Легких и надежных способов самоубийства

Не существует.

Судмедэксперт Петр Розумный

Грустно смотреть, как психически здоро­вые люди ищут надежный, проверенный, да еще и безболезненный, способ самоубийства. Это напоминает попытки средневековых ал­химиков превратить металлы в золото или тщетные старания рыцарей-тамплиеров найти Священный Грааль. Как мы знаем, ни тем, ни другим это не удалось. У желающих по­кончить с собой надежно происходит то же самое. И в этом нет ничего удивительного. Потому что стопроцентно надежного спосо­ба, да еще чтобы он был безболезненный и быстрый, просто-напросто не существует в реальности.

Как говорил герой известного фильма: «Не надо искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет».

Если бы был такой способ, то он бы был всем известен. И не стоило бы придумывать и изобретать все новые и новые идеи, кото­рые потом доказывают то же правило. Я этим не хочу сказать, что убить себя невозможно. Многие люди умирают от самоубийств и не­счастных случаев. Но я хочу с уверенностью сказать, что никаких абсолютно надежных способов самоубийства не существует. Не существует также способов, гарантирующих быстрое и безболезненное умирание.

Резервы и возможности человеческого организма практически безграничны, что осо­бенно проявляется в стрессовых ситуациях, к которым можно отнести и суицидальные попытки. Лишить жизни человека (тем более себя самого) крайне сложно, равно как и вы­жить при этом, ничем не навредив организ­му. В большинстве случаев попытки суици­дов заканчиваются тяжелой травматизацией и последующей инвалидизацией.

Происходит это отчасти и потому, что попытки покончить с собой производят, опираясь только на информацию из средств массовой информации, художественных фильмов и литературы, не зная даже основ анатомии и физиологии человеческого орга­низма. С другой стороны, даже если знать физиологию, реакция организма на то или иное воздействие бывает непредсказуемой.

Это относится и к попыткам только «на­пугать» окружающих. При таких действи­ях, где основной целью является имитация суицида, а не лишение жизни, с расчетом на своевременное обнаружение и спасение, предусмотреть все практически невозможно. Окружающие могут слишком поздно обна­ружить или неадекватно отреагировать на происходящее. А несколько лишних минут в петле или с другой травмой могут привести к тяжелым последствиям и смерти.

Для выживших после попытки суицида нахождение в отделении реанимации - это не картинка из телесериала, где вокруг больного сидят сочувствующие ему родные и суетится медперсонал. Картина скорее противополож­ная: одна медсестра реанимации на несколько пациентов. Так как уследить за всеми одно­временно она не в состоянии, а люди после суицидальной попытки часто ведут себя неадекватно, то их раздевают, фиксируют (привязывают) к кровати за руки и ноги. Для профилактики аспирации (чтобы пациент не захлебнулся своими рвотными массами, так как лежит он на спине, а повернуться не мо­жет) ему устанавливают трубку в трахею, че­рез которую он дышит. При этом, естествен­но, попросить о чем-либо или пожаловаться на боли больной не может. Так как человек привязан и не может самостоятельно есть и ходить в туалет, ему устанавливают катетеры в мочевой пузырь, зонд в желудок и прямую кишку. Таким образом, практически во всех естественных отверстиях человеческого тела стоят трубки, придавая ему очень непригляд­ный вид. Родственников же в реанимацию вообще не пускают, так что о сочувствии со стороны родных можно не думать.

После того, как состояние пациента ста­билизируется, из реанимации его переводят не в обычное отделение, а в отделение для психосоматических больных. Палаты там больше похожи на камеры следственных изо­ляторов, да и контингент больных соответ­ствующий.

Необходимо отметить так же не толь­ко органические и психические последствия суицидальных попыток, но и их социальные последствия. После суицидальной попытки на всю жизнь на вас будет повешен «ярлык». Уже никогда к вам не будут относиться, как к вполне нормальному (психически здорово­му) человеку. При поступлении в больницу, в графе «История жизни» всегда будет сто­ять запись о суициде. Отношение медицин­ского персонала к таким больным будет, мяг­ко говоря, специфическим.

Да даже не зная о такой попытке, окру­жающие, увидев рубцы на предплечьях (по еле попытки перерезать вены), подсознатель­но (а многие и осознанно) будут сторониться вас, а в общении всегда учитывать этот факт. Дополнительные проблемы это создаст и при приеме на работу, строительстве дальнейшей семейной жизни.

Постановка на учет к психиатру тоже ограничит ваши социальные возможности. При получении водительских удостоверений, устройстве на хорошую государственную службу, получении разрешений на оружие и многое другое вам необходимо будет предоста­вить справку о том, что вы не состоите на учете у психиатра. Справку такую вы предоставить не сможете, потому что на учете у психиатра состоять будете. Соответственно, вы лишитесь многих благ, которые предоставляет наша жизнь. И винить кроме себя будет некого.

