Распространенность гендерных идеалов

Пол Гендерный идеал женщины
патриархальный переходный феминистский
Мужчины 73% 24% 3%
Женщины 48% 42% 10%


Сопоставить – традиционно-культурный идеал человека и идеал женщины не представляется возможным (набор качеств не идентичен), однако очевидна их содержательная близость. И там и там ценятся верность, преданность, скромность, бескорыстие и жертвенность. От идеальной женщины ожидается принесение жертв ради семьи, а в случае, когда гендерные различия не имеют значения, - ради высокой цели.

Отметим еще одну особенность женских гендерных идеалов, выявленных Н.А. Нечаевой («традиционно-патриархальныйи» и промежуточный»). Они не содержат качеств, соответствующих традиционным стереотипам фемининности: слабость, пассивность, зависимость, сексуальная привлекательность и пр. Напротив, они включают гендерные моральные стереотипы фемининности и маскулинные качества (сила, трудолюбие, ум).

Отрицательной стороной такого взгляда на женщину является продуцирование образа «сильной женщины», которая «может сделать все». При этом, согласно стереотипным представлениям, такой образ «сильной женщины» нередко дополняется образом слабого мужчины. Неудивительно, что в народе подхватили и часто повторяют некрасовское: «коня наскоку остановит…». Русский фольклор, сказки содержат женские образы, обладающие качествами «сильной женщины»: Василиса Прекрасная, Василиса Премудрая, Марья Моревна, Хозяйка Медной горы и другие. Следует заметить, что все перечисленные образы присутствуют в «мужских» сказках, то есть сказках, где главное действующее лицо – мужчина, и где в символической форме описан путь становления мужчины.

«Сильная женщина» преуспевает на работе, счастлива в семейно жизни, справляется с домашними обязанностями, воспитывает детей и помогает людям. Она надежна, и на нее во всем можно положиться. В условиях бывшего СССР в массовое сознание внедрялись образы: «женщина-труженица», «женщина-общественница», «женщина-героиня». Такие образы накладывают на женщину обязанности, которые она физически не в состоянии выполнить. Мужчины, находясь под влиянием такого стереотипа, ожидают от женщины чересчур многого, и сталкиваясь с реалиями жизни, неизменно приходят к разочарованию, что порождает конфликты, разрыв отношений от чего страдают все и женщины, и мужчины, и их дети.

Структура, содержание и степень распространения традиционно патриархального(60%) и переходного (33%) идеалов женщины в российском менталитете указывают на тесную связь восприятия роли и предназначения женщин с нашими культурными корнями, традициями, идущими из прошлого. Женский идеал близок общекультурному идеалу человека, который имеет ту же культурно-историческую специфику. Если в рамках отечественной культуры почти половина населения (44%) не считают столь ценными и значимыми прагматизм, индивидуализм, приоритет личных целей над коллективными и не отождествляют его с идеалом человека (независимо от пола), то когда речь заходит о гендерных различиях, процесс отрицания этих качеств усиливается в отношении женщин.

Завершая раздел о стереотипе идеальной женщины в российской культуре, следует упомянуть еще один факт, выявленный Н.А.Нечаевой. Уменьшение числа приверженцев патриархального взгляда на женщину происходит за счет увеличения количества приверженцев переходного типа, а не феминистского. В этом, следует видеть проявление российской культурно-исторической специфики.

Теперь обратимся к мужскому идеалу в рамках российской ментальности.

Совокупность качеств, входящих в традиционный канон маскулинности это: сила, стремление к лидерству, амбициозность, властность, ответственность, объективность, умение принимать решения, ум, реализм, доминантность, авторитетность. Однако, согласно мнениям разных исследователей единого канона маскулинности, который обнаруживался бы повсюду, не существует [133]. Гендерные характеристики переплетаются с культурно-историческими, классовыми и национальными отношениями. В этой связи интересен стереотипный образ мужчины в российском коллективном сознании, в особенности его двойственный характер: сочетание в себе полярных (маскулинных и фемининных) характеристик.

