Развитие конфликта в исполнении
Конфликт всегда развивается как диалог действий. Эти действия могут быть внешними - выражены поступками, могут быть внутренними -тогда они выражаются внутренними действиями. Но действия в поступках всегда должны выглядеть как импровизация двух соавторов. Один никогда не знает, что сделает другой. Его задача - загнать партнера в тупик, изменить его "я хочу". А задача противника -выйти из тупика и самому загнать в тупик партнера.
Непременное качество развития конфликта — его непредсказуемость. Если зритель догадывается о следующем шаге персонажа. все ваши усилия обесцениваются.
Непредсказуемость - одна из задач, которую мы решаем, работая с поведением персонажей. В любой сцене, как бы хорошо конфликт ни был развит в сценарии, непредсказуемости надо добиваться действиями актеров, сознательными и рассчитанными.
Я спросил у одного известного актера: есть ли у тебя какой-то единый принцип работы с партнером в сцене?
— Конечно, есть, — ответил актер. — В каждой сцене я ставлю себе задачу: как мне переделать партнера? Как заставить его делать то, что
мне необходимо? А у него должна быть такая же задача в отношении меня. Как только мы это найдем, сцена расцветает подробностями. Пока это не найдено, играть нечего.
Персонаж в одиночестве всегда можно представить как поле борьбы добра и зла, как поле действия в конфликте. Если этого нет, действиям угрожает прямолинейность.
Черт и ангел — это метафоры крайности. В жизни мы не часто доходим до предела. Гораздо чаще внутренние конфликты смутно будоражат нашу душу, не находя выхода в действиях. Намерений у нас, как правило, много, и все разные. Но пока мы не найдем для них форму в действиях конфликта, о них никто не догадается.
Душу распирает желание прославиться, разбогатеть, покорить мир. Эти бесплодные мечты — ваша тайна.
Чтобы сделать эту тайну видимой, ее надо представить, как борьбу намерений в конфликте. В этом случае действуют все правила развития конфликта — вы их знаете: в конфликте действуют два персонажа, их действия надо довести до крайности... Кто они, эти представители ваших личных тайн, ваш личный черт, ваш персональный ангел?
РАЗНОСТЬ ПОТЕНЦИАЛОВ
Для развития конфликта нам надо понять, чем заряжен каждый из противников. Чем больше разность потенциалов, тем ярче искра конфликта.Разность потенциалов может быть тончайшей щелью в отношениях. Мы вводим в нее нож анализа и осторожно раздвигаем эту щель
конфликтом. Нет такой ситуации, в которой профессиональный рассказчик и режиссер не могли бы развить конфликт. Чем больше разность потенциалов, тем ярче искра конфликта.
Один убегает, другой догоняет - тут все ясно. Он заряжен убийством, я заряжен спасением.
Один обвиняет, другой защищается в суде - тут заявлены очевидные противоположные интересы. Но вот двое беседуют:
— Ты меня любишь?
— Я тебя люблю.
Есть ли тут конфликт? Чтобы ответить, надо найти, чем заряжен каждый персонаж.
Она заряжена любовью. У него есть вещи поважней. Он отвечает, не поднимая головы. Он считает деньги. Именно теперь, когда она хочет сообщить, что у нее будет ребенок!..
Развивайте конфликт в событие, вы дойдете до слез, истерики. А ведь началось с нежного поцелуя.
— Ты меня любишь?
— Я тебя люблю. Она заряжена страхом. Ей одиноко,она в панике.
Он заряжен уверенностью. ''Успокойся, Я тебя спасу", — говорит его заряженность. Конфликт грозит извне.
— Ты меня любишь?
— Я тебя люблю.
Она-то любит. А он — мерзавец и сутенер. Только она не догадывается об этом. Раздвинем тонкий, как волосок, зазор разности потенциалов. Он может превратиться в пропасть события.
В конфликте важны не слова, а намерения. Важно то, чем заряжены персонажи на длительный срок. Важно то, что определяет доминанту поведения в конфликте.
Конечно, понять поведение в сцене можно, только исходя из всей роли. Каждое событие — часть единого конфликта всего фильма. Но в любой сцене мы можем найти, развить и превратить в событие этот зазор.
В развитых отношениях разность потенциалов уже на старте велика.
— Ты меня любишь?