Выписки из истории болезни

Прыжок с 9 этажа

Гр-н Ш., 40 лет, поступил в стационар с диагнозом «Сочетанная травма», выписан через 53 дня.

Травму получил при падении с 9 го этажа, при поступлении в стационар жалобы на боль в левой половине грудной клетки, в левом лучезапястном суставе, отсутствие движений и чувствительности в ногах. Состояние средней тяжести. Под местной анестезией выполнена ручная репозиция отломков левой лучезапястной области, наложена гипсовая повязка. При обследовании выявлен компрессионный перелом грудного позвонка с сужением но позвоночного канала. Была выполнена операция на позвоночнике с удалением межпозвоночного диска и фиксацией позвоночного столба титановой системой, После операции больной на ИВЛ. Состояние больного осложнилось развитием кровотечения из эрозии слизистой пищевода, желудка и двенадцатиперстной кишки. Развился свищ в области операционной раны, который был ушит. Больной был выписан с улучшением общего состояния, но с отсутствием движений и чувствительности в ногах, без шанса к их восстановлению - на всю жизнь остался инвалидом.

Отравление

Гр-н К., 32 лет, поступил в стационар с диагнозом «Отравление смесью кардиотоксических препаратов», выписан через 82 дня.

За 4 часа до поступления с суицидаль­ной целью принял различные препараты. При поступлении: в сознании, заторможен, адинамичен. В приемном отделении промыт желудок через зонд. Проводилась дезинтоксикационная терапия. Состояние боль­ного осложнилось развитием двусторонней пневмонии, что потребовало наложения трахеостомы, перевода на ИВЛ. Из-за дли­тельного нахождения в лежачем положении образовались массивные пролежни в области голеней, пяток и крестца. После лечения со­стояние больного улучшилось. Больной был выписан в удовлетворительном состоянии. Сохранились обширные рубцы на месте за­живших пролежней. Психический статус полностью не восстановился - сохранились нарушения памяти и умственных способно­стей.

Выстрел в голову

Гр-н Н., 47 лет, поступил в стационар с диагнозом «Слепое огнестрельное пулевое радиальное ранение черепа и головного мозга левой лобно-височно-теменной области», выписан через 65 суток.

С суицидальной целью нанес огнестрельное ранение головы из травматического оружия. При поступлении больной в коме, начата ИВЛ, установлен желудочный зонд, катетери­зирован моченой пузырь. Выполнена трепанация черепа, удалена пуля, внутримозговая гематома и очаг размозжения головного мозга После операции больной в коме, на ИВЛ. В последующие сутки состояние больного с поло­жительной динамикой, пришел в сознание. В связи с поражением вещества головного мозга сохранялись отсутствие движений правых руки и йоги. Вольной был выписан с отсутствием движений и чувствительности в правых руке и ноге. На всю жизнь остался инвалидом.

Отравление

Гр-ка П., 24 лет, поступила в стационар С диагнозом «Отравление прижигающей жид­костью», выписана через 76 суток.

За 6,5 часов до поступления с суицидальной целью вышла раствор щелочи. При поступлении состояние тяжелое, в сознании, отмечаются периодические галлюцинации.

Выраженные боли в области химического ожога были сняты только введением наркотических препаратов. При исследовании был выявлен химический ожог гортани, пищевода и желудка. В связи с отеком гортани больная долгое время находилась на ИВЛ. Течение отравления осложнилось развитием рубцовых структур пищевода. Способность говорить, из-за ожога голосовых связок, была полностью утрачена. Больная самостоятельно не могла принимать твердую пищу, жидкость пила с трудом. Была выписана в относительно удо­влетворительном состоянии, для проведения операции по пластике пищевода в плановом порядке (через несколько месяцев или лет). Восстановление речи у больной в дальнейшем полностью исключено.

«Шрам на Земле».

Дмитрий Семеник

Много лет назад, когда я работал жур­налистом, сотрудницы отдела писем нашей редакции собирали в отдельные тетрадки фразы из писем читателей, которые казались им смешными. Некоторые из этих фраз мне запомнились. Например, такая: «Хотелось бы оставить хоть маленький шрамчик на Земле».

Человек имел в виду, что ему хотелось бы оставить после себя на Земле след. И, конечно, добрый след. Чтобы жизнь его прошла не впустую, чтобы оставшиеся жить поминали его добром.

