Непатологическая природа комплекса слияния
Как только аналитик способен более сознательно выносить комплекс слияния и «пригибаться под» его поле,
оппозиция слиянности и дистанцирования может стать сознательной и превратиться в последовательный ряд состояний. Это порождает начинающееся осознание того, что в эффекте «невозможных противоположностей» присутствует, помимо патологии, нечто еще. Когда чувство присутствия хорошего контейнера внутри многомерного поля еще сильнее укрепляется, оппозиции могут мельком быть увидены вместе. И это в особенности приоткрывает возможность более глубокого осознания того, что комплекс слияния— нечто гораздо большее, чем патология: это потенциальные врата к новой форме как эго-созна-ния, так и самости.
Восприятие: незримый мир комплекса слияния
К |
омплекс слияния пребывает между пространством, в котором противоположности слияния и дистанцирования еще не разделены, и другим пространством, в котором противоположности разделены и обозначены. В этом «промежуточном» мире может доминировать душевная и физическая боль, а стабильное переживание пространства отсутствует. Состояние слияния с анализируемым лишает аналитика его излюбленного инструмента: он (или она) не может в достаточной степени распознать свои собственные чувства или «внутреннее состояние», чтобы обнаружить, какой именно их аспект может быть производным от психики анализируемого. Этот процесс, известный как проективная идентификация, зачастую является ценным источником информации в психотерапии19, но в случаях, когда поле между аналитиком и анализируемым организовано комплексом слияния, следует использовать иные формы восприятия.
Более того, стандартные терапевтические практики, такие, как интерпретация снов или переноса, могут ввести анализируемого в состояние крайней тревожности, поскольку такой подход может переживаться как подталкивание к преждевременному разделению субъекта и объекта. Если аналитик пытается вовлечь в работу энергии и динамику комплекса слияния, то не стоит форсировать подобные рациональные уровни диалога.
Следствия хаотической природы «промежуточного» мира, в котором обитает комплекс слияния, таковы, что анализируемый редко когда будет способен описать свои переживания до того, как аналитик сам первым почувствует их. Сам по себе анализируемый нечасто способен осознать динамику комплекса слияния. Более того, вопросы, задаваемые анализируемому, или поиск ассоциаций к образам сновидений или к жизненному
3-8869 33
опыту, ничто из этого не приведет к открытию существующего «невозможного» состояния слияния.
Обычно то пошаговое мышление и сознание, что доминирует в современном мире — рационально-перспективная форма сознания, которая центральна для науки и всех исследований, претендующих на объективность и понимание жизни как отдельных частей, взаимодействующих посредством причинной связи, — неспособно облегчить восприятие противоположностей, характерных для комплекса слияния. Если же мы применяем некую теорию, например, теорию, описывающую детское развитие или внутренние, имагина-тивные опыты, то и здесь подобная рациональная форма сознания не может приоткрыть завесу и распознать комплекс слияния20.
Тут требуется другой тип сознания, неординарная форма восприятия, когда окажется возможным ощутить духовный или душевный фон личности или поля, в котором находится человек. Восприятие это не есть интуиция в обычном смысле нерациональной связи с бессознательными процессами; скорее, оно требует акта творения, сходного с тем, что описан в многочисленных мифах сотворения. Из этого процесса развивается сущ-ностно новая форма сознания, через которую внутренняя реальность анализируемого становится воспринимаемой, и равно поддающейся восприятию оказывается реальность поля.
Веру в то, что земля и небо изначально были едины или были смешаны в водах Хаоса, что требовало разделения на противоположности и создания пространства, мы находим во многих культурах. «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Бытие 1:2). Сказав: «Да будет свет» (Бытие 1:3), Создатель отделил свет от тьмы, и назвал свет днем, а тьму ночью. Это завершает ветхозаветный рассказ о первом дне творения. До этого момента пространства не существовало. Затем, на второй день, Создатель говорит: «Да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды» (Бытие 1:6). Так создаются Небеса и, стало быть, начинает существовать пространство.
