Диагностика в транзактном анализе

Слово «диагноз» — греческого происхождения. Оно под­разумевает выбор правильной гипотезы. Диагностика — важный этап действий для каждого, кто желает решить проблему или справиться с неприятной ситуацией. В ме­дицине важно отличить одну болезнь от другой, чтобы назначить верное лечение. Однако слово «диагноз» ис­пользуют не только врачи. Механики проводят диагнос­тику, чтобы определить, какая деталь автомобиля тре­бует починки или замены. Психологи пользуются этим словом, говоря об идентификации эмоциональных нару­шений или «душевных болезней» с помощью психоло­гических тестов. Я буду использовать это слово, имея в виду идентификацию жизненного сценария человека.

Во-первых, хочу заявить, что я возражаю против тра­диционной процедуры диагностики «психопатологии».

В случае поломки автомобиля после ряда проб можно объявить, что требуются новые свечи зажигания, а не ремонт карбюратора. Здесь проба — единственный путь диагностики, так как задать машине вопросы невозможно. Поэтому нужно заменить свечи и проверить, не исчезла ли проблема. Диагност в области техники может про­верить свое предположение, спросив мнение другого специалиста или даже двух независимых экспертов. В слу­чае совпадения мнений диагноз можно считать верным, но, сколько бы специалистов ни поддержало диагноз, по­следнее слово всегда остается за фактами: приведет ли за­мена названной детали к устранению поломки. Анало­гично поступают специалисты по соматическим заболе­ваниям, когда диагностируют физический недуг.

На мой взгляд, психологи и психиатры злоупотребля­ют своим правом ставить диагноз. Во-первых, научная литература по психологии, рассматривая проблему тес­тирования, сходится во мнении, что диагностика с помо­щью проективных методик (наиболее частая в психиат­рической и психологической практике) приводит у раз­ных специалистов к неодинаковым заключениям, то есть крайне ненадежна. Причем, даже если четыре психиатра поставят пациенту один и тот же диагноз, скажем, невроз тревожных состояний, они все равно не смогут прийти к единому мнению в вопросе о том, как его следует лечить.

Так как интерпретация результатов психологическо­го тестирования не совпадает у разных психологов, они не склонны сверять свои гипотезы друг с другом. Я часто видел, как два диагноста, говоря об одном и том же слу­чае, изо всех сил старались не вступать в конфронтацию, преуменьшая свои различия во взглядах. В такие момен­ты психологи очень похожи на политиков, которые в ду­ше считают свои различия во взглядах важными, но «для прессы» всегда готовы пожать друг другу руки в знак со­гласия.

Я против того, как проводится диагностика в психи­атрии и психологии, так как эта процедура полностью игнорирует мнение человека, которому ставят диагноз. На мой взгляд, заключив, что пациент страдает от «исте­рического невроза диссоциативного типа» или «шизоф­рении шизоаффек-тивного типа с депрессивными прояв­лениями», психиатр должен узнать мнение пациента на этот счет. Традиционно диагноз ставится втайне от кли­ента, в некоторых кругах сообщение клиенту диагноза считается нарушением профессиональной этики. Этот абсурд оправдывается рационализациями на тему того, что «больной» неправильно поймет диагноз и что он ему не понравится. И это истинная правда. Во-первых, боль­шинство людей не в состоянии понять психиатрический сленг (даже я никогда*не понимал его до конца, хотя не­сколько лет заучивал его и еще несколько лет сам ставил диагнозы). Во-вторых, большинство диагнозов звучит оскорбительно для нормального человека (представьте, что вас назвали пассивно-агрессивным или неадекватной личностью!) и имеет свойство прилипать, наподобие клички. Именно поэтому они и не нравятся «больным».

Лично я считаю некоторые «диагнозы» оскорбитель­ными настолько, что, если бы кто-то посмел поставить его мне или одному из моих друзей, я бы повел себя так же, как если бы меня назвали идиотом или тупицей. Я часто говорю, что тот, кто назовет моего друга больным шизофренией, будет иметь дело со мной и я заставлю его извиниться за нанесенное оскорбление.

Диагноз транзактного аналитика может быть так же оскорбителен, как и любой другой. Услышать, что у вас — трагический сценарий неудачника, основанный на том, что ваша злая мать запретила вам думать, и поддержива­емый игрой «Дурачок», ничуть не лучше, чем узнать, что у вас «хроническая недифференцированная шизофрения».