Но есть и такие люди, которые оставля­ют после себя на Земле такой след, который можно назвать именно шрамом. Эти люди не думают о том, что они оставят после себя. Они вообще мало думают о других людях и сво­ей неразрывной связи с ними. Их взгляд на жизнь сужен до размера их собственных про­блем, из-за чего свои проблемы кажутся бес­крайними, охватывающими весь горизонт от края и до края и заслоняют проблемы других людей.

Однажды администраторам «Победишь.ру» написала по электронной почте молодая женщина, врач, токсиколог-реаниматолог. Назовем ее Еленой. Основная работа врачей этой профессии — спасать самоубийц, кото­рые выбрали отравление. С этой женщиной только что произошла такая история.

Елена приехала на вызов. Отравилась девушка. По словам матери, она сделала это из-за того, что ее не пригласили на выпускной бал (что именно за бал, для нас осталось непо­нятным).

В подавляющем большинстве случаев отравленников удается спасти. Лена прямо на дому начала выполнять все положенные в та­ких ситуациях процедуры, начиная с промы­вания желудка. Думаю, излишне описывать переживания матери, которая присутствовала при этом.

Но на этот раз пациентку спасти не уда­лое!.. Через некоторое время врачу пришлось признать свое поражение: девочка умерла. Узнав об этом, ее мама на глазах врача вы­бросилась в окно и тоже погибла.

Пережив такое двойное потрясение, Еле­на вернулась к себе на работу и оттуда на­писала нам. Видимо, она винила себя за то, что случилось. Администратор, вступивший с ней в переписку, постарался ее успокоить, убедить в том, что она сделала все, что мог­ла. Переживать Лене было не полезно еще и потому, что она была беременна.

В этот же день, через некоторое время с этого же адреса нам написала коллега Еле­ны, поинтересовавшись, что случилось. Не желая портить репутацию Лены, мы описали саму ситуацию, не вдаваясь в подробности того, насколько сильно она переживает. И попросили позвонить ей, узнать, как у нее дела. Вскоре эта врач сообщила нам, что Лена дома, спит. Тогда, опасаясь худшего, мы рассказали этому врачу о переживаниях Елены и попросили убедиться в том, что она действительно спит.

Оказалось, что Лена не спала. Она от­равилась. Причем, будучи токсикологом, она выбрала такие лекарства, в такой дозе, которые имели серьезные шансы убить ее. Реанимировать Елену начали в «скорой по­мощи». Очнувшись, она смогла назвать сред­ство, которое приняла. Состояние Лены было критическим. К счастью, борьба за ее жизнь увенчалась успехом. Но ребенок погиб.

Знаете ли ВЫ, что такое потерять ребенка в утробе? Представляете ли вы, сколько лет после этой трагедии мучается несчастная мать, винит себя, что что-то сделала не так, даже если на самом деле она сделала все, что нужно? Смерть ребенка наносит обоим роди­телям незаживающую рану.

Мы надеемся, что Елена и ее муж не упадут духом, они обратятся к Богу и Он за лечит их раны. (На мой взгляд, Елене в дан­ной ситуации нужно покаяться в гордыне, ошибочно принятой ею за ответственность. Покаяние исцелит ее от чувства безмерной вины.)

Все участники этой истории — жертвы. Но на каждом из нас лежит ответственность за то, что мы делаем. И все-таки, запустила эту трагедию первая из жертв. Причем та, проблемы которой были самыми незначительными из проблем всех участников исто­рии. Ей больше всех и расплачиваться за три смерти, страдания двух семей и тот страш­ный шрам, который сохранится в жизни многих поколений этих семей.

Знаете ли вы, что суицид распространяется подобно эпидемии? По ТВ передают о том, что какой-то известный человек покончил с собой. Или неизвестный, но интересным способом. И несколько сот человек, бывших на грани, под влиянием этой информации, предпринимают попытку самоубийства, несколько десятков из них гибнут, сотни теряют здоровье. Школьник узнает, что в соседнем классе кто-то покончил с собой – и пытается сделать то же. Особенно подвержены такому «примеру» родственники, потомки самоубийцы...

Словом, никто не уходит незамеченным. Каждый самоубийца оставляет после себя кровавый шрам на Земле, тащит за собой в ад и близких, и людей, которых даже не знал.

Примите простую истину: мы не песчинки в пустыне. Мы единый, живой организм. Все мы, люди, тесно связаны между собой. Победа каждою из нас - это общая победа. Поражение одного поражение всех.

Это как на войне, когда все сражаются, а один вдруг решает дезертировать, Своим предательством он ослабляет неразрывность фронта, он сеет зерна паники, он становится причиной гибели тех, кто надеялся на него и, может быть, даже любил его...

«Я — дочь самоубийцы»

С того дня прошло... сколько же лет прошло? Это воспоминание всегда со мной. Его нельзя никуда деть, нельзя выбросить, нельзя уничтожить. Четыр­надцать лет назад моя жизнь была разрушена, пото­му что... потому что мой отец покончил с собой. Он попал в долговую яму и не нашел другого выхода.