— Я! Тебя! Люблю! — орет он ей в лицо. На самом деле он ее ненавидит. Но он в капкане, и она его не выпустит.
А вот отношения набухают разностью потенциалов.
— Ты меня любишь?
— Я?.. Тебя?.. Люблю... — вздыхает он. Вроде бы любит. А может, и не очень... Он пожимает плечами. Она плачет. Он утешает... Конфликт покатился.
Зазор в разности потенциалов может быть едва заметен, но корни конфликта, как правило, растут из предыдущих сцен.
— Тебе нравится Отелло?
— Мне очень нравится Отелло.
—Тебе егожалко?
— Мне его очень жалко.
— А Дездемону жалко?
— Конечно, жалко.
Два человека мирно обсуждают только что увиденный фильм. Им обоим нравятся те же сцены, те же артисты, их восхищают одни и те же моменты. Но один культурнее и хочет показать это другому. Это уже повод для конфликта. Или один хочет понравиться другому, убедить его в душевной близости.
Двое влюбленных целуются. Зеленые попугайчики так целуются клювами всю жизнь и счастливы на ветке.
Но мальчик хочет больше, чем может предложить подружка. Он добивается, она сопротивляется. Она боится его потерять. А он прет, как танк. Возникает безвыходная ситуация. Теперь характеры проявятся без масок.
Люди в машине. Они друзья и едут к общей цели. За рулем лихач — конфликт. Слишком осторожен и медлителен, а время не терпит - конфликт.
Двое делают общую работу. Но для одного она смысл жизни, а другой ради нее бросил что-то более важное - конфликт.
Если есть возможность столкнуть партнеров в сцене лицом к лицу, мы всегда можем развить их отношения как конфликт. И это лучшее из всего, что мы можем сделать в драме.
Главная задача развития конфликта - заставить зрителей вместе с
актерами пережить эмоциональный опыт персонажей. Это и есть сопереживание. Вовлечь зрителей в сопереживание не простое дело. Конфликт лучше всего поможет этому. Потому что при конфликте эмоции рождаются в конкретной борьбе на наших глазах. Нашим эмоциям прочерчивается путь развития — мы следуем ему, и эмоции растут. Как только сопереживание достигнуто, сцена состоялась.
ОРИЕНТИРЫ ДЛЯ КОНФЛИКТА
В момент развития конфликта мы наиболее творчески соприкасаемся с текстом сценария. Текст не может зафиксировать полный эмоциональный опыт сцены. И он не должен этого делать. Достаточно в тексте дать правильные ориентиры для развития и столкновений. Какие ориентиры являются ключевыми? Что помогает актерам?
1. Чем больше контраст персонажей, тем ярче выглядит конфликт.
Мужчина против женщины, ребенок против взрослого, старость против юности, бедность против богатства, глупость против хитрости.
2. У персонажей должны быть две различные амбиции. В конфликт вступает то, что на самом деле хочет персонаж, а не то, что он заявляет словами. В маленьких конкретных конфликтах выявляются большие жизненные интересы. А до конфликта они спрятаны внутри характеров.
3. Две различные мотивации сталкивают персонажей в конфликте. В
конфликте "что я хочу" — всегда конкретно. ''Почему я хочу этого" — также должно быть ясно и несоединимо с "почему" — антагониста.
4. В конфликте сталкиваются две разные враждующие цели. "Я хочу убить", а он "хочет выжить" — здесь все ясно. Чтобы он выжил, я должен быть убит. Но в жизни враждуют маленькие цели, они не так явны.
Иногда эти цели находятся за пределами сцены. Надо их выяснить и сделать понятными, тогда конфликт окрепнет.
5. Герой и антагонист действуют в разных масках. Маска — не обязательно выражение лживости. Она чаще - зашита от агрессии среды. Слабый человек выступает в маске супермена. Обманщик — в маске
добряка с золотым сердцем. Нежный в маске притворной суровости. Маска может прирасти к человеку. Американцы улыбаются. Это их маска. Так они встречают свои и ваши проблемы. Когда конфликт срывает эту маску, они беззащитны. Маска — это часть личности.
6. Непонимание друг друга — важный элемент развития конфликта.
