Глава первая. ПРЕОБРАЖЕНИЕ ДОНЬИ СОЛЕДАД 8 страница
– У меня головка болит, – сказал он мне тихо по-испански.
У него был такой тоненький голос и такие печальные глаза, что волна неукротимой боли нахлынула на меня. Я взял его на руки и отвез его и его мать в ближайшую больницу. Я оставил их там и дал матери достаточно денег, чтобы оплатить счет. Но мне не хотелось ни оставаться, ни узнавать что-либо о них. Мне хотелось верить, что я чем-то помог ему, и, сделав это, я «отплатил человеческому духу». Я научился этому магическому акту у дона Хуана. Однажды я, потрясенный внезапным осознанием, что никогда не смогу отплатить ему за все, что он сделал для меня, спросил его: «Есть ли что-нибудь такое, что я мог бы сделать для тебя, чтобы сравнять счет?» Мы как раз выходили из банка после размена мексиканской валюты.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы мне платили, – сказал он, – но если тебе так хочется отплатить, сделай свой вклад в человеческий дух. Это всегда очень немного, но сколько бы ты ни вложил, этого всегда будет более чем достаточно.
Помогая этому больному ребенку, я попытался отплатить человеческому духу за любую помощь, какую мой маленький мальчик сможет получить от незнакомых людей на своем пути.
Я говорил Ла Горде, что моя любовь к нему будет жива всю мою жизнь, пусть даже я никогда не увижу его больше. Мне хотелось объяснить ей, что память о нем коренится так глубоко, что ничто не может коснуться ее, но воздержался от этого. Я чувствовал, что излишне говорить об этом, кроме того становилось темно, и мне хотелось уйти из этой лощины.
– Давай-ка лучше уедем, – сказал я. – Я отвезу тебя домой. Может, когда-нибудь в другой раз мы сможем обсудить все это.
Она засмеялась надо мной так, как обычно смеялся дон Хуан. По-видимому, я сказал что-то очень смешное.
– Почему ты смеешься, Горда? – спросил я.
– Потому что ты прекрасно знаешь, что мы не можем уйти отсюда просто так, – сказала она. – У тебя здесь свидание с силой. И у меня тоже.
Она вернулась к пещере и вползла в нее.
– Влезай, – прокричала она изнутри. У тебя нет возможности сейчас покинуть это место.
Моя реакция была совершенно непоследовательной. Я вполз в пещеру и сел рядом с ней. Было ясно, что и она тоже обманывает меня. Я прибыл сюда не для того, чтобы вступать в какую-либо конфронтацию. Мне следовало бы впасть в ярость, но вместо этого мной овладело безразличие. Я не мог лгать самому себе, что просто остановился здесь по пути в Мехико. Что-то свыше моего понимания заставило меня приехать сюда.
Ла Горда вручила мне мой блокнот и предложила записывать. Она сказала, что если я буду писать, то не только сам расслаблюсь, но и успокою ее.
– Что это за свидание с силой? – спросил я.
– Нагуаль сказал мне, что мы с тобой должны встретиться с чем-то из этих мест. Сначала у тебя была встреча с Соледад, затем с сестричками. Их целью было уничтожить тебя. Но Нагуаль сказал мне, что если после их нападений ты останешься в живых, я должна буду взять тебя сюда, чтобы мы вместе могли провести третью встречу.
– Что это за встреча?
– Я на самом деле не знаю этого. Как и все остальное, это зависит от нас. Как раз теперь что-то ожидает тебя в этих местах. Я утверждаю, что оно ждет именно тебя, так как я приходила сюда одна много раз, и ничего не случалось. Но сегодня вечером все иначе. Ты здесь и эта штука придет.
– Но почему Нагуаль пытается уничтожить меня?