Мне так хочется перестать вспоминать это. Но это невозможно.

Мне было 11 лет. Бойкая, жизнерадостная, весе­лая, общительная девочка, любимая и любящая. Свет­лая. Глаза... волшебные. Необыкновенный свет глаз, энергия, бьющая через край. Узнаешь ли ты свою дочь?

Мне больно смотреть на свои старые детские фотографии. Почему я не умерла тогда? Тех глаз боль­ше нет. И никогда больше не будет.

Простите. Я не могу подробно описать все сле­зы, пролитые за эти годы мной и мамой, мне слишком больно... Я скажу только, что мы плакали каждый день и ночь. Украдкой, тайком, явно, на людях, без людей. Кто ответит за все эти слезы?

Душевная боль, длиной в бесконечность, от ко­торой не хочется жить.

Разве можно описать этот ужас — как мыли по­лы от твоей крови, разлившейся по полу? Как я могу передать чувство, пронзившее меня, когда я увидела тебя в гробу, желтого, обезображенного смертью,— моего красивого, сильного, любимого отца?

Ничего страшнее в жизни для меня не было... Из груди вырвался какой-то звериный крик боли, ноги подкосились, небо дернулось, люди перемешивались в неясную толпу, я кричала, и рыдала, и ревела нече­ловеческим голосом.

Как я могу передать всю мерзость, увиденную мною? Как рассказать о том, что от нас отвернулись родственники и друзья, как мы стали голодать? Вна­чале мы проели вещи, потом — мебель, потом прое­ли дом и пошли жить к родственникам Христа ради.

Как, как рассказать про нищету, оборванные старые вещи с помойки и вечное чувство голода?

Я всю жизнь буду помнить то, что мне не дали поесть мои близкие родственники, когда я, малень­кая, плакала от голода. Папины братья, мама, папа. Как я мечтала о сваренных куриных костях. Как вкус­но было их обгладывать. Я до сих пор объедаю хрящи и надгрызаю кости, как животное, по привычке.

А как тяжело жить в чужом доме! Тетки, дядьки, каждый день напоминают, что ты ничтожество, недо­стойное жить. Что ты им обязан за то, что они терпят тебя. В чужом доме тебя всегда могут выгнать ночью на мороз. Я ходила по соседям, стучалась в чужие двери, едва одетая. За мной вслед выбрасывали об­увь и колготки.

Я растолстела от стресса на 20 кг и привыкла к тому, что меня считают уродом, ни за что ни про что. Меня гнали, оскорбляли, и все это бесконечно, бес­конечно, изо дня в день. Ты — никто. Вот что такое сиротство.

Просто до смерти отца была жизнь. Отец умер, и жизнь кончилась.

Домик в саду, что он построил, развалился на груду кирпичей, а сад зарос бурьяном. Брошенная машина сгнила в гараже. Больше некому было при­коснуться к ним. А мама от горя превратилась в овощ и уже почти ничего не могла делать, только ходила по привычке на работу, откуда ее из жалости не про­гоняли.

Тем не менее, я все еще была жива. Раздавлен­ная, потерянная, разучившаяся улыбаться.

Легкие наркотики, игромания, переедание - вот что я выбрала. Я выбирала все, что отвлекало и заставляло меня забыть об этой жизни. Годы шли, и ничего не менялось. И не могло измениться.

Смогла очнуться я только в 25 лет, когда поня­ла, что уже пришла к концу. Все силы давно покинули меня. Я хотела прыгнуть в реку. В конце концов, сде­лать то же, что сделал мой отец.

Справилась я только благодаря вере в Бога.

Я решила жить дальше и покончила со всеми своими зависимостями. Это было так трудно, что я сходила с ума, и визжала, и разум мутнел... Сейчас начинать жить заново — все равно, что учиться ходить без костылей.

Но я борюсь за жизнь. Потому что не должна по­вторить ошибку своего отца. Потому что ВЫХОД ЕСТЬ ВСЕГДА.

Потому что всегда можно что-то изменить, пока ты еще жив. Вот что я хотела бы сказать своему отцу. Вот, вот прошло совсем немного времени - и появля­ются новые обстоятельства, новые знакомые, деньги, работа, любовь. Все это можно приобрести. Только тебя, папа, не вернуть.

