ИТАЛИЯ В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ. 15 страница. Не меньшим уважением пользовалась у них история, причем существовали историки не только халифов, но и замечательных верблюдов и лошадей

Не меньшим уважением пользовалась у них история, причем существовали историки не только халифов, но и замечательных верблюдов и лошадей. Обширная торговля, морские путешествия, сношения с африканскими и азиатскими дворами, невольные приключения от столкновения со многими людьми в разных странах обставляли жизнь чисто романическими случайностями, с постоянным колебанием счастья в ту и другую сторону, с насильственной смертью.

Много арабских ученых оставили после себя сочинения по топографии, статистике, философии, фармакопее, химии, хирургии, астрономии. Скажем только, что наши словари переполнены арабскими словами, что арабские названия до сих пор попадаются на каждом шагу в аптечной кухне, что ими введены в медицинскую практику прижигательные средства и хирургические инструменты. В то время как в Европе больной прибегал к реликвиям и ждал от них чудесного исцеления, мавр полагался более всего на искусство врача. Тонкая деликатность, с которой он относился к женщине, заставила его обратить преимущественное внимание на обучение женщин-докторов. Из Индии арабы заимствовали арифметику и то удивительное счисление с помощью 10 цифр, которое у арабов называлось индийским, а у нас неосновательно зовется арабским. После сложного механизма арифметических действий над римскими и греческими цифрами индусское счисление могло, конечно, привести математиков в восторг. Удобство его при торговых сношениях было незаменимо. Наконец, арабам принадлежит изобретение алгебры, без которой математический анализ и бездна прикладных отраслей науки не могли бы развиться до настоящей высоты. Когда во всей католической Европе земля считалась за плоскость и учение о ее шаровидности считалось за ересь, арабы учили в своих школах по глобусу, а Альмаймон определял величину земного шара измерением градуса у Красного моря. Арабы вписали свои исследования по астрономии неизгладимыми наименованиями звезд на самом небе. Стоит взглянуть на небесный глобус, чтобы убедиться, как много было сделано ими по этой части.

III

Арабы, разнося по всему свету учение Магомета, не имели никакой предварительной художественной подготовки. Им пришлось столкнуться с народностями, у которых формы искусства были уже развиты; поневоле арабам пришлось брать чуждые исламу, переработанные на христианский лад позднеримские мотивы. Но разнородный материал, которым пришлось им пользоваться, обрабатывался ими в одном определенном направлении, главными факторами которого была восточная фантастичность и в то же время отсутствие живых образов фантазии. Та опухлость форм, которая так сродни восточному вкусу, позволила разыграться их художественной мысли до самого необузданного изящества; отсутствие изображения живых форм раз навсегда сжало художественную свободу.

Одно не противоречило другому. Безобразность магометанского искусства — прямое следствие религиозных воззрений. Отвращение от идолов исключало возможность создания какой бы то ни было животной формы. Лицеизображение Коран считает делом сатаны; подобно Моисею, запретившему изображения кумиров и всяких подобий, арабы раз навсегда отреклись от видимого изображения Бога. Евреям, с их чисто материальной подкладкой воззрения и с отсутствием какой бы то ни было художественной фантазии, такая заповедь не представляла никакого ущерба. Арабы же, как народ богато одаренный, оказались лишенными огромной отрасли художества — скульптуры и живописи, и принуждены были ограничиваться архитектурой и орнаментом. Но зато здесь явился полнейший разгул фантазии. Полуциркульная сложная форма арки то закручивается в упругую подковообразную дугу, то ломается наверху в виде стрельчатого свода. Стрельчатый свод получает впоследствии подковообразный вынос; линия арки формируется разнообразным сочетанием изломанных дуг. Своды перекрещиваются сводами. Над головой нависает множество ячеек — целая сеть клеточек; тонкие колонны поддерживают огромную тяжесть; отдельные части то скручиваются и нависают, то смело летят вверх. Если нет во всем мотиве стройки одного целого, основанного на своем внутреннем законе, — зато орнаментистика, испестрившая все стены, однообразная по форме, блестящая по бесконечным комбинациям, получает решительный перевес над архитектоническим целым. Нередко кажется, что все здание только подкладка для затейливого узора и все сводится на декорацию.

