Родительские запреты и предписания

Важно знать, кто именно из родителей пациента стал «ав­тором сценария» и каковы сценарные запреты и предпи­сания.

Запрет обычно формулируется в форме отрицания ка­кого-либо поведения: «Не думай!», «Не двигайся!», «Не будь уверенным!», «Не смотри!». Если запрет не начи­нается с частицы «не» или слишком сложен, значит, его истинное значение не выявлено. Важно добраться до сути. Например, одна женщина рассказывала, что ее отец, будучи строгим, никогда не разрешал ей сидеть даже с чуть-чуть раздвинутыми коленями. Когда мы выявили истинную суть запрета, он оказался «Не будь сексуаль­ной», а не, скажем, «Не держись расхлябанно» или «Не веди себя как мальчишка».

Та же пациентка вспомнила, что ее родители часто повторяли соседям и друзьям: «Салли очень чистоплот­ная», «У нее в комнате всегда чистота и порядок». Это предписание вкупе с запретом стало основой сценария, который требовал от Салли быть чистой, аккуратной, асексуальной и не допускать близости.

Розлин Кляйнзингер исследовала сценарные матри­цы множества пациентов и обнаружила, что некоторые запреты встречаются чаще других. «Не допускай близо­сти» и «Не доверяй» — у людей со сценарием «Без люб­ви»; «Не добивайся цели», «Не будь значимым» и «Не думай» — в сценарии «Без разума»; «Не чувствуй, что ты чувствуешь» и «Не будь счастливым» — в сценарии «Без радости».

Программа

Родитель одного пола с ребенком учит его выполнять запреты и предписания родителя противоположного пола. Например, когда запрет гласит «не думай», про­граммой может быть «пей», «путайся», «выходи из себя».

Игра

Это транзактное событие, приносящее выигрыш, кото­рый двигает вперед сценарий. Судя по всему, в каждом сценарии есть одна базовая игра, а остальные игры яв­ляются ее вариантами. Так, при жизненной стратегии «убить себя» главной игрой может быть «Алкоголик», а ее вариантами — «Должник», «Бейте меня», «Воры и полицейские», дающие выигрыши или купоны, которые можно потом обменять на право напиться.

Времяпрепровождение

Это социальный способ структурирования времени для людей с одинаковыми сценариями. У людей, страдаю­щих депрессией или живущих по сценарию «Без любви», любимая игра — «Если бы не он (она)», а время между играми заполняют времяпрепровождения «Должник» и «Подумайте, какой ужас!».

Времяпрепровождение может включать в себя так на­зываемую транзакцию висельника. В случае реализации сценария «Без разума» Уайт рассказывает присутствую­щим о своей последней чудовищной ошибке, и публика (включая психотерапевта) расплывается в радостной улыбке. Улыбка Ребенка у присутствующих повторяет и усиливает радостную улыбку Злого Волшебника, кото­рому приятно, что Уайт повинуется предписанию быть неуклюжим и глупым; такая улыбка затягивает узел на его шее еще туже.

Выигрыш

Выигрыш включает в себя купоны, рэкет, футболку. Ку­поны — это чувства, с которыми человек выходит из иг­ры, — гнев, уныние, печаль и т. д. Собирание купонов — это транзактный рэкет. У каждого человека свой спо­соб осуществления транзактного рэкета и свои, особен­ные, купоны. Футболка — это демонстрация транзактно­го рэкета, нечто вроде объявления, обращенного к жела­ющим поиграть в ту или иную игру.

