Пространство и время в художественном произведении

Анализ финала “Муму” привел нас к анализу еще одной важной составляющей художественного произведения – его ориентации в пространстве и времени. Почему так значимо для Тургенева перемещение Герасима из деревни в Москву и обратно? В повести об этом говорится в начале и финале – в завязке и развязке сюжета. Время и место действия литературного произведения – необходимый элемент сюжета, ведь любое событие происходит в неком пространстве и развернуто во времени. Помимо этого, пространственно-временные ориентиры обладают еще и оценочными возможностями. Просторы деревенских пейзажей, на фоне которых нас знакомят с героем, так же, как и сравнения, подчеркивают природную органичность Герасима, тогда как теснота его дворницкой каморки, непременно запертой на замок, – ограниченность свободы личности в суетном московском быту.

На что прежде всего необходимо обращать внимание, говоря о пространственно-временных ориентирах литературного произведения?

Пространство и время в художественном тексте современная традиция делит на абстрактное и конкретное. Абстрактность пространственно-временных ориентиров означает всеобщий и вневременной характер конфликта, не связанного с конкретным историческим временем и национальными, географическими реалиями. Это пространство и время сказки, басни, притчи. Таковы “Винни-Пух” Милна или “Ворона и Лисица” Крылова. Конфликт в этом случае универсален: мальчик всегда и везде будет играть со своим медвежонком и постепенно взрослеть, льстец всегда и везде найдет уголок в сердце. Не важно, в какой стране и в какое время происходит действие, потому и примет конкретной эпохи и страны мы не найдем. Чаще всего их отсутствие служит для читателя знаком высокого уровня обобщения. Иное дело – “Муму” Тургенева. В этом случае мы точно знаем, когда и где происходит действие: пространственно-временные ориентиры вполне конкретны, и это важно для понимания авторской идеи. Конфликт и сюжет повести напрямую определяются реалиями крепостнической России XIX века.

Конкретное пространство и время – чаще всего примета реалистической традиции, с ее интересом к обусловленности человеческого бытия социальными условиями. Потому рассказ о бесправии крепостных сопровождается колоритными подробностями быта московского барского дома с многочисленной дворней, приживалками, а также быта крепостной деревни с сельскими трудами и обычаями. По тем же причинам сюжет и конфликт повестей М. Твена о Томе Сойере и Гекльберри Финне не отделим не просто от реалий американской провинциальной жизни XIX века, но от специфики жизни именно рабовладельческого Юга.

Помимо общих свойств пространство и время имеют и специфические характеристики.

Пространство в произведении, если оно географически конкретизировано, отчетливо делится на свое и чужое. Чужое обладает свойствами экзотического, чудесного мира, потому в нем необыкновенные события в большей степени воспринимаются как вероятные, возможные. Так, мы уже упоминали Лапландию, выбранную Андерсеном для резиденции Снежной королевы, или Китай с его экзотикой, на фоне которой развертывается притча о соловье и силе искусства. Экзотична для английских (и не только) читателей и Индия Р.Киплинга, выбранная для повествования о жизни зверей по закону джунглей, закону справедливому и целесообразному, порой более мудрому, чем законы людей.

Напротив, свое, узнаваемое пространство придает сказочным событиям эффект достоверности. Такова роль Москвы, упомянутой в “Цветике-семицветике” В. Катаева, или Стокгольма в повестях Линдгрен о Карлсоне.

Есть в детской литературе и пример обратной связи – “Чудесное путешествие Нильса по Швеции” С. Лагерлёф. В этом случае сказочный сюжет помогает знакомству с географией, открывает подлинные, но не менее увлекательные, чем в сказке, ландшафты родной для автора Швеции. Однако чаще с конкретным и узнаваемо-своим пространством читатель имеет дело в реалистической традиции. В этом случае сокращается дистанция между миром читателя и миром произведения, и изображенные события кажутся ближе и понятнее. Таковы для американцев приключения Тома Сойера, для шведов – проделки Эмиля из Леннеберги, для нас – рассказы из жизни Дениски Кораблева.

