Вовка повел Дима в сарай, достал из-под крыши связку удилищ, выбрал самое кривое и короткое и кинул на землю
— На! И отвяжись. Нитку тетя Оля привяжет.
— А… крючок?..
— Какой еще тебе крючок? И без крючка сойдет. Без крючка даже лучше…
Но выросшего Дима не обмануть, как в прошлом году.
— Крючок!
Вовка, ворча что-то под нос, покопался в карманах и дал Диму крючок. Дим долго с удивлением разглядывал его: огромный, белый, без ушка и без бородки, — это же просто согнутая булавка, такая, которыми Вовка накалывал бабочек в коллекцию. Но лучше уж такой, чем никакого…
— Иди — лови! — усмехнулся Вовка. — Да ведерко захвати побольше, куда рыбу класть. А ко мне не приставай.
Дальше Дим и сам знал, что делать. Он накопал в консервную банку с землей червей — самых длинных, толстых и красных. В спичечную коробку наловил на окне мух: отрывал мухам головы, и без голов они все равно жили и ползали. На лужайке перед домом поймал несколько зеленых кузнечиков — в другую спичечную коробку. Сунул в карман кусок хлеба. Надо бы пойти к навозной куче на краю поселка — посмотреть, нет ли белых червей (Вовка говорил, что их хватает любая рыба), но там напротив жил маленький мальчишка Василей. Этот Василей был очень злой. Он постоянно сидел на заборе и дразнил всех, кто шел мимо. И кидался земляными комками, разрывающимися, как маленькие бомбы.
Тетя Оля сказала:
— Ловить — только на Синявке. Дальше — ни шагу! Смотри!
Синявкой называлось место, где купались малыши. Глубина там была — курице по колено, а малышей — больше, чем рыбы.
Зато через луг тянулась длинная канава, полная воды. Канава заросла травой, вечерами в ней квакали лягушки, днем по воде скользили на невидимых коньках какие-то козявки — бегали взад-вперед, а под водой стайками носились головастики, не такие, как в кадке, а большие: с глазами, хвостами, а некоторые и с лапками. Еще в канаве водились черные жуки-плавунцы, а на дне сверкали паутинные домики подводных пауков. В самых мелких местах, где вода была совсем теплая, шевелились длинные узкие пиявки. Канава кишела всякой живностью.
К этой канаве и пришел Дим. Он выискал местечко поглубже, насадил на крючок самого толстого червяка, поплевал на него и закинул в воду.
Поплавок замер. Дим, не отрываясь, смотрел на него.
— Ловись, рыбка, большая и маленькая! — громко сказали за спиной.
Какой-то незнакомый веселый дядька с длинными бамбуковыми удилищами, сачком и камышовой корзинкой в руках стоял и смотрел на Дима.
— Клюет? — спросил он, кивая на поплавок и улыбаясь.
— Пока нет… — сказал Дим. — Клюнет…
— Надо думать—клюнет! — сразу согласился веселый дядька.
— Конечно, — сказал Дим. — Буду ловить, ловить, и — клюнет.
— Молодец! — неизвестно почему похвалил дядька. — Ведерко-то для улова?
— Да, — сказал Дим. — Для улова. И вода в нем для улова. Чтоб рыбы не задохнулись. Правда, дядя?
— Правда, — сказал дядька. — Ну, счастливо!
— До свиданья, — сказал Дим. — И вам счастливо!
Дядька зашагал к реке. Концы длиннющих удилищ вздрагивали при каждом шаге. Дим вздохнул: вот это удилища, таких и у Вовки нет, такими удилищами можно сколько рыб поймать..
Солнце нагрело воду в канаве, и от этого запахло тиной и какой-то чудесной рыбьей сыростью. После вчерашнего дождя влажный теплый воздух струился вверх, и невидимые таинственные существа по сырому лугу, по канавам с водой, по озеркам и болотцам укали:
— У-у… У-у…
Вовка говорил, что это тритоны, а кто такие тритоны, не сказал. Может, это какие-нибудь большие рыбы, которых можно поймать… Дим снова вздохнул.
Поплавок не шевелился. Дим подумал, что червяк, должно быть, не нравится рыбам, и посадил вместо него безголовую муху. Опять лег поплавок на воду и застыл. И Дим застыл. Ничего. Будет сидеть и сидеть, пока приплывет какая-нибудь рыба, увидит муху и клюнет. После этого ее надо подсечь.
Вокруг неподвижного поплавка бегали длинноногие козявки—водяные конькобежцы—и не боялись. Стрекоза с синими крылышками, треща, долго примеривалась сесть на поплавок, села, опустив вниз крылышки, и замерла. Дим повел концом удилища, поплавок нырнул в воду, стрекоза шарахнулась в сторону и улетела.