Общие сведения о психофизиологической организации речи

Выше мы кратко остановились на отдельных компонентах порождения и на отдельных его ступенях. В заключение главы рассмотрим акт порождения речи, акт речевой деятельности как целое.

Независимо от той конкретной модели, которая предлагается в каждом отдельном случае, все концепции порождения речи имеют нечто общее. Первое, что во всех этих концепциях обязательно присутствует, — это этап порождения, соответствующий «семантической интенции» как наиболее общему замыслу высказывания. Второй этап — этап формирования грамматической структуры высказывания. Третий — этап превращения «голой структуры» в цепь звучащих слов.

Существуют, однако, по крайней мере две концепции порождения, где присутствует, так сказать, «нулевой» этап порождения, соответствующий мотивационной стороне высказывани я. Это концепция Б. Скиннера [139] и концепция школы Л. С. Выготского. Выше мы уже говорили подробно о понятии деятельности и месте в ней мотива; остается добавить, что идеи Скиннера диаметрально противоположны, он сводит всю речевую активность к сумме внешних механических навыков и речевую способность человека отождествляет с организацией этих навыков [145].

Несмотря на свою явную неприемлемость в целом, интерпретация Скиннером речевого поведения содержит классификацию мотивов, представляющую общий интерес и используемую в советской психологии [48]. По Скиннеру, возможны две группы мотивов речевого высказывания, называемые им demand и contact .<360> Первая группа — это просьба, требование, желание, реализуемые в речевом высказывании; оно формулирует не какую-то сложную информацию познавательного характера, а известное эмоциональное состояние. Вторая группа мотивов имеет в своей основе намерение передать известное содержание, установить контакт с собеседником. Кроме того, Скиннер указывает на возможность «эхо-ответа» ( echoic response ), т. е. простого повторения стимула.

Следующий («первый») этап порождения — это то, что можно назвать семантической интенцией, или замыслом высказывания. На этот счет есть разные точки зрения. Так, для большинства авторов, следующих за Н. Хомским, этот этап соответствует «стволу» дерева структуры предложения, т. е. тому его узлу, который обычно обозначается как S . Л. Долежал [19, 22] отождествляет его с «выбором подмножества элементарных языковых изображений (слов — основ) для заданных внеязыковых «событий» из множества слов данного языка» (а «прагматический» уровень кодирования он помещает после грамматического). К. Пала, в цитированной выше статье более точно говорит о «структуре представлений». Л. С. Выготский говорит о «внутренней речи» в определенном смысле (см. выше). А. Р. Лурия считает первым этапом «линейную схему предложения» и т. д. Разнообразие мнений по этому вопросу весьма велико, потому что экспериментальные свидетельства о первом этапе порождения практически отсутствуют.

Немалую долю ответственности за такой разнобой несут лингвисты. Дело в том, что психолингвистика развивалась в последние годы преимущественно как серия попыток использовать в психологическом исследовании модели, разработанные лингвистикой для своих целей и, естественно, требующие — при подобном использовании — серьезного пересмотра. Но такого пересмотра не было [14]. А лингвистическая по происхождению модель не может не концентрироваться прежде всего вокруг правил грамматического порождения, оставляя в стороне проблемы, связанные с «дограмматическими» этапами этого порождения.

Лингвистическая традиция в психолингвистике обусловила еще два ее недостатка, которые она до сих пор не устранила. Это, во-первых, полное нежелание считаться с тем, что существуют различные виды речи, в которых механизм порождения высказывания может соответственно модифицироваться; различные функции речи; различные коммуникативные типы предложений. Это, во-вторых, уже отмеченная ранее применительно к трансформационной модели полная убежденность в том, что лингвистическое тождество есть в то же время тождество психолингвисти<361>ческое, т. е. в том, что одна и та же лингвистическая структура может быть порождена одним и только одним способом (за исключением случаев двусмысленности). Между тем, это совершенно не обязательное условие, на чем мы далее остановимся. Пока же вернемся к различным типам речевых высказываний.

Вслед за А. Р. Лурия можно выделить по крайней мере четыре психологически различных типа речи. Это, во-первых, аффективная реч ь. «Под аффективной речью имеются в виду восклицания, междометия или привычные речения: да — да — да; ну, конечно; черт возьми! Эти формы речи, собственно говоря, вообще не исходят ни из какого замысла, они не формируют никакой мысли, они скорее проявляют известные внутренние аффективные состояния и выражают отношение к какой-нибудь ситуации. Эти элементарнейшие формы высказывания часто используют интонацию...» [48, 33]. Аффективная речь может сохраняться у афатиков при нарушении других форм речи.

Вторая форма — устная диалогическая реч ь. В ней «исходным начальным этапом или стимулом к речи является вопрос одного собеседника; из него (а не из внутреннего замысла) исходит ответ второго собеседника» [48, 34]. Это обеспечивает, между прочим, возможность взаимоналожения реплик — один собеседник еще не кончил говорить, а другой уже начал, перебивая первого [109]. К этому типу речи близок в некоторых своих особенностях так называемый синхронный перевод [82].