Магометанское искусство представляет существенное различие в плане и конструкции своих зданий, смотря по местности, куда закидывает его случай. Но как закон Корана был везде один и тот же, хотя сект было много, так и в монументальных их произведениях одна и та же художественная основа чувствуется всюду. В течение многих лет искусство это проходило стадии своего развития в связи с изменчивой судьбой самого ислама. И если оно заимствовало свои первичные формы от искусства христианского, то и последнее, в свой черед, восприняло от него новые формы и образы.

Первой задачей магометанского искусства было приурочить существующие элементы древнехристианского стиля в его византийской оболочке к своим понятиям и религиозным воззрениям. Первые храмы арабов были не вместилищем божества, как у всех народов, а просто местом для богослужения — святым домом. Их первейшей монументальной святыней была меккская Кааба, небольшое, обнесенное двором, неправильное кубическое здание, — примитивно грубое, напоминающее древнюю шатровую постройку чисто азиатского характера.

Другое подобное святилище находится в Иерусалиме, на месте дворцов Соломона и его знаменитого храма, — это известная мечеть аль-Акс. Но в плане ее уже чувствуется прямое подражание семинаосной христианской базилике. Несмотря на общее сходство с византийским характером постройки, на ней уже заметно, что новый стиль начинает искать для себя новые пути; в архитраве, в форме окон и арок чувствуется много самобытности, много решительности нового направления. Рядом с ней поставленная мечеть Омара носит на себе также характер византийского баптистериума. Омарова мечеть охвачена целой группой зданий, в центре которых в мечети, под роскошным балдахином лежит Сакра — камень, на котором, по еврейскому преданию, стоял ангел, избивавший народ еврейский за гордость Давидову. Камень этот потому пользуется почетом у магометан, что пророк называл его первым из камней иерусалимских.

Затем следует отметить большую мечеть, построенную в начале VII века в Дамаске, сохранившую трехнаосную форму христианской церкви, на месте которой она возведена. Вся постройка рассчитана уже на новый, совершенно своеобразный эффект. Перед мечетью расположен огромный атриум, с колоннадами вокруг и фонтаном посередине. На задней стороне мечети есть маленький апсид, так называемая кибла, указывающая направление к Каабе в Мекке, куда и должен обращаться с молитвой каждый правоверный. Возле находится мимбар, или кафедра для поучений. Минареты, заменявшие у магометан колокольни, откуда сзывают криком на молитву, не отличались в то время особым изяществом украшений и были просты и примитивны.

В половине III века в Египте, близ старого Каира, появляется мечеть Амру; она тоже была переделана из базилики и замечательна по своим стрельчатым аркам, на которых ясно отражается влияние западноазиатского искусства. Но архитектоническая система здесь еще не выразилась вполне ясно и отзывается, в общем, неразработанностью.

К XII веку характер египетских построек формируется в определенные мотивы и купольные надгробные часовни, или мавзолеи халифов, с прорезным барабаном (фонарем) под куполом отличаются уже и декоративностью, и фантастической узорностью в линиях. Окончательная выработка каирских мечетей достигает благородной и великолепной формы в мечети Хасана, которой хотя и дана общедревняя конструкция с атриумом, но преобразование дает всему вид монументальный и выработанный. Позади киблы помещается могила Хасана, огромное купольное здание, а по бокам его два минарета, высочайшие здания Каира.