Недоразумение только маленькая часть непонимания, но выяснить и его не так просто. Разница менталитетов может столкнуть персонажей в непримиримой схватке по самым непредвиденным поводам. В жизни
мы договариваемся в компромиссе. В драме компромисс не работает как окончательное решение. Вместо него действует конфликт.
7. Для того чтобы конфликт эмоционально увлекал нас,персонажи должны быть заряжены универсальными эмоциями. Этих эмоций не так много. Они понятны каждому. Например:
- страх
— паника
- наслаждение
— разочарование
— беспомощность
- вина
— вожделение
- радость...
Конфликт — это способ действия персонажей. Этими действиями они раскрывают и развивают в нас эмоции. Персонажи борются, их эмоции выходят наружу, и мы воспринимаем их. Все это рождается в конфликте.
БАРЬЕРЫ В КОНФЛИКТЕ
Важным элементом конфликта являются барьеры. Только преодолевая барьеры, персонажи делают конфликт видимым. Барьеры выявляют характер. Если нет барьеров, нет и развития конфликта.
Проще всего показать конфликт в словесном споре персонажей. Обычно герой и антагонист придерживаются противоположных взглядов на все главные вещи. Одно удовольствие писать диалоги их споров. Воображение распирает от эффектных реплик, рука сама пишет. Но это последнее, что мы должны делать.
Есть простой критерий целесообразности диалога в драме. Если слова ставят барьер, который должен преодолеть противник в конфликте. они помогают. Если слова только расцвечивают, проясняют черты характера, не относятся к тому, что развивается здесь и сейчас, им надо искать другое место, где они создадут барьер. Или выкинуть.
В романе или повести у диалога совсем другие функции. Там он гораздо ближе к нашим вербальным контактам в жизни. Но жизнеподобие драмы — это тонкий слой кожи, который скрывает скелет и мышцы конструкции. Как сказал один писатель: "Романист, который пишет драму, подобен капитану корабля, терпящему бедствие. Он выбрасывает за борт все, что мешает кораблю добраться до порта".
Конфликт — это, по сути, диалог: вопрос—ответ—вопрос... Но вопросы и ответы — это не слова, а действия. Вопросы имеют вид барьеров для противника.
Барьеры могут быть внешние и внутренние. Решиться на что-то — значит преодолеть барьер внутри себя. Действовать — значит преодолеть барьер в реальной драматической ситуации.
В конфликтах мы ищем для каждого характера самый высокий барьер, который он может преодолеть.
ТРИ СТУПЕНИ В РАЙ ИЛИ В АД
Драма стремится развить крайние состояния всего, что попадает в ее поле. Счастье стремится стать раем, несчастье — адом. Жизни угрожает смерть, любви — предательство.
Конфликты в драме также стремятся к максимуму. Их максимум — катастрофа. Как заметил Чехов: "'В конце герой или женись, или стреляйся". Было бы полезно иметь в руках структуру, инертную к качеству конфликта. Любой конфликт — оригинальный или тривиальный, слегка намеченный и грубый, кровавый — может получить в этой структуре шанс развиться до катастрофы. Конечно, при этом конфликты не должны потерять свою оригинальность.
Если такая болванка для разных конфликтов есть, мы сможем видеть, что и где мы не дожали, развивая потенциал конфликта. Мы получим модель, которая имеет шансы постоянно находиться на нашем рабочем столе.
Лучшей структурой для фильма в целом является трехактное развитие.
Впервом акте намечается конфликт, обрисовываются все персонажи. В конце первого акта возникает резкий поворотный пункт.
Второй акт. Поворотный пункт усложняет ситуацию главного героя. На пути главного героя появляются препятствия, которые он преодолевает. Конфликт вырастает. Растет и активность героя. В конце второго акта возникает второй поворотный пункт. Он неожидан и кажется непреодолимым. Он гонит действие в третий акт.
Третий акт. Драматическая ситуация героя резко усложняется. Ему грозит полная катастрофа. В самый критический момент — кульминацию — герой находит выход или гибнет. В любом случае конфликт разрешается в максимальной точке его напряжения.
В одной книге я видел схему, где сценарий представлен как река, по которой плывет лодка с персонажами. На пути лодки из воды торчат опасные камни. Течение может разбить лодку. Река — это предлагаемые обстоятельства, течение — альтернативный фактор, камни — барьеры в конфликтах, которые надо преодолеть, двигаясь к цели.