– Да не пытается он никого уничтожать! – протестующе воскликнула Ла Горда. – Ты – его дитя. А теперь он хочет, чтобы ты был им самим. В большей степени, чем любой из нас. Но чтобы быть им самим, настоящим Нагуалем, ты должен утвердить свою силу. Иначе он не готовил бы так тщательно нападение на тебя Соледад и сестричек. Он научил Соледад, как изменить свою внешность и омолодиться. Он заставил ее сделать этот дьявольский пол в ее комнате, пол, против которого не смог бы устоять никто. Видишь ли, Соледад пустая, так что Нагуаль вдохновил ее сделать нечто грандиозное. Он дал ей самое опасное и трудное задание, уникальное, но единственное, подходящее ей, и это задание было – прикончить тебя. Он объяснил ей, что нет ничего труднее, чем одному магу убить другого. Обычному человеку нетрудно убить мага, как и магу – обычного человека, но в случае с двумя магами ситуация необозримо трудна. Нагуаль сказал, что ее главной ставкой было застать тебя врасплох и напугать. Это и было тем, что она делала. Нагуаль помог ей стать желанной женщиной, чтобы заманить тебя в свою комнату, а уж там ее пол околдовал бы тебя, потому что никто, решительно никто не смог бы противостоять этому полу. Это было шедевром Нагуаля для Соледад. Но ты что-то сделал с ее полом! После этого Соледад пришлось изменить тактику, и опять же в соответствии с инструкциями Нагуаля. Он сказал ей, что если пол потерпит неудачу и если она не сможет напугать тебя и застать врасплох, то она должна говорить с тобой и рассказать тебе все, что бы ты ни захотел узнать. И Нагуаль в качестве последнего ресурса научил ее очень хорошо разговаривать. Но и в этом Соледад не смогла тебя пересилить.
– Почему так важно было одолеть меня?
Она сделала паузу и внимательно посмотрела на меня. Потом она прочистила горло и села прямо. Взглянув на низкий потолок, она с шумом выдохнула через нос.
– Соледад – женщина, подобная мне самой. Я расскажу тебе немного о своей жизни, и тогда, может быть, ты лучше поймешь Соледад.
Когда-то у меня был мужчина. Я забеременела от него, когда была еще очень молодой, и у меня появились одна за другой две дочери. Этот человек был пьяницей и бил меня днем и ночью. Моя жизнь была адом. Я ненавидела его, а он – меня. Я стала жирной, как свинья. Как-то раз мимо проходил другой мужчина; он сказал, что я понравилась ему, и он хочет, чтобы я поехала с ним в другой город в качестве платной служанки. Он знал, что я была очень трудолюбивой, и собирался просто использовать меня. Но моя жизнь была настолько убогой, что я попалась на эту удочку и пошла с ним. Он был еще хуже первого – подлый и мерзкий. Через неделю или около того он уже ненавидел меня. Он привык избивать меня так, что ты и представить не смог бы. Я думаю, что он мог бы убить меня, не будучи даже пьяным, только за то, что я не нашла работу. Он послал меня нищенствовать с больным ребенком. Из денег, что я приносила, он что-то платил матери ребенка, а потом бил меня за то, что я мало принесла. Ребенок все слабел, и я знала, что когда он умрет, этот тип убьет меня. Поэтому однажды я пришла, к матери этого малыша, дала ей немного денег, вырученных в тот день, и вернула ей ее ребенка. Тот день был удачным: добрая заграничная леди дала мне пятьдесят песо на покупку лекарства для ребенка.
Я прожила с этим ужасным человеком три месяца, хотя мне показалось – двадцать лет. Все деньги были потрачены на возвращение домой. Я снова была беременна. Тот мужчина хотел завести своего ребенка, чтобы не платить за чужого.
Вернувшись, я пыталась увидеть своих детей, но их забрала семья отца. Его родственники собрались под предлогом разговора со мной, но на самом деле они отвели меня на пустырь, избили камнями и палками, и оставили умирать.
Ла Горда показала мне множество шрамов на голове.
– До сих пор не знаю, как мне удалось вернуться в город. Я потеряла ребенка, которого вынашивала. У меня никого не оставалось, кроме тетки. Мои родители уже умерли. Тетка дала мне кров и позаботилась обо мне. Она выхаживала меня два месяца, и я наконец встала на ноги.
