности, которую, однако, нельзя понимать как психическую задержку. Она представляет собой параболу того, как пациент пытается найти свое место в мире.

Весьма часто встречается тенденция к “инверсии”, выраженной в форме суеверия и направленной на то, чтобы вести себя так, как будто ждешь не страстно желаемого удовлетворения, а его противоположности. Складывается впечатление, будто эти пациенты хотят подразнить Бога или судьбу, словно они очень

– 135 –

не уверены в себе, а их действия направлены на то, чтобы с помощью уловок уподобиться более сильному и недоброжелательному существу. С этой чертой характера часто бывает связана и другая — желание создать плохое впечатление о собственном положении, чтобы не пробудить зависть и ненависть других людей. В этнопсихологии сюда же относится страх перед “дурным глазом” и “жертва” (которую приносят для того, чтобы не вызвать неудовольствия более могущественного существа). Вспомните о “кольце Поликрата”.