Сам принцип организации диалогической речи несколько иной, чем принцип организации развернутых, монологических форм речи. В ней с самого начала участвует фактор, вызывающий нарушение нормального грамматического порождения — фактор контекста (ситуации), о котором мы уже говорили ранее. Анализируя отличия в грамматической структуре диалогической речи, можно видеть, что этот фактор в известном смысле первичен по отношению к механизму грамматического порождения, по-видимому, именно на этапе «замысла» и происходит учет этого фактора, что соответствует некоторым данным, полученным современными американскими психолингвистами [15].

Следующий вид речи — это устная монологическая реч ь, наиболее типичная, о которой в 99% и говорят психолингвисты (ив 90% случаев — лингвисты), забывая о существовании других видов устной речи. И, наконец, четвертый вид— это письменная монологическая реч ь. Она также имеет свою психологическую специфику, ибо, во-первых, максимально адиалогична (собеседник в этом случае обычно абсолютно не знаком с темой высказывания и отделен от пишущего сколь угодно в пространстве и времени), во-вторых, максимально<362> осознана и допускает определенную работу над высказывание м, постепенное нащупывание адекватной формы выражения.

Если обозначить аффективную речь, диалогическую речь и т. д. как типы речи, то вторая важнейшая классификация — это классификация видов речи по функциям, Так, по Ф. Кайнцу [118, 173], можно выделить следующие адиалогические (т. е. не обязательно реализующиеся в каждом акте речи) функции языка или речи: эстетическая, этическая (выражение определенного отношения к собеседнику), магическо-мифическая и логико-алетическая (выражение мировоззрения). Р. Якобсон [110] выделяет следующие функции соответственно шести компонентам акта речи (отправитель, адресат, контекст, код, контакт, сообщение): эмотивная (выражение чувств и воли говорящего), конативная (направленность на модальность речи), референтная (обозначение предметов внешнего мира), метаязыковая, фатическая (установление контакта) и поэтическая. Эти и другие классификации имеют, однако, прежде всего узко лингвистическую ценность, позволяя охарактеризовать с функциональной стороны виды речи, различные по своей формальной организации. Лишь отдельные элементы этих классификаций связаны с психологической характеристикой высказывания. В частности, психологической спецификой обладают речь поэтическая (о чем говорил еще в конце XIX в. Д. Н. Овсянико-Куликовский), магическая и особенно речь, соответствующая метаязыковой функции языка. Гораздо существеннее с психологической стороны произведенное К. Бюлером [95, 149] выделение симпрактической и симфизической речи ( Male и Marken ). Симпрактическая речь — это речь, вплетенная в неречевую ситуацию; симфизическая — речь, выступающая как признак вещи [42, гл. 1].

Далее необходимо очень кратко остановиться на различных коммуникативных типах предложений. Это понятие объективно связано с идеей «коммуникации» (см. выше) и соответствует различным типам коммуникаций. Одну из наиболее четких классификаций в этом плане можно найти у В. А. Богородицкого [7, гл. XIII ], выделявшего «предложения, изображающие факт», «предложения, определяющие подлежащее относительно его родового понятия», и «предложения, определяющие подлежащее относительно качества». В последнее время в этом направлении работает Г. А. Золотова [25].

Что касается необязательности порождения каждой лингвистической структуры только одним способом, то здесь нам приходится сказать то же, что несколько ранее мы говорили по поводу соперничающих теорий восприятия речи. По-видимому, в зависимости от внешних факторов (таких, как бульшая или меньшая ситуативная и контекстуальная обусловленность, возможность или невозможность последовательного перебора вариантов и т. д.<363> порождение может идти разными путями, что и обеспечивает возможность в равной степени убедительного экспериментального подтверждения различных моделей. Как известно, сейчас имеются данные, подтверждающие как модель НС, так и трансформационную модель.

Наши знания о втором этапе порождения гораздо более определенны, чем знания о первом, но отнюдь не окончательны. Обобщая все, что сейчас известно по этому поводу, можно представить себе то, что происходит на этом этапе, примерно в следующем виде.

Предположим, что мы уже имеем готовую программу высказывания, закодированную в субъективном коде. Далее происходит перекодирование первого элемента программы (это, по-видимому, эквивалент субъекта действия) в объективный языковый код и развертывание его по правилам НС вплоть до порождения первого слова (или, если это слово уже хранится в памяти, до приписывания ему синтаксической характеристики). Синтаксические и семантические характеристики этого слова «записываются» в кратковременную (непосредственную) память. Затем, опираясь на эти признаки, мы прогнозируем (предсказываем) появление очередных элементов сообщения на какой-то отрезок вперед; видимо, таким отрезком является синтагма. Конечно, всегда возможны несколько вариантов такого прогноза; чтобы выбрать из них один, мы сопоставляем последовательно появляющиеся варианты с имеющейся у нас программой и с другой наличной информацией о высказывании. В результате сопоставления мы получаем какой-то определенный вариант прогноза и начинаем его осуществлять, подбирая к найденной синтаксической модели соответствующие семантические и синтаксические признаки конкретных слов, т. е. давая этой модели конкретное семантическое и грамматическое наполнение.