Трагический финал

Эта часть сценария важна для терапевтов, работающих с пациентом, который живет по трагическому сценарию. Информация о трагической развязке включает в себя время, место и способ саморазрушения и, таким образом, является неким modus operandi, или инструкцией по уничтожению себя. Лица с суицидальными тенденция­ми тяготеют к определенной форме самоубийства, давая тем самым терапевту возможность изобрести сценарный антитезис, или транзакцию, которая нейтрализует раз­рушительный запрет. Если причиной трагической раз­вязки должен стать алкоголь, антитезис предполагает за­прет («брось пить!») и антизлоупотребитель (см. К. Штайнер «Игры, в которые играют алкоголики»), а в крайнем случае — изъятие имеющегося спиртного. Сценарный антитезис не отменяет сценарий, но позволяет выиграть время, в течение которого терапия может выйти на путь избавления от сценария. Мне удавалось с успехом при­менять антитезис. Например, один мой клиент уже на­чал перелезать через ограждение моста, чтобы спрыгнуть вниз, когда услышал в своей голове голос терапевта, ко­торый запретил ему прыгать.

Роль терапевта

Это роль, которую сценарий пациента отводит психоте­рапевту. Как правило, люди ждут от терапевта, что он сыграет роль Спасителя или Преследователя и, таким образом, усилит родительский сценарий. Этот аспект я планирую оговорить более полно в главах, посвященных терапии.

Двадцать вопросов

Спомощью специального набора вопросов можно до­быть полную информацию о сценарии клиента. Я сфор­мулировал «двадцать вопросов» (на самом деле их толь­ко тринадцать) в 1967 году. Эрик Берн в книге «Люди, которые играют в игры» дает три возможных списка: пол­ный — из 169 вопросов и два кратких — соответственно из 51 и40.

Я хочу напомнить, что глубокое исследование сценар­ной матрицы и свойств сценария — предмет структурно­го анализа и потому не рассматривается подробно в на­стоящей книге.

У всех ли есть сценарий?

Человеческая жизнь содержит ряд возможностей. Она может быть свободной. Если она развивается в соответ­ствии со сценарием, сценарий может быть трагическим (драматическим) или банальным (мелодраматическим). Как трагический, так и банальный сценарий может быть «хорошим» или «плохим».

Мисс Америка — это пример человека без сценария. Сценарий есть не у всех, так как не каждый человек сле­дует в своей жизни преждевременному решению. В ка­ком-то возрасте мисс Америка решила, что она красива, но ее решение было принято в нужном возрасте и ей не пришлось ради него пожертвовать своей позицией «Я в порядке», самостоятельностью или ожиданиями.

Человек, живущий по сценарию, страдает от него, так как сценарий ограничивает реализацию его потенциала. Сценарий называется «плохим» или «хорошим» в зави­симости от того, обладает он компенсирующими соци­ально желательными чертами или нет. Например, сцена­рий жизни одного человека был «стать знаменитым, но таким несчастным, чтобы получить право убить себя». Он стал лучшим хирургом у себя в городе, но у него не было ни удовлетворяющих близких отношений, ни се­мьи, ни счастья. Сценарий этого человека был разруши­тельным для него, но полезным для общества, поэтому он относится к категории «хороших» сценариев. С другой стороны, трагический сценарий «Алкоголизм», который вреден как для самого человека, так и для общества, счи­тается «плохим» сценарием. Однако нужно подчеркнуть, что сценарий, «хороший» он или «плохой», в любом случае наносит ущерб человеку, так как ограничивает его возможности.

Как уже было сказано, сценарии бывают трагическими (драматическими) и банальными (мелодраматическими). Банальная форма сценария неявно ограничивает автоно­мию человека. Люди чаще следуют банальным сценари­ям, чем драматическим. По банальным сценариям часто живут представители так называемых «меньшинств»; эти сценарии основаны на менее суровых родительских за­претах и предписаниях, чем трагические сценарии. Поло-ролевые сценарии — это банальные сценарии («Женщи­на за спиной мужчины», «Большой и сильный папоч­ка» — см. гл. 14 и 15). Как описано Уайтом, банальные сценарии часто навязывают чернокожим. Я повторяю, что банальный сценарий — это способ ограничения сво­боды человека, имеющий мелодраматический, а не тра­гический исход.