IV

Столица Кордовского халифата была великолепно обставлена превосходными зданиями. Мечеть, поставленная при Абд аль-Рахмане, представляет полное развитие самобытности, предмет поклонения для западных стран ислама. В мечети этой ясно выказалось желание сделать ее похожей на мечеть Дамаска или аль-Акса в Иерусалиме. Весь храм состоял из четырех наосов, разделенных каждый 20 колоннами, с одним наосом в середине, который был пошире; каждый наос открывался на окруженный портиками двор. Впоследствии мечеть подвергалась многим переделкам, наосы были углублены еще больше, на одиннадцать колонн каждый, а потом было прибавлено еще восемь кораблей и соответственно им расширен и атриум. Колонны, подпирающие своды, воспроизведены по античным образцам среднего размера; над их капителями для выигрыша красоты утверждены столбы, связанные между собою полуциркульными сводами, основные же колонны смыкались подковообразными арками, энергично перекинутыми на весу¹. Повторение одного и того же мотива в бесчисленных пролетах дает само по себе декоративный эффект и чрезвычайно фантастическое впечатление. Кибла имела вид превосходно отделанной часовенки, с роскошными орнаментами портала в виде богатых лиственных узоров. Максура — пространство перед самой киблой, увенчанное пестрым куполом, имело аркадные дуги, сплетавшиеся в виде зубцов. Порталы, служащие входом из атриума в храм, также были изукрашены подковообразными орнаментами. Кордовская мечеть является творением порыва эксцентричного и страстного; здесь орнаментальная художественность развилась с могучей силой, и фантастическое чувство, направленное религией в эту сторону, излилось здесь неудержимо. Вероятно, этот лес колонн, эта блестящая золотом и раскраской мечеть давали неотразимое впечатление во время магометанской службы, когда каждый наос освещался бесчисленным множеством лампад.

¹ Двухъярусный ряд колонн образовался в силу того обстоятельства, что свезенные в Кордову колонны из античных и христианских храмов оказались слишком низкими для высокого здания собора: их пришлось надстроить новым рядом.

Арабские писатели рассказывают нам об удивительной постройке, которая, к сожалению, не дошла до нас, — о царском дворце Азоакра. Он представлял собой бесконечное количество зданий для жительства халифа и его двора, окруженных садами, украшенных колоннами, свезенными со всего света, даже из Византии и Рима. Колонн этих было до 4 312; полы были в тон выложены мозаикой, потолки раззолочены, двери сделаны из слоновой кости, черного дерева и посеребренной бронзы. Тут уже встречаются изображения фигур как человеческих, так и звериных, которые были созданы даже в самой Кордове и служили украшениями фонтанов. В одной из зал стояла статуя, изображавшая любимую невольницу халифа, и сама зала называлась ее именем.

Когда с XI века начал слабеть Кордовский халифат, на месте его стали появляться независимые княжества; децентрализация власти, конечно, повлияла на то средоточие искусства, которое всегда является при монархическом правлении. Толедо и Севилья хранят чудесные архитектурные образцы этой эпохи. Особенно интересна большая городская севильская мечеть, построенная в 1195 году, сохранившаяся до сих пор как часть нынешнего собора; в Севилье же находится «Жиральда» — четырехугольная башня, основанная в том же году; она сохранилась совершенно, кроме самого верха, пострадавшего от землетрясения. Утончения кверху башня не имеет, что придает ей замечательную энергию. Здесь господствует тот декоративный прием, при котором дают широкие поля архитектонических масс и предоставляют сплошь их покрывать орнаментами. Внутри башни устроена лестница, по которой можно въезжать до самого верха на коне. Севильский замок Алькасар, тоже кое-где уцелевший, занимает место предтечи знаменитой Альгамбры. Здесь некоторые залы (например, зала Посланников и зала Дон Педро) замечательны исключительной прелестью и неудержимым блеском фантастического творчества.

