Чувство юмора развивается постепенно

У взрослых и у детей разные представления о смешном. Из-за чего порой и происходят не­доразумения. Вы обращали внимание, над чем обычно смеются дети, когда смотрят мульт­фильмы? Персонаж мультика упал в лужу, сел мимо стула, врезался в фонарный столб и расплющился в лепешку... Взрослые досадливо морщатся, слыша детский смех в этих, по сути, малоприятных моментах, а некоторые мамы даже упрекают свое чадо в жестокости. Но в действительности это проявление не жестокости, а неразвитости чувства юмора: детей смешит неожиданность ситуаций. Со­страдать же другим они еще не научились. Поэтому задача взрослых — научить детей отграничивать просто смешное от смешного с привкусом садизма.

В сущности, мы, взрослые, смеемся над та­кими же недоразумениями, только они облече­ны в более сложную форму. Скажем, мы не будем смеяться над тем, что два героя пятят­ся по сцене, якобы не замечая один другого, и в конце концов сталкиваются спинами. Но ситуация, когда герой, зайдя по ошибке в чу­жую квартиру, укладывается в чужую постель, где его впоследствии обнаруживает хозяйка (сюжет кинофильма «Ирония судьбы»), вот уже много лет подряд вызывает смех и у нас. А вспомните всемирно знаменитые фильмы Чарли Чаплина! Разве забавные эпизоды из «комедий положений» чем-то принципиально отличаются от пресловутого падения в лужу? При чтении книжек дети тоже частенько пропускают мимо ушей пассажи, которые вызывают улыбку у взрослых, и покатывают­ся со смеху, когда литературный герой допус­кает в речи оговорки или неправильно произ­носит какие-либо слова. Да неужели вас самих в детстве не смешили «фыфки» и «хыхки» из рассказа В. Драгунского? Хотя, если посмот­реть со взрослой колокольни, что уж тут та­кого смешного? Ну, нет у детей передних зу­бов, вот они и не выговаривают слово «шиш­ки». Эка невидаль!

А теперь задумаемся, что собой представля­ет «игра слов», на которой построено множе­ство смешных каламбуров, литературных эпиграмм, анекдотов и проч. Что это, как не те же «фыфки», только для взрослых?!

Вообще, чувство юмора формируется у детей довольно поздно. И его, как и многое другое (например, эстетический вкус или грамот­ность), нужно развивать. Вы, наверное, обра­щали внимание на то, что так называемые «детские анекдоты» обычно кажутся взрослым глупыми. И наоборот, наши шутки зачастую вызывают у детей недоумение. Это обусловле­но и различиями жизненного опыта, и возра­стными особенностями, от которых во многом зависят наше мышление и эмоции. Отчасти поэтому родителям и детям не очень легко бывает найти общую почву для шуток. Но искать необходимо, иначе общение вырождает­ся в нудные нотации, которые быстро приеда­ются, и ребенок привыкает от них мысленно отгораживаться.

Культура комиксов

Развитие чувства юмора во многом зависит от уровня культуры в обществе. Если в нем вер­хом остроумия считаются комиксы и прими­тивные сценки, когда за кадром в нужных местах звучит дружный смех — чтобы даже идиоту было понятно, что автор сценария со­стрил — то вполне может статься, ребенок не продвинется дальше первой ступеньки. И, повзрослев, будет заливисто смеяться, глядя, как оператор прокручивает назад кино- или видеопленку, и люди на экране пятятся за­дом. Помнится, путешествуя по Германии, мы с моей коллегой впервые столкнулись с такой реакцией взрослых людей с научными степенями и высоким социальным статусом. Пона­чалу это нас ошарашило и даже шокировало. Но потом, увидев, что так по-детски реагиру­ют на перемотку пленки не только немцы, но и многие другие граждане «цивилизованного мира», мы привыкли и больше не удивлялись.

А собственно, чему тут удивляться, если в Европе и Америке уже несколько поколений вырастает на комиксах? Есть серии, которые издаются без перерыва на протяжении 80 лет! Знаменитая серия «Супермен» не так давно отпраздновала шестидесятилетие своего непре­рывного издания. Это как бесконечный теле­сериал «Санта-Барбара», с которым зрители растут, мужают, стареют и не расстаются вплоть до могилы. Люди Запада (не все, ко­нечно, но многие) настолько привыкают к ге­роям, что не могут без них существовать. Перед второй мировой войной в Нью-Йорке проходила забастовка типографских рабочих, и комиксы стали поступать в киоски с перебо­ями. В городе начались волнения, и мэр, что­бы успокоить горожан, несколько дней под­ряд лично зачитывал свежие комиксы по ра­дио. Иначе волнения грозили перерасти в на­стоящий бунт.