Если классифицировать разновидности сценариев по частоте, банальные сценарии являются правилом, траги­ческие — находятся в меньшинстве, а свобода от сцена­рия является исключением.

Глава 8 Начальная подготовка: начальная подготовка по отсутствию любви

В книге «Игры, в которые играют люди» Эрик Берн пи­шет: «Сознательно или неосознанно все родители учат своих детей думать, чувствовать, воспринимать окружа­ющий мир. Освободиться от этого влияния ребенку не­легко... Освобождение от родительского влияния стано­вится возможным только тогда, когда человек достигает независимости, то есть приобретает умение жить "вклю­ченным" в настоящее, действовать спонтанно и достигать близости с другими людьми. Кроме того, в это время он уже свободен в выборе, то есть понимает, что именно из родительского наследия он хочет оставить себе»[13].

Берн говорит о систематическом формировании сце­нариев, которому подвергаются дети и которое я назы­ваю начальной подготовкой. Он пишет о включенности в настоящее (осознании), спонтанности и способности к близости как о трех основных качествах, с которыми че­ловек приходит в мир (которые теряет) и которые, при же­лании и удаче, может восстановить в дальнейшей жизни. Воспитание угнетает естественные качества. Этим, а также своим авторитарным характером оно напомина­ет мне начальную подготовку новобранцев в армии. Их дальнейший опыт будет разным, но каждый, кто прихо­дит служить в армию, должен пройти начальную подго­товку. Как в армии, так и в семье то, чему учат в первую очередь, трудно, неприятно и неоправдано. Как в армии, так и в семье и обучающий, и обучаемый эти ненужные, даже вредные знания, умения и навыки считают ценны­ми и необходимыми для достижения «зрелости» и успеш­ности.

Начальное обучение в семье это систематическое раз­рушение трех главных способностей человека: способно­сти к близости, то есть способности давать и принимать любовь, способности познавать мир и людей и способно­сти к спонтанности, то есть к свободному и радостному выражению Естественного Ребенка. Я называю результа­ты этого начального обучения Отчужденностью, Безуми­ем и Безрадостностью.

Тема любви интересует всех людей без исключения. Тем не менее ни психология, ни психиатрия — науки, ко­торые занимаются человеческим поведением и его нару­шениями, — не признают любовь предметом, достойным научных исследований. Слово «любовь» неприемлемо в научных дискуссиях. Представители наук о поведении, говоря о любви или влюбленности, если вообще удоста­ивают ее упоминания, обычно робко улыбаются, как бы говоря: «Любовь — это тема поэтов и философов. Мы, ученые, не можем изучать любовь!» Некоторые из них считают состояние любви состоянием измененного со­знания, близким к психотическому эпизоду, — глубоко иррациональным, неконтролируемым и неопределимым состоянием души.

Людей интересует не только любовь. Их волнуют не­удачи в любви: они приводят множество людей к психо­терапевтам, священникам и другим специалистам в обла­сти решения человеческих проблем. И несмотря на то что любовь правит миром, ни психология, ни психиатрия не Уделяют этому явлению серьезного внимания.

Эрик Берн открыл любовь для науки, когда ввел в обиход термин «поглаживание», или «единица признания». Слово «поглаживание» звучит более научно, чем слово «любовь», и, таким образом, делает исследования любви псевдореспектабельными. Психолог, говорящий о поглаживаниях, имеет небольшой шанс привлечь внима­ние научного сообщества. Если он предположит, что по­иск поглаживаний управляет поведением людей, ему, возможно, дадут денег на проверку этой гипотезы и по­зволят опубликовать отчет об исследовании. Изобретя слово «поглаживание», Эрик Берн сделал первый шаг к пониманию самой важной из человеческих способно­стей — способности любить.

