А для кого же? Разве это так дурно, стремиться к личному счастью?
- Тот, кто служит себе, пренебрегая другими, становится врагом всему миру. Надо стремиться жить так, чтобы твое личное счастье облагораживало пространство, доверенное твоему попечению, тем самым делая более счастливыми всех вокруг, освещая их путь. Первые врата, которые открываются после смерти плотного тела, есть Врата Страха. Ты смогла одолеть их лишь потому, что в самый страшный момент думала не о себе…
- Я думала о тебе…
- Именно это спасло тебя. Страх живет в той душе, которая полагает себя самое высшей целью, не ведая ничего более ценного, чем саму себя. Страх утратить себя разрывает и поглощает такие души в посмертии. Но самопожертвование ради Высшего избавляет от страха. Самопожертвование же начинается с любви, обращенной к другому человеку. Пока душа любит только саму себя, она девственна. Когда она созревает, приобретая способность любить другого сильнее, чем любит себя, она преображается в Ипостась Матери. Мать же не может погибнуть – Она продолжается в своих порождениях. Вот почему я сумел найти тебя в темноте – твоя душа начала светиться любовью и самопожертвованием. Ты готова была посвятить любви твой последний вздох и последнюю мысль… И это спасло тебя. Эта истина очень трудна для понимания эгоистов, но это правда, что тот, кто заботится в первую очередь о себе, тот неизменно губит себя. А ты показала, что ты готова стать женщиной, - заключил ты с довольной улыбкой, по всей видимости, намекая на то, что являлось конечной целью нашего путешествия по сужающимся книзу кольцам лабиринта: то, что должно было произойти между нами в его самой нижней и самой узкой камере…
После страха, который мне пришлось только что пережить, тревоги и опасения в предощущении этого главного события моей жизни у меня совершенно вылетели из головы. А между тем, оно мне лишь предстояло, и твое напоминание вернуло меня в состояние беспокойства. Ведь в этот день мы совместно прокладывали первую линию моей взрослой судьбы, которая затем будет наполняться все новыми картинами конкретных событий, но по своему смыслу останется навсегда такой, какой мы начертим ее сейчас, и чтобы ее изменить, потребуется не менее, чем возрождение в новом теле… Не то, чтобы я не доверяла тебе, или сомневалась в моей любви к тебе. Нет, моя вера была абсолютной. Но опыт моего первого шага по лабиринту, хотя я и прошла его вполне успешно, только усилил мое волнение перед неизвестностью предстоящего. «Если таков первый шаг, - подумалось мне, - то каковы будут следующие? Неужели мне каждый раз придется почти умирать и воскресать заново, к новым опасностям и страданиям?»
Однако времени на размышления в подобном роде у меня уже не осталось, поскольку мы незаметно приблизились ко Вторым Вратам. Это не были двери в привычном смысле – но узкий проход лабиринта внезапно загородило туманное облако, которое при попытке пройти сквозь него отбрасывало нас обратно, и это меня приводило в отчаяние. Сейчас было необходимо найти какое-то средство, чтобы преодолеть этот портал.
Думаю, ты не хотела бы навсегда оставаться в компании этих светящихся пятен и созерцать, как они разрывают тонкие оболочки умерших, прибывающих сюда сотнями и даже тысячами каждый день? – твой вопрос здесь был явно лишним. Я ни за что на свете не согласилась бы пребывать в таком безотрадном месте.
Тогда давай постараемся найти средство, чтобы пройти эти Врата, - ответил ты на мои мысли.
Где же искать это средство? – я была крайне растеряна. Меня никто не предупредил, что внутри лабиринта находится череда дверей и для каждой необходим свой особый ключ.
Может быть, мы найдем его у тебя… - в твоем голосе не было даже тени сомнения, однако я не могла понять, что может оказаться у меня подходящего для решения этой задачи. Я хорошо запомнила каждое украшение, которое на меня надевали, и среди них не было ничего, похожего на ключ.
Ты наклонился ко мне и немного приподнял край моего покрывала так, что открылись колени. Они были связаны длинной и прочной нитью, несколько раз переплетающей их в виде восьмерки, что не позволяло мне идти широким шагом. Ты положил ладони сверху на мои ступни с высоким подъемом, и затем медленно провел руками снизу вверх, к коленям, согревая их теплом твоих рук и дыхания, и затем стал распутывать нить, каждый раз целуя внутреннюю поверхность того колена, с которого снимал очередной виток нити. Таких витков – и твоих поцелуев оказалось ровно 19. По мере того, как ты распутывал эту нить и целовал мои колени, облако, заграждавшее нам путь, постепенно рассеивалось. И когда я досчитала до девятнадцати, внутри него открылся проход.
Впрочем, меня гораздо больше поразило даже не это - а то, что прикосновения твоих губ были чем-то большим, нежели просто поцелуями… это были некие мистические манипуляции, после которых в том месте, которого ты касался губами, произнося незнакомые мне слова, оставались вибрирующие следы. Эти следы расширялись, захватывая пространство вокруг и внутри моего тела, и оно в этом месте начинало терять свою плотность, как будто наполненное легким газом. Сейчас, после того, как ты пошептал что-то над моими ступнями и коленями, закрепив результат поцелуями, мои ноги казались мне непривычно легкими – я уже не шла, но скользила в нескольких сантиметрах от пола. И это было весьма кстати, потому что пол под ногами становился все более влажным от остро пахнущей темной слизи, стекавшей по стенам той части лабиринта, в которую мы попали.
Ничего не было видно, и тебе практически приходилось тащить меня, повисшую на твоем плече. Через какое-то время глаза привыкли, и стали понемногу различать очертания предметов внутри каменного коридора, уходящего под уклоном вниз. По обеим его сторонам были выбиты в камне камеры-клетки. Сидевшие в них узники, похожие на иссохшие мумии, выглядели крайне изможденными. Очевидно, они страдали от жажды и голода – но хотя клетки были открыты, никто из них не выходил наружу, и скоро я поняла, почему. В нишах, которыми перемежались тюремные камеры, скрывались статуи полу-людей с головами шакалов. Как только кто-либо из узников, истомленный жаждой и голодом, покидал свою камеру, шакалы набрасывались на него и разрывали на части. Вопли несчастного еще долго звучали в моих ушах.
Не вздумай сочувствовать им, - предупредил ты меня. – Все они были жестокими и бесчеловечными душегубами, совершившими дикие зверства, на которые не способно даже животное. Они убивали без надобности, не с целью защиты или пропитания, а для удовольствия и развлечения. За это они посажены в клетки без пищи и без воды, а та влага, которая превращает пол в грязь – это слезы и кровь их жертв: они капают с потолка, создавая сырость. Для этих преступников нет иного питья, ведь они наслаждались мучениями живых существ.
Также сюда попадают те, которые изобретали и применяли бесчеловечные виды оружия, которые не убивают сразу, но заставляют долго мучиться. В одном из видений будущего я видел таких «ученых», таких вояк – многие из них уже здесь, а прочие скоро здесь будут. Мне странно, но в их времени и в их стране за это не наказывают сразу, а позволяют им сначала насладиться жестокими убийствами 10-30 невинных людей, и потом помещают в комфортную комнату, где их кормят, одевают и развлекают. По-моему, было бы лучше после первого же подобного случая сделать с ними то, что сотворили они - чтобы их души очистились. Но их власти утратили разум – и вот, нам приходится принимать их, и разбираться с ними.