Важной характеристикой пространства является его открытость или закрытость. Замкнутость пространства может быть знаком защищенности от постороннего вторжения или влияния. Так организован мир леса в “Винни-Пухе”. Знаменательно, что роль границы А. Милн отводит реке, недвусмысленно вызывая ассоциации с рекой времени. Однако чаще закрытые пространства связываются с ограничениями в судьбах героев, с определенными тревожными поворотами сюжета. В этом случае открытое пространство символизирует свободу, широту мира или души героя. Так, в “Мио, мой Мио!” А.Линдгрен замкнутое пространство замка рыцаря Като, куда идет для страшной битвы Мио, противопоставлено свободе радостных прогулок героя с друзьями по просторам отчих владений. Тоскует в четырех стенах свободолюбивый Гек Финн, убегая в конце концов на просторы вольной, как и он, Миссисипи. Мы уже вспоминали тесную каморку Герасима, противопоставленную открытому пространству пашни или покоса. Этот пример заставляет нас упомянуть о еще одном пространственном противопоставлении, особенно значимом для русской литературы, – о городе и деревне.

Город с его суетой противопоставляется деревне, где человек ближе к природе, где жизнь нетороплива и очевиден ее подлинный смысл. О значимости противопоставления города и деревни в “Муму” мы уже говорили, напомним также о “Ваньке” А.П. Чехова. Герой томится в городе, где люди ожесточены, где даже рождественская служба утратила обаяние, и с тоской вспоминает красоту родной деревни, деревенскую церковь, ночное звездное небо, зимний лес и милых сердцу людей.

Разговор о Рождестве позволит нам вернуться к временным ориентирам произведения и их выразительным возможностям.

В жизни человека верующего религиозные праздники являются важной приметой времени. Для европейской культуры, неразрывно связанной с христианскими ценностями, особенно значимы Рождество и Пасха. Традиция рождественской сказки и святочного рассказа необыкновенно разнообразна. В детское чтение вошли такие разные произведения, как “Щелкунчик и мышиный король” Гофмана и “Ночь перед Рождеством” Н.В. Гоголя, “Мальчик у Христа на елке” Ф.М. Достоевского и “Ванька” А.П. Чехова.

В классической рождественской сказке вера в торжество добра и справедливости поддерживается атмосферой Рождества: несправедливость и страдания присутствуют в мире, но со светлой верой легче, порой чудесным образом, преодолевается зло. Такова столь любимая всеми “Ночь перед Рождеством” Гоголя. Чем ближе к нам по времени, тем драматичнее становится рождественская литература. В “Мальчике у Христа на елке” Достоевского земной мир враждебен маленькому сиротке, вопреки ожиданию даже в Рождество никто не спешит его спасать, и торжество справедливости возможно лишь в ином, загробном мире. Не менее драматичен “Ванька” Чехова: в рождественской атмосфере еще острее выступает безысходность положения героя, с тоской вспоминающего деревенское житье. Не только знаменитый адрес на его письме к дедушке не позволяет надеяться на традиционное рождественское чудо, внезапное освобождение от неволи и унижения. В кратких авторских характеристиках взрослых и их участия в судьбе мальчика недвусмысленно обозначено их равнодушие к будущему Ваньки. И все же рождественское чудо в “Ваньке” происходит: принимаясь за письмо в ожесточении, герой постепенно меняется. Память о тех, кто был добр к нему, просветляет его, и спать Ванька ложится умиротворенный.

К этой же традиции примыкает и “Крокодил” К. Чуковского, в котором рождественская атмосфера не исчезла несмотря на замену сочельника каникулами в советских изданиях сказки. “Крокодил” создан в тревожное время (в начале 1917 года он уже был опубликован), но на первый взгляд в нем все традиционно. В рождественской атмосфере естественно абсолютное торжество добра: люди обещают поломать клетки, разбросать цепи, звери в ответ – спилить когти и рога. Помните, мы говорили о двуадресности финалов в детской литературе? Из их числа и окончание “Крокодила”. Ребенок искренне радуется возможности гармоничного существования людей и зверей, а взрослый понимает ироничность такого примирения. Надо всем “Крокодилом” витает мощный дух авторской иронии: ироничны его образы, ритмы, сюжетные ходы, пародирующие литературные штампы или обыгрывающие классические ритмы и символы русской литературы. Волк и ягненок в одном челноке – красноречивый образ недостижимой идиллии. В 1917 году призыв поломать ружья и закопать пули, разбить железные решетки воспринимался особенно остро, и столь же остро осознавалась ироничность финальной гармонии. Так проявляются приметы времени, его дыхание даже в сказке – жанре, от истории наиболее далеком.