Впрочем, в результате сопоставления прогнозов с программой может оказаться, что ни один из вариантов прогноза не годится. Тогда можно пойти по двум путям. Или произвести кардинальную перестройку прогнозируемого высказывания, осуществив, например, трансформацию. Или исправить явно неадекватную программу высказывания, не трогая прогнозируемых его вариантов. Оба пути можно проследить в различных психолингвистических экспериментах.

По мнению некоторых авторов (например, Л. Долежала, а из сторонников модели Хомского-Миллера — Дж. Каца, П. Циффа и др.), между этапом грамматического порождения и этапом воплощения речи в звуковой форме лежит еще один этап. Долежал помещает здесь «стилистический фильтр», а трансформационисты — семантический компонент порождения, вступающий в действие уже после того, как сработал компонент грамматический. С другой стороны, некоторые психологи и лингвисты (Клиф<364>тон, например) допускают, как это делаем мы, одновременность операций над синтаксической и семантической структурами, т. е. одновременную ориентацию на синтаксические и семантические «маркеры». С точки зрения экономности механизма порождения второй вариант представляется более заманчивым. В этом случае правила порядка слов включаются в общую систему грамматического порождения.

Наконец, последний этап — это реализация порождающего механизма в звучащей речи, исследованная лучше всего и частично затронутая нами выше.

Как видно из всего сказанного в этой главе, мы еще очень мало знаем о структуре и функционировании механизмов порождения речи. Большей частью мы оперируем здесь не с твердыми данными эксперимента, а с неподтвержденными или частично подтвержденными гипотезами, нередко не поддающимися складыванию в единую модель. Этим обусловливается сравнительно слабая значимость психолингвистических изысканий для собственно лингвистических исследований.

Однако потенциального значения их для лингвистики нельзя недооценивать. Ведь в сущности единственным для лингвиста путем к тому, чтобы из множества возможных описаний языка выбрать наиболее адекватный, является обращение к тем коррелятам, которые данное описание имеет (или не имеет) в реальном акте речи, в реальной речевой деятельности. Описание языка «в себе и для себя», не «увязанное» ни с психологией, ни с социологией речевой деятельности,на современной ступени развития науки едва ли возможно. Именно поэтому в общем языкознании последних лет так часто и так интенсивно обсуждаются проблемы, казалось бы, нелингвистические или, по крайней мере, не только лингвистические — проблема знаковости, проблема универсалий и т. д.

Лингвистика — замечает ли это она сама или нет — перерастает свои традиционные границы.