В конце первого акта река резко поворачивает. Это первый поворотный пункт. Русло реки сужается - скорость течения возрастает (растет альтернативный фактор). Камней становится все больше (усложняются барьеры). Поворотный пункт ставит главного героя на грань катастрофы. Конфликт возрастает.
В конце второго акта на реке еще один крутой поворот. За ним открывается водопад. Лодка несется к неотвратимой гибели. Если мы не предложим что-то для ее спасения, произойдет катастрофа.
Как всякая аналогия, эта схема упрощает, но для контроля над развитием сценария она работает хорошо. Оказывается, что схема помогает развитию любого конфликта из любой драматической ситуации. Она работает в маленькой форме так же хорошо, как и в полуторачасовом фильме. В этой схеме удачно соединены непрерывность течения жизни в истории. И необходимые развитию драмы скачки в развитии конфликта.
Река жизни течет непрерывно, но поворотные пункты в конце каждого акта резко усложняют проблемы героя. Похоже, что, плывя по этой реке, персонажи могут довести свои конфликты до общей катастрофы в кульминации фильма.
Может быть, это хорошо функционирует только в массовых коммуникациях? Может, в высоком искусстве стереотипная структура трехактного развития неуважаема?
Представим себе семинар американских сценаристов "Как написать шедевр и продать за миллион?". Туда приходит молодой парень с бородкой клинышком и говорит: "Здравствуйте, меня зовут Антон. Друзья называют меня импрессионистом, я не уверен в успешности моих конструкций на рынке. Может, вы их поправите? Вот у меня такая идея, просто набросок характера на трех страницах. Студент-медик живет с девушкой из бедной семьи. Он относится к ней как к вещи. К нему заходит его друг, художник-реалист, и одалживает девушку в качестве натур-
щицы. При этом художник ругает приятеля за беспорядок и грязь. Оставшись один, студент мечтает о будущем, где он станет известным врачом. Сожительнице, естественно, нет места в этом будущем. И он решает приблизить это будущее — немедленно выгнать девушку. Но потом мирится с ней. Проблема в том. что эта девушка любит парня". Лектор читает рассказ и говорит:
— Слушайте, у вас очень четко просматривается деление на три части. В первой заявляются проблемы главной героини. Во второй гость. художник, обостряет эти проблемы. В третьей возникает катастрофа. Я бы ничего в принципе не поправлял.
— Тогда посмотрите еще один рассказик. Это просто зарисовка характера. Такой человек, который все время как бы защищается от жизни в футляре. Я его так и назвал "Человек в футляре".
Лектор читает и удивленно поднимает глаза:
— Прекрасная заявка. Но в ней трехактная структура выражена еще более явно. В первом акте заявлены проблемы, во второй части они усложняются. В третьей части они обостряются и доводят героя до смерти. Скажите, молодой человек, вы раньше не посещали наших курсов сценарного ремесла?
— Не приходилось.
— Очень странно. Как ваша фамилия?
— Чехов.
Вслед за Чеховым приходит другой парень, с усами и длинными волосами на косой пробор. Он говорит:
— Я пишу рассказы и повести. Друзья говорят, что я необыкновенно изобретателен по части выдумывания необычайных литературных конструкций. Пожалуйста, покажите мне мои ошибки. Вот тут маленькая повесть, это что-то вроде любовной истории маленького служащего и его шинели. Фокус в том, что эта шинель выведена абсолютно как живое лицо.
Лектор читает. Когда он поднимает глаза, на его лице восторг и восхищение. Он говорит:
— Мне трудно чему-нибудь вас научить. И у вас очень четкое деление на три акта. Если позволите, я приведу ваше деление на акты как пример для других слушателей. В первой части герой мечтает о любимой и стремится к ней. Во второй он получает максимум счастья, но теряет любимую и борется за нее до самой смерти. В третьей он превращается в фантастическое существо и мстит своим обидчикам. Я бы с радостью рекомендовал вас в сценарный отдел "Юниверсал". Как вас зовут?
— Гоголь, — говорит усатый юноша и растворяется в воздухе.
Трехактное развитие драматической ситуации в конфликте вы можете обнаружить у любого гения по одной простой причине: это не какой-то особый прием, это универсальный способ выразить авторскую идею через драматическую ситуацию и ее развитие в конфликте.