Для современного читателя исторические характеристики – важнейшие временные ориентиры. В том случае, когда временные координаты исторически конкретны, необходимо выявлять связь между исторической обстановкой и сюжетом, конфликтом, вовлеченными в него характерами. Читая о временах прошедших, ребенок часто нуждается в историческом комментарии. Понять сюжет и идею таких произведений, как “Муму”, “В дурном обществе”, “Толстый и тонкий”, не зная особенностей жизни царской России, невозможно. Более того, историческое время стремительно, и то, что еще недавно было остро современно, в скором времени становится достоянием истории и уже нуждается в комментарии. Сказки Э.Успенского о крокодиле Гене и его друзьях и дяде Федоре полны примет недавно ушедшего советского быта. Современный ребенок вряд ли поймет без помощи взрослого, почему собаки предпочитают покупать мясо не на рынке (в мясе, продающемся в магазине, больше костей) или почему нельзя просто купить кирпичи, а надо получать разрешение у Ивана Ивановича.

Но существует и обратная связь: часто именно литература становится первым проводником ребенка в мир истории, полный героизма и трагедий. В художественных образах легче постигать мир далекого и недавнего прошлого. И судьба глухонемого богатыря, сострадание погибшей собачке расскажут об ужасах крепостного права не менее убедительно, чем главы учебника истории.

Время традиционно измеряется и природными ритмами. Смена сезонных и суточных циклов в литературе приобретает особое, часто оценочное значение. В силу климатических и культурных особенностей, еще глубже – мифологических верований, – складывается определенный стереотип восприятия утра и вечера, зимы и лета. Традиционно четыре времени года и суточный цикл соотносят с эпохами человеческой жизни. Это нашло отражение и в поэтическом языке: вспомните, Тургенев, говоря о хозяйке Герасима, пишет о старости как о вечере ее жизни.

Выбирая для тех или иных событий временные ориентиры, автор рассчитывает на определенную эмоциональную реакцию, усиливающую воздействие события на читателя. Так, утро и весна – пора возрождения в природе, возвращение живительного солнечного света и тепла, традиционно соотносимые с детством и юностью, – вызывают позитивные эмоции. Напротив, вечер и осень, угасание света, увядание природы, соотносимые со старостью, обычно сопряжены с грустью. Холод зимы и мрак ночи также приобретают в художественном тексте символическое значение и часто связаны с негативными эмоциями. На рассвете знакомится летчик с Маленьким принцем, ночью чудесный малыш даст укусить себя змее и упадет на песок бездыханный. Но на рассвете (опять на рассвете!) летчик не найдет его тела – это дарит читателю надежду на возвращение Маленького принца к своему цветку. Именно ночью предстоит Мио сразиться с рыцарем Като: ночью переживает мальчик ужас заточения и страх кары, а на рассвете грозный рыцарь будет повержен.

Пик страданий гадкого утенка, героя Андерсена, приходится на осень и зиму. А весной юный лебедь обретает вполне заслуженное счастье, которое усилено великолепием обновленной природы. Вписан в природный цикл и сюжет “Снежной королевы”: Кай пропадает зимой, весной Герда отправляется на его поиски, вместе с возрождающейся природой обретая надежду, а задержавшись в чудесном саду, именно осенью переживает жестокие лишения. Зимой девочка борется с войсками Снежной королевы, а весной возвращается домой. Благоуханное лето, как мы уже отмечали, – знак окончательного торжества над Снежной королевой.