Библиография

1. О. С. Ахманов а. О психолингвистике. М., 1957.
2. А. Г. Баиндурашвил и. Некоторые экспериментальные данные о психологической природе наименования. «Труды Тбилисского Гос. ун-та», 1966, т. 124.
3. Б. В. Беляе в. Очерки по психологии обучения иностранным языкам. Изд. 2. М., 1965.
4. Н. А. Бернштей н. О построении движений. М., 1947.
5. Н. А. Бернштей н. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. М., 1966.
6. Л. Блумфил д. Язык. М., 1968.
7. В. А . Богородицки й. Общий курс русской грамматики. Изд. 5. М. — Л., 1935.<365>
8. И. А. Бодуэи де Куртен э. Избранные труды по общему языкознанию, т. 2, М., 1963.
9. Л. В. Бондарк о, Л. Р. Зиндер. Дифференциальные признаки фонем и их физические характеристики. « XVIII Международный психологический конгресс. Москва, 1966. Симпозиум 23. Модели восприятия речи». Л., 1966.
10. А. А. Брудны й. К проблеме семантических состояний. — В сб.: «Сознание и действительность». Фрунзе, 1964.
11. А. Валло н. От действия к мысли. М., 1956.
12. Ж. Вандрие с. Язык. Лингвистическое введение в историю. М., 1937.
13. И. Ф. Вардул ь. Об актуальном синтаксисе. В сб.: «Тезисы докладов и сообщений на научной дискуссии по проблеме «Язык и мышление»». М., 1965.
14. В. Н. Волошино в. Марксизм и философия языка. Л., 1929.
15. Л. С. Выготски й. Избранные психологические исследования. М., 1956.
16. Л. С. Выготски й. Мышление и речь. — В кн.: Л. С. Выготский. Избранные психологические исследования. М., 1956.
17. П. Я. Гальпери н. Развитие исследований по формированию умственных действий. — В кн.: «Психологическая наука в СССР», т. 1. М., 1959.
18. И. М. Гельфан д, B . C . Гурфинкел ь, М. Л. Цетли н. О тактиках управления сложными системами в связи с физиологией. — В сб.: «Биологические аспекты кибернетики». М., 1962.
19. Л. Долежа л. Вероятностный подход к теории художественного стиля. — ВЯ, 1964, №2.
20. Н. И. Жинки н. Исследование внутренней речи по методике центральных речевых помех. «Изв. АПН РСФСР», 1960, вып. 113.
21. Н. И. Жинки н. Механизмы речи. М., 1958.
22. Н. И. Жинки н. Новые данные о работе двигательного речевого анализатора в его взаимодействии со слуховым. «Изв. АПН РСФСР», 1956, вып. 81.
23. Н. И. Жинки н. О кодовых переходах во внутренней речи. — ВЯ, 1964, №6.
24. В. П. Зинченк о. Теоретические проблемы психологии восприятия. В сб.: «Инженерная психология». М., 1964.
25. Г. А. Золотев а. О коммуникативных типах речи. М., 1965 (Рукопись).
26. Вяч. Вс. Ивано в. Теория фонологических различительных признаков. — В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 2. М., 1962.
27. Э. В. Ильенко в. К истории вопроса о предмете логики как науки [статья вторая]. «Вопросы философии», 1966, №1.
28. Н. И. Конра д. О языковом существовании. «Японский лингвистический сборник». М., 1959.
29. Ю. Г. Крати н. К методике записи колебаний электрических потенциалов речевой мускулатуры. «Журнал высшей нервной деятельности», 1955, №5.
30. К. Г. Крушельницка я. К вопросу о смысловом членении предложения. — ВЯ, 1956, №5.
31. Е. С. Кубряков а. Из истории английского структурализма (Лондонская лингвистическая школа). — В кн.: «Основные направления структурализма». М., 1964.
32. О. А. Лаптев а. Чехословацкие работы последних лет по вопросам актуального членения предложения. — ВЯ, 1963, №3.
33. В. А. Лекторски й. Принципы воспроизведения объекта в знании. «Вопросы философии», 1967, №4.
34. А. А. Леонтье в. И. А. Бодуэн де Куртенэ и петербургская школа русской лингвистики. — ВЯ, 1961, №4.<366>
35. А. А. Леонтье в. Внеязыковая обусловленность речевого акта и некоторые вопросы обучения иностранным языкам. «Иностранные языки в школе», 1968, №2.
36. А. А. Леонтье в. Внутренняя речь и процессы грамматического порождения высказывания. — В сб.: «Вопросы порождения речи и обучения языку». М., 1967.
37. А. А. Леонтье в. Возникновение и первоначальное развитие языка. М., 1963.
38. А. А. Леонтье в. Психолингвистика. Л., 1967.
39. А. А. Леонтье в. Психолингвистическая значимость трансформационной порождающей модели. — В кн.: «Психология грамматики». М., 1968.
40. А. А. Леонтье в. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. М., 1969.
41. А. А. Леонтье в. Слово в речевой деятельности. М., 1965.
42. А. А. Леонтье в. Язык, речь, речевая деятельность. М., 1969.
43. А. Н. Леонтье в. О механизме чувственного отражения. «Вопросы психологии», 1959, №2.
44. А. Н. Леонтье в. Проблемы развития психики. Изд. 2. М., 1965.
45. А. Н. Леонтье в. Психологические вопросы сознательности учения. «Изв. АПН РСФСР», 1946, вып. 7.
46. А. Н. Леонтье в, Д. Ю. Панов. Психология человека и технический прогресс. В сб.: «Философские вопросы высшей нервной деятельности и психологии». М., 1963.
47. А. Р. Лури я. Высшие корковые функции человека. М., 1962.
48. А. Р. Лури я. Курс общей психологии. М., 1965 (Отпеч. множит, апп.)
49. К. Маркс и Ф. Энгель с. Из ранних произведений. М., 1956.
50. В. Матезиу с. О так называемом актуальном членении предложения. — В кн.: «Пражский лингвистический кружок». М., 1967.
51. «Материалы Второго симпозиума по психолингвистике». М., 1968.
52. Н. А. Менчинска я. Вопросы развития мышления ребенка в дневниках русских авторов. «Уч. зап. Научно-исслед. ин-та психологии», 1941, т. II .
53. Дж. Милле р, К. Прибра м, Е. Галанте р. Планы и структура поведения. М., 1965.