Однажды тетка сказала мне, что тот мужчина приехал в город и разыскивает меня. Он обратился в полицию и сказал, что уплатил мне деньги вперед и что я сбежала, украв деньги, после того, как убила ребенка одной женщины. Я знала, что мне пришел конец. Но удача вернулась ко мне, и я убежала на грузовике одного американца. Я увидела грузовик на дороге и в отчаянии подняла руку. Шофер остановился и разрешил мне сесть. Он привез меня в этот район Мексики и высадил в городе. Я никого здесь не знала. Я скиталась по этой местности как бешеная собака, питаясь отбросами на улицах. И тут судьба опять повернулась ко мне лицом.
Я встретила Паблито и перед ним я в неоплатном долгу. Он взял меня в свою плотницкую мастерскую и выделил мне там угол для постели. Он сделал это из жалости ко мне. Он нашел меня на базаре, когда он споткнулся и упал на меня. Я сидела там, выпрашивая милостыню. Бабочка или пчела, не знаю что, налетела на него и попала ему в глаз. Он развернулся на пятках, споткнулся и полетел на меня. Я думала, что он разозлится и ударит меня, но вместо этого он дал немного денег. Я спросила, не сможет ли он дать мне работу. Он взял меня в свою мастерскую, дал утюг и гладильную доску, чтобы я могла зарабатывать стиркой.
Мне жилось очень хорошо, не считая того, что я еще больше растолстела, потому что большинство людей, которых я обстирывала, кормили меня объедками. Иногда я ела по шестнадцать раз в день. Я постоянно что-то ела. Уличные дети смеялись надо мной, дразнили и крались следом, пока кто-нибудь из них не толкал меня и я не падала. Они доводили меня до слез своими жестокими шутками, особенно когда пачкали мне белье.
Однажды поздно вечером какой-то странный старик пришел к Паблито. Я не думала, что Паблито может быть связан с таким жутким человеком. Повернувшись к нему спиной, я продолжала работать. Никого больше не было. Внезапно я почувствовала на шее ладони этого человека. Мое сердце замерло. Я не могла крикнуть, не могла даже дышать. Я упала, а этот ужасный старик держал мою голову около часа. Потом он ушел. Я была так напугана, что оставалась на полу до утра. Паблито нашел меня там; засмеявшись, он сказал, что я должна гордиться, так как этот старик – могучий маг и что он – один из учителей Паблито. Я была огорошена и не могла поверить, что Паблито – маг. Он объяснил мне, что его учитель увидел совершенный круг бабочек, летающих над моей головой. Он видел также мою смерть, кружившуюся вокруг меня. Именно поэтому он действовал с быстротой молнии, меняя направление моих глаз. Паблито сказал, что Нагуаль возложил руки на меня и проник в мое тело и что скоро я буду другой. Я не понимала, о чем он говорит. Точно так же я не понимала и того, что же сделал этот безумный старик. Для меня это не имело никакого значения. Я была похожа на собаку, которую все пинали. Паблито единственный, кто был дружественным ко мне тогда. Сначала я думала, что он хочет, чтобы я стала его женщиной. Но я была слишком безобразная, толстая и вонючая. Поэтому он действительно был просто добр ко мне.