Весь блеск мавританской жизни последнего периода мавританского владычества в Испании сосредоточивался в Гренаде, и высшей точкой, последним словом их искусства был дворец гренадской цитадели — Альгамбра. Часть этого дворца разрушена, часть дошла до нас, именно та часть, которая была жилыми покоями царя. Это обычная мавританская постройка «в туземном смысле», как выражается Куглер. Тенистые галереи открывают входы в прохладные помещения, где бьющие вверх фонтаны и журчащие каскады придают жизнь и свежесть покоям. Центром сооружения был двор Альберки, с обширным водоемом посередине; с этого двора вступали в великолепную залу, приемную, посольскую комнату, занимавшую всю внутренность крепостной башни. С другой стороны двора был целый ряд помещений с так называемым львиным двором посередине. Центр последнего занят садиком с огромным фонтаном, поддерживаемым 12 львами, из пасти которых течет вода. Вокруг расположены залы двух сестер, зала раджей, зала суда и баня. Весь архитектурный стиль служит для воспроизведения орнамента. В самом низу стены опоясаны фаянсом, выше изукрашены ковровыми узорами, чрезвычайно разнообразными, но в то же время очень симметричными. Своды покрыты огромными ячейками, мотив которых заимствован от сталактитов¹. Колонны стройны и тонки, форма арок может быть уподоблена нарядно вырезанной ковровой бахроме. Определенный ритмический закон проходит весьма ясно через общий эффект и выдерживает общее настроение. Игривости арок соответствует капитель, представляющая вид только что распустившейся цветочной чашечки, несколько расчлененной от давления сверху. Колонны удивительно тонки, но свободно несут на себе весь верхний груз. Базы не вполне удовлетворительны, иногда их нет вовсе. Фризы по стенам, притолоки у стен, окна, арки и пространство над капителями наполнены надписями и текстами прописными арабскими буквами. В орнаменте порой, что мы уже заметили, сильно проскальзывает византийское влияние. Обычный константинопольский мотив украшений в виде стебля и листьев воспроизводится сначала с незначительными изменениями, но затем листья начинают терять свой характер, лепка исчезает — остается один абрис листов, но рисунок становится более упругим, один завиток красиво цепляет другой, сливаясь в целую сеть, заслоняет и самый контур листьев и образует уже прямо восточный мотив орнамента. Раскраска и позолота придают ему особенную оригинальность вместе с пестротой. В кордовской мечети, перестроенной при помощи византийских мастеров, есть часто византийская мозаика и мраморные орнаменты византийского характера. В XII веке решетчатая и сталактитовая орнаментистика занимает первенствующее место, производя впечатление нередко одной раскраской, так как по выработке линий ее нельзя назвать удачной. Есть, конечно, неудачные мотивы, но есть и неподражаемо красивые. Хитросплетения геометрических линий в иных арабесках заслуживают особенного удивления; нередко математики были в то же время и архитекторами, чем и объясняется их приверженность к геометрическим комбинациям.

¹ С т а л а к т и т ы — ряд выступающих одна над другою арочек, напоминающих окаменелые капли сталактитовых пещер. Этот сасанидский мотив встречается в каирских мечетях.

V

С начала XIII века и до конца XIV Индостан делается державой афганских династий, столица которого, старый Дели, наполняется великолепными монументами массивно-энергичного характера с круглобашенной постройкой, с сквозными галереями наверху. Здесь мы видим смешение форм мавританских с браминскими, причем стиль внутренности здания не отвечает его наружной отделке. Мечети имеют вид обычной продолговатой залы, с куполом наверху, с мавританскими сталактитами вместо парусов, с киосками на углах стен. Воцарившаяся с 1526 года династия Великих Моголов покровительствует успехам индийско-магометанской архитектуры, вводит в нее персидский стиль и в конце концов создает великолепные мечети, признаваемые многими прелестнейшими зданиями в мире. Природный индийский вкус заботится о пейзажности постройки: мечеть окружается садами, строится у самой воды и эффект общего замысла усугубляется красивой посадкой куп деревьев. Побочные постройки всегда гармонируют с целым, способствуя картинному сочетанию общего. Торжественное достоинство сооружения достигается группировкой громадных ворот и тяжелых куполов с легкими воздушными минаретами.

Самыми распространенными постройками Индии являются так называемые мавзолеи, или надгробные царские памятники. Мавзолеи эти возникали так: государь выбирал место обыкновенно на каком-либо живописном перекрестке за городом, усаживал его кипарисными деревьями, устраивал в саду фонтаны, обносил вокруг оградой, а посередине воздвигал купольное здание с минаретами вокруг и изящным порталом входа. Сюда, когда постройка была готова, собирался хозяин с гостями, устраивал пиршества и праздники, обращая свою будущую могилу в дом веселья; когда он умирал и его хоронили под полом в склепе, мавзолей затихал, и какой-нибудь дервиш оставался его хранителем. Здания эти и оригинальны, и красивы. Тяжеловатость верхнего купола, в виде луковицы, выкупается прозрачной колоннадой низа. Нам, так привыкшим к этому луковичному венчанию здания, которое практикуется сплошь и рядом в России, индийский стиль кажется чем-то родным и знакомым. Родственный мавританскому стилю, он получил характер Востока, выразился в таких солидных и могучих образах, что мавританский стиль перед ним кажется блестящей игрушкой.