54. И. С. Нарски й. Критика неопозитивистских концепций значения.— В сб.: «Проблема значения в лингвистике и логике». М., 1963.
55. С. В. Неверо в. Иноязычные слова в общественно-языковой практике современной Японии. (Канд. дисс.). М., 1966.
56. Д. Н. Овсянико-Куликовски й. Синтаксис русского языка. Изд. 2. СПб., 1912.
57. О. В. Овчинников а. Опыт формирования звуковысотного слуха. (Автореф. канд. дисс.). М., 1960.
58. В. Оппел ь. Некоторые особенности овладения ребенком начатками грамоты. — В сб.: «Психология речи»., Л., 1946.
59. В. К. Орфинска я. О воспитании фонологических представлений в младшем школьном возрасте. Там же.
60. К. Пал а. О некоторых проблемах актуального членения. «Prague Studies in Mathematical Linguistics», I. Praha, 1966.
61. В. З. Панфило в. Грамматика и логика. М. — Л., 1963.
62. Ж. Пиаж е. Психология, междисциплинарные связи и система науки. М., 1966.
63. Е. Д. Поливано в. Субъективный характер восприятия звуков речи. — В кн.: Е. Д. Поливанов. Избранные работы по общему языкознанию. М., 1968.
64. А. А. Потебн я. Из записок по русской грамматике, т. I — II . М., 1958.
65. А. П. Поцелуевски й. К вопросу о древнейшем типе звуковой речи. Ашхабад, 1944.<367>
66. Психология речи. («Уч. зап. ЛГПИ им. Герцена», 1946, т. III ).
67. А. Н. Раевски й. Психология речи в советской психологической науке за 40 лет. Киев, 1958.
68. И. П. Раслоно в. Актуальное членение и коммуникативно-синтаксические типы повествовательных предложений в русском языке (Авто-реф. докт. дисс.). М., 1964.
69. С. Л. Рубинштей н. Бытие и сознание. М., 1958.
70. Т. В. Рябов а. Виды нарушения многозначности слова при афазии. В сб.: «Теория речевой деятельности». М., 1968.
71. В. Н. Садовски й. Методологические проблемы исследования объектов, представляющих собой системы. — В сб.: «Социология в СССР» т. I . М., 1966.
72. «Семинар по психолингвистике». Тезисы докладов и сообщений. М., 1966.
73. В. А. Смирно в. Генетический метод построения научной теории. — В сб.: «Философские проблемы современной формальной логики». М., 1962.
74. А. Н. Соколо в. Динамика и функции внутренней речи (скрытой артикуляции) в процессе мышления. «Изв. АПН РСФСР», 1960, вып. 113.
75. А. Н. Соколо в. Исследования по проблеме речевых механизмов мышления. — В сб.: «Психологическая наука в СССР», т. I . М., 1959.
76. А. Н. Соколо в. О речевых механизмах умственной деятельности. «Изв. АПН РСФСР», 1956, вып. 81.
77. А. Н. Соколо в. Электромиографический анализ внутренней речи и проблема нейродинамики мышления. — В сб.: «Мышление и речь». М., 1963.
78. И. М. Соловьев а. Языкознание и психология. «Иностранные языки в школе», 1955, №2.
79. Ф. де Соссю р. Курс общей лингвистики. М., 1933.
80. Д. Н. Узнадз е. Психологические основы наименования. — В кн.: «Психологические исследования». М., 1966.
81. Ч. X окке т. Грамматика для слушающего. — В сб.: «Новое в лингвистике», вып. 4. М., 1965.
82. М. Цвиллин г. Синхронный перевод как объект экспериментального исследования. «Тетради переводчика». М., 1966.
83. П. В. Чесноко в. Основные единицы языка и мышления. Ростовна-Дону, 1966.
84. А. С. Чикобав а. Введение в языкознание. Изд. 2. М., 1958.
85. Л. А. Чистович и В. А. Кожевников (ред). Речь, артикуляция и восприятие. М. — Л.,1965.
86. А. А. Шахмато в. Синтаксис русского языка. Л., 1941.
87. Н. X . Швачки н. Развитие фонематического восприятия речи в раннем возрасте. «Изв. АПН РСФСР», 1948, вып. 13.
88. Н. X . Швачки н. Экспериментальное изучение ранних обобщений ребенка. «Изв. АПН РСФСР», 1954, вып. 54.
89. М. С. Шехте р. Об образных компонентах речевого мышления. «Докл. АПН РСФСР», 1959, №2, 3.
90. Г. П. Щедровицки й. О строении атрибутивного знания. Сообщение 1. «Докл. АПН РСФСР», 1958, №1.
91. Л. В. Щерб а. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании. «Изв. АН СССР», 7-я серия, 1931, №1.
92. М . D. S. A rain е . On learning the grammatical order of words. В сб .: «Readings in the Psychology of Language». Englewood Cliffs (New Jersey), 1967.
93. F. A resso n. Langage et communication. — В сб .: «Traite de psychologie. VII. Langage, communication et decision». Paris, 1965.
94. D. A ruc a . Effects of context upon the intellegibility of heard speech. — В сб .: «Information Theory». London, 1956.
95. К . Auhle r. Sprachtheorie. Jena, 1934.<368>
96. N. Chomsk y. [Рец. на:] В. F . Skinner . Verbal behaviour. «Language», 1959, v. 35, 1.
97. Н . Н . N lar k. Some structural properties of simple active and passive sentences. «Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior», 1965, v. 4, 4.
98. Ch. Clifto n. The implications of grammar for word associations. Paper prepared for the Verbal Behavior Conference. N . Y . 1965. [отпечат. множит. апп.]
99. J. Dees е . The structure of associations in language and thought. Baltimore, 1965.
100. P. Delattr a. Les indices acoustiques de la parole. «Phonetica». 1958, v. 2, 1—2.
101. Directions in psycholinguistics (Ed. by Sheldon Rosenberg), N. Y. — London, 1965.
102. A . Fischer-Jorgense n. What can the new techniques of acoustics contribute to linguistics «Proceedings of the 8-th International Congress of linguists». Oslo, 1958.
103. O. Fujimur a. Bilabial stop and nasal consonants: a motion picture study and its acoustical implications. «Journal of Speech and Hearing Research», 1961, v. 4, 3.