На следующую ночь тот сумасшедший старик пришел снова и опять схватил меня за шею. Он причинил мне ужасную боль. Я плакала и кричала. Я не понимала, что он делает. Он не произносил ни слова. Я смертельно боялась его. Позже он стал разговаривать со мной, объясняя, что делать с моей жизнью. Мне нравилось то, что он говорил. Он постоянно водил меня с собой, но моя пустота была моим самым страшным врагом. Я никак не могла принять его путей, и когда ему надоело возиться со мной, он наслал на меня ветер. Я была позади дома Соледад в тот день, когда почувствовала усиливающийся ветер. Он дул через забор и задувал мне глаза. Я хотела спрятаться в доме, но мое тело было напугано, и вместо того, чтобы войти в дверь, вышла через ворота в ограде. Ветер толкал меня и заставлял кружиться. Я пыталась вернуться, но это было невозможно, так как я не могла одолеть силу ветра. Он гнал меня в сторону от дороги, пока я не упала в глубокую яму, похожую на могилу. Ветер держал меня там много дней, пока я не решила измениться, принять судьбу без предъявления обвинений. Тогда ветер стих, и Нагуаль нашел меня и привел обратно. Он сказал мне, что моей задачей будет теперь отдавать то, чего я не имела – любовь и внимание и что я должна заботиться о сестрах – Лидии и Хосефине лучше, чем если бы они были мной. Только тогда я поняла то, что Нагуаль говорил мне столько лет. Моя жизнь давно окончилась. Он предложил мне новую жизнь, и эта жизнь должна была быть совершенно новой. Я не должна была вносить в нее свои старые уродливые пути. В ту первую ночь, когда он нашел меня, на меня указали бабочки. Я не должна была восставать против своей судьбы.
Я начала меняться, заботясь о Лидии и Хосефине больше, чем о самой себе. Я делала все, что Нагуаль говорил мне, и однажды ночью, в этой лощине и в этой пещере я обрела свою полноту. Я заснула прямо на этом месте, а потом меня разбудил шум. Подняв глаза, я увидела себя прежней – стройной, цветущей, юной. Это был мой дух, возвращавшийся ко мне. Сначала он не хотел приближаться, ведь я была такой страшной. Но он не смог противиться и подошел ко мне. И внезапно я поняла то, что Нагуаль пытался объяснить мне эти годы. Он говорил, что если человек имеет ребенка, то этот ребенок забирает острие его духа. Для женщины – иметь девочку означает конец этого острия. Иметь двух, как я, означает конец меня Лучшие мои силы и иллюзии ушли к девочкам. Они похитили мое острие, как сказал Нагуаль, так же, как я похитила его у своих родителей. Такова наша судьба. Мальчик похищает большую часть острия у отца, а девочка – у матери. Нагуаль сказал, что люди, имеющие детей, могли бы сказать о себе (если бы они не были такими упрямыми как ты), что в них чего-то не хватает. Ушли некоторая помешанность, некоторая нервозность, некоторая сила, которые были раньше. У них всегда это было, но где это теперь? Нагуаль сказал, что оно в маленьком ребенке, играющем возле дома, полном энергии, полном иллюзий. Другими словами – просто полном.
Нагуаль сказал, что если бы мы понаблюдали за детьми, то могли бы сказать о них, что они дерзновенные, отважные и вечно скачут. Если же мы понаблюдаем за родителями, то увидим, что они осторожные, пугливые, и больше не прыгают. Нагуаль сказал, что мы объясняем это тем, что они взрослые и имеют обязанности. Но это неправда. Дело лишь в том, что они потеряли острие.
Я спросил Ла Горду, что ответил бы Нагуаль, если бы я сказал ему, что знаю сколько угодно родителей, у которых гораздо больше и духа и острия, чем у их детей.
Она с наигранным смущением закрыла лицо руками и захихикала.
– Можешь спросить у меня, – сказала она. – Хочешь услышать мое мнение?
– Конечно, хочу.
- У этих людей не больше духа, у них, прежде всего, много энергии, и они приучили своих детей к кротости и покорности. Они всю жизнь запугивали своих детей и это все.
Тогда я рассказал ей об одном человеке, отце четверых детей, который в пятьдесят три года полностью изменил свою жизнь. Он оставил свою жену и административную службу в большой корпорации – и это после двадцати пяти лет кропотливого продвижения по служебной лестнице и укрепления семьи. Он решительно бросил все и отправился жить на остров в Тихом океане.
– Ты хочешь сказать, что он отправился туда жить один? – удивленно спросила Ла Горда.
Она разрушила мой аргумент. Я вынужден был признать, что он отправился туда со своей двадцатипятилетней невестой.
– Которая, несомненно, была полной, – заметила Ла Горда.
И опять я был вынужден с ней согласиться.