Иногда я представляла, что у меня есть машина времени, и я могу повернуть время вспять, и вернуть­ся туда, где мой папа еще жив, и сказать ему: «Хочешь, я покажу тебе, что будет дальше? Посмотри! Посмо­три, как мама бьется головой о стенку! Посмотри, на какую жизнь ты обрек меня! Пожалуйста, только не делай ЭТОГО!! Папа, да даже если ты сядешь в тюрь­му, разве от этого я перестану тебя любить? Я ведь буду тебя ждать, я буду гордиться тобой за то, что ты не струсил...» Броситься бы ему в ноги и рыдать, и неужели мои слезы не растопили бы его сердца?

Ведь я люблю тебя, папа!!! Почему ты не слы­шишь меня??

Я не подписываюсь своим именем, потому что мне стыдно. Хотя, ей-богу, не знаю, в чем моя вина.

Есть ли у тебя ребенок? Прошу тебя, не обрекай его на эту боль. Пусть волшебный свет не исчезнет из его глаз. Чтобы не исчезли навсегда из его жизни ра­дость, улыбки и смех, как они исчезли из жизни моей

Евгения

«Мысль покончить с собой

Приходит от бесов».

Протоиерей Сергий Николаев

В жизни бывают разные ситуации, в том числе очень трудные. Но Господь не дает че­ловеку креста больше того, который он может понести.

Любой наш поступок начинается с мыс­лей. И мы должны понимать, что помыслы могут к нам приходить от бесов. Ведь любому человеку понятно, что желание покончить жизнь самоубийством неестественно. Если человек не ощущает, что это ненормально, значит, он уже выпал из реальности.

Возможность отравиться у тебя есть всегда. Но после того как ты отравился, возможности вернуться обратно в жизнь у тебя уже не будет.

Для меня самый веский аргумент против такого поступка — то, что потом будет еще хуже. Это грех самый страшный, который не прощается. Даже если человек неверующий, стоит задаться вопросом: "А вдруг ТАМ что-то есть? А вдруг все так, как говорит об этом религия? Вдруг нет прощения, и самоубийце будет очень плохо?» Ведь это только кажет­ся, что наши страдания так велики, что «хуже уже быть не может». Может. Может быть еще хуже.

Да, тебе сейчас плохо. Когда человек заболевает, ему плохо. А расставание с любимыми — это сильная душенная боль. Но ты, что, один в таком положении? Оно случалось и случается и с другими. И, к сожалению, все чаще. Но я тебе скажу (а у священника огром­нейший опыт человеческих судеб), что, если ты сейчас переможешь себя, свою боль, то потом убедишься, что все, что с тобой случилось,— к лучшему. Еще и Бога благодарить будешь за все.

Тебе плохо не только оттого, что ты те­ряешь возможность общаться с дорогим тебе человеком. Неприятно еще и оттого, что отвергли твои достоинства, которые кажутся тебе неоспоримыми. Это самолюбие. Оно в тебе болит. С самолюбием надо бороться, придавить его.

Потерпи! Не взваливай на себя всю боль сразу. Потерпи часок. Потом еще часок...

Когда умер мой дед, бабушка плачет и говорит: «Что же мы теперь будем делать?»

А мой дядя отвечает: «Что теперь будем делать? Жить. Жить!» А жизнь — это работа.

Тебе кажется, что жизнь больше не имеет смысла. Но был ли в твоей жизни смысл? Истинный смысл жизни – в Боге.

Как вернуть смысл жизни неверующему человеку? Ему можно только пожелать стать верующим человеком. Как стать верующим? Попробуй помолиться: «Господи, если Ты есть, яви мне Себя!» И, как говорят старцы, Господь обязательно себя явит. «Если ты есть, укрепи меня, помоги мне! Потому что Ты видишь, ситуация безвыходная». И Он поможет. Потому что в любой ситуации, ко­торая по-человечески кажется безвыходной, на самом деле есть выход.

Однажды ко мне на исповедь пришла женщина, которая жила с мужчиной вне брака. К тому же он был женат. Я говорю ей: «Пока вы его не оставите, вам нельзя причащаться». Она говорит, что он для нее все. «Мне 45 лет, у меня ничего в жизни, кроме него нет». Я говорю ей: «Вы понимаете, что это ситуация страшная? Вы рискуете своим спасением. Случись что - вы попадаете в ад и никто вас не отмолит». - «А что мне делать? Я вообще не представляю жизни без него». — «А вы помолитесь. Скажите: «Господи, как мне быть? Я своими силами эту ситуацию разрешить не могу. А Ты можешь все. Помоги!» Приходит через 2-3 месяца и говорит: «Вы знаете, даже удивительно! Мы столько лет с ним вместе, и вдруг вот так раз – и будто ничего и не было». Не было у нее ни сожаления, ни подавленности. Напротив она как-то расцвела, похорошела. Повеселела.

Это не единственный случай и моей практике. Если человек обращается за помощью к Богу, он обязательно ее получит.