И даже во время второй мировой войны средний читатель-американец, купив газету, сперва прочитывал комиксы, а лишь затем — сводку с линии фронта.

Вряд ли кто-нибудь будет спорить, доказы­вая, что комиксы представляют собой верх интеллектуализма и остроумия. И ничего уди­вительного, что у людей, сроднившихся с персонажами и стилистикой комиксов, представ­ления о смешном остаются на примитивном уровне.

В последние годы наши дети, зачастую вос­питывающиеся на том же материале — запад­ных мультфильмах, фильмах, телепередачах — что и их западные сверстники, тоже подотста­ли в плане развития чувства юмора по сравне­нию со школьниками 80-х. Но пока, по-моему, мы еще не догнали «цивилизованный мир». В целом чувство юмора у нас пока не отбито. Яркое тому доказательство — остроумные анекдоты про «новых русских» и непопуляр­ность комиксов, даже среди маленьких детей. В начале перестройки, когда все дружно нава­лились на все заграничное, казалось, что ко­миксы — это золотая жила. Но потом у изда­телей наступило разочарование: популярность комиксов резко пошла на убыль. Наши дети и родители по-прежнему предпочитают книги, хотя читают меньше, чем раньше.

О«черном» и «белом» юморе

Очень пагубно сказывается на детях и увле­чение «черным юмором», который теснейшим образом связан с «культурой комиксов». Сей­час это довольно распространено, и, к сожале­нию, иные первоклашки легче и охотнее зау­чивают что-нибудь типа «Девочка в поле на­шла пулемет, больше в деревне никто не жи­вет», чем стихи Пушкина или Барто. А роди­тели поощряют это увлечение, покупая детям соответствующие сборники анекдотов и прочую «методическую литературу». Да что роди­тели! Даже школьные педагоги, которым, ка­залось бы, по роду занятий положено разби­раться в особенностях детской психологии, подчас активно поощряют «черный юмор».

Как вам такие задачки для первоклашек? «В Вадика влюбилось восемь девочек. Ответить взаимностью всем он не смог, и потому две отравились, а три утопились. Сколько девочек удостоились внимания Вадика?»

Или: «Петя торопился в школьный буфет. Пробегая по коридору, он толкнул трех второ­классников, сбил с ног четырех первоклассни­ков и получил затрещину от одного десяти­классника. Сколько человек попалось ему по дороге? »

Наверно, составители задачника (я нарочно не называю их по именам, потому что дело не в конкретных людях, подобных «воспитатель­ных пособий» сейчас довольно много) покаты­вались со смеху, придумывая такие «прико­лы». И, наверно, совсем не задумывались, ка­кой станет наша жизнь, если дети, вдохнов­ленные примером персонажей, начнут вести себя соответственно. Вы скажете:

— Но это же просто шутка! И дураку по­нятно, что так поступать не следует.

Насчет дурака не знаю, хотя думаю, тут то­же не все обстоит столь радужно, иначе у нас не было бы столько правонарушителей, и тюрьмы давно позакрывали бы за ненадобно­стью. А вот насчет детей знаю наверняка: «что такое хорошо и что такое плохо» понятно в детской среде далеко не всем. И даже среди тех, кому это очевидно, бывают такие, которых тянет к плохому, а не к хорошему. Поэтому задача взрослых как раз и состоит в том, чтобы дать мальчикам и девочкам пра­вильные ориентиры, отвадить от плохого и пристрастить к хорошему.

«Черный» юмор — особенно санкциониро­ванный авторитетными взрослыми: родителя­ми и учителями — размывает границы добра и зла. Смех, как уже не раз говорилось, име­ет свойство заглушать страх. Да, в каких-то случаях это бывает полезно. Но далеко не все­гда. Если садизм, хулиганство, издевательства перестают казаться страшными и даже приоб­ретают, благодаря смеху, ореол привлекатель­ности, можно с уверенностью сказать, что смех сослужил нам плохую службу. А имен­но это происходит, когда ребенок напитывает­ся «черным» юмором.

Смех сквозь слезы

В начале главы я написала, что в семьях до­вольно часто царит атмосфера мрачности и уныния. Но бывает и наоборот. Порой взрос­лые общаются с ребенком исключительно в юмористическом, ироническом ключе. Чаще всего такое встречается в семьях либеральной интеллигенции, среди людей, которым близок постмодернизм. Причем ирония вовсе необяза­тельно бывает обидной для ребенка. Нет, про­сто в кругу, в котором вращаются эти люди, принято над всем подтрунивать. И родители переносят взрослый стиль общения на ребен­ка, позабыв о том, что ирония — штука слож­ная, совсем не детская.