Поглаживание — единица признания. Поглаживание может быть позитивным или негативным в зависимости от того, несет оно положительные или отрицательные чувства. Говоря «поглаживание», отныне я буду иметь в виду позитивное поглаживание, а поглаживания, которые вызывают негативные чувства, я буду называть «негатив­ными». Возможно, у читателя создалось впечатление, что позитивные поглаживания, в отличие от негативных, являются настоящими или лучшими, более ценными по­глаживаниями, и он совершенно прав. Именно это я и имел в виду. Поглаживания необходимы для выживания, и когда люди не получают позитивных поглаживаний, они стремятся получить хотя бы негативные, потому что эти последние хотя и вызывают неприятные чувства, но тоже обладают способностью поддерживать жизнь. Ка­перс и Холланд показали, что, по мере того как ресурс по­глаживаний человека падает ниже определенного уров­ня, который они называют Коэффициентом Выживания, он все более охотно принимает негативные поглажива­ния, так как нуждается в любых поглаживаниях, чтобы выжить. Принятие негативных поглаживаний сродни упо­треблению грязной воды: крайняя нужда подталкивает нас пренебрегать вредоносными качествами ресурса, ко­торый необходим нам, чтобы выжить.

Сказка про Пушистиков

Давным-давно жили-были два очень счастливых челове­ка. Звали их Тим и Мэгги. У них были дети, Джон и Люси. Чтобы понять, какими они были счастливыми, вам нужно узнать, как в то время жили все люди. Видите ли, тогда при рождении каждому человеку давали малень­кую мягкую сумку для Пушистиков. Каждый раз, когда он опускал в нее руку, он вытаскивал наружу Теплого Пушистика. Теплые Пушистики нравились всем, пото­му что человек, которому давали такого Пушистика, чув­ствовал теплоту и пушистость. Те, кому не давали Пу­шистиков, усыхали и умирали.

В те времена было очень легко получить Теплого Пу­шистика. Каждый, кто хотел его получить, мог подойти к любому человеку и попросить. Тогда этот человек мог запустить руку в свою сумку и вытащить оттуда Пушис­тика величиной с ладошку маленькой девочки. Увидев дневной свет, маленький Пушистик улыбался и превра­щался в большого, мохнатого Теплого Пушистика. Его надо было посадить на плечо человеку, и тогда он при­жимался к своему новому хозяину, растворялся в нем, и тому сразу становилось хорошо. Все люди в то время свободно просили друг у друга Пушистиков и сами дава­ли их каждому, кто ни попросит. Поэтому было совсем не трудно получить столько Пушистиков, сколько захо­чешь, и все были счастливы и чувствовали тепло и пуши­стость круглые сутки.

Только злая колдунья была недовольна, потому что асе чувствовали себя хорошо и никто не приходил к ней покупать микстуры, мази и таблетки. Тогда она придума­ла хитроумный план. В одно прекрасное утро она подполз­ла к Тиму, когда Мэгги играла с дочкой Люси, и зашеп­тала ему в ухо: «Тим, посмотри, сколько Пушистиков Мэгги отдает Люси! Если она будет продолжать так и Дальше, у нее ничего не останется для тебя!»

Тим был поражен. Он повернулся к ведьме и сказал: «Ты хочешь сказать, что, когда мы засунем руку в сумку для Пушистиков, их может там не оказаться?»

И ведьма ответила: «Да, и когда ты отдашь всех своих Пушистиков, у тебя больше не останется ни одного!» С этими словами она улетела прочь на метле, радостно смеясь и злобно хихикая.

Тим принял ее слова близко к сердцу и стал пережи­вать каждый раз, когда Мэгги отдавала своих Пушисти­ков кому-нибудь другому. Он начал беспокоиться и раз­дражаться, потому что ему очень нравились Пушистики Мэгги и он не хотел их лишиться. Он стал думать, что нельзя позволить Мэгги потратить всех ее Пушистиков на детей и на других людей. Он стал жаловаться каждый раз, когда Мэгги давала своего Пушистика кому-нибудь другому, и, поскольку Мэгги очень любила его, она пере­стала так часто давать своих Пушистиков другим людям, чтобы сохранить их для Тима.