С одной стороны, мужской идеал включает традиционные мужские качества (сильный, умелый, ответственный за благо семьи). С другой стороны, в коллективном сознании российский мужчина часто представляется набором таких характеристик, как непрактичность, простота, граничащая порой с глупостью, то есть бескорыстие, отсутствие прагматизма, стремление полагаться «на авось», доверчивость, непоследовательность. Последнее качество корреллирует с идеей о «загадочной русской душе». Вторая группа качеств в большей степени имеют отношение к женщине, нежели чем к мужчине. Женоподобие в мужчинах, равно как любые проявления психологических качеств, традиционно расцениваемые как «женские», воспринимаются обыденным сознании скорее с долей иронии, чем негативно.

Происхождение «не-мужественного» в стереотипном образе российского мужчины исследователи связывают с культурно-исторической спецификой.

Во-первых, это долгое существование крепостного права, заставлявшего русского мужика учиться покорности и терпению, а не умению рисковать и добиваться желаемого.

Во-вторых, позднее осознание значимости и ценности всего «частного» в общинной России, в которой индивидуальное веками подавлялось семейно-родовым, патриархатным [81].

В-третьих, социально-психологическая структура традиционной русской семьи, где существовало особое почтение к женщине-матери, рядом с которой отец и муж часто выглядел слабым, несостоятельными, и его маскулинность проявлялась в деструктивной форме – бесшабашной удали, пьянстве, драках и пр.

В-четвертых, структура сакрального (символы, персонажи, сюжеты и действия, служащие примером), воплощенная в фольклорных текстах, в которых отчетливо прослеживается наделенность мужских образов «женскими» характеристиками.

Для психологии большой интерес представляют волшебные сказки. Сказочный материал предлагает некоторый набор требований, составляющих в совокупности модели ожидаемого гендерного поведения, в данном случае – мужского. Сказки как фольклорные произведения содержат основные модельные, а значит идеальные образцы жизненных сценариев, на которых воспитались многие поколения россиян.

Сегодня еще недостаточно социально-психологических исследований, посвященных особенностям стереотипного образа (идеала) российского мужчины. В связи с этим, обратимся к работе известного отечественного историка, ведущего специалиста Института этнологии и антропологии РАН Пушкаревой Н.Л. [82] и проследим логику ее рассуждений об истоках неоднозначного мужского идеала в российском менталитете. Подробный анализ мужского образа в русской сказочной традиции, и входящие в него характеристики, выявленные Н.Л. Пушкаревой, вполне могут стать отправной точкой для серьезных социально-психологических изысканий.

Не вдаваясь в подробности этиологии и морфологии сказок, Пушкарева Н.Л. предлагает свою версию, которая позволяет объяснить истоки «не-мужественного» в стереотипном образе российского мужчины. Весь сказочный материал она разделила на 3 группы, в соответствии со способом «достижения жизненного успеха».

Первая группавключает сказки, о героях-богатырях, с детства наделенных и храбростью, и силой, и смышленостью и выгодно отличавшихся от своих братьев или соперников. Чтобы получить награду-приз за такое «правильное» соответствие стереотипному мужскому образу, героям требовалось только проявить свои умения – сразиться с Вихрем, Чудом-Юдом или иными волшебными силами, победить их, и получить «вознаграждение» (невесту, царевну). Таковы сказки «Два Ивана Солдатских сына», «Медное, серебряное и золотое царство» и многие другие [11]. По мнению Пушкаревой, не эти или, точнее, не только эти тексты характеризуют самую устойчивую часть русской сказочной традиции – поэтому особое внимание она обращает к двум другим группам.

Вторую группусказок, (наиболее популярных в русской традиции) объединяет присутствие мужских образов, которые типичны именно для русского фольклора: Иван-царевич из сказки «О Царевне-лягушке», Иванушка-Дурачок, Емеля и многие другие, рисующие образы «молодцев» – не-мужественных мужчин.