104. R. Gode l. Les sources manuscrites du «Cours de linguistique generale» de F. de Saussure. Geneve — Paris, 1957.
105. J. I. Graenber g. The word as a linguistic unit. — В сб .: «Psycholinguistics». 2-nd ed. Bloomington, 1965.
106. M. Hall e and K. N. Steven s. Speech Recognition: A Model and a Program for Research. «IRE Transactions on Information Theory», IT-8, 1962.
107. D. Howe s. Foundations of a physiological theory of human language. Paper to be presented at the Verbal Behaviour Conference. N . Y ., 1965. [отпечат. множит. апп.].
108. R. I usso n. Physiologie de la phonation. Paris, 1962.
109. J. Jaffe a , S. Feldstei n, L. Gasott a. A stochastic model of speaker switching in natural dialogue. Paper prepared for the Verbal Behaviour Conference. N . Y ., 1965. [отпеч. множит. апп.].
110. R. Jakobso n. Linguistics and Poetics. — В сб .: «Style in language». N. Y., 1960.
111. R. Jakobso n. The role of phonic elements in speech perception. [Доклад на XVIII Междунар. психологическом конгрессе, г. Москва, 1966. Отпечат. множит. апп.].
112. R. Jakobso n, G. М . Fan t, M. Hall e. Preliminaries to speech analysis. Cambridge (Mass.), 1955.
113. R. Jakobson and M. Hall e. Fundamentals of language. 's-Gravenhage, 1956.
114. J. Jenkin s. A mediational account of grammatical phenomena. [В печати].
115. J . Jenkin s . Mediated associations: paradigms and situations — В сб .: «Verbal behaviour and learning». N. Y., 1963.
116. O. Jesperse n. Lehrbuch der Phonetik. 4. Aufl. Leipzig, 1926.
117. N. F. Johnso n. Linguistic models and functional units of language behaviour. — В сб .: «Directions in Psycholinguistics», N. Y., 1965.
118. F. Kain z. Psychologie der Sprache. Bd. I. Stuttgart, 1941.
119. J. J. Katz and J. A. Fodo r. The structure of a semantic theory. «Language», 1963, v. 39, 2.
120. A. I. Liberma n. Some results of research on speech perception. «Journal of the Acoustical Society of America», 1957, v. 29.
121. F. G. Lounsbur y. Transitional probability, linguistic structure and systems of habit-family hierarchies. В сб .: «Psycholinguistics». 2-nd ed. Bloomington, 1965.<369>
122. A. R. Luria and O. S. Vinogradov a. An objective investigation of the dynamics of semantic system. «British Journal of Psychology», 1959, 2.
123. В . Malinowsk i. The problem of meaning in primitive languages. — В кн .: С . К . Ogden and J. A. Richards. The meaning of meaning. London, 1960.
124. G. Mille r. Some preliminaries to psycholinguistics. «American Psychologist», 1966, v. 20, 1.
125. G. Mille r. The Psycholinguists. — В сб .: «Psycholinguistics». 2-nd. ed. Bloomington, 1965.
126. G. Mille r, N. Chomsk y. Finitary models of language users. — В сб .: «Handbook of mathematical psychology», v. II. N. Y., 1963.
127. G. Miller and K. Ojemann Mc Kea n. A chronometric study of some relations between sentences. «Quarterly Journal of experimental psychology», 1964, v. 16.
128. G. Miller and D. McNeil l. Psycholinguistics. — В сб .: «Handbook of social psychology». 2-nd ed. Reading (Mass.). [В печати].
129. К. L . Mol l . Cinefluorographic techniques in speech research. «Journal of Speech and Hearing research», 1960, v. 3.
130. С . E. Nobl e. Meaningfulness and familiarity. — В сб .: «Verbal behavior and learning». N. Y., 1963.
131. Ch. E. Osgoo d. Hierarchies of psycholinguistic units. — В сб .: «Psycholinguistics» 2-nd ed. Bloomington, 1965.
132. Ch. E. Osgoo d. On understanding and creating sentences. «American Psgchopologist», 1963, v. 18, 92.
133. Ch. E. Osgoo d, S. Saport a, J. C. Nunnall y. Evaluative Assertion Analysis. «Litera», 1956, v. 3.
134. Ch. E. Osgoo d, G. J. Suci and P. H. Tannenbau m. The measurement of meaning. Urbana, 1957.
135. J. Pru n h a. Contextual constraints and the choice of semantic lexical units. — В сб .: «Prague studies in mathematical linguistics», I. Prague, 1966.
136. Psycholinguistics (ed. by S. Saporta). N. Y., 1961.
137. Psycholinguistics. Baltimore, 1954; 2-nd ed. Bloomington 1965.
138. S. Saport a. Relation between psychological and linguistic units. — В сб . «Psycholinguistics». 2-nd ed. Bloomington, 1965.
139. В . F. Skinne r. Verbal Behavior. N. Y., 1957.
140. Т . Slama-Cazac u. Langage et contexte. 's-Gravenhage, 1961.
141. D. J. Slobi n. Grammatical transformations and sentence comprehension in childhood and adulthood. «Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior», 1966, v. 5, 3.
142. Svedeliu s. L'analyse du langage appliquee a la langue francaise. Uppsala, 1897.
143. К . Tabor у . Semantics, generative grammars and computers. «Linguistics», 1965, v. 16.
144. A. Thumb und K. Marb e. Experimentelle Untersuchungen uber die psychologischen Grundlagen der sprachlichen Analogiebildung. Leipzig, 1901.
145. О . К . Tikhomiro v. [ Рец .] В . F. Skinner. Verbal Behavior. «Word», 1959, v. 15, 2.
146. R. Titon e. La psicolinguistica oggi. Zurich, 1964.
147. A. M. Treisma n. Verbal cues, language and meaning in selective attention. «American Journal of Psychology», 1964, v. 77.
148. H. M. Trub у . Acoustico-cineradiographic analysis considerations with special reference to certain consonantal complexes. Suppl. to «Acta Radiographica», 1959, 182.
149. H. Weinric h. Phonemkollisionen und phonologisches Bewutsein «Phonetica». Suppl. ad v. 4. «Symposion Trubetzkoy» (1959).<370>