Идея трехактного развития драматического конфликта, без которой сегодня немыслим ни один американский фильм на рынке, созрела не в недрах "Юниверсал" или "Парамаунт". Массовая культура взяла ее, как впрочем, и все остальное, у гениев и классиков. Их откровения и открытия превращены в массовые стереотипы.
Конечно, есть проблема. И пока мы на нее не ответим, было бы некорректно двигаться дальше. Проблема, на мой взгляд, состоит в том, что удовольствие от искусства всегда связано с новизной и исключением из правила. Именно они дают нам радость прикосновения к тайне и безграничной полноте жизни.
Массовая культура оперирует правилами. И только правилами. Но если в вашем багаже только правила, вы получите сплошной стереотип сверху донизу. Как сказал теоретик структурализма Ролан Барт: "Стереотип — это тошнотворная невозможность умереть", и я не хотел бы толкать вас к этой вечной полусмерти в творчестве.
Однако базовые элементы, лежащие в основе каждого искусства, всегда имеют структуру. Можете называть их стереотипами, но они основа формы.
Поль Валери, великий эссеист и проницательный мыслитель, сказал афористично кратко: "Думают не словами, думают только фразами". То есть в мысли художника должна присутствовать форма.
Это касается каждого искусства. В балете думают фразами, основанными на канонических движениях. В шахматах думают комбинациями, основанными на незыблемых правилах перемещения фигур по полю.
И эти правила не мешают вечному обновлению искусства.
Так же и в драме ее создателям не мешает опора на правило развития конфликта в трех актах. Мне кажется, что гении, которые определили это правило, обладали не только мощью интуитивного прозрения, но и совершенным мозгом-компьютером, который позволял им мгновенно просчитывать тысячи решений и безошибочно выбирать лучший путь.
И это путь трехактного развития конфликта. Посмотрим, как это работает у Чехова.
"Смерть чиновника" Первый акт
Чиновник Червяков в театре случайно чихнул на лысину незнакомо-
го генерала. Червяков сконфужен, он извиняется, но генерал отмахивается, не прощает его по-отцовски, как положено. Червяков растерян.
Второй акт
Крайне обеспокоенный Червяков идет в чужое ведомство, чтобы извиниться перед генералом. Но генерал ведет себя неадекватно. Делает вид, что ничего не помнит. Червяков не получил прощения.
Третий акт
Подавленный, испуганный Червяков снова идет к генералу извиняться. На этот раз происходит катастрофа.
— Пошел вон! - гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал.
— Что-с? — спросил Червяков шепотом, млея от ужаса.
— Пошел вон!!! — повторил генерал, затопав ногами. В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся... Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и... помер. Трехактное развитие дает маленькому рассказу четкую форму.
Другая юмореска на полторы странички текста —"Дачники". Влюбленные молодожены развлекаются тем, что на станции провожают проходящие поезда. С волнением и нежностью ожидают молодые приближения ужина и ночи, чтобы погурманить и предаться радостям любви. И вдруг! Из прибывшего поезда вываливается орава родственников с детьми. Ясно. что мир и покой на даче рухнули. В итоге муж уже не любит, а ненавидит молодую жену - это к ней приехала родня. Вы видите историю, развивающуюся в трех маленьких актах:
— в первом показаны влюбленные, стремящиеся к счастью;
— во втором их любовь сталкивается с препятствиями;
— в третьем любовь катастрофически рушится. Трехактное членение придает юмореске ясную и четкую форму. И мы совершенно не замечаем, что мысль автора движется тремя толчка- Толчки действуют как поворотные пункты, проталкивающие действие в следующий акт.
Поворотный пункт - персонаж попал в драматическую ситуацию. Было хорошо, стало плохо. Было плохо, стало еще хуже. Было совсем плохо — вдруг все исправилось. Это и есть поворотные пункты истории. История получила новое направление.
Персонаж должен действиями отвечать на неожиданное "как вдруг!". Конфликт от этого стремительно вырастает. Мы уже обращали внимание на эти "как вдруг!", разбирая драматическую перипетию. Теперь нам яснее, что структура драмы выстраивает перипетии в лесенку. Каждая ступенька повыше, чем предыдущая. По этим ступенькам мы поднимаемся к кульминации. Причем вся лесенка разделена на три марша. Это и есть три акта. Так мы рассказываем истории, развивая конфликт.
