А это искание своего дома: о Заратустра, ты ведь

Знаешь, это искание было взысканием моим , оно пожирает

Меня.

Quot;Где -- дом мой ?" Я спрашиваю о нем, ищу и искала

Его и нигде не нашла. О вечное везде, о вечное нигде, о вечное

-- напрасно!"

Так говорила тень, и лицо Заратустры вытягивалось при

Словах ее. "Да, ты -- моя тень, -- сказал он наконец с грустью.

--

И не малая опасность грозит тебе, ты, вольнодумец и

Странник! Плохой день был у меня: смотри, как бы не наступил

Еще худший вечер!

Таким беспокойным, как ты, может наконец даже тюрьма

Показаться блаженством. Видела ли ты когда-нибудь, как спят

Заключенные преступники? Они спят спокойно, они наслаждаются

Впервые своей безопасностью.

Берегись, чтобы тебя наконец не уловила в сети

Какая-нибудь узкая вера, какое-нибудь жестокое, суровое

Заблуждение! Ибо теперь соблазняет и искушает тебя все узкое и

Твердое.

Ты утратила цель; увы, как прошутишь и как утешишь ты эту

Утрату? Вместе с ней ты -- потеряла и дорогу!

Бедный, блуждающий мечтатель, уставший мотылек! не хочешь

Ли ты на этот вечер иметь пристанище и отдых? Так иди вверх в

Пещеру мою!

Эта дорога ведет к пещере моей. А теперь я скорее убегу от

Тебя. Уже ложится как бы тень на меня.

Я побегу один, чтобы опять стало светло вокруг меня. К

Тому же я еще долго должен быть весел и на ногах. Вечером же

будут у меня -- танцы!" --

Так говорил Заратустра.

В полдень

И Заратустра все бежал, и не находил никого больше. Он

Был один и продолжал встречать только себя, он наслаждался и

Упивался своим одиночеством и думал о хороших вещах -- целыми

Часами. В полуденный час, когда солнце стояло прямо над головой

Заратустры, проходил он мимо старого дерева, кривого и

Суковатого, которое было увито обильной любовью виноградной

Лозы и скрыто от себя самого; с него свешивались путнику пышные

Желтые гроздья. Тогда захотелось ему утолить маленькую жажду и

Сорвать одну кисть; но едва протянул он к ней руку, как

Овладело им другое желание, более сильное, -- лечь под деревом

В самый полдень и уснуть.

Так и сделал Заратустра; и лишь только он лег на землю,

Среди таинственной тиши пестрой травы, как забыл он тотчас о

Своей маленькой жажде и заснул. Ибо, как гласит поговорка

Заратустры: одно бывает необходимее другого. Только глаза его

Оставались открытыми: ибо они не могли досыта насмотреться и

насладиться деревом и любовью к нему виноградной лозы. Но,

засыпая, так говорил Заратустра в сердце своем:

"Тише! Тише! Не стал ли мир совершенен? Что же, однако,

Происходит со мной?

Как легкий ветерок невидимо танцует по гладкому морю,

Легкий, как перышко, так -- сон танцует на мне.

Глаз не смыкает он мне, душу оставляет он бодрствовать.

Легок он, поистине! легок, как перышко.

Он убеждает меня, я не знаю, как? он дотрагивается внутри

Меня ласкающей рукою, он принуждает меня. Да, он принуждает мою

душу потягиваться --

Какой она становится длинной и усталой, моя странная

Душа! Неужели вечер седьмого дня пришелся для нее как раз в

Полдень! Уж не блуждала ли она слишком долго, блаженная, среди

Добрых и зрелых вещей?

Долго потягивается она, -- все больше и больше! она лежит

тихо, странная душа моя. Слишком уж много доброго вкусила она;

Эта золотая печаль гнетет ее, она сковывает уста.

-- Как корабль, зашедший в самую тихую пристань свою, --

Теперь опирается он на землю, усталый от долгих странствий и

Неведомых морей. Разве земля не надежнее?

Когда такой корабль пристает к берегу, жмется к нему --

Тогда достаточно, чтобы паук протянул от земли к нему паутину

Свою. В более крепкой веревке нет надобности.

Как такой усталый корабль в тихой пристани, так отдыхаю и

я теперь близко к земле, преданный, доверчивый, ожидающий,

Привязанный к ней тончайшими нитями.

О счастье! О счастье! Не хочешь ли ты запеть, о душа моя?

Ты лежишь в траве. Но теперь таинственный, торжественный час,

Когда ни один пастух не играет на свирели своей.