[1] Ср. также: «Различия, существующие между речью (явление психологическое) и языком (общественное явление)» [78, 32].

[2] Об американской психолингвистике см. [1; 37], в той же нашей работе см. о соответствующих направлениях во Франции, Германии и Румынии; о школе Фёрса — Малиновского [31], о «языковом существовании» [28; 55].

[3] Подобная концепция «системной локализации психических функций» была впервые разработана Л. С. Выготским.

[4] Легко видеть, что мы опираемся здесь на традиционную дескриптивную модель «единица — вариант». Эта модель аналитическая с четырьмя независимыми уровнями (лексематический, морфематический, фонематический, сонематический, или уровень звукотипов). Ничто в принципе не меняется, если будет использована любая другая модель — при непременном условии, что сохраняется различие между моделью языка и моделью механизма, порождающего язык. Здесь для простоты мы не затрагиваем проблемы текст а. Строго говоря, сегмент потока речи, используемый для выделения лингвистических единиц, и сегмент потока речи, используемый для выделения единиц порождения, принадлежат разным данностям: первый — тексту как элементарной модели потока речи; второй — самому потоку речи, т. е. процессу речевой деятельности (см. [41, 58]).

[5] О понятии «опосредствованная репрезентация» см. [38, 31]. По идее Осгуда, это часть реакции на соответствующее данному речевому стимулу реальное событие, т. е. значение, взятое в чисто прагматическом аспекте (см. об этом ниже).

[6] Ср. также различие «непосредственного» и «опосредствованного» языкового сознания у Г. Вейнриха [149, 51].

[7] См. [3, 93]: «Те или иные мысли выражаются во внешней речи только потому, что предварительно они оказываются словесно выраженными по внутренней речи». Более подробно о различии внутренней речи и внутреннего программирования высказывания, а также внутреннего проговаривания см. [36].

[8] [15, 369—373]. Выготский приписывает внутренней речи три важнейшие характеристики: преобладание смысла над значением; агглютинация смыслов; синтагматическое взаимодействие смыслов. «Переход от внутренней к внешней речи есть сложная динамическая трансформация — превращение предикативной и идиоматической речи в синтагматически расчлененную и понятную для других речь» [15, 375]. Л. С. Выготский и особенно А. Р. Лурия относят эти характеристики и к внутренней программе речевого высказывания.

[9] Еще ранее аналогичное деление находим у Л. Блумфилда [6, 144].

[10] Ср. разграничение «денотативного» и «коннотативного» значений в современной американской науке.

[11] О «синтагматических» и «парадигматических» ассоциациях см. [98].

[12] На это же различие форм мышления и форм логического знания указывает советский философ Э. В. Ильенков (см. [27]).

[13] См. об этих работах [39].

[14] Такой бесконтрольный перенос лингвистических моделей в психолингвистику вызвал довольно бурный протест Дж. Миллера [124]. Но сам он в своих работах нередко грешит подобным переносом.

[15] См. охарактеризованное выше понятие «обратимости» предложения у Д. Слобина [141].

