Глава 14. Образ отца, или «кем работает твой папа?»

Когда я услышала это в первый раз, я не об­ратила внимания. Во второй — запомнила. В пятый — насторожилась. Примерно разу к десятому поняла, что это какая-то новая зако­номерность. И теперь бываю внутренне гото­ва к тому, что в ответ на мой вопрос: «Кем работает твой папа?» ребенок лет 5-9 пожмет плечами и скажет: «Не знаю». (Некоторые еще могут добавить: «Деньги зарабатывает».)

А отец, между тем, живет с ним под одной крышей!

Раньше такое было немыслимо. Годам к 5-6 дети твердо выучивали не только свою фа­милию и адрес, но и профессию родителей. Это было своеобразной визитной карточкой, составляло предмет особой гордости, что пре­красно отражено в детской литературе. На­пример, в знаменитейшем стихотворении Сер­гея Михалкова «А у нас в квартире газ». Как вы помните, там детишки похваляются друг перед другом даже не папиной, а маминой профессией. Хотя в ту пору далеко не все женщины работали, многие были простыми домохозяйками.

Ситуация начала меняться буквально в по­следние годы. И, вероятно, дело тут не только в том, что тысячи людей, «переквалифици­ровавшихся» из ученых или врачей в рыноч­ных торговцев, не испытывают никакой гор­дости за свою новую профессию, а часто и стыдятся ее, передавая свою неловкость де­тям. В конце концов, далеко не все в нашей стране пошли по этому пути.

Я думаю, главное в другом. Конечно, не все, но многие стали смотреть на работу прежде всего как на средство добывания денег. И, со­ответственно, произошло резкое смещение ак­центов. Раньше, когда главным считалось, что­бы работа была интересной, по душе, люди много говорили о ней с близкими и друзьями, делились идеями, планами, радостями и непри­ятностями. «Производственная тематика», так раздражавшая либеральных деятелей искусства, была представлена не только в советском кино. Она присутствовала практически в каждом доме, причем там ей давали «зеленую улицу» добровольно, а не по решению худсовета. В этом смысле, кстати, советские фильмы были вполне правдивы. На Западе считали фальшью то, что в нашем кино влюбленные даже на сви­дании говорят о работе, а мы действительно говорили. И не только в кино, но и в жизни, потому что это нам было интересно. Никого ведь не удивляло тогда, что человек «горит на работе». Такое считалось в порядке вещей, а на тех, кто выбирал деньги в ущерб интересу, — на них самих смотрели как на немного ущерб­ных. Дети все это видели и мотали на ус.

Смещение акцента в сторону денег автома­тически привело к понижению статуса профессий. Какая разница, чем заниматься? Лишь бы платили... И люди стали гораздо меньше разговаривать о своей работе. Вы за­метили? Теперь, встречаясь в гостях, обычно спрашивают: «Ну, как работа? Зарплату не задерживают? Нет? Ну, и слава Богу». А ос­тальное вроде бы уже и не важно.

А деньги... что о них особенно говорить? На них покупать надо. А о покупках уже можно и побеседовать. И гости обсуждают достоинства разных приобретений. И смотрят как на дурачка уже на человека, который выбирает интерес в ущерб деньгам.

Поэтому неудивительно, что многим детям неважно, кем работает их папа.

А теперь попробуем представить себе, какой образ отца сложится в результате у ребенка и какие это будет иметь последствия.

«Просто пап» не бывает

Во все времена образ отца был неотделим от какой-нибудь профессии. «Просто отцов» не существовало. Женщина — дело другое. Она, как правило, была просто женой и матерью. А мужчины — нет. Даже на заре человече­ства, в наскальных рисунках мужчины изоб­ражались в той или иной профессиональной роли: охотников, рыболовов, шаманов, воинов. Это был, так сказать, признак, сцепленный с полом. Признак сверхустойчивый, сохраняв­шийся на протяжении тысячелетий. Очень часто профессии передавались из поколения в поколение, возникали целые династии кузнецов, горшечников, купцов, возниц. Зная, что им предстоит заниматься тем же самым, мальчики рано начинали интересоваться рабо­той отца, подражали ему, перенимали разные профессиональные навыки.

Одновременно на протяжении тысячелетий отец оставался главой семьи. Оставался преж­де всего потому, что был кормильцем, добыт­чиком. Но не приносил корм неизвестно отку­да, «в клювике», а добывал в поте лица на ви­ду у семьи. Поэтому в подсознании современ­ных детей, хотим мы того или не хотим, на­крепко засела связь этих трех понятий: «отец» — «глава семьи» — «та или иная про­фессия». И размывание последнего понятия пагубно отражается на первом и втором. Отец перестает восприниматься как глава семьи. Ну, а «просто пап» в природе не бывает, это противоестественно. Значит, и от понятия «отец» остается пустое место.