Размеры зданий индомагометанского стиля иногда настолько значительны, что главные купола их могут соперничать с самыми колоссальными зданиями мира. Мавзолей Магомет-шаха имеет купол в 18 сажен в диаметре, следовательно уступающий только Святому Петру в Риме да Пантеону. Простота и ловкость, с какой архитекторы возводили такие купола, достойна самого тщательного изучения со стороны знатоков и любителей. Взаимодействие распора купола и поддерживающих арок разрешает вопрос несравненно логичнее и проще, чем могли бы разрешить наши зодчие.

Колонна носит на себе тот же азиатский отпечаток, который отличает ее от мавританской. Тонкий фуст и узенькая шейка, изящный перехват внизу и наверху, каннелюры дают возможность проследить, как формируется вкус жителей Индостана, что он заимствует у какой народности.

Прилагаемые рисунки красноречивее текста говорят об огромном художественном чутье зодчих магометанской Индии. Сказочное великолепие изображаемых на рисунках зданий, при колоссальных размерах, ставит их на границу чудовищной фантазии и истинно свободного искусства.

VI

Мы достоверно можем сказать, что костюм арабов-бедуинов и в настоящее время тот же самый, каким был в глубокой древности: грубые сандалии, праща, лук и копье составляют главные части его необходимых принадлежностей. Во времена Магомета — несомненно, и сам пророк одевался в высшей степени просто: носил рубаху с короткими рукавами, кожаный пояс, грубый плащ в виде мешка, головной платок с кисточками или чалму. От своих соплеменников пророк отличался тем, что спускал один конец своей чалмы на лоб, а другой на плечи. Только в народных собраниях он надевал на себя богатые дары, полученные от разных владык, от абиссинского и греческого императоров. Любимые цвета его одежды были черный, зеленый, красный и белый. Но общее стремление жителей Азии к роскоши повлияло и на арабов. Побеждая, они стали пользоваться ремеслами побежденных, завели торговые сношения с Востоком и Севером, получая из Китая и Индии редкие материи и ткани, из России меха, из Африки шкуры, павлиньи перья, слоновую кость, из Испании золото и драгоценные камни. Чтобы судить верно о типе мужской одежды у испанских мавров, стоит всмотреться в мелкие изваяния гренадского собора, на которых изображен обряд крещения арабов. Они изображены в длинных куртках, подпоясанных поясом, узких шароварах, шапках и кожаных полусапогах. На плафоне судейской залы Альгамбры, который, вероятно, был писан христианскими художниками после изгнания мавров, изображены разные жанры, действующими лицами которых являются и мавры, и христиане. Представители власти, судя по этим изображениям, носили по нескольку одежд и тем отличались от низших сословий. На голове они носили чалму, которой голова обертывалась очень искусно, а концы иногда распускались по плечам. Сверху надевали плащ с капюшоном, заимствованный, вероятно, у римлян. До какой бы роскоши ни доходил костюм, щегольство ограничивалось дороговизной ткани, а отнюдь не фасоном. Главное щегольство составляли частые смены дорогих одежд при торжествах. Сменяли их иногда до семи раз. Мужчина заботился более всего о своих волосах и о своем оружии; из украшений носил только перстень, остальное предоставив женщине. То уважение, которое народы Востока имеют искони к мужской бороде, было утверждено Магометом, и всякое поругание ее считается самым ужасным оскорблением. Зато голову магометане, за немногими исключениями, стали брить, оставляя только пук волос на макушке. Перстень, украшенный одним сердоликом, обыкновенно носили на правой руке, а иногда на шнурке на груди. Арабы застали искусство выделки оружия на высшей степени совершенства. Первая в мире дамасская сталь была известна в глубокой древности, и им осталось только позаботиться насчет внешней отделки оружия. Нанесение узоров по стали, так называемое демаскирование, увеличило ценность оружия, и в скором времени испанское оружие приобрело такую же громкую известность, как и азиатское. Завороженное оружие было не чуждо арабам-фаталистам, и носить его для неуязвимости было делом обычая, которым не пренебрегал сам император Константин.