Дети увидели это и подумали, что, наверное, непра­вильно доставать из сумки Пушистиков каждый раз, ког­да ты этого хочешь или когда тебя просят. И они тоже стали очень бережливыми. Они стали внимательно на­блюдать за родителями, и всякий раз, когда те делились своими Пушистиками с посторонним человеком, дети возражали. Они беспокоились, когда им казалось, что они вынули из сумки слишком много Пушистиков. Не­смотря на то что они по-прежнему находили Пушистика в сумке каждый раз, когда опускали туда руку, они стали обращаться к сумке все реже. Другие люди тоже начали так поступать, и скоро они обнаружили нехватку Пуши­стиков и стали чувствовать себя все хуже и хуже. Они начали усыхать и скоро бы умерли от недостатка Теплых Пушистиков. Все больше и больше людей стали прихо­дить к ведьме за таблетками, микстурами и мазями, не­смотря на то что они им не помогали.

Однако ведьма не хотела, чтобы люди умирали, — ведь тогда они не смогли бы покупать у нее микстуры — и придумала новую хитрость. Она стала раздавать сум­ки, очень похожие на сумки для Пушистиков, только сумки для Пушистиков были теплые, а новые сумки — холодные. Внутри этих сумок жили Холодные Колючки. Они не давали людям ни теплоты, ни пушистости, а толь­ко холод и колючесть. Однако они спасали от усыхания и от смерти. Теперь, когда кто-нибудь просил: «Ты не мог бы дать мне Теплого Пушистика?» — человек, который боялся растратить свой запас, отвечал: «Я не могу дать тебе Теплого Пушистика, но, может быть, ты хочешь Хо­лодную Колючку?» Иногда случалось и так, что два че­ловека встречались в надежде обменяться Теплыми Пу­шистиками, но у одного из них неожиданно менялось на­строение, и они расходились, дав друг другу вместо этого по Холодной Колючке. Люди перестали умирать, но большинство из них были несчастливы, потому что были холодными и колючими.

Жизнь становилась все сложнее: после прихода ведь­мы Пушистиков становилось все меньше и меньше, и от этого они становились все дороже и дороже. Люди стали готовы на все, чтобы получить их. Раньше, до прихода ведьмы, они собирались группами по три, четыре, пять человек и обменивались Пушистиками, не задумываясь и не считая. Теперь у людей вошло в привычку объеди­няться в пары и сохранять всех своих Пушистиков для партнера. Человек, который забывался и нечаянно отда­вал своего Пушистика кому-нибудь другому, потом чув­ствовал себя виноватым, потому что знал — партнеру это не понравится. А тому, у кого не было партнера, прихо­дилось покупать Пушистиков за деньги и для этого мно­го работать.

Некоторые люди были по каким-то причинам «попу­лярны» и получали много Теплых Пушистиков, ничего не давая взамен. Часть этих Пушистиков они посылали «непопулярным» людям, которые нуждались в них, что­бы выжить.

Так как Холодных Колючек было в изобилии и за них не надо было платить, кто-то придумал покрывать их бе­лым пухом и выдавать за теплых Пушистиков. Искусст­венные Пушистики еще больше усложнили жизнь. На­пример, когда два человека встречались и обменивались Искусственными Пушистиками, они ожидали, что после этого почувствуют себя хорошо, а вместо этого расходи­лись в плохом самочувствии. Они были уверены, что об­менивались настоящими Теплыми Пушистиками, и по­тому не понимали, что случилось. Они не знали, что их холодные колючие чувства — результат обмена Ложны­ми Пушистиками.

Итак, люди стали очень, очень несчастны, а все из-за ведьмы, которая внушила им, что в один прекрасный день, когда они меньше всего будут этого ждать, они опу­стят руку в сумочку и не найдут Пушистика.

Прошло время, и однажды в этот несчастный край пришла молодая женщина с широкими бедрами, рожден­ная под знаком Водолея. Она никогда не слышала про злую колдунью и ничуть не боялась растратить своих Теплых Пушистиков. Она раздавала их всем подряд, даже когда ее об этом не просили. Жители назвали ее Женщиной с Широкими Бедрами и осуждали за то, что она научила детей не бояться растратить свой запас Пу­шистиков. Дети любили ее, потому что рядом с ней было хорошо, и скоро они тоже стали раздавать своих Пушис­тиков не считая.

Взрослые забеспокоились и решили издать закон, который охранял бы детей от растраты Теплых Пушисти­ков. Теперь по закону, чтобы раздавать Теплых Пушис­тиков, нужно было иметь лицензию. Дети, несмотря на закон, продолжали делиться Пушистиками, когда хотели или когда их кто-то об этом просил. Так как детей было почти столько же, сколько взрослых, взрослым показа­лось проще оставить детей в покое.

Трудно сказать, чем кончится эта история. Удастся ли закону остановить детскую беспечность? А может быть, взрослые поверят, что Пушистики не могут закончиться? Вспомнят ли они те времена, когда Теплых Пушистиков было полно, потому что все давали их без счета?

Экономия поглаживаний

В книге «Игры, в которые играют люди», говоря о стимульном голоде, Эрик Берн пишет: «Можно предполо­жить, что существует биологическая цепочка, ведущая от эмоциональной и сенсорной депривации через апатию к дегенеративным изменениям и смерти. В этом смысле ощущение сенсорного голода следует считать важней­шим состоянием для жизни человеческого организма, по сути, так же как и ощущение пищевого голода»[14]. Мне ка­жется, то, что человеку для выживания поглаживания необходимы так же, как пища, до сих пор не было доста­точно акцентировано. Поэтому я подчеркиваю, что по­глаживания так же необходимы для сохранения жизни, как удовлетворение других первичных биологических по­требностей — в пище, питье и убежище. Так же, как и на­званные потребности, потребность в поглаживании, бу­дучи неудовлетворенной, ведет к смерти индивида.

Как указывает Эрик Берн в главе, посвященной погла­живаниям, своей книги «Транзактный анализ в психоте­рапии», контроль стимуляции является более эффектив­ным средством манипулирования поведением, чем нака­зание. Все меньше семей применяют физическую силу при воспитании детей, большинство же манипулирует поглаживаниями. Таким образом, поглаживания стано­вятся средством социального контроля.

Вильгельм Райх, как и Эрик Берн, видел в глубине че­ловеческой души «естественную общительность и сексу­альность, спонтанное наслаждение трудом и способность любить». Он чувствовал, что репрессии по отношению к этому глубокому и плодородному слою человеческой лич­ности пробуждают «фрейдовское бессознательное», где правят бал садизм, алчность, зависть, похоть и извраще­ния всех видов. Вильгельм Райх изобрел термин «сексу­альная экономика»: он интересовался политико-экономи­ческим анализом неврозов. В соответствии с его теорией социальный контроль предполагает манипулирование сексуальной энергией. Оргазм или высвобождение сек­суальной энергии освобождает и человеческую систему, где сексуальность до сих пор подавлялась.

«Связь между подавлением сексуальности и автори­тарным устройством общества является прямой: разви­тие характера ребенка, чьи сексуальные проявления по­давляются, подвержено уродствам; он неизбежно стано­вится пассивным, боящимся любой власти и абсолютно неспособным сопротивляться». Иными словами, у ребен­ка развивается как раз такая структура характера, кото­рая не дает ему освободиться (и даже желать освобож­дения). Первое деспотическое действие подготавливает почву для всех последующих тиранических актов. Райх заключает, что цель подобных репрессий — не нравст­венное воспитание (как считают традиционные религии) и не культурное развитие (как считал Зигмунд Фрейд), а формирование структуры характера, необходимой для сохранения репрессивного режима.