Посмотрим на эти три лестничных марша в маленьком рассказе Чехова"Спать хочется".
13-летняя Варька служит в няньках у сапожника. Сразу задана драматическая ситуация: Варька, сама еще ребенок, до дурноты хочет спать, "глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни глазами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка".
Варька должна всю ночь баюкать орущего младенца. Светает, и крик хозяев: "Варька, затопи печь!" - гонит действие во второй акт. Резко меняются ритм и темп действия. Варьку, измученную бессонной ночью,
гоняют, не давая ни минуты отдыха. В сарай за дровами, разжечь самовар, почистить галоши, помыть лестницу, бежать за пивом, бежать за водкой...
И вот снова ночь, и разражается назревшая катастрофа третьего акта. Варька помутненным разумом находит врага, корень всех ее бед. Это орущий младенец. Варька его душит и, смеясь от радости, засыпает у колыбели. Погружаясь в страшное краткое освобождение от мук реальной жизни.
Три акта.
В первом установлен конфликт.
Во втором конфликт развивается.
В третьем конфликт взрывается катастрофой.
Попутно заметим, что вся история — это одна непрерывная перипетия к несчастью, которая в кульминации резко ломается перипетией к ужасному, трагическому счастью. Попутно заметим, что героиня все время находится в драматической ситуации.
Все структурные элементы, которые мы узнали, действуют сообща.
Трехактное развитие конфликта эффективно при некоторых самоограничениях.
Первое условие. От акта к акту происходит сужение зоны внимания истории, как бы ее концентрация на главном.
Первый акт накапливает. В нем завязываются все главные узлы конфликтов. Это круг людей, объектов, деталей, окружающей среды — все то, что в системе Станиславского называется "предлагаемые обстоятельства". В первом акте собирается вся та информация, с которой мы будем работать во втором и третьем акте.
В применении к нашей системе:
Что за лодка?
Какие люди в ней?
Куда и зачем плывут?
Что за река?
В первом акте мы, говоря языком шахмат, расставляем фигуры на доске и делаем первые ходы.
Второй акт. Драка завязалась, игра осложнилась. В обилии появляются разные пакости. На пути героев все новые и новые препятствия. Нам гораздо продуктивнее раскрывать неожиданное в привычном, чем узнавать все новое и новое.
Лодка казалась прочной, а оказалась с дыркой.
Течение было спокойным, а теперь лодку несет со страшной силой.
Река томно манила, как купчиха на картине Кустодиева, а теперь из воды торчат камни, вода вокруг бурлит.
Спутники выглядели как порядочные люди, а обнаружилось, что они лжецы, злодеи и насильники.
Не правда ли, это узнавание вам напоминает что-то из опыта вашей жизни?
Второй акт обнаруживает изнанку каждой радуги. Мы углубляемся в понимание всех обстоятельств, заявленных в первом акте.
В жизни вы говорите:
— Стоп! Я дальше в этой лодке не плыву. Привет всем. Спасибо за науку. Мое путешествие закончено.
Но в драме главное только начинается. Первый и второй акты — это всего лишь подготовка к катастрофе третьего акта. В драме вы хотите
выяснить суть зла, доказать свою правоту, установить справедливость и порядок вашего мира. В драме вы не можете уклониться от нарастающих ударов конфликта. Вы хорошо познакомились за два первых акта с коварным характером реки, ее капризным течением. У вас нет иллюзий по поводу крепости судна. И вы знаете, что ваших спутников не убедят слова и обещания. Будет драка до смерти или до победы. И пусть лодку несет в пропасть водопада. Вы должны сосредоточиться на самом главном. Тогда из глубины вашей души появляются дополнительные силы, таившиеся в ней. Конфликт разрешается с наибольшей полнотой, и философский смысл происходящего возникает как итог беспощадной и бескомпромиссной борьбы. Это драма.