До высшей степени совершенства доведено было взнуздывание и седлание лошадей. Любовь араба к лошади, чуть не боготворение ее, заставила прибегнуть к изобретению металлической арматуры, которая охраняла бы коня во время боя. Полевыми знаками во время похода были знамена. Первое знамя образовалось из распущенной чалмы, прикрепленной к копью одним из полководцев пророка. Священное знамя Магомета было совершенно белое, его полевой значок — черный. Прочие знамена войска были сделаны из покрывал жен и украшены надписью: «Нет Бога, кроме Бога, и Магомет — посол Божий».

Арабская женская одежда представляет узкий хитон, не вполне доходящий до ступней, сверх которого надета другая одежда, несколько покороче, а поверх всего набрасывалась накидка, спускающаяся с головы и драпирующаяся складками от переда назад; ноги были одеты в полусапожки и шаровары. По закону Магомета требовалось, чтобы женщины были покрыты, кроме пожилых особ, которым уже поздно вступать в брак; покрывало должно было быть спущено не ниже ворота рубашки, нога не должна обнажаться. Костюм женщины доведен был во времена халифатов до удивительной роскоши, так что у дочери одного халифа было 30 тысяч шелковых тканей.

Туалетные принадлежности и украшения пользовались у арабов не меньшим успехом, как и теперь. И до сих пор богатые носят золото и драгоценные камни, а недостаточные классы — серебро, латунь, цветные стекла. И в старину мавританки отдавали большую дань уважения всевозможным втираниям и румянам. Они чернили порошком брови и веки для придания глазам блеска и огня. Раскрашивали руки и ноги, иногда одни ноги, иногда пальцы, ладони и ступни. Натуральный цвет волос и густота их считались, конечно, высшей красотой. С боков завивали длинные локоны, спереди волосы подстригались коротко; иногда все количество волос на висках заплеталось во множество косичек. Косички спускались за спину, и в них вкручивались шнурки, украшения из листового золота, золотые пуговки, колечки. Кольца носили не только на руках, но иногда и в носу.

Что касается утвари, то едва ли дошли до нас образчики чисто арабского происхождения. По аналогии мы можем, впрочем, дать довольно верное заключение о той технической форме, которая преобладала в этой отрасли искусства. Отсутствие понимания форм заставило смотреть араба на утварь как на необходимую принадлежность, а не как на произведение искусства. Невозможность, в силу предписания Корана, изображать человеческие и вообще животные формы сообщила всей их утвари некоторую сухость и внешнюю пестроту. Отсутствие меры в искусстве заставило его впасть в вычурность и удалиться от классической простоты античного искусства. Сосудоваяние процветало у арабов, причем нередко кроме благородных металлов употребляли бронзу, латунь, медь, иногда стекло. Превосходное умение отделывать металлы сказалось на сосудах во всей силе. Отделка у них не всегда гармонирует с формой, и нередко сосуд имеет декоративный вид: выставляется напоказ как убранство.

Арабская мебель, как и у всех кочевых народов, в сущности ограничивается одним ковром, которым покрыт пол, и диваном. Собственно «диван» назначается для сидения и состоит из кирпичной лавки, которая идет вдоль каменных стен; сверху кладется тюфяк, кроется ковром, кладется валик с кистями вместо подушки, и представляет с внешней стороны вид весьма схожий с общеупотребительными в настоящее время турецкими тахтами. Восток не любит стульев, и едва ли они были у арабов. Постель состоит из тюфяка, покрытого простыней, причем летом кладется другая простыня, которой покрываются, а зимой ватное одеяло. Сверху укрепляют занавесь от комаров и вампиров. Наутро тюфяк свертывается и прячется в чулан. Столы тоже не есть необходимая мебель на Востоке. Употребляются небольшие столы для письма и маленькие подставки в виде многогранных тумбочек, пестро раскрашенных.