В третьей группесказок, действуют слабый Молодец и сильная героиня-Богатырша (Марья-Моревна, Синеглазка, Царь-девица), «являющие собой смещение или даже «выворачивание наизнанку» традиционной модели распределения семейных ролей» [82].

Иванушки-дурачки или Молодцы (во всех сказках герои достаточно молоды, они младшие сыновья: то есть через их внешний инфантилизм подчеркивается «неиспорченность») начинают свой жизненный путь как аутсайдеры, но непременно выигрывают в конце жизни. Будучи «последним», в русских сказках Иванушка-Дурачок оказывается избранником высших сил, которому изначально суждено стать первым. Проанализировав образы героев второй и третьей группы сказок, Пушкарева выявила объединяющие их общие черты.

Во-первых, герой обладает кротким нравом. В сказке о Царевне-лягушке Иван-царевич «кроткий да ласковый» не в пример старшим братьям: «Федор - старшой сын - с норовом, да прям, Петр - средний сын - умен, да упрям…». Во-вторых, ему свойственна «простота» и «глупость», которые в русском фольклоре есть видоизмененная форма «необычности». В-третьих, герой плаксив (в сказках герои-мужчины проливают море слез). Четвертая черта – вежливость, она позволяет понять, почему герою постоянно везет. «Много молодцев проезжало тут – (говорит Баба-Яга в сказке «Марья-Моревна») - да немного из них вежливо разговаривали». Привязанность, близость к природе – пятое, в большей степени, ассоциируемое с женщиной качество. Умение разговаривать с травами и птицами, чаще всего приписано в сказках именно женским персонажам. Сказочные молодцы доверчивы – шестое, опять женское качество. Жалость и сострадание к слабым – седьмая характеристика (в сказке о Царевне-лягушке Иван (как ни голоден) не решается убить ни медведя, ни утки, ни зайца – и все они впоследствии помогают ему). Восьмая характеристика Молодцев – прекрасная внешность. Все они – на подбор, «молодцы», «молодцы прекрасные», за исключением Емели. Даже если внешняя привлекательность молодцев сразу не очевидна, впоследствии, она, так или иначе, проявляется.

Девятое качество сказочных молодцев – леность. О ней следует сказать подробнее. Лень в русских сказках имеет гендерную окраску. В русских сказочных текстах нет ни одной положительной героини-ленивицы, но масса мужских образов ленивцев, к которым и повествователь, и слушатель испытывают симпатию. Известно, что ни в одной фольклорной традиции мира нет такого количества образов нетрудолюбивых мужиков, которые в финале вознаграждаются именно за неактивность и за нетрудолюбие.

Для объяснения этого феномена автор исследования обращается к таким понятиям в русском языке, как «успех» и «удача» и отражение их смысла в пословицах. Они не являются полными синонимами. Успеха добивается тот, кто «поспевает», «успевает», то есть прикладывает усилия, чтобы добиться успеха. Однокоренным словом для «успеха» является лексема «спесь» - гордость того, кто успеха добился. Удача может быть вполне случайной. Русская поговорка убеждает: «Резвый сам набежит, а на тихого Бог нанесет», другой вариант: «Счастье придёт, и на печи найдёт». Избранникам-молодцам в русской сказке успех не очень-то и нужен: кто рассчитывает на удачу – тому не к спеху! («Дурак спит, а счастье в головах лежит» - утверждает пословица [42, с. 48]. Другие пословицы вторят ей: «Кому счастье служит, тот ни о чём не тужит», «Счастье дороже ума, богатства…». Лень в русской фольклорной традиции приписана именно тем героям, которых (помимо нее) отличают великодушие, бескорыстие, доброта и нестяжательство, то есть, безусловно человеческие качества. Противопоставляя лень неуемному использованию собственных сил, сказка показывает, что такое «надсаждение» может быть саморазрушительным, и дает много примеров наказаний за жадность, стяжательство.