В древнеегипетских текстах бог Шу укрощает демонов тьмы и разделяет Нут и Геба, небеса и землю. И вновь — творческое действие происходит внутри лишенной формы пустоты, что предшествует созданию пространства— Шу укрощает демонов, Яхве подчиняет водный хаос и создает небеса, землю и свет21. Сходным образом аналитик покоряет собственные тенденции к диссоциа-
ции, к побегу в состояние ментальной рефлексии и прочь от физического присутствия. Что самое важное, аналитик работает на создание «внутреннего пространства»: чувствует и воспринимает и заботится о своих собственных менее опытных частях, столь сильно напуганных полями, генерируемыми комплексом слияния. До-научные общества считали хаос, существовавший «до второго дня» одновременно и источником опасности, и купелью творения чего-то сущностно нового. В некоторых символом его был мифический дракон с драгоценным камнем во лбу, который требовалось достать. Аналитик, оказавшийся под ударами болезненных переживаний в ощущении отсутствия пространства22, призывается для выяснения таинства этого состояния.. Он (или она) должен обладать намерением опереться на поле и пережить ощущение хаоса, характерное для этого поля, не вводя преждевременного порядка. В каком-то смысле нужно позволить самому полю бесконечно распространиться, и одновременно чувствовать его наличие «между» аналитиком и анализируемым, концентрироваться на нем. Из такого состояния взвеси, в котором собственное эго одновременно видит и не видит и, таким образом, делает возможным восприятие и постижение, аналитик начинает сортировать и вычленять противоположности из недифференцированного, смешанного состояния.
* * *
Какова же природа этого неординарного восприятия, открывающего поле восприятия анализируемого к тому, что присутствует там? Рационально-дискурсивная форма сознания, это великое и столь дорогой ценой завоеванное достижение последних трехсот лет, результатом которого стала способность проследить человеческий рост в процессе развития от внутриутробной жизни и рождения дальше, через четко определенные стадии, терпит неудачу лишь в одном-единственном случае: такое сознание неспособно породить интересующее нас восприятие. Спешу подчеркнуть слова «в единственном», ибо подобная перспектива, с точки зрения развития, (к примеру, теория раннего развития23), должна сочетаться с неординарной формой восприятия24 таким образом, чтобы вместе они породили понимание, отвечающее актуальной истории анализируемого.
Слова художника Маршанда, цитируемые Морисом Мерло-Понти, кое-что говорят нам о природе требуемого восприятия:
э* 35
«Часто, будучи в лесу, я чувствовал, словно бы не я любуюсь лесом. Иногда мне казалось, что это деревья смотрят на меня, говорят со мной... Я стоял там и слушал... Думаю, что художник должен быть пронизан вселенной, а не проникать в нее.»25
Аналитик, пытающийся ощутить присутствие комплекса слияния, должен, аналогично художнику, позволить себе оказаться пронизанным полем, оживляемым работой с анализируемым. Поле это оказывается «третьей сферой», как и лес Маршанда, и сознание, пронизанное этим полем, а не жаждущее перво-наперво проникнуть в него (чтобы извлечь информацию или создать порядок), может обнаружить, как раскрывается сущность, как возникают образы, стоящие понимания. Так можно познать характерные для этого поля качества, такие, как оппозиция слияния-дистанциро-ванности, или образы расщепления «верх-низ» у анализируемого26. Подобные образы не приходят постоянно, как это бывает с ощущениями, полученными посредством проективной идентификации. Рамки, оперирующие лишь «тремя измерениями», характерные для последовательности рационально-перспективных форм сознания, не в состоянии «открыть пространство восприятия».
Многие великие поэты, психологи и философы последнего столетия настаивали на открытии иного способа восприятия. Можно вспомнить характеристику взгляда кита, которую дает Генри Мелвилл — кит, чьи глаза находятся по бокам головы, способен видеть противоположные стороны одновременно27, тогда как люди обречены видеть сначала одну, а потом другую. Сожаления Райнера Марии Рильке об утраченной открытости детского взгляда прекрасно звучат в восьмой «Дуинской Элегии»: