Быструю пронзительную речь взволнованной девушки перебил скрип открывшейся двери. 13 страница
- Олег? - позвала я. - Олег??
Боже, что могло случиться? Не разуваясь, я как есть бросилась в комнату, оказавшуюся пустой. На очереди были балкон и...о, нет, пожалуйста, только не ванная... Сделав шаг в сторону ванной я почувствовала, как кто-то сзади схватил за плечи и повалил на диван. Я попыталась вырваться, но сила соперника превосходила мою в десятки раз. Грабитель? Почему-то подумалось о том самом пьянице, от которого меня спас Олег. Выследил меня, с целью завершить начатое? Бред. Но кто же тогда придавливает меня к матрасу? Я начала звать на помощь, и он зажал мне рот ладонью.
Все мои попытки кричать и брыкаться прекратились в тот момент, когда я узнала в "маньяке" Олега, перевернувшего меня на спину и, вероятно, недоумевающему по поводу моей истерики. Черт, да кто еще-то мог быть в моей квартире? Замки не были сломаны, этаж не первый. Понятно, что это Олег. Зачем я начала вырываться? Повела себя как дура. Опять ролевая игра? Я не против, но...
- Где ты была? - его глаза налились кровью, были хищно прищурены, меняя лицо любимого мной человека до неузнаваемости. Дыхание сбилось, я промычала что-то невнятное, так как рот был все еще зажат. Попыталась успокоиться, понимая, что нахожусь в руках своего гражданского мужа, что для паники нет никакого повода. Олег скалился, показывая, что не собирается играть со мной.
- Где. Ты. Была? - медленно процедил. Его напряженное лицо, шея, на которой билась вена, говорили, что он был в бешенстве. Никогда не видела его таким, никогда не думала, что он может быть таким. Я снова что-то промычала.
- Подумай хорошо, прежде чем начать врать. Я все знаю, - и убрал ладонь. Я жадно схватила воздуха, оказывается, несколько секунд я не дышала. Начала кашлять.
- Олег, что за глупости? Это не смешно, пусти меня.
- Ты ездила к Игорю. Зачем?
- Как ты узнал?
Он больно потряс меня за плечи.
- Зачем?!
- Прости, я хотела кое-что узнать о твоем лечении. Знаю, я обещала, что теперь буду задавать вопросы только тебе, но я должна была поехать.
- Не ври! Признайся, ты с ним спишь, - он сжал мои руки сильнее, и я взвизгнула. - Просто признайся мне. И я тебя отпущу, - он ослабил хватку, - я просто должен знать правду. Я не могу жить, сомневаясь. Давно ты с ним трахаешься? С тех пор, как познакомилась со мной?
- Что ты несешь? - вероятно, искреннее изумление в моих глазах поубавило в нем уверенности, он дернул головой, то ли кивая, то ли, наоборот, отрицая свои слова. - У тебя окончательно съехала крыша? Я его видела во второй раз в жизни, причем в первый раз я была с тобой, когда Сергей вызвал скорую. Забыл?
- Я весь вечер пытался вспомнить ваши взгляды, жесты, пока я тебя представлял ему.
- Олег, очнись! Я тебя люблю. Я тебе ни с кем не изменяю. А с Игорем тем более, у него жена, дети.... Он асексуален.
- Аля, зачем ты мне врешь? У меня уже нет моральных сил делать вид, что я верю тебе. Пожалуйста, скажи мне правду. Прекрати вот это, - он кивнул на руки, которыми не давал мне шевелиться. - Просто скажи, что ты мне изменяешь, и все закончится.
- Да пошел ты на хрен, придурок, - выплюнула слова ему в лицо, против воли, забрызгав слюной. - Я хочу детей от тебя, которых ты мне обещал. Я пытаюсь вытащить твою задницу из гребанной кучи дерьма, в которой мы оба оказались из-за твоей болезни. Я тебя не обвиняю, с болезнью мы справимся, но вот с твоей тупой ревностью я понятия не имею, что делать.
- Ты меня боишься? - спросил он, целуя мои сомкнутые губы. Я отвернула лицо, но он поцеловал слова.
- Что ты делаешь? Меня возбуждает насилие только когда оно в меру. Сейчас ты ведешь себя как ублюдок.
- Я знаю. И мне самому это не нравится. Но я хочу добиться правды.
- Какой? Настоящей? Или той, которую ты себе придумал?
Он резко отошел от меня и прошелся по комнате, заложив руки за голову.
- Я не знаю, что думать. Аля, я никогда не ошибаюсь, и сейчас моя интуиция подсказывает, что мне нужно уйти от тебя. Но я не вижу повода. Я чувствую, что ты не только моя, но я не могу это доказать. А уйти от тебя просто так я не способен.
- Почему?
- Потому что я не могу без тебя жить.
Он сел на корточки, обхватив колени руками. Я придвинулась на край дивана, потирая болевшие плечи, которые скоро покроют следы его пальцев в виде синяков. Молчали.
- Олег, кажется, у нас проблема.
Он кинул.
- Ты просил честности от меня. Я требую того же. Ты согласен?
Снова кивнул.
- Олег, ты принимаешь нейролептики?
Он молчал, все сильнее раскачивался вперед-назад. Смотрел в одну точку. Светлые, взъерошенные волосы падали на глаза влажными, слипшимися от пота сосульками.
- Олег?
- Нет, не принимаю.
- Давно?
- С тех пор, как вышел из больницы.
- О Боже, - я пораженно прикрыла глаза. - Если ты не доверяешь Игорю, можно найти другого врача. Помнишь, ты говорил, что знаешь хорошего? Поехали к нему? Я уволюсь, слышишь? Честное слово. Пошлю Сергея ко всем чертям. Поживем несколько лет в пригороде. Но так нельзя, Олег, ты чуть было не задушил меня только что. Я действительно испугалась тебя.
- Аля, - он улыбнулся, а лицо скривила гримаса, будто сейчас заплачет, но слез не было, - ты же обещала мне доверять. Я знаю, что делаю. Ни один врач не сможет меня лечить лучше, чем я сам.
Что ж, два ноль в пользу Игоря. Мои руки дрожали, я прижала их к груди, чтобы одновременно скрыть расшатанные нервы и сделать менее слышимым стук сердца. Поднялась с кровати и подошла к нему. Олег тоже выпрямился в полный рост.
- Ты, правда, все еще хочешь детей от меня?
- Да, очень. Я хочу семью, ради этого я готова на все. И семью я хочу только с тобой, слышишь? Запомни это, пожалуйста, раз и навсегда. Для меня существуешь только ты.
- Прости меня, - он меня обнял, а я прижала его к себе, поглаживая по голове и плечам, как маленького мальчика, жалея, обещая, что мама всегда будет рядом. Несколько минут в комнате было тихо. Потом мы продолжили разговор.
- Олег, я не сомневаюсь, что ты очень умный, помнишь, ты сам мне покупал лекарства и ставил уколы. Мне помогло, кровь уже полгода не идет. Я тебе верю, и, если мне станет хуже, то снова обращусь за помощью именно к тебе, - он кивнул.- Но Олег, невозможно лечить самого себя. Ты должен это понимать. Ты не можешь быть объективным.
- У меня получится. Я никому не могу доверить твое или свое здоровье. Я сам все сделаю. Просто продолжай мне верить.
- Но Олег! - мои аргументы разбивались о непробиваемую стену. Игорь был прав от начала и до конца. Олег - самодур, упертый, не желающий никого слушать баран. Уверенность, с которой он утверждал, что не сомневается в своих способностях лечить себя самостоятельно, с которой при этом смотрел на меня пугала сильнее любых уличных маньяков. Ну, в данный момент мне так казалось. Я ощущала себя в шаге от черной дыры, точке невозврата, о которой недавно смотрела программу. Олег не собирался лечиться, он планировал и далее загонять себя, и меня заодно, в могилу. Нужно было что-то делать. Вероятно, лучшим решением было подождать некоторое время и вернуться к этому разговору позже, начать издалека и по-хорошему. Но, ведомая эмоциями и желанием помочь, я решилась. Набрала в грудь воздуха, резко выдохнула.
- Олег, милый, - старалась говорить мягко, - ты для меня самый лучший, но... Ты же единожды уже ошибался. С Алиной, - внутри все оборвалось. Я говорила жестокие, непростительные вещи. Он вытаращил глаза и сделал шаг назад. Захотелось забрать бездумно оброненные слова обратно, повернуть время вспять, все что угодно сделать, но только не продолжать того, что начала. Но я уже сказала основное, отступать было поздно.
- Ты неправильно лечил Алину, поэтому она умерла. Олег, прости меня, что напоминаю об этом, но ты ошибся один раз, и я очень боюсь, что ты ошибешься снова, и я потеряю тебя. А я не смогу жить, оставшись одна. Помнишь, ты говорил, что никогда меня не оставишь? Ты клялся мне.
- Аля, - он тяжело вздохнул, опустил глаза, потом поднял на меня. Взгляд был открытый и честный, словно он никогда в жизни не мыслил настолько ясно, как сейчас, - Аля, я никогда не ошибаюсь.
- Ты слышишь, что я тебе говорю, милый? Алину не вернешь, но нужно учиться на своих ошибках.
- Это ты меня не слышишь. Я никогда не ошибаюсь, Аль, - голос звучал твердо.
- Я не понимаю, что ты хочешь мне сейчас сказать.
- Понимаешь. Ты умная девочка. Обещаю, что объясню тебе подробнее, только... Только не смотри на меня так, словно я призрак. Аля, в данную минуту важно лишь то, что я один из лучших специалистов в своей области, несмотря на то, что не имею лицензии. Я прекрасно вижу ситуацию, осознаю свои проблемы. И твои. Я долго думал, что больше никогда не смогу лечить людей, но ты поверила в меня, после чего я смог поверить в себя. Сначала мое лечение походило на эксперимент, который я ставил над собой, потому что терять было нечего. Потом, когда появилась ты, я по-настоящему захотел вернуться к полноценной жизни, прочувствовать сопутствующую ей гамму эмоций. Заботиться о тебе, заниматься с тобой любовью, строить планы на будущее. Аля, это оказалось восхитительно, но затем мне стало страшно, что я не справлюсь. Одно цеплялось за другое: страх, что твое здоровье окончательно испортится, увольнение, угроза снова попасть в клинику - все это спровоцировало ухудшение. Но рядом всегда была ты, и я снова практически выбрался. Обещаю, что я всегда буду выбираться, возвращаться к тебе.
Он попытался меня обнять, но я сделала шаг назад, и выставила вперед ладони, предупреждая, чтобы не подходил. Олег наговорил кучу слов, в данный момент являющихся для меня набором звуков. Нелепых и необязательных. Выдуманная мной иллюзия счастливой жизни со стоящим передо мной мужчиной рушилась, не имея более фундамента.
- Когда ты собирался мне сказать, что смерть Алины не была несчастным случаем? - меня окатило жаром, а потом холодом, словно тело, так же как и разум, не могло смириться с жестокой ложью, в которой я жила более двух лет.
- Ты не спрашивала.
- Ты знал, что я считаю тебя невиновным, что я готова разорвать отношения с каждым, кто думает иначе.
- Аля, я никогда не причиню тебе вреда. У меня были причины поступить так, как я поступил. Давай сядем и спокойно обо всем поговорим.
- Тогда записка Пестрова имеет смысл... Боже, это было предупреждение! Предупреждение всем нам! - С каждой секундой я понимала всё больше. - Олег, ты убийца. Сумасшедший убийца, - трясущимися руками я полезла в сумку и достала из потаенного кармана клочок бумаги, протянула Олегу. Он прочитал, смял и засунул в задний карман брюк.
- Пестров был жертвой экстремального лечения, считающегося в наше время особо жестоким, его фантазии не имеют никакого отношения к действительности. Он писатель. Сказочник, не способный отличить реальность от безумия, в котором живет.
- Он просил тебя больше не убивать!
- Смерть Алины была необходимостью. Освобождением. И я жалею об этом, если тебе станет легче.
- Для кого освобождением? Для тебя от парализованной жены?
- Для нее от неподвижного тела. Аля, она просила меня. Она сама этого хотела.
- Мать твою, Олег, ты не Господь Бог, ты не можешь принимать такие решения! У Алины были родители, друзья. Тебе нужно было развестись с ней, оставить ее, но не убивать... Как ты посмел взять на себя такую ответственность?
- Посмел. Потому что я мог сделать это. Врачи так делают, берут на себя ответственность, принимают важные решения. А я был очень хорошим врачом.
- А если ты когда-нибудь решишь, что мне тоже пора на тот свет? - я пятилась к двери. - Если у нас будут дети, и те покажется, например, из-за проваленного экзамена, что жизнь этого человека отныне не имеет смысл?!
- Аля, ты несешь чушь. Пожалуйста, давай обсудим случившееся спокойно. Кроме Пестрова, я никому не рассказывал о том, что совершил и какие у меня были соображения, но я хочу поделиться ими с тобой. Ты же любишь меня. Аля...
Я была у входной двери, ожидая в любую секунду, что он накинется, как сделал это, когда я только зашла в квартиру. Но Олег не собирался нападать, держался на расстоянии пары метров, тянул ко мне руку, предлагая остаться, позволить ему выговориться. Или, точнее, запудрить мне мозги, оправдывая убийство.
- Аля, я же твой единственный, ты говорила мне только что. Пожалуйста, не бросай меня.
- Не подходи! Олег, не заставляй меня сочувствовать тебе. Ты навредил беззащитному, нуждающемуся в помощи человеку. Мне нужно побыть одной, не видеть тебя некоторое время. Как ты мог врать мне? - я смотрела на него, все еще такого родного и любимого, и меня лихорадило от понимания, что я больше никогда не смогу быть с ним. Ведь теперь ни о каком доверии не может быть и речи. А что мне тогда остается?
- Но Аля, разве бы ты была со мной, если бы знала правду?
- Никогда. Я тебя боюсь.
Олег
Она бросилась вниз по лестнице, словно я был чудовищем, способным причинить ей вред. Навредить моей Але. Ладонь обожгло от удара о стену, следом я уткнулся о шершавую поверхность лбом, и медленно съехал на корточки, царапая кожу, не соображая, что делаю.
Ее слова били больно, но по силе не могли сравниться с отталкивающим взглядом в ужасе расширенных глаз и резкими жестами, интуитивными блоками в виде растопыренных пальцев, направленных на меня ладоней, предупреждающими, что она не вытерпит моих прикосновений, что она не хочет, чтобы я когда-либо оказался рядом с ней. Никогда.
Бесы, что же я натворил?
Она не была готова к правде, я не успел ее подготовить, не смог объяснить ей так, как следовало. Гребаный придурок, зачем я рассказал ей об Алине? Кому нужна была эта правда?
Лучше лечь в больницу, повторно потерять себя, свой разум, свои чувства и эмоции, но получить возможность быть с ней. Понимая, что не достоин любви, я чувствовал, что согласен на сострадание и жалость, лишь бы не ненависть.
Что я делаю? Осознал, что стою на коленях у открытой входной двери и глухо стучу лбом о стену. Нужно догнать и сказать, что я солгал, что бесы внушили мне эти мысли. Да я сегодня же вечером лягу в психушку, поцелую в зад Игоря, или что там еще нужно сделать, чтобы он почувствовал себя главным... Да все, что его извращенной душе угодно. А сейчас догнать, и объяснить.
Вскочив, я кинулся следом, перепрыгивая через три ступеньки, не разбирая этажей и не обращая внимания на встретившихся и шарахающихся от меня соседей. Алю нужно догнать немедленно, пока она не наделала глупостей, пока не поверила в то, что я сказал.
Она была на первом этаже, звонила кому-то. Завидев меня, бросилась к выходу. Я следом.
- Аля, подожди, я все объясню. Аля, мне нужна минута!
Она не собиралась давать мне и доли секунды. Побежала по улице, маша рукой, стараясь поймать машину. Взъерошенная, рыдающая, какая-то худая и маленькая. Меньше чем обычно. Тонкие ноги-палочки в ботинках на широком каблуке дрожали, словно вот-вот сломаются. Когда она успела так похудеть? Куда я смотрел?
Да чего я довел ее, заставив разбираться в своей сломленной судьбе, барахтаться в болоте, в котором увяз по горло. Я только что сам сказал, что гребаный специалист в своей проклятой профессии, я же понимаю, что бесы крепко держат меня за ноги. Они никогда не отпустят. Либо я утону один, либо с ней... Мне нужно ее отпустить, но вместо этого я продолжаю преследовать.
В этот момент, когда я почти достиг ее, Аля, понимая, что не сможет от меня убежать, и она слишком хорошо воспитана, чтобы начать посреди оживленной улицы кричать и звать на помощь, рванула через дорогу. Две полосы в одну сторону, две в другую. Понимаю, что уже не хочу гнаться за ней, замираю, показывая, что погоня прекращена, что я собираюсь уйти. Но она не смотрит на меня, не понимает моих намерений.
- Аля, стой! - кричу я не своим голосом. - Стой, идиотка! - а голос, будто не мой. Сильный и глубокий, словно я вкладываю в него всю душу, словно согласен умереть, когда закончу ее звать. Да так и есть на самом деле. Лишь бы с ней ничего не случилось.
И она слушается. Замирает и оборачивается на меня. На ее лице удивление, она не ожидала, что послушается моего крика, прозвучавшего на шумной улице приказом. Шок длится долю секунды, и перед ней, буквально в пяти сантиметрах с громким сигналом проносится мусоровоз, едва не зацепив мою Алю, почти убив ее. Прохожие без особого интереса осуждающе поглядывают на нас. Аля отскакивает назад, пугаясь проезжающей так близко от нее машины, а мусоровоз всё сигналит и сигналит, тормозя. Сигнал громкий, протяжный и мерзкий, рвущий перепонки. Затмевающий прочие звуки улицы. В том числе мой крик и еле слышный скрип-гудок ржавой шестерки на полосу которой выскочила Аля.
События длились пару мгновений, но для меня они растянулись на вечность. Словно мои бесы, окончательно обнаглев, замедлили время, чтобы я от начала и до конца "насладился" моментом, потому что в прошлый раз видел лишь результат аварии.
Говорят, что на долю людей не выпадает несчастий больше, чем они могли бы выдержать. Либо мой ангел хранитель от меня отказался, либо слишком хорошо обо мне думает. Я не знаю, верю ли в Бога, но в эту секунду почему-то подумалось именно о нем. Так всегда делают врачи и пациенты, если ситуация безнадежная. Начинают молить о чуде.
Но чуда не случилось. А мне давно уже следовало верить только в пожирающих мой мозг бесов.
Мгновение - мусоровоз пронесся мимо. Мгновение - Аля испуганно оборачивается, смотрит на меня. На ее лице отражается потребность в моей защите. Это инстинкты, которые еще не успели пропасть после того ужаса, что я вывалил на нее только что. Ее руки тянутся ко мне, к ее мужчине, который обязан помочь. Если бы я мог, я бы заслонил собой, я бы спас... Мой крик: "Обернись!" - она не слышит, я яростно жестикулирую в нужном направлении и бегу к ней. Мгновение - на лице таксиста кавказской национальности отражается паника, парню не более двадцати лет. Вижу, что его глаза готовы вылезти из орбит. Шестерка замирает, но поздно, моя Аля лежит перед ней на асфальте.
Пальцы печатают номер экстренной службы спасения, мой голос звучит ровно, потому что я делаю то, что необходимо.
- Авария. Машина сбила пешехода - молодую девушку. Срочно нужна карета скорой помощи.
- Говорите адрес.
