Глава 2. Мотивационно-потребностный компонент этнической идентичности и этническая солидарность

Наше восприятие и познание формируют специфическую картину мира, и в соответствии с нею мы действуем в окружающем мире. Потребности и мотивы занимают как бы промежуточное место между образами и реальностью. Побуждая или не побуждая к действию, они сокращают или удлиняют дистанцию между установочными образованиями и нашими поступками. Особое влияние на поведение оказывают базовые потребности. Проблема базовых потребностей поднималась в психологии в связи с поисками ключа к решению проблем индивида психоаналитиками и представителями гуманистической психологии. К числу базовых потребностей психологи относят и потребность в идентичности, в принадлежности.

В данной главе раскрывается содержание потребности в этнической идентичности, рассмотрена взаимосвязь мотивационно-потребностного компонента этничности и проблемы этнической солидарности, проанализированы некоторые особенности этно-мобилизационных процессов народов Российской Федерации на основе эмпирических показателей этнической солидарности.

Мотивационная функция так или иначе всегда была одной из центральных проблем в исследованиях социальной идентичности. Особое внимание ей уделяли ученые психоаналитического направления. Э.Эриксон, рассматривая психосоциальную идентичность, определял ее как необходимое условие для сохранения здоровья индивида, его внутренней целостности и стабильности, как важную личностную потребность {Erikson, 19956). Э.Фромм также включал потребность идентичности в число универсальных человеческих потребностей. Он определял идентичность как «...безусловный психобиологический принцип поведения, обусловленный необходимостью выжить», она «вырастает из самих условий человеческого существования и является источником наиболее сильных стремлений» (Фромм, 1994, с.64). По мнению Э.Фромма, именно потребность в идентичности стоит за стремлением людей обрести социальный статус и за проявлениями конформизма, как одного из четырех описанных им психологических механизмов «бегства от свободы» (Фромм, 1992).

Строя иерархические модели потребностной сферы человека, А.Маслоу и Г.Мюррей отводили для потребности в идентичности почетное место в своих иерархиях. А.Маслоу включал ее в число потребностей «роста» (Maslow, 1954), удовлетворить которые возможно в социальных отношениях, а Г.Мюррей обозначал как потребность в аффилиации (см. Fisher, 1990a).

Дж.Гэлтунг, продолжая разрабатывать проблему базовых потребностей, утверждает, что построение их иерархии – ошибочный путь, так как в зависимости от обстоятельств каждая из потребностей может временно подчиняться любой другой (Galtung, 1990).

В современной теории человеческих потребностей потребность в идентичности выходит по значимости на одно из первых мест (Burton, 1990). Например, О.Надлер рассматривает ее как первейшую и фундаментальную потребность личности, альтернатива которой – дезорганизация и смерть (см. Fisher, 1990a). В рамках этой теории потребность в идентичности определяется шире, чем необходимость принадлежать какой-либо одной группе или общности. Потребность в идентичности есть «...в действительности потребность во множественной интегрированной идентичности, связанная со стремлением реализовать ее» (Rubenstein, 1990, с.281).

По мере роста межэтнической напряженности этническая идентичность становится важнейшей составляющей такой интегрированной идентичности. Более того, реализация интегрированной идентичности невозможна без удовлетворения потребности в этничности. Ее неудовлетворение превращается в глубинную причину затяжных ситуаций межэтнической напряженности, агрессивности и насилия в отношениях между народами.

Социальная нестабильность резко актуализирует потребность в присоединенности и социальных связях – солидарности, идентичности, принадлежности к группе. Трансформация социальной напряженности в межэтническую повышает потребность в этничности. Мы будем рассматривать три ее составляющих, три стороны: потребность в этнической принадлежности, потребность в позитивной этнической идентичности и потребность в этнической безопасности. Все они тесно взаимосвязаны между собой и порождают следующие мотивы: аффилиативные (мотивы привязанности), статусные (мотивы самоуважения и достоинства) и архетипические (мотивы безопасности). Это мотивационно-потреб-ностный компонент этнического самосознания, исследование которого непосредственно смыкается с проблемой этнической солидарности. В этой главе будут рассматриваться аффилиативные и статусные мотивы.

