Модель “картины мира” и ее значение в консультативно-психотерапевтической практике

Модель картины мира — репрезентация нашего опыта мира. Являясь личной моделью “реальности” она своя, отличная от других у каждого человека в зависимости от нев­рологической конституции, а также от социального и индивидуального опыта (Пуселик, Люис, 1995).

Можно говорить о том, что мы постоянно отде­лены от мира вне нас. Сенсорные входы преобразу­ются в электрохимические импульсы по мере их пе­редачи в центральную нервную систему. Следова­тельно, мы воспринимаем не реальность, а скорее неврологическую модель реальности. Из-за сходства в неврологических механизмах каждого из нас мы можем иметь и сходный опыт. Этот факт в сочетании с совместным социальным и культурным опытом да­ет возможность создать совместные модели, обра­зующие основу наших социальных структур. Язык — это основной пример такой модели. Однако нет универ­сальной репрезентации опыта, а также никакой еди­ной модели мира, точно подходящей для каждого (там же).

Сказанное имеет самое пря­мое отношение к консульта­тивно-психотерапевтической практике.

Оказывается то, что может казаться “серым” кон­сультанту, является “коричневым” в восприятии кли­ента. И это было бы небольшой проблемой, если бы не существовало социальных и индивидуальных фильтров, которые являются вторым и третьим уров­нями в построении “картины мира”. Основным при­мером социальных ограничений является язык. Язык кодирует воспринимаемые феномены в слова, кото­рыми манипулирует ум, пытаясь выделить смысл из опыта. Например, эскимосы имеют семьдесят раз­личных слов для выражения понятия снег, потому что это в значительной мере способствует выжива­нию культуры эскимосов. Все развитие личности от­ражает широкое общество, в котором живет человек, — общественные институты, традиции, ценности, идеи и т.д.

Социальные правила образуют определенные границы между тем, во что мы верим, как в возмож­ное и невозможное, хорошее и плохое, подходящее и неподходящее и т.д. (там же. С. 31).

Можно сказать, что картина мира в этом смысле, складывается из ряда “мифологических систем”. Ко­нечно “миф” здесь понимается не как ложь и выдум­ка, но как некий способ структурирования и осмыс­ления действительности (Цапкин, 1992).

Каким бы ни был концептуальный подход, кон­сультант-психотерапевт неминуемо сталкивается с проблемой представления клиенту собственной кон­цепции психотерапии, с введением некой единой сис­темы понятий, однозначной “мифологии”, известной и терапевту и клиенту. Термин “психотерапевтический миф” уже давно употребля­ется в западной психологии. Под мифом понимают специально сформулированные для клиента психоло­гические знания, объясняющие суть проблемы и процесс лечения. И хотя в литературе подвергается критике так называемая индоктринация, то есть на­вязывание терапевтом клиенту тех или иных концеп­туальных идей в результате жесткой установки, вызы­вающей сопротивление клиента и мешающей психо­терапевтическому процессу, ненамеренная индоктри­нация обязательно присутствует в любой психотера­пии. Более того, практически всегда клиент, окончив лечение, усваивает теорию психотерапии, предъяв­ляемую ему терапевтом (Огинская, Розин, 1991. С.10).

Тем не менее все было бы достаточно просто и ясно, если бы клиент представлял собой некую “tabula rasa”. На деле же клиент, как правило, при­ходит к консультанту-психотерапевту со своей “мифологией”. У него есть не только свой “самодиагноз”, но и нередко цельная интраконцеп­ция его страдания и соответствующая ей форма из­бавления от него.

Точнее будет сказать, что в психотерапевтическом процессе скрещиваются пути как минимум трех ми­фологических систем: профессиональной мифологии психотерапевта и личностных мифологий пациента (клиента) и психотерапевта(Цапкин, 1992, С. 28). Причем современная российская действительность такова, что интраконцепции клиентов, как и массо­вое сознание в целом, содержат большую, разнород­ную, во многом противоречивую массу идей, взгля­дов, представлений и иллюзий. В этом мутном потоке совершенно неудивительно всплывание на поверх­ность различных концепций представителей «оккультной» психотерапии и других «целителей» че­ловеческой души.

Изучение рынка психотерапевтических услуг, проведенное московским врачом-психотерапевтом Н.Н.Нарицыным (1994), показало, при­мерно 60% представителей “оккультной” психотера­пии — это люди, прослышавшие о будто бы больших заработках психоте­рапевтов и в целях личной наживы объявившие себя биоэнерготерапев­тами, магами, колдунами, экстрасенсами, целите­лями, а также “психологами” и “врачами”. Как правило, это вполне здоровые психически, предприимчивые граждане, умело жонглирующие наукообразными фразами...

Еще примерно 30% та­ких “психотерапевтов” сами находятся за гранью психопатологии. К сожалению, есть и группа вра­чей и психологов, потерявших, видимо, веру в воз­можность выжить в условиях “смутного времени”. Отчаявшись, они пытаются на свои профессиональ­ные знания напустить туман оккультизма. И плодят­ся сочетания типа: “врач-энерготерапевт”, “врач-экс­трасенс, магистр оккультных наук”, “маг-психолог” и т.п. (Нарицын, 1994. С. 177).

В последнее время заметна еще одна тенденция — появление (а точнее возрождение) христианской пси­хотерапии, в том числе и уход отдельных врачей в христианство, пересечение религии и психотерапии (Каган, 1993. С. 31).