И вот малыш, который, естественно, копи­рует поведение папы и мамы, с пеленок при­выкает к тому, что ни о чем на свете не сто­ит говорить всерьез. Но поскольку, повторяю, тонкая ирония почти никому из детей недо­ступна просто в силу их возраста, то она вы­рождается у них в демонстративность, ернича­нье, а порой и в откровенную дурашливость.

В результате у ребенка куча проблем в школе, он превращается в шута, на которого все показывают пальцем. А родители, не по­нимая, что они сами все это спровоцировали, разводят руками: дескать, в кого он у нас та­кой? «Достучаться» до вечно ерничающего че­ловека бывает чрезвычайно трудно, ибо прихо­дится ломать стереотипы, усвоенные чуть ли не с пеленок и потому накрепко впечатавши­еся в подсознание.

Когда к нам на занятия попадают такие дети, они обычно говорят за ширмой ненату­ральными, «петрушечьими» голосами, словно балаганные персонажи. Это у них такая па­тологическая психологическая защита, и, если не снять ее, если ребенок не начнет го­ворить нормально, по-человечески, эффекта от занятий не будет. Когда все не всерьез, чело­века ничто не может пронять, у него нет глу­боких чувств, он отгораживается от пережи­ваний — как от чужих, так и от своих. Со­всем отгородиться ему, конечно, не удается — он же все-таки человек, а не кукла Петрушка — и запертые внутри эмоции начинают бурлить. А поскольку они как следует не ос­мыслены, не отрефлексированы, в душе по­селяется хаос. Человек перестает понимать сам себя, невротизируется и от страха ерни­чает еще больше. Понаблюдайте за такими «петрушками». Они обычно дерганые, суетли­вые, нервные. Вроде бы веселятся, дурачат­ся, а взгляд — в те минуты, когда с глаз как бы спадает пелена, вдруг становится беспо­мощным и затравленным.

Однажды мне довелось работать с целым се­мейством таких вечных ерников. Молодые отец и мать явно подражали героям американ­ских кинокомедий, десятилетний Витя — ро­дителям. У них даже интонации были не рус­ские, а английские: голос то и дело стремил­ся вверх. Кукол для театральных этюдов они приносили каких-то карикатурных, свои вза­имоотношения и отношения с окружающими тоже изображали карикатурно. И ладно бы это еще хоть немного соответствовало реальности. Скажем, человек утрированно изображает свои недостатки или, наоборот, сильные стороны.

Но члены Витиного семейства вообще не соотносили себя настоящих с персонажами, названными их именами. Это были две парал­лельные, не пересекающиеся реальности. Од­на — психологически очень яркая: мама, склонная к пессимизму и истерикам, полнос­тью подавленный ею муж и вспыльчивый, не­уравновешенный мальчик, за внешней агрес­сивностью которого быстро проступили множе­ственные затоплявшие его душу страхи. Это была реальность истинная. А выдавалось за истину нечто абсолютно бесцветное, не отяг­ченное никакими эмоциями, кроме уныло-де­журного шутовства.

И до тех пор, пока мама, навязавшая семье эту манеру общения, не отказалась от ирони­ческого тона в разговорах с ребенком, в пове­дении Вити не происходило никаких подви­жек к лучшему. Когда же стереотипы были сломаны, вдруг выяснилось, что мальчик бе­зумно изголодался по родительской нежности. На какое-то время он даже будто бы впал в младенчество: в сценках принимался сюсю­кать, как маленький, показывал себя куклой-малышом, а, выйдя из-за ширмы, жался к ма­тери и норовил усесться к ней на колени. Ви­дя это, мать наконец прочувствовала, как она обделила ребенка, раньше времени навязав ему взрослый стиль общения и недодав тепла, без которого невозможно нормальное психичес­кое развитие человека.

Пробуждать в детях чувство юмора, конеч­но, надо, и для этого вовсе не обязательно штудировать сборники анекдотов.

Вполне достаточно обычных детских муль­тфильмов и юмористической классики для детей: рассказов Носова, Драгунского, повес­тей Линдгрен и т. п.

Но, на мой взгляд, в дошкольном и млад­шем школьном возрасте гораздо важнее дру­гое. Важно не задавить природную жизнера­достность, в той или иной степени присущую каждому малышу. А для этого необходимо прежде всего следить за своим выражением лица и тоном. Чем «труднее», чем болезнен­нее ребенок, тем больше в его квартире дол­жно звучать смеха и веселых голосов, ибо для него это самое лучшее лекарство. Очень сове­тую вам прочесть книгу американской писа­тельницы Э. Портер «Полианна», в которой рассказывается об удивительной маленькой девочке, умевшей даже в самом неприятном и горестном находить какие-то хорошие сторо­ны. Полианна называла это «игрой в радость». Попробуйте поиграть в нее и вы: учите ребен­ка радоваться жизни, и вы будете изумлены тому, как быстро она (то есть ваша жизнь) изменится к лучшему.