Озираюсь по сторонам. Мать твою, я живу тут третий год, почему в голове лишь адрес родителей? Через пару секунд мой взгляд цепляется за табличку с номером дома, и я сообщаю его девушке, после чего клад трубку и кричу:
- Я врач, отойдите все!
Кровь бьет в висках, мешая соображать. Руки трясутся так сильно, что я не могу дотронуться одной до другой. Понимаю, что если поддамся чувствам, лягу замертво рядом с Алей, поэтому включаю выработанную за годы учебы холодность и отстраненность, помогающую трезво оценивать ситуацию. Мечтаю наглотаться нейролептиков, чтобы заглушить раздирающий изнутри ужас, чтобы от мысли, что ее сердце не бьется, не вырвать свое собственное.
А бесы смеются в голове, хохочут и хрюкают.
- Заткнитесь все! - кричу, ударяя по ушам. Окружившие нас прохожие замолкают, думая, что я обращаюсь к ним. А я их даже не вижу. Я смотрю на белую, как наволочка в психбольнице, Алю, на кровь, пропитавшую ее одежду. На ее неестественную позу.
Но помогает, в голове становится пусто, и я тут же заполняю свободное пространство мыслями о первой медицинской. Проверяю пульс - сердце бьется. Осторожно ощупываю ее тело, понимая, что сломана левая рука, а кровь идет от ссадины на голове, но череп не пробит. Рву рубашку и зажимаю рану.
- Аля, Аля, ты меня слышишь? Девочка моя, я здесь, - говорю ей, замечая, что ее ресницы дрожат. Аля силится открыть глаза, едва шевелит губами.
- Олег, - зовет меня, смотря перед собой невидящими глазами. Она не знает, что я рядом, но продолжает звать в бреду. Где скорая?
- Олег, - шепчет мне, - я не чувствую рук и ног. Олег, я ничего не чувствую.
Но она могла и не говорить этого, я уже понял, что у нее сломан позвоночник.
Надеюсь, что сошел с ума, что я нахожусь где-нибудь в доме с белыми стенами, привязанный к кровати, и происходящее мне только кажется. Не может быть, чтобы ситуация повторилась. Нет, это невозможно.
Улицу сотрясает рев серены, к нам подъезжают сразу две скорые, из которых высыпают врачи. Бегло сообщаю им, что случилось, какие у Али повреждения и отхожу в сторону, не мешая.
- Я ее не видел, она выскочила на середину дороги! - откуда-то издалека доносится на ломанном русском. Кажется, парень обращается ко мне. И полиция уже здесь, - оглядываюсь. А Алю на носилках заносят в машину, бегло сообщив мне, в какую именно клинику везут.
У полиции целая куча свидетелей, думаю, они справятся без меня. Оставив свои и Алины данные, я беру такси и еду в клинику, все еще надеясь, что вот-вот проснусь едва живым, голодным и замерзшим на тонком матрасе в одной из палат психбольницы. Я бы с радостью осознал себя даже в вонючей "камере смертников", из которой живыми не выбираются. Обещаю себе, что буду глотать все, что мне предложат врачи, только бы понять, что происходящее лишь плод моего больного воображения.
Понятия не имею, сколько времени заняла дорого, помню только, что просил выключить радио, уж больно веселые песенки там крутились.
Пообещал себе, что Аля поправится, если я ни разу не присяду, пока врачи борются за ее жизнь, стабилизируя состояние. Глупо? Возможно. Можете попробовать, представив себя в моей шкуре, мыслить разумнее. Мерил коридор шагами, часто сбиваясь, начиная считать заново. Ломал себе пальцы, щипал кожу, прогоняя нехорошие мысли. А предатель-рассудок снова и снова рисовал в голове картины похорон, картины моей жизни без нее. В полном, безграничном одиночестве. Ну, если не считать чертовых бесов, которые, кстати, упорно молчали, позволяя мне пропустить через себя весь спектр чувств от страха и ужаса, до бездонной грусти, приправленной отчаянием.
Врач сказал, что ее состояние стабилизировали, но позвоночник действительно поврежден, будут в самое ближайшее время собирать консилиум и решать, стоит ли проводить операцию, взвешивать риски.