Занимаясь связями, которые объединяют людей в общество, Э.Дюркгейм в свое время конкретизировал их как проблему природы и функций социальной солидарности (Дюркгейм, 1995). Как синоним согласия и единства солидарность является психологической основой согласованных действий индивидов, объединенных в группу. В современной ситуации в республиках России, когда для многих главной референтной группой стала этническая, внут-риэтническая солидарность является важнейшей характеристикой состояния общества и перспектив развития межэтнических отношений.

Потребность в этнической принадлежности и этноаффилиативные мотивы

В поисках социальной защиты, устойчивости, возможности осуществления определенных видов активности, а также с целью удовлетворения потребностей в социальном, экономическом и психологическом объединении, индивиды, как правило, стремятся принадлежать к группе или группам. Это «стремление к психологической общности с группой» известно в психологии как аффилиа-тивный мотив. Подоплека такого «общего чувства» с группой выражается в двух тезисах. Во-первых, для достижения соответствующих целей необходим союз с определенными людьми и с определенными группами. Во-вторых, существует целый ряд важнейших социальных потребностей (в поддержке, одобрении, дружбе, статусе, симпатии и др.), которые удовлетворяются только через межличностные отношения и в союзе с другими людьми (Schachter, 1959).

В разные периоды жизни в зависимости от конкретных обстоятельств какая-либо из групп становится для личности референтной. При дефиците в советском и постсоветском обществе разветвленной системы общественно-духовных объединений одними из наиболее значимых референтных групп оказались именно этнические сообщества, большинство из которых помимо прочих маркеров имели и административные границы

Этническая принадлежность – одно из средств приспособления, лучшей ориентации и достижения определенных социальных целей в современном сложном мире Принадлежать к этнической группе – это также способ выделиться, обратить на себя внимание, через этничность повысить свою ценность. В настоящее время это очень важный момент для многих культур мира, так как отличительность начинает занимать достаточно высокое место в иерархии современных жизненных ценностей Силу потребности в этнической принадлежности можно определить через известные в социальной психологии индикаторы групповой сплоченности (одного из синонимов групповой солидарности): желание оставаться членами группы, уровень внутригрупповой привязанности и степень удовлетворения от участия в группе (Андреева, 1997; Донцов, 1979) В контексте межэтнических отношений эти индикаторы мы рассматриваем как этноаффилиативные мотивы.

Важнейшее значение имеет их эмоциональный аспект Характер испытываемых по отношению к собственной группе чувств и их изменения отражают динамику образа группы с точки зрения ее привлекательности–непривлекательности, а также влияют на взаимоотношения с другими группами Сравнивая выраженность этноаффилиативных тенденций между титульным и русским населением республик России, мы обнаружили рост привлекательности собственной этнической группы для титульных народов республик и относительно невысокий аналогичный показатель у русских Это, в частности, выразилось в оценке изменений за последние 10 лет чувств к своему народу у русских – в негативную сторону, у титульных народов – в позитивную

Рассмотрим две важнейшие для социального взаимодействия противоположные эмоции – «стыд» и «гордость» По мнению Т Шефа, гордость порождает солидарность с группой и является ее индикатором, в то время как стыд есть показатель и причина отчуждения от группы (Scheff, 1994, р 298). Повышение внутриэт-нической солидарности у титульных народов сопряжено у них с ростом чувства гордости за свой народ. В то же время у русских это чувство оказалось выражено незначительно. За последние годы они испытали немало разочарований, связанных с их исторической судьбой Преобладание в целом чувства стыда за свой народ над чувством гордости отражает рост среди русских противоположных солидаризации процессов отчуждения от своей этнической группы (см рис 2)

Есть еще один значимый аспект взаимодействия этих эмоций. Рассматривая самоуважение как эмоциональный компонент социального «Я», Ч.Кули оценивал его на основе соотношения между гордостью и стыдом. Чем сильнее чувство гордости и слабее чувство стыда, тем выше самоуважение (см Sites, 1990) Гистограмма на рис 2 дает сравнительную картину «самоуважений» у народов республик на основе выраженности эмоций стыда и гордости. Сравнительно высокий уровень самоуважения титульных народов – это отражение их более высокого по сравнению с русским населением этносоциального статуса. Что касается русских, то такого рода эмоциональный дисбаланс в структуре этнической идентичности является важным индикатором их неблагополучного психологического состояния