Глава 12. Поиски «золотой середины», или проблемы с дисциплиной

«Сын (дочь) ни в какую не желает убирать свои игрушки. Это у нас камень преткнове­ния. Не проходит и дня, чтобы из-за уборки не было скандала. Пожалуйста, подскажите, как быть?»

Подобные жалобы психологам приходится слышать сплошь и рядом. Порой борьба за дисциплину настолько выматывает обе сторо­ны, что у детей развиваются неврозы, а для родителей бытовые конфликты выходят на первый план, и о ни о каком полноценном духовном общении с ребенком речи уже не идет.

Что тут можно посоветовать?

Спокойствие, только спокойствие!

В конце концов, неужели мир рухнет оттого, что в детской не будет идеального порядка? И неужели он, этот порядок, стоит стольких нервов, слез, криков, взаимных обвинений и обид?

Если порядок — самоцель, то и ребенка заводить не следовало, ибо рождение малыша неизбежно вносит сумятицу в жизнь взрос­лых. Дети повсюду суют свой нос, все хотят достать и потрогать, постоянно что-то ломают, разбирают, разбивают.

А что касается уборки игрушек и прочей помощи по дому, то многим детям бывает трудно заниматься ею изо дня в день в силу своих возрастных особенностей. Дошкольни­ки и младшие школьники часто непоседли­вы, легко переключаются, отвлекаются, у них еще слабо развитое волевое начало. Все это не располагает к монотонной, рутинной домашней работе, которая, честно говоря, и у многих взрослых не вызывает восторга. В ка­ком-то смысле ребенок — всегда беспорядок, всегда нарушение привычного хода вещей, иначе он не был бы ребенком, а был бы ро­ботом или маленьким старичком. Только вряд ли такая перспектива обрадовала бы родите­лей...

Конечно, приучать детей к труду и поряд­ку необходимо, и чуть позже я подробнее ос­тановлюсь на том, как тут лучше действовать. Но надо, чтобы это приучение не выливалось в бесконечные конфликты и не набивало оско­мину (а порой и синяки на мягком месте!).

Конфликт полов

Во-вторых, на мой взгляд, следует задумать­ся над тем, что неаккуратность обычно прояв­ляют мальчики, а сетуют на нее матери. То есть мы имеем дело с одним из проявлений «конфликта полов».

Попытка подчинить мужскую природу жен­ской ни к чему хорошему не приводит. Тем более, что в русской культуре для мужчин приоритетно другое: доброта, широта натуры, благородство, храбрость, выносливость. Очень часто женщины, которые доводят ребенка до невроза, пытаясь воспитать из него чистюлю и аккуратиста (вы только вдумайтесь в эти слова, ведь они о стольком говорят, далеко не в каждом языке найдется их эквивалент!), негодуют на своих мужей за педантизм, за­нудство, болезненную брезгливость. Подобные черты у наших мужчин обычно сочетаются с мнительностью и повышенной осторожностью, которую трудно отграничить от трусости.

Женам такие черты характера не нравятся, но они не понимают, что это две стороны од­ной медали, что в жизни все взаимосвязано. В рамках другой культуры (например, немец­кой или английской) существует другая сис­тема приоритетов. В частности, там от людей не требуется широта натуры. И педантич­ность в этой культуре будет восприниматься со знаком плюс. Англичане гордятся, даже кичатся своей аккуратностью и пунктуально­стью. Известная английская поговорка гласит, что «точность — вежливость королей». И в английском характере педантичность вовсе не сопрягается с трусостью. Англичане — народ отважный, любители опасных приключений, в которых приходится рисковать жизнью. Это по натуре завоеватели, что подтверждает дол­гая, насыщенная бурными событиями история Великобритании.

Но что поделать? Мы не английские джен­тльмены. Мы живем в иной, российской реальности, в которой тоже есть и свои плюсы, и свои минусы. И не считаться с этим — значит наносить ущерб своему ребенку. А, в конечном итоге, себе самому.

Однако, с другой стороны, неряхи и рас­пустехи в нашей культуре вовсе не являют­ся идеалом. Следовательно, матерям надо ис­кать компромисс, «золотую середину», исхо­дя из которой предъявлять требования к ре­бенку.