И через опыт станет верующим человеком. Потому что православная вера — это ведь практическое христианство. Зачем теоретически рассуждать о вере и неверии, если каждый человек практическим путем может убедиться в том, что Бог есть? Для этого нужно только искреннее желание.

Часто после попытки самоубийства человек остается жив и начинает испытывать кошмары, совершенно явные бесовские влияния. После этого уже трудно остаться неверующим.

Прежде всего, после такого нужно пойти и церковь на исповедь, потому что самое луч шее средство борьбы против дьявола - ис­поведь.

Все начинается с помыслов. Люди вос­принимают помыслы как свои собственные мысли. А это совсем не так. Часто их внушает нам дьявол. Лучше не ждать, пока греховные помыслы - блуда, уныния, отчаяния перейдут в дело, а исповедовать их на исповеди. Эти помыслы исчезнут. Если потребуется, можно исповедаться часто, пока не пройдет совсем.

Помощь приходит мгновенно. Почему люди, особенно с тонкой душевной организацией, в момент отпущения грехов плачут? Потому что «камень с души свалился». Это реальность.

Каждому человеку я желаю почаще ис­поведаться и убедиться в реальной помощи этого поразительного таинства.

«Ты обязательно выберешься».

Писатель Максим Яковлев

- Сейчас многие люди разоряются, те­ряют работу, в долгах, кредиты не выпла­чены. Некоторые доходят до отчаяния. Знакомы ли вы лично с этой ситуацией без­денежья? Если да, то как переживали эту ситуацию?

- Да, конечно, знаком. Помню в 1990-е годы, когда я остался без семьи, без родителей, без работы. Гол, как сокол. У меня был вы­ход какой? Водка. Если б можно было на нее заработать. Но повезло, что уже тогда я был верующим. Я понимал, конечно, что входить в пике — это не мой путь. Нужно как-то барах­таться...

Помогали евангельские фразы, которые Бог мне приводил на ум: «Не собирайте себе сокровища на земле, где моль и ржа истре­бляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».

Вот это ответ. Если человек видит сокровище в работе, в богатстве, в накоплении и т.п., то у него не остается выхода. В этом вся его жизнь. Но с православной точки зрения это сущая мертвечина. Это не жизнь.

Самое главное, словами Евангелия: «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам». Бог же пре­красно видит, что мне трудно. Он даже луч­ше меня знает, чего мне не хватает. Раз Он мне такое послал, ну неужели я не выдержу? Я потерплю.

Я ходил один по комнате, мерил ее шага ми и думал: «Что делать?» Начал мастерить игрушки какие-то, стал помогать кому-то по хозяйству. Потом пригодилось мне художе­ственное образование, взялся делать интерьер директору магазина. Еще что-то делал. А по­том написал рассказ и отнес его к батюшке, который когда-то закончил филологический факультет МГУ и мог оценить. Я отнес ему этот рассказ с полным доверием: как батюшка скажет — так и сделаю. Если скажет, что это не твое, значит, я спокойно займусь еще чем-нибудь. Но он сказал: «Давай! Иди туда-то, позвони тем-то».

И наладились отношения с родителями, и работа появилась, и семья появилась, все появилось. Как это произошло, я не могу сказать. Это как трава растет. Сколько ни гляди на нее, никогда не заметишь, как она растет.

Но если человек видит для себя весь смысл жизни в этих тряпках, шмотках, зарплатах и т.п., то ему очень трудно будет. Тогда любой кризис, потеря денег - это все, это гроб.

Дай Бог, чтобы посетила простая мысль: «Неужели я, человек, стою только вот этого? Если у меня что-то отняли, я теперь никто? А кто ж я тогда вообще? Какая мне цена тог­да, как человеку?»

- Поэтому люди так сильно страдают от кризиса, даже если они одеты, обуты, не голодают, в общем-то? Из-за такой силь­нейшей привязанности к земному?

- Да, именно так. Тут поможет имен­но осознание человеком своего достоинства. Представим себе, как реагировал на такие ситуации наш предок, скажем, 200—300 лет назад. А ведь были ситуации. Сгорел дом со всем имуществом, или обокрали, да еще и чуть не убили. Это тот же самый кризис для него. К нему сразу приходило понимание: а как другие выходят, а как мои предки вы­ходили из этого? Ну, вот в войну как люди оставались без всего? Они, что, выли, волосы на себе рвали? Да нет. Сжав зубы, потихоньку выживали. Мир не без добрых людей.

А уж православные предки тем более. Пришли, в первую очередь, в храм, к батюшке, свечку поставили, помолились. И Бог не оставлял никогда. И находилось: то один придет чем-нибудь поможет, то собрались всей деревней - дом сложили за один день.