– Пустой мужчина всегда использует полноту женщины, – продолжала Ла Горда. – Полная женщина опасна в своей полноте больше, чем мужчина. Она ненадежная, нервная, изменчивая, но при этом способна на большие перемены. Подобные женщины могут вскочить и отправиться в какое угодно место. Там им нечего будет делать, но прежде всего потому, что они и не собираются ничего делать. Пустые люди не могут больше так прыгать, но зато они более надежны. Нагуаль сказал, что пустые люди подобны гусенице, которая оглядывается вокруг перед тем, как снова немного продвинуться, затем дают задний ход, затем снова немного продвигаются вперед. Полные люди всегда скачут, кувыркаются и почти всегда приземляются на голову, но им на это наплевать.
Нагуаль утверждал: для того, чтобы войти в другой мир, надо быть полным. Чтобы быть магом, надо иметь всю свою светимость, – никаких дыр, никаких заплат – и все свое острие. Таким образом, пустой маг должен восстановить полноту. Мужчина или женщина должны быть полными, чтобы войти в другой мир там вовне. В ту вечность, где теперь Нагуаль и Хенаро ждут нас.
Она замолчала и длительное время пристально смотрела на меня. Еле хватало света, чтобы писать.
– Но как ты восстановила свою полноту? – спросил я.
При звуке моего голоса она подскочила. Я повторил свой вопрос. Прежде чем ответить мне, она взглянула на свод пещеры.
– Я вынуждена была отказаться от своих девочек, – сказала она. – Нагуаль объяснил тебе это однажды, но ты не захотел слушать. Он сказал, что надо похитить острие обратно. Мы его трудным путем получили, похитив его, говорил он, и мы должны восстановить его тем же путем, трудным путем.
Он вел меня к тому, чтобы сделать это; и в первую очередь мне необходимо было отказаться от любви к своим двум детям. Я должна была сделать это в сновидении. Шаг за шагом я училась не любить их, но Нагуаль сказал, что это бесполезно, человек должен научиться не тревожиться, а не не любить. Когда эти девочки перестали что-либо значить для меня, я должна была увидеть их снова, возложить на них свои глаза и руки Я должна была, мягко поглаживая их по голове, позволить своей левой стороне вырвать из них острие.
– И что же случилось с ними потом?
– Ничего. Они ничего не почувствовали и ушли домой. Теперь они похожи на взрослых. Пустые, как и большинство людей вокруг. Они не любят детских компаний, потому что им они не нужны. Я бы сказала, – они стали лучше. Я отняла их ненормальность. Они не нуждаются в ней, а я нуждаюсь. Я не знала, что делала, когда наградила их ею. Кроме того, в них есть острие, которое они украли у отца. Нагуаль был прав, никто не заметил потери, я же заметила свое приобретение. Когда я выглянула из пещеры, то увидела все свои иллюзии, выстроенные в ряд, как солдатская шеренга. Мир был ярким и новым. Тяжесть тела и духа исчезла, и я стала совершенно новым существом.
– Ты знаешь, как ты взяла острие у своих детей?
– Они не мои дети! Я никогда не имела никаких детей. Посмотри на меня.
С этими словами она вылезла из пещеры и задрала юбку, показывая мне свое обнаженное тело. Прежде всего я заметил, какая она стройная и мускулистая.
Она заставила меня подойти поближе и осмотреть ее. Ее тело было настолько худым и твердым, что я должен был заключить, что у нее не могло быть детей. Она поставила свою правую ногу на камень и показала мне влагалище.
Ее стремление доказать мне свое изменение было настолько сильным, что мне пришлось рассмеяться, чтобы скрыть нервозность. Я сказал, что я не доктор и не мне судить, но, очевидно, она права.
– Конечно, права, – сказала она, заползая обратно в пещеру. – Никто никогда не выходил из этой матки.
После минутной паузы она вдруг ответила на забытый мною под впечатлением ее демонстрации вопрос.