Глава пятая
Проблемы взаимосвязи языка и мышления

Проблема взаимосвязи языка и мышления относится к самым сложным и актуальным вопросам не только общего языкознания, но и логики, психологии, философии. Пожалуй, нет ни одного сколько-нибудь значительного труда в области этих наук на протяжении всего их развития, в котором в той или иной форме не обсуждался бы или по крайней мере не ставился бы этот вопрос. Сложность проблемы обусловлена прежде всего сложностью и противоречивостью природы и мышления и языка. Будучи необходимыми атрибутами человека, оба явления сочетают в себе социальное и биологическое (соответственно двойственной природе человека). С одной стороны, и язык и мышление представляют собой порождение мозга человека как homo sapiens , с другой стороны, язык и мышление являются социальными продуктами, поскольку сам человек есть социальное явление. По словам К. Маркса, «индивид есть общественное существо. Поэтому всякое проявление его жизни — даже если оно и не выступает в непосредственной форме коллективного, совершаемого совместно с другими, проявления жизни, — является проявлением и утверждением общественной жизни» [49, 590].

В единстве социального и индивидуально-биологического проявляется наиболее общая специфика и языка и мышления.

Именно этим, по-видимому, в первую очередь объясняется то трудно обозримое многообразие концепций, которые существовали и существуют в соответствующих науках относительно и языка, и мышления, а тем самым и соотношения между ними. При этом важно подчеркнуть обусловленность этих концепций теми или иными философскими системами, которые иногда даже неосознанно разделялись их авторами.

Решение проблемы отношения между языком и мышлением (отношения слова и мысли) «колебалось всегда и постоянно — от самых древних времен и до наших дней — между двумя крайними<371> полюсами — между отождествлением и полным слиянием мысли и слова и между их столь же метафизическим, столь же абсолютным, столь же полным разрывом и разъединением» [13, 5].

Отождествление языка и мышления (нужно отметить, что оно происходит далеко не всегда в явной форме) логически приводит к снятию проблемы вообще. Вопрос о связи языка и мышления объявляется псевдопроблемой и устраняется из поля зрения исследователя.

Полное же разъединение и противопоставление языка и мышления как независимых и лишь внешне связанных явлений, рассмотрение слова как внешнего выражения мысли, ее одеяния — «только разрубает узел, вместо того, чтобы развязать его», ибо в этом случае связь рассматривается как нечто в такой степени механическое, что возможно пренебречь ею при рассмотрении обоих соотносящихся явлений.

В настоящее время обе крайние тенденции продолжают существовать в различных вариантах. Так, различное отношение к мышлению и его связи с языком лежит в основе двух разных направлений: «менталистического», в котором отмечается стремление к отождествлению языка и мышления, приписыванию языку той роли в психике человека, которая принадлежит мышлению, и «механистического» (бихевиористского), которое отрывает язык от мысли, рассматривая мышление как нечто внеязыковое (экстралингвистическое) и исключая его из теории языка, вплоть до того, что мышление вообще объявляется фикцией [41; 103].

По-видимому, правильным подходом к данной проблеме будет тот, который исходит из очевидного факта — наличия сложной взаимосвязи между языком и мышлением. В общем виде она представляется следующим образом. Основу выражаемого в языке содержания образуют мысли. Именно через мышление, через отражательную деятельность человеческого мозга языковые единицы могут соотноситься с предметами и явлениями объективного мира, без чего невозможно было бы общение между людьми при помощи языка. С другой стороны, в звуковых комплексах того или иного языка, которые выступают как материальные сигналы элементов объективного мира, отражаемых в мышлении, закрепляются результаты познания, а эти результаты служат базой дальнейшего познания. Поэтому язык часто характеризуют как орудие, инструмент мышления, а взаимосвязь языка и мышления как их единство.

Признание тесной связи между языком и мышлением является одним из основных положений материалистического языкознания. Однако, один этот постулат еще не решает всей проблемы. Отношение между языком и мыслью (сознанием) входит в более широкую проблему, — проблему соотношения трех звеньев: языка — мышления — объективной действительности, или, как часто формулируют эту проблему, слова — мысли — вещи.<372>

В плане основного вопроса философии на первый план в этой триаде выступает отношение мышления (сознания) к объективной действительности, чем и обусловливается в свою очередь отношение языка к вещи. Материалистическая концепция языка решает этот вопрос таким образом: поскольку сознание вторично по отношению к бытию и отражает объективную действительность, то, следовательно, и в языке через мышление также отражается мир вещей и явлений, познанных человеком.

Именно на обоснование материалистического понимания мышления — и тем самым языка — в противоположность идеалистической концепции направлены высказывания К. Маркса в «Немецкой идеологии», на которых основывается тезис о единстве языка и мышления, принятый в советском языкознании. Как известно, в этой работе К. Маркс дает критический анализ философии младогегельянцев, их идеалистической концепции сознания как самостоятельного феномена, «чистого», свободного от материи духа, «продуцирующего» действительные отношения между людьми, всю их деятельность [1]. При этом обоснование материальной основы мышления идет в двух направлениях. Подчеркивается, что во-первых, мышление материализуется в языке, в звуках, через которые оно дано другими людям в ощущении, что непосредственной действительностью мысли является язык [2]. Во-вторых, особое внимание обращается на то, что «ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства, что они — только проявления действительной жизни» [50, 449].

Таким образом, общая философская основа различных концепций языка проявляется не только и не столько в том, как решается вопрос о соотношении языка и мышления, но и в том, как решается проблема отношения сознания и бытия.