Рис. 2. Оценка изменений чувств гордости и стыда по отношению к собственному народу

Тот же тип дисбаланса (нарушение равновесия между гордостью и стыдом в пользу последнего) оказался характерен и для самосознания осетин Видимо, в любом случае этнический конфликт, связанный с насилием, не способствует росту чувства гордости за

свой народ. Однако возникающее в таком случае чувство стыда имеет мало общего с раскаянием как сожалением по поводу совершенного действия. Психологи рассматривают стыд как наиболее социализированную эмоцию, носящую «возвратный» характер – она затрагивает осознание себя с точки зрения другого. Это обусловливает динамику порождения «витков» стыда бесконечной длительности и интенсивности {Scheff, 1994). В дополнение к этому столь болезненная эмоция вытесняется, и в таком случае стыд, становясь неосознанным, «демаскирует» эмоцию гнева. В психотерапевтической практике это называется «ловушкой чувств» – устойчивая последовательность стыда и гнева: «гнев от стыда, стыд от гнева» (Lewis, 1971). Анализ динамики межэтнической напряженности на Северном Кавказе показывает, что «ловушка чувств» – вполне актуальное понятие в ситуации конфликта (см. раздел III, глава 10).

Выраженность этноаффилиативных тенденций предполагает склонность следовать правилам, нормам и целям своей этнической группы. Эмпирические исследования показывают, что формирование устойчивого внутреннего побуждения к такому типу поведения обусловлено «личностно» и «культурно». Например, Г.Триандисом выделен аллоцентрический (allocentric) тип личности, как более нуждающийся в групповой присоединенности и поддержке, в противовес идеоцентрическому (ideocentric). В качестве критериев, на основе которых эти два типа личности отличались друг от друга, предлагались следующие: степень подчинения индивидуальных целей групповым, выраженность идентификации со своей этнической группой, восприятие себя как части группы, а группы как продолжения самого себя (Triandis, 1986). В соответствии с целями исследования нами был разработан вариант опросника для изучения этноаффилиативных тенденций на личностном уровне (см. раздел II, глава 9)

По результатам исследования Г.Триандиса и его коллег, в коллективистских культурах больше аллоцентрических личностей, чем идеоцентрических (Triandis a.o., 1985). Наши данные это подтверждают. Среди татар, тувинцев, якутов и осетин как представителей более коллективистских культур (см. главу 4 этого раздела) выраженность аффилиативных тенденций (например, «никогда не забываю о своей этнической принадлежности», «человеку необходимо ощущать себя частью своей национальной группы») оказалась существенно выше, чем среди русского населения. Почти в два раза реже по сравнению с респондентами титульных национальностей русские демонстрировали этноаффилиативные установки (35% – среди русских, 66,5% – среди титульных национальностей). Соответственно среди русских были более популярны противоположные тенденции. «Не имеет значения национальность», «не обязательно быть частью нации» – так считали 63% русских респондентов и 31% – титульных.

В наших исследованиях этноаффилиативные установки в наибольшей степени оказались выражены среди членов национальных движений. В первую очередь у представителей национального движения Северной Осетии-Алании «Стыр Ныхас». У них эти тенденции сочетались с самым высоким по сравнению со всеми другими группами уровнем этнополитической мобилизации и идеологи-зированностью сознания и с наименьшей индифферентностью к межнациональным проблемам. Можно предположить, что высокий уровень потребности в этнической принадлежности, обнаруженный у активистов национальных движений, явился первичным побудительным мотивом их активной политической и общественной деятельности. В процессе такой деятельности эта потребность усиливается, а при реализации, вступая в конфликт с другими ценностями, существенно транформируется, переходя из внутренней психологической ориентации на внешний инструментальный уровень. Но далеко не все представители национальных движений – аллоцентрики. Например, среди активистов «Хостуг Тыва» (Республика Тыва) встречались люди не только индифферентные в этом отношении, но и идеоцентрики, то есть те, кто отдавал явное предпочтение индивидуальным ценностям. В сочетании с другими показателями это говорит о том, что часть членов национальных движений участвовали в этой деятельности не из внутренних побуждений, а из карьерных или личных соображений. Безусловно, это не способствует сплоченности движения, его жизнестойкости. Не случайно активность «Хостуг Тыва» в 1996 г. практически свелась к нулю.