Я удивляюсь современным людям. Разве ты один в поле остался? У тебя квартира есть? Как правило, есть. И у тебя не про­сто квартира есть, у тебя есть электричество, горячая вода, теплый туалет. У тебя, как правило, есть близкие, которые тебе сочувствуют, которые переживают за тебя. У тебя есть друзья. А если еще у тебя есть чувство достоинства и вера в Бога, всего этого вполне достаточно, чтобы преодолеть любой кризис, абсолютно любой. Появится все.

А может, тебе и нужно перемениться сейчас? Ты кем был? Вот этой офисной молью? Так, может, это не твое? Может, ты конструк­тор; может, ты хирург? Может, ты еще кто-нибудь? Займись поисками себя. Глядишь, тебе что то откроется, и со временем будешь говорить: «Слава Богу за этот кризис! Вот что он открыл во мне!»

— Что делать, чтобы преодолеть эту проблему?

- Помогает осознание, что Бог смотрит и видит, и знает твои проблемы лучше тебя. Он не допустит, чтобы ты погиб. Тебе только самому нужно не нюнить, не отчаиваться — и все будет.

Я прошел через это на собственном опыте. У меня и жилья не было нормального, у меня был просто барак, никаких удобств: ни воды, ни отопления. Я спал одетый в верхнюю одежду. Я корочку хлеба ел три дня, сосал ее г водой. Ну, и вот я из этой корочки выкарабкался. Значит, можно.

- И не озлобились?

- Нет, не озлобился совершенно. Это еще, конечно, и от природных каких-то ка­честв зависит, я думаю. Но даже если бы я и озлобился, если бы вера сохранялась, то меня и озлобленного бы вытащили.

- Вы не рассматривали это как наказа­ние за что-то?

- Я только и делал, что прокручивал все ситуации, как все это случилось: еще неделю назад у тебя все было, а теперь нет ничего. И работа была, я спокойный был, денег хватало, и меня все уважали. И вдруг — нет ничего. Семьи нет, работы нет, с родителями разругай­ся, лишился жилья. Хорошо хоть мастерская оставалась, в которой я стал жить. Я могу с полным правом говорить: «Не дай Бог никому такого кризиса, но, уж если пришел, это не конец света — из него можно выбраться».

Сразу получилось взять себя в руки и двигаться или были периоды отчаяния, когда дух падал?

Ну, было, конечно, когда я вопил и кричал: «За что именно мне так больно?» Естественно, всегда будут эти метания. Но надо, чтобы ты понимал даже во время этого крика, что слабину даешь. На самом деле, за этим криком нет правды.

Я и напивался. Думаю, надо как-то за­глушить. Но я не могу находиться долго без работы мозгов. А когда ты пьяный, они же не работают. Ну, там час, два ты побудешь в этом состоянии, заснешь, проснешься, потом так фигово. Во-первых, ты себя ненавидишь за все это, а во-вторых, тебе не хочется про­сто — ну и понимаешь, что это не выход. Тут еще осознание чисто мужское: я мужик; что, я не смогу выбраться? Зачем я тогда нужен во­обще? Если ты мужчина, ты обязан выбраться из этого.

- А если женщина попала в такую си­туацию?

Женщина? Трудно, конечно, предста­вить такую ситуацию. Женщина — она либо дочка, либо мать, ей как-то все-таки легче, мне кажется. Она все-таки более защищена. Но если уж она в такой ситуации, как я, оказалась, в принципе — тот же путь. Путь мужества. Женщина тоже должна обладать этим качеством. Иначе не выстоять.

Когда появилось состояние благо­дарности за ту ситуацию?

Благодарность сразу появилась и по­степенно нарастала. Конечно, я потом сказал с полным осознанием: «Слава Богу! Слава Богу, что я был с Богом!» Слава Богу, что мне батюшка попался, который меня выслушал и понимал, что со мной происходит. Но он очень деликатно это делал. Не сидел со мной, не говорил: «Как бы тебе помочь, что бы нам сделать?» Нет. Он понимал, что со мной происходит. Меня нужно было просто укрепить, чтобы я почаще в храм ходил. И помог в том, что благословил меня на новое занятие.

А сразу у Вас поменялось отноше­ние к ситуации? Что с собой сделать, чтобы поменять это отношение, чтобы не уйти со­всем в отчаяние?

Может быть, поможет воображение или представление того, что ты сейчас в пу­стыне, но ты должен понимать, что там вы­ход есть. Пустыня кончится обязательно. Нет ничего бесконечного на земле.