При том что существует достаточно устойчивая традиция и опирающиеся на нее читательские ожидания в восприятии сезонных и суточных координат, в литературе последних столетий усиливается тенденция индивидуально-авторского отношения к временным ориентирам. Читатель, привыкший к тому, что осень – пора грусти, а весна – время возрождения, на этом фоне острее воспринимает новизну пушкинской “Осени” с признанием в нелюбви к весне и гимном осеннему увяданию природы. Романтики реабилитировали ночь – время традиционно мрачное и тревожное. Для них это пора прикосновения к таинственному и чудесному в противоположность обыденности скучных дневных забот. Именно ночью происходит в “Щелкунчике и мышином короле” Гофмана вторжение в обычную жизнь Мари сказки с ее и страшными, и радостными событиями. Днем Алеша, герой сказочной повести А. Погорельского “Черная курица, или Подземные жители”, ведет жизнь обыкновенного пансионера, а ночью знакомится со сказочным миром подземных жителей. И наоборот, ночью Чернушка – могущественный министр, а днем он обречен быть всего-навсего курицей.

Мы начали разговор о пространстве и времени с тезиса об их общности. Наиболее ярко единство и взаимосвязь пространственно-временных ориентиров раскрывается на примере пейзажа – еще одного важного элемента художественного произведения. Вспомним пушкинские зимние стихи. В “Зимнем вечере” действие происходит в замкнутом пространстве ветхой лачужки, за ее окошком завывает буря, еще усиливая мрак и холод мира; печаль и темнота характеризуют и пространство дома, а рядом с поэтом – старушка-няня, что вполне соотносится с эмоциональным полем зимнего вечера. Иное дело – “Зимнее утро”. Сияет солнце, взор поэта свободно переносит нас то на холодные просторы заснеженных полей, то в уютное пространство комнаты, озаренной теплым янтарным блеском, и на этот раз спутница поэта молода и прекрасна.

Схватка рыцаря Като и Мио происходит ночью, в замкнутом мрачном замке. Охраняемая стражниками башня, озаряемая огарком свечи, не столько рассеивающим, сколько усиливающим мрак, – образ временного торжества рыцаря Като. Однако, преодолевая ужас тьмы и заточения, черпая силы в помощи друзей, Мио обретает мужество и меч для решительного удара. Грозный рыцарь исчез. Победа над злом тоже оформлена в пространственно-временных символах: Мио распахивает окно, преодолевая замкнутость пространства, и видит наступившее утро – утро, которое идеально гармонирует с возвращением заколдованных детей. Победа над мрачным рыцарем дарит миру утраченные краски, действие переносится из замка на лоно природы, озеро, прежде черное, радует игрой солнечных бликов на голубой воде, в прежде мертвом лесу пробивается зеленый листок.

* * *

Описывая ключевые моменты анализа литературного произведения, мы неслучайно обращались к одним и тем же текстам – это позволило нам увидеть, насколько связаны различные элементы структуры художественного целого. Мы начали наш разговор именно с композиции, чтобы подчеркнуть: мир произведения создан, выстроен по определенным законам, автор управляет нашим восприятием при помощи различных композиционных приемов. Затем мы обозначили основные элементы, из которых складывается предметный мир произведения: события и персонажи, которые в них вовлечены, пространство и время действия.

Мир художественного произведения во многом подобен действительности, но не равен ей. При анализе необходимо помнить, что мир в литературе не списан с натуры, он создан автором. Более того, вне языкового воплощения этот мир не существует. Поэтому все, что названо, обозначено в тексте не случайно – о том, что несущественно, просто не говорится. Средства, которыми создается литературное произведение, позволяют нам судить об авторской индивидуальности и законах жанра. Сюжеты сказок Гофмана пронизаны мрачноватой фантастикой, у Андерсена важную роль играют религиозные мотивы, а сказки Пушкина полны тонкого психологизма и мягкой иронии.