– Моя левая сторона взяла мое острие обратно, – сказала она. – Я всего лишь пошла и навестила своих девочек. Я ходила туда четыре или пять раз, чтобы дать им время почувствовать себя легко со мной. Они выросли и уже ходили в школу. Я думала, что мне придется бороться с собой, чтобы отказаться от любви к ним. Но Нагуаль сказал, что это не имеет значения и я могу их любить, если мне так хочется. И я любила. Но моя любовь к ним была любовью постороннего человека. Мой ум был подготовлен, мой замысел – несгибаем. Я хотела войти в другой мир, когда я все еще жива, как Нагуаль сказал мне. Для того чтобы осуществить его, мне нужно было все острие моего духа. Мне нужна моя полнота. Ничто не может помешать мне достичь того мира! Ничто!
Она вызывающе уставилась на меня.
– И ты, если стремишься к полноте, должен отказаться от обоих – от женщины, опустошившей тебя, и от маленького мальчика, забравшего твою любовь. От женщины ты можешь отказаться легко. Маленький мальчик – это совсем другое. Неужели ты думаешь, что твоя бесполезная привязанность к этому ребенку настолько важна, что стоит входа в ту сферу?
Мне нечего было сказать. И не потому, что мне надо было обдумать ответ. Просто я был в полном замешательстве.
– Соледад, если она хочет войти в нагуаль, должна отнять свое острие у Паблито, – продолжала она. – Как, черт возьми, она собирается сделать это? Паблито, как бы ни слаб он был, все-таки маг. Но Нагуаль дал Соледад уникальную возможность. Он сказал, что у нее будет единственный шанс сделать это, когда ты войдешь в дом. Ради этого мгновения он не только заставил нас переехать в другой дом, но и заставил нас расширить тропу к ее дому, чтобы ты мог беспрепятственно подъехать на машине к самой двери. Он сказал ей, что если она будет жить безупречно, то сможет захватить тебя и высосать светимость, которая и является всей той силой, которая оставлена в твоем теле Нагуалем. Ей совсем не трудно было бы сделать это. Она идет в другом направлении и могла бы выжать тебя досуха. Величайшим достижением для нее было довести тебя до полной беспомощности.
Если бы она убила тебя, твоя светимость увеличила бы ее силу. И тогда она явилась бы за нами. Я была единственной, кто знал об этом. Лидия, Роза и Хосефина любят ее. Я – нет. Я знала ее замыслы. Она взяла бы нас в подходящий момент одну за другой, так как ей нечего было терять, а приобрести она могла все. Нагуаль сказал, что для нее нет другого пути. Он вверил мне девушек и объяснил, что делать, если Соледад убьет тебя и придет за нашей светимостью. Он рассчитывал, что у меня есть шанс спасти себя и, возможно, одну из трех девушек.
Понимаешь, Соледад совсем неплохая женщина, просто она делает то, что должен делать безупречный воин. Сестрички любят ее больше, чем своих собственных матерей. Она – настоящая мать для них. Нагуаль сказал бы, что в этом и состоит ее преимущество. Что бы я ни делала, я не в состоянии оттолкнуть от нее сестричек. Так что, убив тебя, она бы потом взяла минимум двух из этих доверчивых душ. Без тебя Паблито стал бы ничем. Она могла бы раздавить его, как клопа. И тогда со всей полнотой и силой она вошла бы в тот мир. Будь я на ее месте, я бы действовала точно так же.
Как видишь, для нее это было все или ничего. Когда ты появился в первый раз, все ушли. Это казалось концом для тебя и кого-то из нас. Но это стало концом для нее и шансом для сестер. Когда я уже знала, что ты одержал верх, я сказала трем девушкам, что теперь – их черед. Нагуаль говорил, что они должны ждать утра, чтобы захватить тебя врасплох. Он рассказал, что для тебя утро – самое плохое время. Он приказал мне оставаться в стороне и не мешать сестрам, но явиться, если ты попытаешься причинить вред их светимости.
– Они тоже собирались убить меня?
– Ну да. Ты являешься мужской стороной их светимости. Их полнота временами бывает их недостатком. Нагуаль правил ими железной рукой и уравновешивал их. Но теперь, когда он ушел, у них нет уравновешивающего фактора. Твоя светимость могла бы сделать это для них.