Тут главное — не вешать нос. Обязательно выберешься. Обязательно. Ты все-таки не совсем один. Есть и друзья, и окру­жение, и соседи, и какие-то знакомые или еще какие-то люди появятся. Уж я не говорю про храм, про церковь. Вот в нашем приходе есть человек. У него дом сгорел. И сам он больной, и дочка у него тоже в больницу по­пала. Вот он стоял, не стесняясь, просил по­мощи, и ему помогали. Я не помню, сколько он стоял. Но где-то и жилье нашлось, кто-то его приютил, и сейчас он уже не стоит, не просит. Значит, наладилась жизнь. Бог ни­кого не оставит.

«Если все тебя бросили...»

В 25 лет я стала жить «гражданским браком» с Алексеем, он старше меня на 5 лет. Все было хоро­шо, «гражданский муж» любил меня. Я заберемене­ла в 28 лет, и на 7 месяце узнала, что у «мужа» есть любовница, младше меня на семь лет. Прочитала смс в его телефоне: «Сладкий, ну, что, тебя ждать сегодня?» И он уезжал, говорил, что дела, и всякие отговорки, приезжал утром...

Чтобы спасти свой брак, я не показывала виду, что знаю о ней, стирала ему, готовила по пять разных блюд на дню, дома чистота, все наглажено, накрахма­лено... И пожаловаться некому, поплакаться: я сама из детдома.

Когда я была в роддоме, он привел ее в наш дом: соседка зашла вечером — он, не стыдясь, от­крыл дверь — любовница выходит из ванны в моем халате... Ну, это все мелочи. Доченька родилась бес­покойная, плакала по ночам, он, ссылаясь на то, что не может выспаться (у нас была однокомнатная квартира) уезжал якобы к другу, к брату ночевать. Я все терпела, потому как хотела, чтобы у ребенка был отец, всячески пыталась сохранить наш брак. Он ча­сто оскорблял меня, что я тупая, страшная, толстая (я поправилась после родов на 10 кг), что жёны его друзей всегда хорошо выглядят, хорошо одеты, а я деревенщина детдомовская. Он стал поднимать на меня руку: не так приготовила, не так положила, ребенок орет — заткни его. Стал выгонять из дома, а мне некуда идти — я плачу, на коленях молю его не выгонять нас на улицу.

Я была в декрете, получала копейки, молоко у меня пропало, деньги он перестал давать на продукты. Сам дома не ел, только ночевал, иногда мылся, переодевался и уезжал. Часто стал изби­вать, просто так, ни за что, за то, что поломала ему жизнь, что живу в его квартире, что родила ему я, а не она... Это продолжалось пять месяцев. И вот в один «прекрасный» день он появляется на пороге нашего дома с ней, с любовницей Ириной, и гово­рит, что у меня есть полчаса, чтобы собрать вещи и уйти (квартира только его была). Я плакала и умоля­ла нас не выгонять, я стояла на коленях и говорила, что нам некуда идти, на что получила пинок в жи­вот... Он кричал: «Посмотри на себя, жирная тварь, посмотри на Ирину (Ирина красивая, стройная, в дорогой одежде, с прической). Как "Я" могу жить с тобой?!»

Вот так зимним морозным вечером я вышла из квартиры с пятимесячным ребенком на руках на улицу... Я хорошо помню тот день. На улице темно, семь часов вечера, идет легкий снежок, светят фо­нари... Я стою в осенней курке, в осенних сапогах, в одной руке небольшая сумка с вещами... в другой конвертик с малышкой... у меня даже не было дет­ской коляски. Мобильник мне он не отдал, т.к. это он его купил...

Куда идти? Денег в кармане было только 18 руб­лей. Я шла в никуда, я уже не плакала, мне нечем было плакать и не могла ни говорить, ни плакать. Идти мне было некуда, подруг мой «муж» всех отва­дил от меня, были только друзья семьи, его друзья. До декрета я работала медсестрой в больнице, я поехала туда. Я слезно попросила нашего дежурного врача пустить меня переночевать в больнице. Мне разрешили, но на одну ночь. Утром я пошла в лом­бард и заложила золотые серьги и цепочку, оценили в 7 тысяч рублей. Я сняла в этот же день у старушки комнату в деревянном доме, за 4 тысячи в месяц. У меня не было постельного белья, полотенец — ничего.

Марье Сергеевне, хозяйке дома, было тогда 62 года, она сильно болела, еле ходила. Выслу­шав мою историю, она сказала, что поможет мне с ребенком, посидит, что мне надо искать рабо­ту, своих детей у нее не было, сын умер. Работу найти было сложно, высшего образования нет, я не доучилась один год. И тут опять удар, «муж» подъехал ко мне на улице и сказал, что платить кредит за машину он больше не будет. (Кредит оформлен на меня, а машина на «мужа»...) При­грозил, что, если подам на алименты, лишит меня родительских прав, т.к. жилья у меня нет и до­хода постоянного тоже. Я устроилась уб

Наши рекомендации