Итак, сказочные и иные фольклорные сюжеты воссоздают нетипичный образ маскулинности, слабо соотносимый с традиционными западными образами. Западный образец маскулинности - как правило, тяготеет к гегемоническому типу: сексуально активный гетеросексуал; профессионал, выполняющий мужскую и только мужскую работу; финансово самостоятельный, жестко отделяющий себя от мира семьи, эмоций и т.д. [46, с. 446]. Такая нормативная модель «мужественности» не имела достаточно шансов воплотиться в России, где веками были скованы возможности свободного волеизъявления и независимого действия, где общинно-родовое начало было сильнее индивидуального и определяло индивидуальное и коллективное сознание и самосознание.

Подводя итоги своего исследования, Н.Л. Пушкарева делает следующие выводы. Российские культурные традиции сделали значимыми иные, но весьма важные и ценные категории для русского человека. Умение сострадать, сопереживать, отрекаться от внешнего, заботиться о ближнем представлены русским фольклором как значимые, вполне «мужские» качества. Они являются особенно привлекательными и более важными, чем расчет, физическая сила и составляют идеал «мужского». Сказочные сюжеты с героями-молодцами показывают как «слабость» (не-мужественность) трансформируется в «силу», и этот переход представляется российскому человеку понятным и естественным. С помощью сюжетов со «слабым героем», которому удается в итоге достичь большего, чем его умным братьям, сказка настойчиво подчеркивает значимую в российской ментальности характеристику мужчины – способность к состраданию и любви. Сказка конструирует мужской образ через оказание помощи, поддержки (спасение в ситуации беды) и «награждает» не обладателя силы, агрессивного, идущего напролом, а упорного и готового в этом упорстве проявить «женские» качества для достижения цели (кротость, терпеливость, вежливость до угодливости, гибкость и проч.). Обращение к таким средствам достижения цели, как показывает сказка, не умаляет мужского достоинства. Этих качеств не стыдятся «настоящие мужчины».

Здесь мы вновь видим, прямую смысловую связь гендерного идеала (теперь мужского) и общечеловеческого идеала, о котором упоминалось выше. Мужской идеал включает качества, соотносимые с концептами и мужественности и женственности, которые не сопоставимы с категориями индивидуального успеха, прагматичности и расчетливости, составляющими традиционный канон мужественности западного образца. Категории «не-мужественного» в российском мужском гендерном идеале имеют позитивную ценность, обусловленную социально историческими и культурными традициями России. В их воплощении в общечеловеческом и мужском идеалах, как это представлено в русской культурной традиции, «следует видеть черты искомого сейчас многими гендерного баланса» [46, с. 446].

Гендерные идеалы, как часть культурных представлений о значимых мужских и женских качествах, образах и поведении не являются чем-то самодостаточным. Они органически связаны с социальными, историческими, культурными и национальными контекстами. Не существует единого стереотипного идеала мужчины (женщины). Совокупность качеств, входящих в традиционный, престижный канон маскулинности характеризует лишь часть мужчин, тех, кто стоит на вершине гендерной иерархии. Как правило, такой образ создается и поддерживается определенными социальными институтами (но даже его признаки исторически и культурно изменчивы). Современные исследования, стереотипных представлений, проводимые в разных странах, социальных и культурных контекстах, которые по сути своей неоднородны и многомерны, заключают, что стереотип «истинного», (значит «идеального») мужчины», и «идеальной» женщины имеют смысл только в определенной системе взаимосвязанных социальных представлений.

Основу российского идеала человека составляет «женское», ассоциируемое с душевностью, милосердием, бескорыстием, служением. Соединение же в гендерных идеалах россиян мужских и женских характеристик, позволяет увидеть пути гармонизации крайних, слишком радикальных гендерных взглядов.

Наши рекомендации