Как видите, вам для утверждения вашей позиции выгодно, чтобы в третьем акте не было новой информации, отвлекающей вас от последней схватки. Все ваши силы должны быть отданы борьбе с уже известным злом. Но и зрителям это выгодно. Они совершенно случайно наблюдают за вашей лодкой уже больше часа. Вжились во все подробности. И очень хотят помочь вам своим сочувствием. Когда им ясно, "кто есть кто", они эмоционально вовлекаются в ваши проблемы. А как только возникает что-то новое, они отвлекаются и должны думать: кто этот тип? Откуда? Что ему надо? Не врет ли? Эмоции зрителей сразу падают на ноль. Вам надо снова разжигать печку. Так что зрителям хорошо то же, что хорошо вам — автору и режиссеру, Поменьше новой информации в третьем акте. Побольше взаимных ударов в окончательном реше
нии конфликта. В бою высекаются искры истины. И пусть дерутся те, кого мы понимаем лучше всего, - главные герои.
Но и для актеров большая драка в катастрофе третьего акта — лучшее, что можно придумать. Дайте актерам возможность действиями высказать все то. что они думают о своих персонажах.
Так что для всех лучше, чтобы катастрофа третьего акта развивалась на узкой площадке в центре зоны внимания драмы. Эта площадка как центр мишени.
Посмотрим, как это работает в многолюдном рассказе Чехова"Именины". Ольга Михайловна - привлекательная женщина на седьмом месяце беременности и ее муж, красивый, умный, ироничный помещик, празднуют именины мужа Петра Дмитриевича.
Жизнь супругов опутана обыденными житейскими мелочами. Поначалу их и конфликтами не назовешь. Так, недоразумения, мелкая ревность, маленькие лжи. невыясненные претензии. Но мелочи, знакомые каждому, сплетаются в сплошную сеть. И как бы мимоходом слипается в единый ком все то, что будет молотом бить во втором и третьем акте, когда конфликт напряжется.
Первый акт многолюден, наряден, он наполнен множеством восхитительных деталей и наблюдений. В нем передана атмосфера душного преддождевого летнего дня. Мы полностью погружены в беззаботную жизнь, где все существует с полной естественностью. В голову не придет, что это не просто мастерски написанные картины жизни, а тщательно подготовленные позиции для взрыва во втором и катастрофы в третьем актах.
К концу первого акта у вас возникает полное ощущение, что вы просто провели праздничный день в богатой усадьбе на именинах хозяина. И хорошо понимаете усталость и воспаленную раздражительность Ольги Михайловны, спрятанную за приветливой маской хозяйки.
Второй акт. Супруги одни в полутемной спальне. Все гости остались в первом акте. Нет никого, кроме двух главных фигур конфликта. Первый же камушек увлекает за собой лавину. Не успеваем опомниться, как все охвачено огнем семейной ссоры. Она кажется бессмысленной, но мы уже хорошо понимаем мотивы поведения героев, мотивы каждого слова и жеста. Это сделал первый акт.
Ссора быстро достигает кульминации и как будто затихает внешне. Но на самом деле огонь загнан внутрь, он взорвется в катастрофе третьего акта.
Третий акт. Начинаются схватки преждевременных родов. И все
сконцентрировано на лице страдающей Ольги Михайловны. Муки преждевременных родов.
Выкидыш.
Мертвый ребенок.
Сама Ольга Михайловна между жизнью и смертью.
Муж в полном отчаянии.
Все катится в ад. пока не останавливается отчаянным стоном Петра Дмитриевича:
"Зачем не берегли мы нашего ребенка".
Не будем касаться гениального текста. Вглядимся в конструкцию. Вся необходимая информация получена нами в первом акте.
Второй акт превращает эту информацию в конфликт и развивает этот конфликт до максимума.
Третий акт превращает конфликт второго акта в катастрофу.
В фильмах попроще эта конструкция выглядит погрубее. Вы ее без труда обнаружите и в превосходном бестселлере "Крестный отец", и в классном триллере "Побег", и в любом профессиональном фильме, имеющем успех.
Но лучше еще раз обратиться к Чехову. В "Именинах" действие разворачивается в течение суток. В"Ионыче" на 17 страницах — двадцать лет жизни главного героя. Конструкция та же.
Первый акт. Радостное начало. В провинциальный город приезжает молодой врач Дмитрий Ионыч Старцев. Он влюбляется в Катеньку Туркину, молодую пианистку. Мать Катеньки пишет романы, отец — хлебосольный и остроумный барин. Все полно какой-то надежды, обещает радость новизны, счастье бесхитростной провинциальной жизни. Это первый акт, в нем 11 страниц. Почти две трети — и практически вся информация. Дальше информация видоизменяется два раза: во втором и третьем акте.