Иногда Восток придумывал самые нелепые, невозможные предметы роскошной обстановки, которые именно ввиду этой нелепости с любовью заимствовались европейцами. В Багдаде находился трон, о котором стоит упомянуть; слава о нем была так велика, что император Феофил (Византийский) поручил математику Льву соорудить для себя совершенно такой же. До нас дошло описание этой нелепости, которой уже владел Константин Багрянородный. «Перед царским троном, — описывает один из представлявшихся этому императору, — находилось позолоченное дерево, на ветвях которого сидели позолоченные птицы и пели на разные голоса. Перед троном, словно на страже, стояли золоченые львы, которые били хвостами по полу, издавали рев, разевая пасть и шевеля языком. Меня ввели два евнуха в тронную залу. Как только я вошел, львы зарычали, птицы зачирикали. Я не испугался и не удивился: я уже был предупрежден об этом через сведущих людей; после того как я, поклонившись в третий раз земным поклоном, поднял голову, царь оказался почти на потолке, тогда как при моем входе он сидел очень невысоко; и платье на нем уже было другое; как это случилось — понять не могу, но полагаю, что его подняли кверху посредством такого механизма, который практикуется для выжимания винограда. Царь в это время ничего не говорил, да если бы хотел, то едва ли бы это было возможно ввиду той высоты, на которой он находился».

Вообще роскошь царских приемов у арабов достойна замечания и полна того же сказочного комфорта, который им был присущ. При торжественных приемах послов халифы умели устраивать самую пышную помпу; по обеим сторонам дворца расставлялось войско в числе ста шестидесяти тысяч; у входа стояли высшие сановники, невольники с золотыми перевязками, усыпанными драгоценными каменьями; далее следовали четыре тысячи белых евнухов и три тысячи черных. Число стражей-привратников было до семисот. Тридцать восемь тысяч больших стенных ковров украшали дворец. Сто львов ходило на золотых цепях по комнатам, а в приемной зале восседал халиф на том троне, который так понравился Феофилу.

Влияние мавров на европейское зодчество было весьма значительно.

Глава восьмая

РОССИЯ

Дальнейшее развитие христианства в Европе

Влияние на славян Византии и Грузии. — Киев. — Владимир. — Суздаль. — Москва. — Иконография. — Одежда

Наиболее точные сведения о славянах мы встречаем у арабских писателей Масуди и Ибн-Фадлана. «Велика их область, — рассказывают они о болгарах, — от Византии до земли их 15 дней пути, а сама страна тянется на 20 дней пути в ширину и на 30 в длину. Она окружена колючим плетнем с отверстиями в виде окон. Они язычники; у них нет письменности. Их кони на свободе пасутся по лугам и используются только во время войны; а кто сядет на лошадь в мирное время, того предают смерти. У них нет ни золотых, ни серебряных монет: разменной платой служит скот — коровы и овцы. Они ездят в Византию для продажи девиц и детей. Если раб у них в чем-нибудь провинится и господин хочет его бить, раб сам ложится перед ним, и если встанет, прежде чем кончится экзекуция, его убивают».

«Никогда мы не видели, — пишут они о руссах, — людей более стройного телосложения, — они высоки, как пальмы, румяны, волосы у них рыжие. Мужчины носят одежду на одном плече, так что правая рука всегда остается Свободной. Женщины носят на груди ящичек и нож на кольце, золотые и серебряные цепи, бусы и кораллы. Руссы самый нечистоплотный народ; когда они приходят на своих судах в иноземный торговый пункт, их живет человек десять или двадцать вместе, в одном доме, в одной комнате. Они плохо моются; едят хлеб, мясо, чеснок, молоко и мед. У них есть свой бог — чурбан, перед которым они простираются на землю и говорят: «Господи, издалека пришел я, привез столько-то и столько-то рабынь и мехов; молю тебя послать мне покупателя богатого, который бы на чистое золото и серебро купил у меня, не торгуясь, товар мой». Когда дела его идут хорошо, он приносит жертвы маленьким изваяниям вокруг главного идола, говоря: «Это нашего бога жены и дети». Он вешает в благодарность на колья головы овец и быков, за ночь их съедают собаки, а наутро русс радуется, что бог покушал, говоря: «Благоволит ко мне господь, он принял мою жертву». Если поймают у них вора, его вешают на прочной веревке на дерево и оставляют висеть, пока ветер и дождь не размоют разложившийся труп».