Крайне распространенными стали и различные восточные философско-религиозные концепции (йогизм, дзен-буддизм и т.п.), широко предла­гающие исцеление души и тела.

Гораздо ближе к мистицизму, чем к науке, несмотря на проникнове­ние в серьезные психологические журналы, по-преж­нему стоит парапсихология, но и она берется за ле­чение страждущих. Предложение же и спрос всегда были сторонами одной медали. Личностно-профес­сиональная мифология “помогающих” — лишь обо­ротная сторона личностной мифологии ищущих по­мощи. Тем более, что наше время дало возможность вчерашнему клиенту сегодня назвать себя “терапевтом” или “консультантом”. Не умножая да­лее количество примеров, попытаемся классифициро­вать концепции, формирующие, составляющие ми­фологию клиента нашего времени.

В современной России выделяется по меньшей мере семь основных “мифов о помощи” (интраконцепций, мифологий клиента):

— житейский;

— философский;

— религиозный;

— оккультный;

— медицинский;

— психологический;

— псевдонаучный.

Естественно, что каждый из них может быть раз­бит еще на ряд “подмифов”, на которых мы пока не будем останавливаться.

Каждую интраконцепцию (миф) можно описать с помощью ряда постоянных характеристик. В наибо­лее общем виде таких характеристик только две: во-первых, это ответ клиента на вопрос: “Что со мной происходит?”, его представление о природе страда­ния, другими словами, формулировка вторичной по­требности, часто следующей за блокировкой первич­ной потребности (в безопасности, любви и т.д.); во-вторых, это имя субъекта, избавляющего от страда­ния, указывающего путь к избавлению, по сути — имя субъекта, удовлетворяющего потребность.

Используя данные константы, кратко опишем ка­ждый из семи вышеназванных мифов.

Итак,житейский миф. Формулировка потребно­сти в данном мифе часто заключается в такой фразе: “Мне нужен совет...” или “Мне нужно выгово­риться...”. Субъектом же, удовлетворяющим эту по­требность, может быть в зависимости от ориентации клиента или обстоятельств друг, мудрый сосед (внесемейный подмиф), либо родители, супруг (супруга) (семейный подмиф), а иногда и случайный вагонный попутчик.

Вфилософском мифе формулировка потребности может звучать так: “Я не понимаю чего-то в жизни... нуждаюсь в объяснении...”. При более материалисти­ческой, рациональной ориентации клиента субъектом мифа становится ученый (западный подмиф) или объект, приобретающий значение субъекта ” — книга, журнал, то есть по сути то же философское знание, фиксированное в языке, слове (письменном, печат­ном). При более идеалистической, эмоциональной ори­ентации клиента субъектом скорее становится некий гуру-учитель (восточный подмиф).

Религиозный миф представляется клиентом в та­ких конструкциях: “Я нуждаюсь в вере... меня нака­зал Бог... спасение в Боге”. Субъект же мифа здесь может быть как индивидуальным (священнослужитель), так и коллективным (община, религиозное общество). Кстати, здесь чаще, чем в других мифах, возможно существование ирреального субъекта мифа, «прямой» контакт с субъектом, из­бавляющим от страдания, но не представленным в реальности.

В оккультном (мистическом) мифе языковая кон­струкция может быть следующей: «Меня сглазили... наслали порчу...». Субъектом же, избавляющим от «сглаза», естественно становится колдун, знахарь, яс­новидящий и т.п.

Во многом медицинский подход, особенно ка­сающийся не органических, а, так называемых, функ­циональных нарушений, также мифологизирован. Клиент заявляет себе: “Я болен...” и требует врача (врачебный подмиф) или целителя (подмиф народ­ного целительства).

Впсихологическом мифе формулировка потреб­ности звучит примерно следующим образом: “У ме­ня психологическая проблема...”, соответственно ну­жен психолог, который может в ней разобраться.

Псевдонаучный миф сам по себе крайне неод­нороден, однако наиболее мощными его ветвями яв­ляются, пожалуй, парапсихология и астрология. Соответственно страдание объясняется в биоэнер­гетических, сенсорных и иных псевдонаучных терми­нах, либо “проще”: “Сегодня неблагоприятное рас­положение звезд... Марс вошел в Луну” и т.п.

Конечно, все интраконцепции клиентов нашего времени не могут быть строго изолированными и за­частую пересекаются и объединяются. К тому же к ним неминуемо начинают примыкать и более мате­риальные вещи — социальная, правовая и иные виды помощи.

Следует добавить, что индивидуальные ограни­чения также сказываются на построении определен­ной картины мира человека, на формировании его системы веры и ценностей (Пуселик, Люис, 1995. С. 34). В частности, на пред­ставлении (мифе) о помощи. Индивидуальные огра­ничения являются непосредственным результатом личного опыта, частью личностной истории.

Так, некто, оказавшийся в минуту личной драмы рядом со священнослужителем (колдуном и т.д.), оказавшим ему непосредственную помощь, вряд ли в следующую минуту душевного разлада побежит ис­кать психолога-консультанта. Часть его картины ми­ра, касающаяся представления об избавлении от душевного страдания, уже построена. И это не хо­рошо и не плохо. Это всего лишь означает, что пси­хологическое консультирование, если оно хочет быть востребовано, должно быть представлено как в соци­альной жизни, так и в индивидуальном опыте.