Второй акт. Прошло четыре года. На 5 страницах показаны только ранее известные фигуры и факты. Но теперь маски сорваны, тайные пружины вскрыты. Хозяин-пустозвон, хозяйка-графоманка, дочь бездарно съездила в Москву и вернулась как побитая собака. Но и Старцев, оказывается, заряжен не юношеским идеализмом, а равнодушием и стяжательством. Как будто он уже и не способен на любовь и сочувствие. Какое странное превращение!
Третий акт доводит это превращение до конца. Разгадка дана резко, жестоко, страшно. Катастрофическое изменение Старцева закончено.
Конфликт человека с рутиной провинциальной жизни выявлен с лаконичностью и полнотой. Старцев съеден, переварен и превращен в монстра.
Если актер задумывает свой персонаж как роль с трехактным превращением, у него появляются дополнительные шансы выглядеть в любом ансамбле ярко. Его заметят и не забудут, потому что в роли появляется форма.
У меня в работе был пример этого развития роли на фильме "Затерянный в Сибири". Там снимались талантливые актеры, по российской традиции они импровизировали, играли раскованно, не контролируя
стратегию своей роли. Знали — это дело режиссера. Он укажет, он поправит, он смонтирует. Англичанин Энтони Эндрюс по всем статьям проигрывал им. Не импровизировал, не предлагал парадоксальных номеров, не ставил роль с ног на голову, короче — никаких проявлений импульсивного таланта. Ассистентки сокрушались: "Какие у нас классные свои артисты, что же нам так не повезло с иностранцем!"
Эндрюс разделил роль на три части.
В первой части он был живой, импульсивный, быстро говорящий, с горящими глазами — такой была его жизнь на свободе.
Во второй части он заторможенно двигался, медленно думал, казалось, что самая простая информация с трудом усваивается его отупевшим мозгом. Это была его жизнь в лагере. Он превращался в животное.
В третьей части появилась жестокость и четкость. Вырос боец. готовый каждую минуту отстаивать свою жизнь в прямой схватке до смерти. Он цепко схватывал все вокруг себя и не выходил из напряженного внимания ни на миг. Как будто родился иной человек. Это была завершающая часть фильма.
Никакие предложения разнообразить или на короткий миг взорвать этот рисунок Энтони не принимал. Но, когда снятый фильм лег на монтажный стол, красочные импровизации наших актеров клочьями летели в корзину. А в роли Эндрюса кадр прилипал к кадру намертво, и общее впечатление росло день ото дня. Он играл только по существу конфликта. Роль получила четкую форму. В конце уже никто не сомневался, что это одна из удач фильма.
Трехактное развитие персонажа далеко не всегда заложено в сценарии. Это то, что мы можем внести в роль. С этим мы должны работать, развивая сценарий всего фильма и главные роли.
У меня, как, наверное, у каждого режиссера, была идея поставить "Вишневый сад". Я хотел увидеть Раневскую в первом акте значительно моложе своих лет. Юная, счастливая, с порывистыми движениями, летяшей походкой, вся в волнении, с легкими переходами от радостного смеха к плачу. Еще бы! Она пять лет не была дома и вдруг ощутила себя в центре внимания всех близких ей людей, и сад, милый сад, вот он вокруг нее.
Второй акт. Раневская выглядит на свои года, сосредоточенно думает. Надо решать свою проблему. Что делать с Варей? Как жить дальше Ане?.. И неразрешимая ситуация с Вишневым Садом, лучше о ней не думать сейчас...
Третий акт. Раневская резко постарела. Будто прошло не два месяца, а двадцать лет. В движениях какая-то неуверенность, руки слегка дрожат. Она старается спрятать это и сама пугается, будто замечает дыхание смерти.
Такое же резкое трехактное развитие можно увидеть у Лопахина. В первом акте добрый, нежный, как будто не во всем уверенный. Российский интеллигент из народа. Ум хваткий, но приветливости и ласковости гораздо больше, чем обычно бывает у преуспевающего бизнесмена.
Во втором акте его раздражают все эти идиоты, не способные понять, что гибнут. Он с трудом сдерживается. И внутренне все время матерится. Глупые бездельники не хотят принять помощь, которая их спасет! Он все время про себ