Диагностика сценариев в транзактном анализе стано­вится гуманной и полезной благодаря тому, как она про­водится и как сообщается конечный результат.

При диагностике сценария, запретов, предписаний, времени решения или телесного компонента информа­ция берется из следующих источников.

1. Заключение диагноста. Оно, как правило, является результатом интуитивной переработки информации о клиенте, собранной Взрослым. (Именно этот процесс использовал Эрик Берн, когда угадывал профессию демобилизованного, и именно он позже стал цент­ральным в диагностике эго-состояний; его осуществ­ляют Маленький Профессор и Взрослый диагноста.)

2.Реакция субъекта на диагноз. Это важнейшая состав­ляющая в диагностике сценария. Независимо от того, насколько диагност убежден в верности своей гипоте­зы, единственный и окончательный критерий точно­сти диагноза — мнение клиента о том, подходит ли ему диагноз и имеет ли он смысл в контексте его жизни.

3.Реакция других участников терапевтической группы. Этот этап диагностической процедуры отличает тран­зактныи анализ от других разновидностей психотера­пии. Окончательная формулировка диагноза прини­мается совместно терапевтом, субъектом и остальны­ми участниками группы.

Сравните два диалога.

Джедер.Мне часто бывает не по себе, потому что я об­манываю ожидания других людей. Я обещала дочке сводить ее в цирк. Мама ждет, что я сделаю ремонт в гостиной. Я пообещала Мэри помочь ей свести баланс. Я чувствую, что не в состоянии сдержать данное слово.

Терапевт.Это происходит потому, что ваша мать внуши­ла вам запрет: «Никогда не отказывай».

Джедер. Онет, мне нетрудно сказать «нет» другому че­ловеку. Я легко добиваюсь дисциплины от Джонни, а когда в мою дверь стучится коммивояжер, я наотрез отказываюсь покупать у него что-либо.

Терапевт. Яне хочу с вами спорить. Это мое личное мне­ние, и вы можете согласиться с ним или отклонить его.

Джедер.Ну, возможно, вы и правы...

Сравните этот диалог со следующим.

Джедер.Мне часто бывает не по себе, потому что я обма­нываю ожидания других людей. Я обещала дочке сво­дить ее в цирк. Мама ждет, что я сделаю ремонт в гос­тиной. А еще я обещала Мэри помочь ей свести баланс. Я чувствую, что не в состоянии сдержать данное слово.

Терапевт.У меня есть предположение относительно то­го, каков ваш сценарный запрет. Вы хотите его услы­шать?

Джедер. Да.

Терапевт.Я думаю, что ваша мать запретила вам отказы­вать другим людям.

Джедер.О нет, мне нетрудно сказать «нет» другому че­ловеку. Я легко добиваюсь дисциплины от Джонни, а когда в мою дверь стучится коммивояжер, я наотрез отказываюсь покупать у него что-либо.

Терапевт.Я понимаю, о чем вы говорите. Может быть, ваша мать запретила вам говорить «нет» женщинам? Судя по всему, мужчине вам отказать нетрудно. Как вы думаете?

Джедер.Не знаю. Это было бы слишком просто.

Джек(участник группы). Я думаю, так и есть. Я заметил, что, когда кто-то из мужчин говорит тебе что-то, ты часто не соглашаешься, а женщинам ты всегда отвеча­ешь согласием.

Джедер(молчит, видимо думает над словами Джека).

Мэри(участница группы). Я тоже думаю, что твоя мать запретила тебе отказывать женщинам.

Джедер.Знаете, я чувствую себя неудобно. Получается, что я до сих пор не могу ослушаться свою маму, но мне кажется — вы правы. Я теперь думаю, что...

Два примера, приведенные выше, демонстрируют то, как не надо и как надо преподносить диагноз сценария в транзактной терапии. Вы видели, что в первом диалоге Диагноз был неточным, и дальнейший обмен мнениями не был полезным для Джедер: она согласилась с мнени­ем терапевта лишь на словах, внутренне не приняв его.

Второй диалог отличается от первого рядом характе­ристик. Терапевт спросил Джедер, хочет ли она услы­шать его предположение. Получив согласие участницы, он высказал свою гипотезу. Затем с помощью других уча­стников он уточнил свой диагноз, с тем чтобы оконча­тельная формулировка была принята Джедер как истин­ная. Впрочем, принятие клиентом диагноза как истин­ного не является критерием его верности. Некоторые клиенты готовы принять любой диагноз, даже если он им не подходит. Такое поведение является частью игры «Про­фессор, вы великолепны!», где клиент играет роль несча­стной маленькой Жертвы, а психотерапевт — всезнаю­щего Спасителя. Эта игра, как правило, заканчивается ничем, точнее, тем, что клиент не получает от психотера­пии ничего, а разозленный терапевт принимает роль Пре­следователя. Поэтому всякий раз, когда психотерапевт * обнаруживает «полное согласие» с одним из своих кли­ентов, ему следует задуматься, не втянулся ли он в игру «пвв». "

Диагностика в транзактном анализе служит выбору верного метода терапии, который приведет к выполне­нию терапевтического соглашения, то есть к решению проблемы клиента. Базовая терапевтическая операция в транзактном анализе — это разрешение. То, как терапевт дает клиенту разрешение, я опишу в главе, посвященной терапии. Пока достаточно будет сказать, что разреше­ние — это терапевтическая транзакция, которая дает кли­енту возможность пересмотреть свое сценарное решение следовать родительским запретам. Для того чтобы дать эффективное разрешение, терапевт должен понять роди­тельские запреты и предписания клиента, их источник и содержание. Кроме того, терапевт должен уметь отличать истинное изменение сценария от включения контрсцена­рия и знать, как сценарное решение клиента влияет на его повседневную жизнь, кто является мифическим героем, каковы телесные проявления сценария, «надписи на фут­болке» и ведущая игра. Более подробно о диагностиче­ских признаках сценария я расскажу позже («Список признаков сценария»). А пока позвольте мне более по­дробно изложить следующую проблему.

Запреты и предписания

Основные сценарные запреты и предписания, как пра­вило, исходят от одного из родителей (от родителя про­тивоположного пола), а родитель того же пола демонст­рирует ребенку, как выполнять запреты и предписания, данные родителем противоположного пола. Допустим, мать пугает уверенное поведение у мужчин и мальчиков, ей нравится в мужчинах теплота и чувствительность. По­этому она не поощряет проявления уверенности у своих сыновей и приписывает им такие «немужественные» ка­чества, как теплота и чувствительность. Кроме того, вый­дя замуж за неуверенного, чувствительного мужчину, она предоставила детям пример в лице их отца.

Запрет и предписание — не единственные орудия вос­питания детей. Родители могут дать своему ребенку и разрешение. Разрешение, в отличие от запрета или пред­писания, не ограничивает поведение человека, а расши­ряет его диапазон.

Проиллюстрирую сказанное. Вот как вырастить из ма­ленькой девочки красивую женщину (рис. 6). Мистеру Америке нравятся красивые женщины, то есть его Ребен­ку нравятся красивые маленькие девочки. Он женится на красивой женщине, миссис Америке, и у них рождается дочка. Папин Ребенок говорит Ребенку мисс Америки быть красивой девочкой, а мамин Взрослый учит, как это делать. Миссис Америка умеет одеваться со вкусом и накладывать макияж, она умеет красиво говорить и хо­дить и учит этому свою дочь.

Надо заметить, что умение быть красивой не зависит от физических данных. Это объясняет тот факт, что не­которые женщины, располагающие физическими атри­бутами красоты, некрасивы, и наоборот. Более того, сле­дует заметить, что многие физические свойства, как-то: вес, осанка, состояние кожи и даже черты лица, подвер­жены влиянию родительских запретов — «наслаждайся едой, а не сексом», «только попробуй меня превзойти», «не будь счастлив», «не будь сильным» и предписаний «ты тощий», «ты слишком высокий» или «ты неуклю­жий».

Пример мисс Америки иллюстрирует тот факт, что лю­ди вступают в брак, таким образом создавая «команду по воспитанию детей». Женщина, которую пугает уверен­ное поведение у мужчин, выходит замуж за неуверенно­го мужчину, создав, таким образом, команду по воспита­нию неуверенных отпрысков мужского пола (см. «Ведь­мы, людоеды и проклятия» и «Время решения»).

Поэтому, определяя сценарные запреты и предписа­ния клиента, следует помнить, что рабочей гипотезой для мужчин является «мама говорит тебе, что делать, а папа показывает как», а для женщин — «папа говорит тебе, что делать, а мама показывает как». То, как родитель одного с ребенком пола показывает ему, как следовать запретам и предписаниям, называется программой.

Это правило, как я уже сказал, является всего лишь рабочей гипотезой, то есть, хотя в большинстве случаев оно оказывается верным, из него есть и исключения, по­этому его следует применять с осторожностью.