Райх при каждой возможности нападал на идеологию патриархального семейства, которое он расценивал как «фабрику авторитарной идеологии». Райх ощущал, что авторитарный режим и эксплуатация человека человеком поддерживаются авторитарным устройством семьи и что семья — их неотъемлемая часть, выполняющая функцию поддержки эксплуататоров путем подавления сексуальности молодежи.

Другой автор, который писал о связи между автори­тарным строем и несчастливой жизнью человека, — Гер­берт Маркузе. По мнению Маркузе, современные люди живут в соответствии с принципом деятельности. Он име­ет в виду образ жизни, навязываемый человеческим су­ществам, который ведет к десексуализации тела как це­лого и концентрации эротизма в отдельно взятых частях тела (рот, анус, гениталии). Этот процесс, который Фрейд считал нормальным ходом развития, согласно Маркузе, приводит к уменьшению человеческого потенциала на­слаждения. Концентрация удовольствия исключительно в эрогенных зонах ведет к формированию неглубокой, од­носторонней личности, лишенной человечности. Марку­зе полагает, что концентрация наслаждения в эрогенных зонах имеет целью лишить наслаждения все остальное тело. Таким образом, авторитарное воспитание лишает человека (особенно мужчину) чувств, чтобы его можно было эксплуатировать в качестве машины для выполне­ния тех или иных задач. «Развитие генитальности приве­ло к десексуализации частичных импульсов, что соответ­ствовало требованиям социальной организации...»

Таким образом, Герберт Маркузе и Вильгельм Райх связывают социальные и психологические манипуляции одних людей другими (включая те, что происходят в лоне семьи) с существованием репрессивного общественного порядка. Я в своей теории экономии поглаживаний пред­принял попытку показать, что свободный обмен поглажи­ваниями, который является естественной склонностью и человеческим правом, искусственным образом контро­лируется, чтобы вырастить молодое поколение, которое будет вести себя так, как желательно для «общественно­го блага», а не для их личного. Манипуляция с помощью поглаживаний, непреднамеренно практикуемая самыми широкими кругами общества, никогда не рассматрива­лась как стоящая на службе установившегося порядка, и поэтому у людей никогда не было возможности трезво оценить, до какой степени контроль над обменом погла­живаниями полезен для них лично, а до какой степени — вреден.

Чтобы понять, о чем идет речь, представьте себе, что при рождении каждому ребенку надевают маску, с помо­щью которой можно контролировать количество возду­ха, которое он получает при дыхании. Поначалу отвер­стие в ней остается широко открытым, и ребенок дышит свободно. Однако по мере того, как ребенок подрастает и становится способен выполнять некоторые желательные действия, маску начинают закрывать и открывают толь­ко на то время, в течение которого ребенок делает то, чего от него хотят взрослые. Представьте себе, что он сам не имеет права манипулировать своей маской и что такое право имеют только другие люди. Такое положение дела­ет людей очень отзывчивыми к нуждам тех, кто контро­лирует доступ воздуха. Более того, представьте, что страх сурового наказания не дает человеку возможности снять маску, даже если она легко снимается.

Возможно, некоторые люди все равно посмели бы снять свои маски, а общество назвало бы их «лицами с нарушением характера», «преступниками», «безумными» и «беспечными». Большинство людей стремились бы хо­рошо себя вести, чтобы гарантировать себе постоянный приток воздуха. Тем же, кто не хочет трудиться на благо общества и вести себя прилично, другие люди перекра­ли бы кислород.