– А как насчет тебя, Горда? Ты тоже планируешь прикончить меня?
– Я уже сказала тебе, что я – другая. Я уравновешена. Моя пустота, бывшая раньше недостатком, теперь стала моим преимуществом. Когда маг восстанавливает свою полноту, он уравновешен, тогда как магу, всегда бывшему полным, равновесия явно недостает. Таким был Хенаро. Нагуаль был уравновешен, ведь он был пустым, как ты и я, даже в большей степени, чем ты и я. У него было три сына и одна дочь. Сестричкам, подобно Хенаро, недостает уравновешенности. Часто настолько сильно, что они не знают меры.
– А как же я, Горда? Я что, тоже должен действовать в этом духе?
– Нет. Отнять твою светимость – это годилось только для них. Тебе не извлечь пользы из чьей-либо смерти. Нагуаль оставил тебе особую силу, какого-то особого рода равновесие, которого нет ни у одного из нас.
– Могут ли они научиться такому равновесию?
– Безусловно, могут. Но это не имеет отношения к заданию, которое они должны были выполнить. Им нужно было похитить твою силу. Для этого они стали настолько едиными, что сейчас являются одним существом. Они тренировали себя, чтобы выпить твою светимость, как стакан содовой. Нагуаль научил их быть обманщиками высшего класса, особенно Хосефину. Она устроила для тебя несравненный спектакль. По сравнению с их искусством игра Соледад была детским лепетом. Она неотесанная женщина, сестрички же – настоящие маги. Две из них завоевали твое доверие, а третья привела в шоковое состояние и сделала тебя беспомощным. Они разыграли свое представление в совершенстве. Ты полностью включился в него – и чуть не погиб. Единственным их слабым местом было то, что ты прошлой ночью повредил, а затем излечил светимость Розы; это сделало ее нервной. Если бы не ее нервозность, из-за чего она и покусывала твой бок слишком сильно, вполне возможно сейчас ты бы не находился здесь. Я видела все из-за двери и вошла в тот самый момент, когда ты был готов уничтожить их.
– Как я мог уничтожить их?
– Откуда я знаю? Я – не ты.
– Но ты ведь видела, что я делал?
– Я видела дубля, выходящего из тебя.
– Как он выглядит?
– Он выглядит как и ты, как же еще? Но он был очень большой и грозный. Твой дубль убил бы их. Поэтому я вошла и вмешалась. Мне потребовалась вся моя сила, чтобы успокоить тебя. Сестрички были беспомощны. Они растерялись. А ты был яростным и неистовым. Ты дважды изменил цвет прямо перед ними. Один цвет был особенно неистовым и устрашающим. Я даже испугалась, что ты заодно убьешь и меня.
– Какой это был цвет, Горда?
– Белый, какой же еще? Дубль – белый, желтовато-белый, как солнце.
Я уставился на нее. Ее улыбка стала какой-то новой.
– Да, – продолжала она. – Мы являемся кусочками солнца. Именно поэтому мы – светящиеся существа. Но наши глаза не могут видеть эту светимость, так как она очень тусклая. Только глаза мага могут видеть ее, а это приходит после целой жизни борьбы.
Ее откровение было для меня полным сюрпризом. Я попытался собраться с мыслями, чтобы задать подходящий вопрос.
– Нагуаль говорил тебе что-нибудь о солнце? – спросил я наконец.
– Да. Все мы подобны солнцу, только очень, очень тусклые. Наш свет слишком слаб, но это – свет.
– Но, может быть, он говорил, что солнце является нагуалем? – отчаянно настаивал я.
Ла Горда не ответила. Она почмокала губами, по-видимому, соображая, как лучше ответить. Я ожидал ответа, готовый записать его. После долгой паузы она выползла из пещеры.
– Я покажу тебе мой тусклый свет, – сказала она, как само собой разумеющееся.