Помимо личностных и культурных особенностей на рост потребности личности в единении с собственной этнической группой оказывает влияние и социальная ситуация. У осетин и тувинцев – жителей республик с повышенной межэтнической напряженностью – стремление к объединению с этнической группой выше, чем у Саха и татар. Например, более 70% осетин и тувинцев никогда не забывают о своей национальной принадлежности и только половина якутов и татар всегда помнят об этом. В ситуации межэтнической напряженности высокая выраженность этноаффилиативных тенденций, отражающих рост потребности в этнической идентичности, – это показатель формирования установок по типу готовности скорее к изоляции, обороне, конфронтации или соперничеству в межэтническом взаимодействии, чем ко взаимному доверию или сотрудничеству.

Потребности в позитивной этнической идентичности* и этнической безопасности и статусные мотивы

Стремление принадлежать к этнической общности на групповом уровне выражается потребностью в позитивной этнической идентичности и этнической безопасности.

Угроза позитивной этнической идентичности – это угроза существованию этнической общности. Это страх потерять привычную социокультурную нишу, утратить жизненно важное ощущение защищенности. Через стремление к позитивной этнической идентичности индивид не только повышает собственную самооценку, но и стремится повысить престиж и статус своей группы. Реализация потребности в этнической безопасности предполагает создание условий, обеспечивающих сохранение, воспроизводство и свободное развитие данной этнической общности как самостоятельного этнокультурного и духовного целого. Для этого необходим преимущественно такой тип межэтнического взаимодействия, когда участники определяют ситуацию (или других участников) на основе позитивного образа собственной группы и избегают сравнений по неблагоприятным или несоответствующим ей (по их мнению) характеристикам.

Рост потребностей в позитивной этнической идентичности и безопасности – важнейшие индикаторы этномобилизационных процессов. На этом уровне к показателям этнической солидарности добавляются осознание внутриэтнической консолидации и восприятие своей группы как целостного и самостоятельного субъекта, в том числе как субъекта власти.

На осознание внутриэтнической консолидации влияет уровень межэтнической напряженности. Но это влияние не однозначно. Оно зависит от многих параметров ситуации. Например, в Северной Осетии-Алании русские в условиях ситуации высокой и затяжной напряженности между ингушами и осетинами острее осознавали свою разобщенность – свыше 70% включили это качество в число главных характеристик собственной этнической группы. В то же время осетины, как группа, принимавшая непосредственное участие в конфликте, среди основных качеств, приписываемых своей группе с высокой внутригрупповой согласованностью (86%), назвали «взаимовыручку».

Рост потребности в этнической идентичности усиливает стремление членов группы к повышению ее статуса. На психологическом уровне этносоциальный статус – это ощущение группой своей демографической силы, политических и социальных возможностей по защите интересов ее членов.

Понятие «демографической силы» воплощается в категориях «большинства» и «меньшинства». Численное превосходство на территории проживания, как правило, формирует ощущение своей значимости, рождает чувство гордости, уверенности и защищенности. В бывшем СССР численное превосходство и главная демографическая и политическая сила были на стороне русского народа. В процессе распада советской империи русские стали стремительно утрачивать эту форму психологического преимущества. В некоторых регионах бывшего СССР они прошли через резкое изменение этносоциального статуса: из всеми признанного большинства русские перешли в категорию подчеркнуто декларируемого этнического меньшинства.

Другое этносоциальное измерение статуса этнической группы, характерное для национальных республик России и отражающее политико-правовой аспект межэтнических отношений, – это «титульность–нетитульность». В республиках это измерение выступало в качестве важнейшей статусной постоянной. В последнее время его значение еще больше усилилось. Оно отражает самостоятельность и степень государственно-политической независимости группы и ее положение в системе властных отношений.