Свежий воздух несколько прояснил мысли, добавил решимости. Была уже глубокая ночь, но, несмотря на это у входа в больницу скорой помощи толпились взволнованные люди, доказывая, что сегодняшний день обернулся трагедией не только для моей жизни. Я присел на корточки рядом с больничным крыльцом, так, чтобы на меня никто не обращал внимания, и, докурив четвертую подряд сигарету, набрал номер отца.
- Олег? - ну, разумеется, он удивился. Я впервые за последние лет десять звоню ему первым. А, нет, я пытался с ним связаться, когда Алина попала в аварию.
- Олег? Ты меня слышишь? - спросил он, насторожившись.
- Да, отец, - выдохнул я.
От его голоса внутри всё сжималось. Авторитет отца, которым он давил на меня всю мою жизнь, так и не позволил нам стать друзьями. Я солгал тогда Але. Моя мать никогда не считала его божеством. Дома отец старался быть простым человеком, хоть и неизменно оставался лидером в семье, впрочем, как и положено мужчине.
Именно я считал своего отца недостижимым, великим и чуть ли не бессмертным человеком, обладающим сокровенными знаниями мироздания, способным вершить людские судьбы. Имеющим на это право. За годы практики он спас жизни сотен людей, он был легендой. Невероятным, достойным моего поклонения. Я считал, что смогу добиться того же в психиатрии. Собирался быть с ним на равных. Ненавидел его за ту планку, что он установил для меня, сам того не желая. А он презирал меня за то, что я предал его мечты, выбрав собственную дорогу. Я знаю, то он всегда считал меня виноватым в смерти Алины. Он не понимал, как врач может ошибиться, рассчитывая дозировку наркотиков, когда каждый день от твердости руки отца зависит будущее человека. Отец не мог позволить себе ни малейшего лишнего движения и всегда справлялся. В моем же распоряжении тогда был целый вечер, чтобы, не спеша, сделать нужный укол. Но его презрение - меньшее из моих проблем на данный момент.
- Олег, сынок, говори же уже! - меня шокировало волнение, с которым были сказаны это слова. Я не ожидал почувствовать заботу с его стороны.
- Папа, - мой голос прозвучал тихо и хрипло, - папа, все повторилось.
- Что повторилось? Олег, не молчи, умоляю тебя.
- Авария. Аля попала под машину. У нее сломана шея. Все повторилось, в точности, как тогда, - я двумя руками удерживал трубку у уха, чтобы не выронить ее, мои зубы стучали так громко, словно я сидел в проруби.
- О Боже, где ты?
Я назвал номер больницы и адрес.
- Олег, я буду у тебя через сорок минут, слышишь? Олежка, ты, главное, держись. Я осмотрю Алю, и только если ситуация будет безнадежна, только тогда мы начнем паниковать вместе, хорошо?
Я кивал, не понимая, что он не может видеть меня.
- Олег, просто держись. Если у тебя начнется рецидив, ты ей не поможешь. Ты это понимаешь?
Как полный кретин продолжаю кивать, а он будто видит меня. Говорит:
- Вот и молодец. Сынок, я тебя люблю. Скоро я буду, дождись меня.
Он прибыл даже раньше, чем обещал. Нашел меня сидящем в больничном коридоре на одинокой лавке в нескольких метрах от реанимации. Я сразу поднялся и сделал несколько шагов по направлению к нему, заглядывая в глаза, ища в них надежность и уверенность, как делал это в детстве. В детстве я считал, что мой папа может все. Гребаные бесы, с тех пор ничего не изменилось.
И искал во взгляде отца что-то вроде: "теперь я здесь, возьму твои проблемы на себя", - и, самое удивительное, находил.
- Ты как? - спросил он уверенно и спокойно. Видимо, за время, пока отец сюда добирался, он сумел совладать с эмоциями. Хирург собирался работать, был собран и внимателен.