Это правило чаще оказывается верным по причине жесткого полоролевого программирования, которому под­вержены большинство североамериканцев. В культуре, где «мужчины — это мужчины», а «женщины — это жен­щины», существуют глубоко укоренившиеся предрассуд­ки относительно, скажем, духовно близких отношений между отцом и сыном или возможности матери пода­вать пример сыну. Когда барьеры между людьми одного и того же пола станут ниже и стереотипы «мужского» и «женского» поведения потеряют прежнюю жесткость, это правило, возможно, и перестанет быть полезным при диагностике сценарных запретов и предписаний чело­века.

Следующей задачей является определение области приложения и силы запретов. Для этого нужно иметь представление о детях, о развитии ребенка и о том, как происходит воспитание детей. Терапевт должен стать «невидимым наблюдателем» отношений в семье, в кото­рой воспитывался индивид. При этом необходимо по­мнить, что запреты редко проговариваются вслух. Чаще они подразумеваются, звучат в виде намеков, шуток или, когда родители рассержены, в виде обвинений. Обнару­жив их, можно установить, какое именно детское состоя­ние руководит поступками индивида. Мне, как правило, удается увидеть домашнюю обстановку человека глаза­ми его родителей и обнаружить внушенные ему запреты. Однако даже самые удачные догадки должны быть све­рены с воспоминаниями клиента и с его мнением, так как именно он должен судить о точности поставленного ди­агноза. Аналогично может быть определено содержание предписаний.

Контрсценарий

До сих пор я говорил только о влиянии детского эго-состояния родителей на судьбу ребенка. Тем не менее су­ществует второй значимый источник влияния — Забот­ливый Родитель отца или матери.

При формировании сценария ребенок получает не только -запреты и предписания от Родителя в Ребенке (Ро₁ в Ре) отца или матери, но и противоречащее им со­общение от Заботливого Родителя (Ро₂).

Так, Злая Волшебница матери одного молодого чело­века запрещала ему плакать, равно как и чувствовать что бы то ни было. В то же время родительские состояния и отца, и матери (Ро₂) хотели, чтобы он был любящим (рис. 7А). Ребенок отца пьющей женщины требует от нее, чтобы она не думала, а пила, а Родители обоих родителей хотят, чтобы она воздерживалась (рис. 7Б). Когда к ре­бенку предъявляются такие противоречивые требова­ния, в дальнейшем его жизненный путь складывается так, что основная тенденция — подчинения злому вол­шебству — время от времени уступает место контрсцена­рию, заложенному Заботливыми Родителями.

Контрсценарий — это уступка требованиям культуры и общества, которые передаются ребенку родительской частью его матери и отца. У алкоголиков жизнь по контр­сценарию — это краткий период воздержания между за­поями. Если изучить «историю болезни» любого челове­ка, подверженного алкоголизму, то всегда можно найти в его жизни периоды, в которые казалось, что трагиче­ской развязки можно избежать. Более того, в такие момен­ты и сам больной, и его окружение действительно верят, что пугающий исход не наступит.

Ситуация, которая создает иллюзию возможности для героя избежать трагического конца, является важным требованием к драматургии хорошего трагического сце­нария, как в жизни, так и на сцене. Всякий, кто хоть раз видел древнегреческую или современную трагедию, зна­ет, что, хотя трагический финал ожидается с самого на­чала, публика по-настоящему надеется и верит, что не­избежная концовка не наступит. Точно так же в жизни люди до последнего надеются на то, что все кончится хо­рошо. Контрсценарий является выражением этой тен­денции, которая, в свою очередь, является проявлением Заботливого Родителя.

Сравнивая два набора предписаний, которые родители Дают своим детям, один — сценарный и другой — контрсценарный, следует заметить, что запреты, исходящие от Злого Волшебника, в большинстве случаев являются не­вербальными. Поэтому многие люди не могут признать наличие у себя того или иного запрета, пока им не объяс­нят, что запреты внушаются детям неявно, через одобре­ние или неодобрение того или иного поступка, с помо­щью намека или жеста, имеющего магическое действие на ребенка. Так, запрет на уверенное поведение Злой Волшебник налагает, позитивно реагируя на пассивность отпрыска и негативно — на проявления им самостоя­тельности. С другой стороны, инструкции контрсцена­рия, исходящие от Родителя, как правило, передаются в словесной форме и редко сопровождаются подкреплени­ем желаемого поведения. Поговорка «Делай, как я гово­рю, а не так, как я делаю» точно характеризует ситуацию, когда Заботливый Родитель отца или матери предъявля­ет к отпрыску словесное требование, которое противоре­чит внушению, исходящему от его же Ребенка.