В условиях роста межэтнической напряженности диспропорция в демографическом составе республик и неравнозначность в положении этнических групп в системе «власти–подчинения» ведут к тому, что этнические меньшинства начинают все в большей степени ощущать себя притесненными. Они нуждаются не только в социальной, правовой и политической защите. Для успешной адаптации к новым обстоятельствам им необходима собственная система психологической защиты. Она в значительной степени базируется на чувствах, имеющих негативый оттенок: зависимости, соперничества, страха, стыда и вины.

Совпадение «титульности» с «большинством» усиливает неравнозначность социальных статусов групп, фиксирует баланс

«силы» в структуре национальных отношений и придает легитимность коллективной воле группы к власти. Между разностатусны-ми этническими группами всегда существует тот или иной уровень межэтнической напряженности. Достаточно обычна ситуация, когда к неравному статусу групп добавляется конкурентная борьба за ресурсы. В этом случае доминирующая группа рассматривает подчиненную как неполноценную, нуждающуюся в опеке и руководстве и пресекает любые попытки повышения статуса с ее стороны. Со стороны же этнического меньшинства, ощущающего себя ущемленным, появляется «свой» национализм – в форме попыток к сепаратизму.

По результатам эмпирических исследований, проведенных в рамках направления «контактные гипотезы», этносоциальные статусные характеристики и их динамика оказывают существенное влияние на изменение содержания и направленности межэтнических установок. Равные права в принятии решений и равный статус рассматриваются как возможность снижения уровня этноцентризма (Amir, 1969; Cook, 1978). Но в то же время само стремление к равному статусу является предпосылкой роста межэтнической напряженности (Дробижева, 1994).

Сравнивая результаты различных исследований на основе трех основных «этноцентристских» посылок, М.Ньюстоун и Дж.Джас-парс установили определенную зависимость в восприятии разноста-тусными группами друг друга. Этноцентристская триада состоит в следующем: (а) «Мы лучше, чем Они»; (б) «Они хуже, чем Они думают о себе»; (в) «Мы лучше, чем Они думают о нас» (Newstone, Jaspars, 1982) Как правило, высокостатусные группы подтверждают наличие у них комплекса превосходства. Представители этих групп согласны с первыми двумя позициями, но не считают, что низкостатусная группа их недооценивает. Нередко низкостатусная группа описывается как «нечестная», «хитрая», «коварная». И действительно группы с более низким статусом, удовлетворяя свои потребности, вынуждены использовать не прямые каналы, а окольные методы, подтверждая, таким образом, данные характеристики. Безусловно, такие качества определяются скорее недостатком возможностей и силы, чем врожденными характеристиками меньшинства.

У представителей низкостатусной группы оценка группы с высоким статусом по уровню позитивности практически совпадает с автостереотипом этой группы. При этом представители низкостатусной группы оценивают себя также высоко или лишь немного ниже, чем члены высокостатусных групп В то же время низкостатусная группа демонстрирует комплекс неполноценности – ее представители считают, что их недооценивают (там же, 1982).

Нередко члены низкостатусной группы стремятся различными способами удовлетворить свою потребность в позитивной поддержке и даже могут покинуть собственную группу. При наличии в полиэтническом обществе предубеждений по отношению к той или иной этнической группе у ее членов может сформироваться негативная самооценка (Phinney, 1990).

Результаты восприятия разностатусными этническими группами друг друга в значительной степени зависят от стабильности и легитимности статусной иерархии. Низкостатусные группы могут не пытаться улучшить свое положение относительно доминирующих групп, если они не видят возможности изменения их объективного статуса (Doise, Sinclair, 1973). В то же время в случае нестабильности статусной иерархии высокостатусные группы более склонны к «групповому уклону» в восприятии как одному из способов защиты своей позиции (Turner, 1978).