Один и тот же автор может использовать очень разные приемы. Условно-символические портреты, интерьеры и пейзажи в “Мио, мой Мио!”, сказочной повести, созданы Линдгрен иными средствами, чем подробные, достоверные и индивидуально-неповторимые портреты, интерьеры и пейзажи в реалистической повести “Эмиль из Леннеберги”. В любом случае писатель обращается к читательскому воображению, а не к чувственному восприятию действительности. Читатель становится “соавтором”, воссоздавая мир, запечатленный автором в слове, и потому чтение – это творческий процесс. Чем глубже погружение в мир произведения, чем активнее воображение – тем полнее эмоциональный контакт с текстом и удовольствие от книги.

Но затем наступает следующий этап. Эмоции, возникающие в процессе чтения, будят мысль, появляется потребность разобраться в своих впечатлениях. На помощь в воспитании вдумчивого читателя приходит литературоведческий анализ. В стремлении выявить потенциал воздействия на читателя различных выразительных приемов и осознать их роль в создании целого мы приближаемся к пониманию авторской идеи. Если путь писателя – от замысла к тексту, то в процессе литературоведческого анализа исследователь проходит обратный путь – от текста к замыслу автора. Это своего рода перевод – перевод с языка образов на язык понятий. Классическое литературоведение понимает чтение как процесс диалогический, подчеркивая взаимодействие автора и читателя, того настоящего читателя, для которого литературное произведение – это не только источник представлений о писателе, свод его идей, мыслей и чувств, но и стимул к собственным эмоциям и размышлениям о мире и человеке.

Вопросы и задания

1. Прочитайте в книгах, указанных в списке литературы к главе I, как трактуют ученые понятия:

– художественное творчество;

– специфика искусства;

– литература как искусство;

– художественный вымысел;

– условность;

– литературный образ;

– речь в литературном произведении;

– тематика и проблематика литературного произведения;

– автор;

– художественная идея;

– эмоциональная оценка.

2. Что называется композицией литературно-художественного произведения?

3. Что является предметом композиционного анализа текста?

4. Назовите компоненты (элементы) текста и их функции в художественном произведении.

5. Проанализируйте названия рассказов В. Драгунского, В. Голявкина, Ю. Яковлева, Н. Носова. Какую конкретную роль играет каждое название? Чем отличаются друг от друга названия рассказов этих писателей?

6. Как связаны между собой начала и концы следующих произведений: “Рике с хохолком”, “Золушка”, “Спящая красавица” Ш. Перро, “Робинзон Крузо” Д. Дефо, “Щелкунчик и мышиный король” Гофмана, “Русалочка” Андерсена, “Сказка о рыбаке и рыбке” А.С. Пушкина, “Спящая царевна” В.А. Жуковского, “Кавказский пленник” Л.Н. Толстого?

7. Проанализируйте следующие произведения с точки зрения авторского членения текста:

– Ш. Перро. “Спящая красавица”;

– А.С. Пушкин. “Сказка о царе Салтане”;

– П.Л. Бажов. “Каменный цветок”;

– К. Чуковский. “Муха-цокотуха”.

8. С какими композиционными приемами вы встретились, перечитывая произведения, названные в задании 7?

9. Что такое сюжет литературно-художественного произведения?

10. Что такое конфликт литературно-художественного произведения? Что может являться источником конфликта в литературном произведении?

11. Выделите элементы развития конфликтам следующих произведениях: в “Русалочке” Андерсена, в “Сказке о царе Салтане...” А.С. Пушкина, в рассказе В.Ю. Драгунского “Тайное становится явным”. Определите источник конфликта и его суть, позиции участников.

12. Сравните сюжеты следующих сказок: “Шиповничек” (братья Гримм), “Спящая красавица” (Ш. Перро), “Спящая царевна” (В.А.Жуковский).

13. Сравните сюжеты сказок: “Золушка” Ш. Перро и “Золушка” Е. Шварца.

14. Сравните системы персонажей в сказках, названных в заданиях 12, 13.

15. Охарактеризуйте образы-персонажи в сказках о Золушке Ш. Перро и Е. Шварца, в одном из рассказов В. Драгунского. Какие приемы создания образов-персонажей используют авторы?

16. Охарактеризуйте образы пространства и времени в сказке X.К. Андерсена “Снежная королева”.