Так как запрет, наложенный Злым Волшебником, сильнее и значительнее, чем контрсценарий, последний имеет свойство включаться только на короткий период. Особенностью контрсценарного поведения является его неустойчивость. Причина этого в том, что контрсценарий заставляет человека действовать против более сильной тенденции, заложенной в сценарии. В фазе контрсцена­рия человек испытывает глубокий, органический дискомфорт (который сопровождается поверхностным и не­устойчивым ощущением благополучия), который люди с алкогольной зависимостью локализуют в области же­лудка. Этот дискомфорт связан с тем, что контрсценар­ное поведение нарушает запреты Злого Волшебника и потому является пугающим.

Соответственно сценарное поведение сопровождает­ся внутренним ощущением комфорта. Например, один мужчина, страдавший алкоголизмом, рассказывал, что в самый тяжелый момент запоя, когда ему было так плохо, что он больше ничего не мог удержать в желудке, он услышал в голове голос матери, которая спросила его: «Правда здорово, Джерри?»

Как видно из этого примера, алкоголик, который ве­дет себя в соответствии с требованиями сценария, под­держивает те тенденции в своей личности, которые удов­летворяют родительским желаниям и потому ассоции­руются с благополучием и комфортом от родительской заботы. Это одна из причин, по которой похмелье счита­ется выигрышем в игре «Алкоголик»: несмотря на стра­дания, индивиду комфортно в этом состоянии, так как он получает внутреннее одобрение за следование указани­ям Ребенка отца или матери. В этот период алкоголик получает от Злого Волшебника временную поблажку. И хотя Родитель индивида во время похмелья осуждает его за пьянство, Ребенок его отца или матери радуется и поощряет его: «Ты мой мальчик!»

Контрсценарий обычно нереалистичен. У чернокожих подростков с отклоняющимся поведением сценарное (аг­рессивное, поощряемое Злым Волшебником) поведение обычно чередуется с абсолютно нереалистичными попыт­ками «сделать это» в мире шоу-бизнеса или в спортивном мире, что является социально желательной альтерна­тивой для «хороших черных» (предписанной родитель­ским эго-состоянием). Альтернативное поведение редко приводит к успеху и почти всегда является контрсценар­ным. Стать «хорошим черным» — это не настоящий от­каз от сценария. Чтобы освободиться, нужны продуман­ные, уверенные действия, которые учитывают реалии ра­сизма.

Реалистичную альтернативу саморазрушительным сценариям, частым у черной молодежи, предлагает движение «Черная Пантера». «Пантера» говорит черному подростку: «Ты хороший не вопреки тому, что ты чер­ный, а потому, что ты черный. Ты — принц и заслуживаешь того, чтобы с тобой обращались как с принцем. Чер­ная кожа — это красиво. У тебя красивые волосы, ты кра­сивый. Ты имеешь право получить все, что хочешь. Ты — принц, с тобой все в порядке».

Такое утверждение, предложенное подростку в пери­од принятия решения, является мощным антитезисом саморазрушительного сценария «Алкоголизм» или «Ге­роиновая зависимость», так как дает черному подростку разрешение быть хорошим и показывает ему реалистич­ный путь к самостоятельности. Аналогичный подход удачно применялся в терапии женщин, гомосексуалов, людей с лишним весом и других категорий людей, кото­рые наиболее часто становятся жертвами банальных сце­нариев.

Диагносту нужно уметь узнавать контрсценарий «в ли­цо», так как контрсценарное поведение легко спутать с поведением человека, который освободился от сценария. Например, женщина, которая живет по сценарию «Без любви», вполне может встретить мужчину и вступить с ним в брак, что мо? ;ет создать у неопытного наблюдате­ля впечатление, что она отказалась от своего сценария. При этом она может продолжать следовать запрету, на­ложенному ее отцом, то есть не просить о поглаживани­ях и не принимать их, когда дают. В связи с этим после краткого периода контрсценарного благополучия она вновь начнет страдать от отсутствия любви.

Терапевт, который не отличает контрсценарий от из­менения сценария, делает большую ошибку. С другой стороны, терапевт, который не желает признавать, что у клиента произошло изменение сценария, и настаивает на том, что это изменение является временным, делает не меньшую ошибку.