Два этносоциальных измерения – «титульность–нетитульность» и «большинство–меньшинство» взаимодействуют и определяют для каждой этнической группы специфичность ее позиции в системе межэтнических отношений. Соотношение этих двух измерений – самостоятельный фактор, который активно воздействует на формирование этнического самосознания, в частности на уровень его эт-нополитической мобилизации. Уровень этнополитической мобилизации сознания является эмпирическим понятием. Он определяется на основе соотношения в структуре группового «^-образа» категорий частной жизни (базовых) и этнополитических. Этот показатель, на наш взгляд, отражает силу статусных мотивов.

Разделяемая большинством членов группы иерархия категорий в собирательном «^-образе» соответствует общему внутреннему «плану действий» группы по защите и укреплению приоритетных статусных позиций. Поэтому уровень этнополитической мобилизации группового самосознания является также психологическим показателем вероятности групповых действий в защиту интересов этнической общности (этномобилизационных процессов) и, следовательно, является еще одним индикатором этнической солидарности.

Выделение базовых и этнополитических категорий соответствует двум уровням активности личности. Первый характеризует вовлеченность группового субъекта в обыденный круг человеческих отношений (семья, работа, межличностные отношения). Второй – вовлеченность группового субъекта в этнополитическую жизнь общества.

По результатам наших исследований, во всех групповых «Я-образах» народов республик России базовые характеристики доминируют над этнополитическими (см. рис. 3). Среди категорий частной жизни с большим отрывом лидируют семейные ролевые и статусные самоидентификации (в среднем более 1/3 от всей совокупности характеристик), потом следуют половая и профессиональная принадлежности.

Рис. 3. Категории частной жизни и этнополитические категории в структуре идентичности титульных национальностей и русских в республиках РФ

Уровень этнополитической мобилизации массового сознания находится в сложной зависимости от этносоциальных статусных измерений. Из четырех республик явное русское меньшинство и подавляющее титульное большинство – в Туве. Определенность в расстановке этнических сил в этой республике явилась одной из важных причин самого низкого уровня этнополитической мобилизации сознания как у тувинцев, так и у русских В их «Я-образах» доминируют базовые категории (от 72 до 77% всего количества самоидентификаций) (см. рис. 3). В поисках новой идентичности и русские Тувы, и тувинцы как бы обращаются к самим себе и к своему ближайшему окружению. У тувинцев уровень этнополитической активности самосознания хотя и превышает аналогичный показатель у русских, но он все же в два раза ниже по сравнению с этим показателем, например, у Саха Составляя большинство в республике, тувинцы, видимо, более свободны от необходимости настойчивого поиска социальной присоединенности и соответственно более свободны в своих стремлениях к общечеловеческой идентичности. Саха, наоборот, находясь в меньшинстве, но являясь титульным народом, более обеспокоены своей этнической и политической защищенностью

В то же время, несмотря на то, что осетины в своей республике – титульное большинство, этнополитические категории здесь были актуальны в групповых образах и русских, и осетин. В «JT-образе» русских этой республики доля этнополитических категорий выглядела даже гипертрофированной по сравнению с другими этническими группами. Причины этого – высокая степень изолированности, тревоги и неуверенности русских, живущих не просто в опасном для жизни регионе России, а непосредственно в зоне этнического конфликта. И это несмотря на то, что русские в Северной Осетии-Алании не являются непосредственной конфликтующей стороной (подробно эти данные анализируются в разделе III, глава 15). На втором месте по уровню этнополитической вовлеченности – жители Саха (Якутии), как Саха, так и русские.

Итак, затяжная ситуация высокой межэтнической напряженности оказалась существенным фактором повышения вовлеченности в этнополитическую жизнь общества. Наши исследования показывают, что в условиях роста межэтнической напряженности идет процесс превращения этнической принадлежности в одну из основных статусных категорий. Это далеко не всегда равнозначно стремлению к национальному доминированию Но существенное усиление этнического компонента в структуре идентичности по сравнению, например, с гражданственностью, делает этнич-ность основой, через которую личность пытается не только сохранить, но и повысить свой статус.

Большая выраженность у титульных народов республик по сравнению с русскими показателей этнической солидарности отражает увеличение плотности этнических границ между народами в республиках России и указывает главный вектор развития межэтнической напряженности нарастание интенсивности этномоби-лизационных процессов со стороны титульных народов