Людей, которые открыто выступают за снятие масок, обвинили бы в том, что они подрывают устои общества, которое сконструировало эти маски, так как человека без маски невозможно заставить отвечать требованиям об­щественных институтов. Человек без маски опасен, потому что ведет эгоистичный образ жизни, следуя только своим желаниям, а не желаниям общества. Люди без ма­сок рассматривались бы как угроза обществу, и от них постарались бы избавиться. В обществе, где не хватает воздуха, но имеются «свободные экономические отноше­ния», предлагались бы по высокой цене заменители воз­духа, и некоторые люди за плату сообщали бы другим пути обхода закона, запрещающего свободно дышать.

Эта ситуация кажется вам абсурдной? А я считаю, что она полностью отражает положение дел с поглаживани­ями. Вместо масок у нас строгие правила, регулирующие обмен поглаживаниями. Родители контролируют пове­дение детей, лишая их поглаживаний за нежелательные действия и вознаграждая поглаживаниями за желатель­ные. Взрослые стремятся работать на благо общества и вести себя прилично, чтобы получать поглаживания. Большинство людей испытывают голод по поглаживани­ям, и массажные салоны, Эсален, Американская табачная компания и «Дженерал моторе» продают поглаживания потребителям. («Имбирный эль — вкус любви», «Кока-кола — настоящая любовь».)

Люди, отрицающие правила экономии поглаживаний, считаются ненормальными, а когда много таких людей собирается вместе, их считают угрозой национальной безопасности, как это случилось в конце шестидесятых с «детьми цветов».

Большинство людей испытывают недостаток в погла­живаниях. Дефицит варьируется от умеренного до край­него. Крайним примером голода по поглаживаниям для меня стал один алкоголик, который жил в ночлежке. По его собственным подсчетам, со вторника по пятницу он получал два поглаживания ежедневно от служащего при входе в ночлежку и приблизительно тридцать поглажи­ваний по понедельникам, когда он появлялся в клинике Для алкоголиков и обменивался поглаживаниями со слу­жащей в регистратуре и с медсестрой, которая выдавала ему лекарства. Раз в месяц он получал еще с дюжину до­полнительных поглаживаний особенно хорошего каче­ства от врача, который выписывал ему новый рецепт. Этот человек был истощен, как если бы он ничего не ел. Однажды он не пришел в клинику, видимо по причине апатии, которая одолела его от недостатка поглаживаний, и через некоторое время его нашли мертвым в своей ком­нате.

Жизнь голодающего человека — обусловлен ли этот голод отсутствием пищи или общения — кардинально отличается от жизни человека, который питается нор­мально. Человек, о котором я рассказал, мало чем отли­чался от автомата.

Однако большинство людей живут в условиях менее суровой «диеты», что ведет к депрессии и ажитации раз­ной степени выраженности. Люди в состоянии умеренно­го голода по поглаживаниям демонстрируют такое же «поисковое поведение», как животные или человеческие существа в состоянии умеренного пищевого голода.

Так как люди вынуждены жить в условиях недостат­ка поглаживаний, поиск таковых занимает все время их бодрствования. Потребность распределить свое время так, чтобы получить максимально возможное число поглажи­ваний, является причиной структурного голода.

Так же как некоторые люди накапливают значитель­ные суммы денег, не прилагая для этого больших усилий, другие люди получают большое число поглаживаний почти без всякого труда. Это происходит, так как им уда­ется установить своего рода монополию на поглажива­ния. В экономии поглаживаний работают те же законы, что и в денежной экономике, — богатые становятся бога­че, бедные — беднее, а большинство вынуждено каждый день бороться за то, чтобы свести концы с концами.

Психотерапевты, особенно те, что проводят группо­вые занятия, имеют все возможности для того, чтобы установить монополию на поглаживания. Викофф в главе 13 показывает, как мужчины устанавливают монопо­лию на женские поглаживания. Родители часто заинте­ресованы в том, чтобы монополизировать поглаживания своих детей. Всякий, кому удается установить монопо­лию на поглаживания, извлекает из нее выгоду и в то же время укрепляет установленные законы обмена погла­живаниями.