Именно поэтому точная диагностика так важна. При постановке диагноза следует ориентироваться на изме­нения в поведении. Например, у бывшего алкоголика критерием изменения сценария является продолжитель­ный период умеренного употребления алкоголя в ком­пании. Однако, так как многие люди, излечившись от пристрастия к спиртному, теряют к нему интерес, этим критерием не всегда можно воспользоваться. Хороший критерий — утрата интереса к алкогольной теме, то есть полный отказ от соответствующего времяпрепровожде­ния и от центральной игры сценария. Радикальное из­менение в структурировании времени и способность на­слаждаться жизнью без алкоголя — надежный признак изменения. Важный, хотя и трудный для оценки при­знак — изменения во внешнем виде человека. «Безрадо­стный» человек в фазе контрсценария напряжен и трево­жен. Даже когда он улыбается и гордится собой, он как будто все время балансирует на грани и не может рассла­биться из-за страха оказаться «не в порядке». В этом слу­чае Ребенок рано или поздно возьмет верх над Родите­лем. Полностью излечившийся алкоголик не производит впечатления человека, который балансирует на грани. Напряжение, возникающее в фазе контрсценария, явля­ется одним из проявлений телесного компонента, о кото­ром я скажу позже.

Решение

Решение содержит целый ряд составляющих: экзистен­циальную позицию, или рэкет, которая принимается в момент решения; футболку с надписью; привязку к ми­фическому лицу; телесный компонент, или физическое отражение решения; наконец, время решения.

Важно узнать «точную дату» принятия решения, так как она позволяет оценить уровень интеллектуального развития Маленького Профессора.

Экзистенциальная позиция, принятая в момент реше­ния, представляет собой один из вариантов отклонения от первичной позиции «Я в порядке, Ты в порядке». Это собственная разработка человека на базе позиции «Я не в порядке» или «Ты не в порядке» или сочетания обеих. Эта «авторская разработка» называется рэкетом, так как человек в дальнейшем использует любую ситуацию, что­бы оправдать выбранную позицию. Например, женщина, занимающая позицию «Я не в порядке», переформулиро­ванную ею как «У меня ничего не получается», использу­ет любую возможность, чтобы почувствовать себя плохо. Когда бы она ни пришла на встречу, всегда находила воз­можность подтвердить верность своего мироощущения. Придя слишком рано, она расстраивалась, так как могла бы, скажем, закончить уборку дома, если бы вышла по­позже. Придя позже назначенного времени, она огорча­лась, так как другие участники смотрели на нее с неодоб­рением. Наконец, когда она приходила вовремя, у нее портилось настроение, так как ее приход остался незаме­ченным. Что бы ни происходило, она использовала об­стоятельства для оправдания своей позиции.

Футболка, а точнее, надпись на ней непосредственно связана с решением. Эрик Берн предположил, что, выра­жаясь метафорически, человек, который живет по сцена­рию, как бы носит (поверх одежды или под ней) футбол­ку с лаконичной надписью на груди и на спине, которая характеризует его жизненную позицию. Надпись на спи­не соответствует переключению, или «нечестному ходу», в игре. Например, на футболке мисс Феликс на груди ясно читалось «Ищу мужчину», а на спине — «Но вы мне не подходите». На футболке капитана Марвела значи­лось (на груди) «Капитан Марвел» и (на спине) «Но не тогда, когда я трезв». Футболка еще одного человека, «неудачника от рождения», гласила: «Всех не победишь», а на спине имелось дополнение: «А мне не победить ни­кого». «Метафора футболки» — это другой способ ска­зать, что сценарий жизни человека проявляется во всем.

Варианты мифических героев были описаны выше. Установить, кто является героем человека (если у него вообще есть герой), можно с помощью вопросов: «Какая у вас была любимая сказка в детстве?», «Кто ваш люби­мый герой?», «Вы кому-нибудь подражаете в жизни?» и т. д. Когда названо имя героя, клиента надо попросить описать его, так как для анализа важно субъективное вос­приятие персонажа. Если описание соответствует лично­сти пациента и его судьбе, значит, герой найден. С этого момента, чтобы напомнить пациенту о его сценарии, бу­дет достаточно назвать имя героя. Например, всякий раз, когда одна девушка, чьей героиней была Сиротка Энни, демонстрировала, как она «мужественно принимает уда­ры судьбы» (что было частью ее сценария), члены груп­пы привлекали ее внимание к этому факту, говоря: «Так поступила бы на твоем месте Сиротка Энни. А что бы сделала ты?» А когда один мужчина, чьим героем был Супермен, начинал вести себя «по-суперменски», ему легко можно было помочь осознать свое поведение, ска­зав: «А вот и Супермен пришел!»