- Мы поссорились, и она побежала через дорогу. Как в тот раз, - объяснил я, поджимая губу, - история повторилась в точности, как шесть лет назад, - опустил глаза, не зная, что еще добавить. Обратился в слух, ожидая от отца ответной реакции. Но вместо слов или тяжелого вздоха, он крепко меня обнял.
- Я осмотрю Алю, а ты жди здесь. Потом мы обсудим, как будем лечить ее дальше. Олег, посмотри на меня.
Я послушался
- Я тобой горжусь.
Отводя глаза в сторону, я почти улыбнулся, понимая, что выбранный отцом момент сообщить, что я ему не безразличен, был совершенно неудачным.
- Ты сильный, ты с этим справишься. Мы вместе справимся.
Он ушел разговаривать с врачами. Благодаря его влиянию, никто из персонала даже не подумал сказать слово против. А я остался ждать, веря в своего отца, как никогда ранее. Позвонила мать, попросила, чтобы я приехал сегодня ночевать домой. Сказала, что любит меня больше всех на свете. Обещала позвонить Алиным родителям, вероятно, опасаясь, что у меня поедет крыша, если я свяжусь с ними сам. Спорить желания не было. Еще несколько звонков от Нины, Сергея и Кати я сбросил. Пока нечего сказать им. Возможно, эти люди звонили, чтобы поддержать меня, но мне хотелось побыть наедине с собой. Вместо пустых разговоров я снова и снова прокручивал в голове реакцию Али на мое необдуманное признание. Она казалась совершенно разбитой, потерянной, словно физически раненой. Денег у меня нет, разумеется, она терпела меня и моих бесов не из-за сомнительного наследства, которое мне когда-нибудь лет через двадцать достанется в виде загородного особняка и немецкого автомобиля, тем более, напополам с Катей.
У меня не было ничего, чтобы она не смогла получить без меня. Только я сам. Бесы, она полюбила меня такого, каким я стал после психушки. К кому я ее ревновал? Меня передернула от воспоминаний об отвращении, которое я к ней испытывал, когда ночами она прижималась к моей спине и робко целовала лопатки. Кретин. Как и всегда, я думал, только о себе. Алина мне говорила, что единственная любовь в моей жизни - это я сам. Перед ее смертью мы часто ругались, ей казалось, что я пренебрегал ей. Впрочем, так и было.
Сейчас я понимаю, что Алина была права, утверждая, что я не находил среди окружающих равного себе, что я презирал людей. "Законченный эгоист" - говорила она мне, когда я в очередной раз игнорировал ее просьбы завести ребенка. А когда я, наконец, признался, что вообще не хочу детей, что воспитание отнимает слишком много сил и времени, которое мне и без того есть на что потратить, она мне сообщила, что "я сдохну в одиночестве, обнимая свой диплом". Вероятно, так и будет, не считая диплома, разумеется.
В коридоре появился отец, но в этот раз я не сделал ни шагу навстречу ему. Сердце колотилось, как обезумевшее, мне хотелось бежать, чтобы продлить себе агонию под названием "надежда". Я действительно сделала пару шагов назад, но отец меня окликнул.
- Олег, - он подошел совсем близко. Серьезное лицо не выражало ничего, что могло бы прояснить результат осмотра. Я весь обратился в слух: - у нас есть хорошие шансы. Намного больше, чем в случае Алины. У нас есть тридцать процентов, что Аля сможет ходить. Не просто ходить, а бегать.
- Тридцать? - переспросил я.
- Я проведу операцию послезавтра, уже обо всем договорился. Обещаю, что сделаю все, что в моих силах. И даже больше. Мы вытащим ее, - подумал и добавил, положив мне руку на плечо, - и тебя вытащим.
Отец увез меня домой, потому что вот-вот должна была приехать Алина мать, которая, по его словам, была не в себе. Мои родители посчитали, что мне не стоит пока с ней видеться. Всю дорогу отец рассказывал о более сложных операциях, чем та, что предстоит моей Але. Говорил, что на его памяти случалось всякое, но в данной ситуации для паники нет повода, по крайней мере, пока. Хотелось в это верить.