Поясню чуть подробней. С ростом городов работа отца все чаще оказывалась вдали от до­ма, так что дети лишались возможности видеть, как он трудится. Но, во-первых, папа порой брал их с собой, и это становилось для детей настоящим праздником, запоминалось на дол­гие годы. А во-вторых, частые разговоры о работе, которые велись в семье, как бы прибли­жали ее к дому, придавали отцовскому труду конкретность. Он не занимался где-то неизвес­тно чем, а вытачивал детали, без которых ком­байн не мог убирать пшеницу, проектировал здания школ и больниц, читал лекции студен­там. Это вызывало у детей уважение и гордость. Если же отец трудился дома, его каби­нет или мастерская были святая святых. Детей с младых ногтей приучали не шуметь, когда папа занимался своей работой. Раскройте лю­бую книгу мемуаров — и вы в этом убедитесь.

Идеальный потребитель

Что происходит с образом отца, когда акцент с содержания работы переносится на зарабо­танные деньги? Даже в оптимальном вариан­те, при условии, что денег достаточно много, отношение ребенка к отцу меняется в худшую сторону. Вместо интересной ЛИЧНОСТИ, за­нятой важным, сложным делом, он превраща­ется для ребенка в ОРУДИЕ добывания денег, то есть фактически в нечто неодушевленное. Чувствуете разницу? Деньги же необходимы ребенку для удовлетворения каких-то своих потребностей. Иначе говоря, отношение к отцу становится ПОТРЕБИТЕЛЬСКИМ. Не случай­но именно эта жалоба сейчас все чаще звучит из уст родителей, пришедших на консульта­цию к психологу.

Конечно, сказанное выше относится и к работающим мамам, но образ матери от этого страдает не так сильно. У него иная культур­но-историческая подкладка.

Причем деньги, заработанные чужим тру­дом, обычно не ценятся. Не ощутив сам, что значит «добывать хлеб в поте лица своего», и не привыкнув уважать личность отца, ребенок не в состоянии проникнуться уважением к его усилиям.

— Подумаешь, дорого! Триста баксов! — сплошь и рядом можно услышать от мальчиш­ки или девчонки, которые за свою жизнь еще не заработали ни копейки. — Да Сашке (Машке) в десять раз лучше купили — и ни­чего, не разорились!»

И начинается «пилежка» с целью выкола­чивания требуемой суммы.

Рассказы же о том, как тяжело даются деньги, зачастую вызывают у детей не сочув­ствие, а новый прилив раздражения. Взрос­лым кажется, что это именно их ребенок та­кой жестокосердный, а дело тут не столько в его человеческих качествах, сколько в приви­тых ему установках. В «торговой цивилиза­ции» (так называют складывающееся постин­дустриальное общество), где работа ценна сво­им заработком, действует принцип: «Не мо­жешь купить рекламируемый товар, значит, ты ничтожество. А ничтожество нечего жа­леть».

Естественно, родителям становится обидно. Чем больше развиваются в ребенке потреби­тельские инстинкты, тем труднее его любить. Особенно отцу, который не так пуповинно свя­зан с детьми, как мать. В результате проиг­рывают все, семья может распасться.

Надо учесть и вот какое обстоятельство. Психология мужчин такова, что им для счас­тья мало одной только семейной жизни. Для мужчины крайне важно состояться как члену общества. Поэтому любимая работа нередко заменяет им практически все, никаких других интересов и хобби у них нет. И если содержание работы оказывается дома за скобками, ребенок видит какого-то скучного, серого че­ловека, с которым не о чем поговорить, кото­рый лежит на диване с газетой или сидит, уставившись в телевизор. Хорошо еще, если отец не найдет на стороне более заинтересо­ванное общество, более теплую компанию!

Мамы склонны винить в этой внутрисемей­ной атомизации отца: дескать, он ребенком не занимается, не играет с ним и потому сын или дочь к нему равнодушны. У мужчины же снова копятся обиды, он справедливо считает, что им не интересуются, что он как человек семье не нужен.

Можно, конечно, сваливать вину друг на друга и до бесконечности выяснять, «кто самее». Но что толку? В таких случаях пороч­ный круг обычно размыкается одним-единственным способом: уходом отца из семьи. Проигрывают опять-таки все, и, прежде всего, ребенок. Ведь сколько ни убеждай себя, что ничего страшного в неполной семье нет, вон, мол, сколько детей растут без отца, факт ос­тается фактом: в неполной семье гармоничное развитие ребенка практически невозможно.

Помню, меня поразило одно очень точное наблюдение психолога Н. В. Границкой, чита­ющей по России лекции о традициях право­славной семьи. Вроде бы лежит на поверхно­сти, а для большинства незаметно. «Само сло­во «пол» (мужской и женский), — сказала Наталья Владимировна, — происходит от сло­ва «половина». А половина только в соедине­нии с другой половиной дает полноту, единое целое. Значит, в неполной семье не достижи­ма цельность воспитания. И, соответственно, нарушается цельность личности ребенка.

Вот к каким драматичным последствиям могут привести, казалось бы, совсем незначи­тельные отклонения в традиционном образе отца.