Она подошла к центру узкой лощины перед пещерой и присела на корточки. С моего места не было видно, что она делает, так что пришлось выбираться из пещеры. Я остановился в трех-четырех метрах от нее. Она засунула руки под юбку, по-прежнему сидя на корточках. Внезапно она встала. Ее руки были неплотно сжаты в кулаки. Она подняла их над головой и щелкнула пальцами, открывая их. Я услышал резкий звук, словно что-то лопнуло, и увидел искры, вылетающие из ее пальцев. Она опять сжала кисти, с щелчком раскрыла их, и другой, значительно более длинный залп искр вылетел из них. Она присела на корточки еще раз и засунула руки под юбку. Она, казалось, что-то вытягивала из своего влагалища. Вскинув руки над головой, она повторила это щелкающее движение пальцами, и я увидел длинные светящиеся волокна, вылетающие из ее пальцев. Я был вынужден запрокинуть голову вверх, чтобы видеть их на фоне тусклого неба. Они выглядели как длинные нити красноватого цвета. Спустя некоторое время они гасли и исчезали.
Она снова присела на корточки, и когда позволила своим пальцам разжаться, из них эманировала самая удивительная серия огней. Небо заполнилось широкими лучами света. Это было очаровывающее зрелище. Я был так поглощен им, что, не обращая внимания на Ла Горду, смотрел на огни. Услышав внезапный выкрик, я взглянул на нее как раз вовремя, чтобы увидеть, как она ухватилась за одну из созданных ею линий и быстро поднялась на самый верх каньона. Мгновение она висела, как темная гигантская тень на фоне неба, а затем рывками или небольшими скачками, как бы скатываясь на животе вниз по лестнице, опустилась по воздуху на дно лощины.
Внезапно я увидел, что она стоит надо мной, и только тогда понял, что сижу. Я встал. Она была мокрой от пота и изо всех сил пыталась восстановить дыхание. Она долго не могла говорить. Затем она начала бежать трусцой на месте. Я не смел прикоснуться к ней. Наконец она успокоилась настолько, что смогла вернуться в пещеру. Несколько минут она отдыхала.
Она действовала так быстро, что я едва успел осознать происходящее. Во время демонстрации я чувствовал невыносимую щекочущую боль чуть ниже пупка. Хоть я и не затратил никаких физических усилий, но тоже задыхался.
– Я думаю, пора идти на наше свидание, – сказала она, переводя дыхание. – Мой полет открыл нас обоих. Ты почувствовал мой полет своим животом, а значит – ты открыт и готов встретить четыре силы.
– О каких силах ты говоришь?
– О четырех союзниках Нагуаля и Хенаро. Ты их видел. Они ужасающие. Сейчас они освободились от горлянок Нагуаля и Хенаро. Одного из них ты слышал прошлой ночью возле дома Соледад. Они ждут тебя. В темноте они станут неудержимы. Один из них пошел за тобой в дом Соледад даже в дневное время. Эти союзники принадлежат теперь нам обоим. Каждый из нас возьмет по два. Я не знаю, кто возьмет каких, и даже не знаю как, но Нагуаль сказал, что мы должны сделать это сами.
– Погоди-погоди! – воскликнул я.
Она не позволила говорить, мягко прикрыв мне рот рукой. У себя под ложечкой я почувствовал внезапную острую боль ужаса. В прошлом я уже сталкивался с какими-то необъяснимыми феноменами, которых дон Хуан и дон Хенаро называли своими «союзниками». Их было четверо, и все они были сущностями такими же реальными, как и все в этом мире. Их присутствие было настолько невообразимым, что при каждом моем восприятии их оно создавало состояние страха, не имеющее параллелей. В первый раз я встретился с союзником дона Хуана: это была темная прямоугольная масса от восьми до девяти футов высотой и четырех-пяти – в ширину. Она двигалась с сокрушительной тяжестью огромного валуна и дышала так тяжело, что это напоминало шум кузнечных мехов. Я всегда сталкивался с ней ночью, в темноте. Мне она казалась похожей на дверь, которая двигалась, переваливаясь сначала на один угол, а потом на другой.