Не у каждого человека, который живет по сценарию, есть свой герой. Некоторые люди называют себя неизве­стными неудачниками, Мистером Никто или Человеком Ниоткуда. Естественно, в этом случае героя определить невозможно. Идентификация с героем помогает процес­су терапии, так как дает возможность терапевту, группе и самому человеку наглядно представить его сценарное поведение.

Телесный компонент

Другая важная составляющая диагностики сценариев — определение телесного компонента. Человек, приняв сце­нарное решение, в дальнейшем задействует одни мыш­цы и части тела и игнорирует другие. Запреты, которые тормозят и ограничивают поведение, отражаются в мы­шечных зажимах. Предписания, которые требуют опре­деленного поведения, приводят к чрезмерному развитию соответствующих мускулов. Эрик Берн также указывал на роль сфинктеров, но, на мой взгляд, любая мышца, группа мышц или орган может стать «жертвой» сценар­ного решения. Эти физические изменения выражаются в позе (грудь вперед, живот втянут, сжатый анальный сфинктер, поднятые плечи, сжатые губы, скрещенные ло­дыжки и т. д.), которая помогает следовать родительским запретам и предписаниям и может иметь некоторое сход­ство с внешностью мифического героя, если только он есть. Органы — слезные железы, из которых никогда не текут слезы (как у Сиротки Энни), или сердце (как у ми­стера Бруто), — также могут быть частью телесного ком­понента.

Знание о том, как сценарий отражается на физической оболочке человека, пока еще разработано недостаточно. Тем не менее, как мне кажется, многие гипотезы заинте­ресуют читателя.

Можно с уверенностью утверждать, что человеческое тело при достаточном питании и при отсутствии давле­ния извне развивается равномерно и гармонично. Руки и ноги становятся сильными, мускулатура спины и груд­ной клетки хорошо развитой. Человек не сутулится, ког­да ходит, но его осанка при этом не является и чрезмерно прямой. Энергия равномерно распределяется по всему телу, не застаиваясь в голове, туловище, ногах или гени­талиях.

Однако запреты создают препятствия естественному потоку энергии и чувств в теле. Рукам не позволяется тянуться к другим людям и к вещам («Убери руки!») или отталкивать то, с чем они не хотят соприкасаться. Ступ­ням не разрешается твердо стоять на земле, а ногам — на полной скорости бежать туда, куда (или от чего) они хотят. Мимическая мускулатура застывает и больше не может выразить чувства, исходящие из сердца или из та­зовой области. Гримасы, слезы, улыбка и смех запреще­ны и потому сдерживаются. Легкие и глотка не исполь­зуются в полную силу, поэтому одни люди не могут го­ворить громко, гневно и убедительно, так как вдыхают недостаточно воздуха, а другие, так как не полностью выдыхают, оказываются не в состоянии шептать, жало­ваться и выражать печаль или боль.

Под влиянием запретов некоторые телесные функции преувеличиваются: голова «интеллектуала» доминирует над телом, тело «атлета» отрицает голову.

Особенности личности сопровождаются соответству­ющими физическими особенностями: ответственность развивает руки, плечи и грудную клетку, оставляя ниж­нюю часть тела застывшей и безжизненной; чувствитель­ность, эмоциональность — органы чувств (слух, зрение, осязание), делая мускулатуру дряблой и неразвитой.

В результате запретов и предписаний, связанных с по­ловыми ролями, изменяются естественные различия меж­ду мужчиной и женщиной. Относительно небольшое от природы различие в физической силе преувеличивается, и мужчины становятся сильными, а женщины — слабы­ми. Преувеличивается природная склонность женщины заботиться, становясь ее единственной функцией, а муж­чину растят холодным и бесчувственным. В результате мужчины боятся показаться слабыми, дав волю чувствам, а женщины боятся показаться холодными и не разреша­ют себе проявлять силу.

Запреты и предписания уродуют тело, лишая его гар­монии, так как под их влиянием энергия концентрируют­ся в одних частях тела, а другие части оказываются пол­ностью лишены ее. Формируются противоположности: сильная спина — слабый живот, сильные челюсти — сла­бые глаза, ловкие руки — неуклюжие ноги, легко проглотить и переварить — трудно оттолкнуть или выплюнуть. у некоторых людей чрезмерно напряженные мышцы шеи, спины, рук и ног создают своеобразный «панцирь», что сопровождается неспособностью выражать свои чувства. Другие легко выражают свои эмоции, но не могут сопро­вождать это выражение активными действиями, так как у них нарушена координация движений.

Каждому сценарию соответствует специфическая ком­бинация телесных выражений, физиологически сильных и слабых сторон, которые часто, как уже было замечено, имитируют внешность мифического героя.

Со временем «сценарная слабость» одних органов и пе­регруженность других ведут к разрушению тканей, к бо­лезням сердца, язвенной болезни, артриту, атрофии мус­кулов (и, как доказал Вильгельм Райх, к раку) — и, таким образом, укорачивают жизненный путь человека. Равно­мерно развитая телесная оболочка и служит дольше.

Взаимовлияние душевной жизни и физических фун­кций часто проявляется в виде болезни. Считается, что механизмом развития таких состояний является реакция автономной нервной системы на преобладающее состоя­ние души. Сценарное решение, принятое в раннем дет­стве под влиянием родительских запретов и предписаний, является именно таким состоянием, которое создает по­бочные соматические эффекты. Вот более конкретный пример болезнетворного эффекта сценарного решения. Мисс Рейн[12] неоднократно страдала от воспаления моче­испускательного канала. Она приобрела привычку воз­держиваться от питья в течение рабочего дня, что помо­гало ей избегать посещения туалета, который она счита­ла грязным. Дома у мисс Рейн туалет и ванная блистали чистотой и были пышно украшены. Ее отношение к ван­ным и туалетам явно было одной из причин частых инфекций: длительное воздержание приводило к застою мочи в мочевом пузыре и способствовало размножению бактерий. Постоянный контроль мисс Рейн над функци­ей мочеиспускания отражался на ее внешнем виде и фи­зическом состоянии день за днем и год за годом.

Сходные установки, заложенные в сценарии, приво­дят к развитию практически любых болезней.

Таким образом, наблюдение анатомических особенно­стей человека часто дает важную информацию относи­тельно телесного компонента сценария и потому являет­ся необходимым для диагностики сценария.

Глава 7 Сценарии:

От трагических до банальных

Все знают, что судьбы некоторых людей входят в ис­торию. Одни — так как были экстраординарно созида­тельны, другие — необыкновенно разрушительны. Нас не удивляет, что многие люди, которые достигли извест­ности благодаря созиданию, приняли соответствующее решение еще в детстве и следовали ему всю жизнь, не от­ступая ни на шаг. Таких людей мы называем знамениты­ми, удачливыми или харизматическими личностями.

Однако есть множество других людей, которые стали известны миру не своими добрыми делами и не творче­ством, а тем, что преуспели в разрушении себя и (или) других. Безумие, самоубийство, убийство, наркомания или большое несчастье — это тоже сценарии жизни, судь­бы, спланированные заранее, которым люди верно следу­ют от момента принятия решения до смертного часа.

Жизни людей, которые прославились тем или иным путем, невольно притягивают наше внимание и заставля­ют нас забыть, что каждый в своей жизни неотступно следует определенным правилам поведения. Мы не со­знаем этого, потому что привыкли. Кроме того, если бы не банальные сценарии обыденной жизни, мы бы лиши­лись жизненных ориентиров.

В отличие от трагических судеб банальные проходят незамеченными, постепенно утекая, как вода в канализа­цию, а герои банальных сценариев в свой смертный час лишь смутно подозревают, что их возможности были не­ким таинственным образом преданы и разрушены.

Банальность обыденной жизни проходит незамечен­ной, потому что она привычна. Многие люди тратят свою энергию на то, чтобы возвести не удовлетворяющий об­раз жизни в ранг «нормального» или желательного. Мно­гие из нас гордятся тем, что живут «хорошей» жизнью, где «хороший» значит «нормальный», «средний», такой, какой нам рекомендовали люди, которых мы уважаем и которыми восхищаемся и которые сказали нам, что такое правильная жизнь. Брак, успех в бизнесе, стать хорошим отцом, хорошей хозяйкой, деловым человеком, полити­ческим деятелем, «настоящим» мужчиной или «настоя­щей» женщиной. Все эти роли были написаны задолго до нашего рождения, но у нас создается иллюзия выбора. Однажды выбрав жизненный путь, мы вынуждены при­держиваться его, потому что иначе нас со