Полидискурсивность современной социальной коммуникации

Концепции речепроизводства на родном языке представлены в трудах Т. Ахутиной, Л. Выготского, Н. Жинкина, И. Зимней, А. А. Леонтьева, С. Кацнельсона и др.). Коммуникативная личность и типы ее коммуникативного поведения обсуждались в работах В. Дементьева, В. Карасика, О. Дмитриевой, И. Стернина, С. Сухих, В. Зеленской, Е. Ярмаховой и др. Большинством исследователей коммуникативная личность трактуется как «коммуникативная индивидуальность человека (индивидуальная коммуникативная личность) или усредненная коммуникативная индивидуальность некоторого социума (коллективная коммуникативная личность), представляющая собой совокупность интегральных и дифференциальных языковых характеристик и особенностей коммуникативного поведения личности или социума, воспринимаемых членами соответствующей лингвокультурной общности как характерные для данного типа личности»[37].

Чтобы описать доминанты и особенности социального дискурса переходного периода, выделить актуальные культурные и дискурсные роли в современной речи, важно взглянуть на коммуникацию как на феномен панорамно, с позиций социолингвистики, коммуникавистики, лингвокультурологии, теории дискурса.

Окружающий человека мир представлен в сознании в трех формах: а) реальная картина мира, б) культурная (или понятийная) картина мира, в) языковая картина мира.

Реальная картина мира – это объективная внечеловеческая данность, это мир, окружающий человека. Культурная (понятийная) картина мира – это отражение реальной картины через призму понятий, сформированных на основе представлений человека, полученных с помощью органов чувств и прошедших через его сознание, как коллективное, так и индивидуальное. Культурная картина мира специфична и различается у разных народов. Это обусловлено целым рядом факторов: географией, климатом, природными условиями, историей, социальным устройством, верованиями, традициями, образом жизни и т. п. Языковая картина мира отражает реальность через культурную картину мира.

В коллективной монографии «Человеческий фактор в языке» утверждается, что концептуальная и языковая картины мира соотносятся друг с другом как целое с частью. Языковая картина мира – это часть культурной (концептуальной) картины, хотя и самая существенная. Однако языковая картина беднее культурной, поскольку в создании последней участвуют, наряду с языковым, и другие виды мыслительной деятельности, а также в связи с тем, что знак всегда неточен и основывается на каком-либо одном признаке. Культурная и языковая картины мира тесно взаимосвязаны, находятся в состоянии непрерывного взаимодействия и восходят к реальной картине мира, а вернее, просто к реальному миру, окружающему человека[38].

В гуманитарных науках несколько десятилетий развивается новый научный тезаурус, связанный с сущностным разделением и разграничением понятий «общение» и «коммуникация»; «коммуникация и дискурс»; «речь», «текст» и «дискурс» (Т. Ахутина-Рябова, И. Горелов, Т. Дридзе, А. Залевская, И. Зимняя, А. А. Леонтьев, Л. Мурзин, А. Новиков, Л. Сахарный, Е. Тарасов, Р. Фрумкина, А. Шахнарович, А. Штерн и др.).

С одной стороны, это связано с существовавшей в определенный период ограниченностью международного научного диалога, смысловой лакунарностью заимствований, с другой – появлением новых научных объектов на пересечении традиционных наук – психологии, социологии, лингвистики, педагогики и др. Психологи и педагоги тяготеют к общению, социологи к коммуникации, лингвисты к тексту, речи и дискурсу. В науке выделяют несколько подходов в разграничении первой группы понятий, согласно которым коммуникация приравнивается к общению (А. А. Леонтьев и др.), входит в структуру общения (М. С. Каган и др.). В последние годы разрабатывается еще один подход – рассмотрение коммуникации как нелинейного процесса[39].

Если классическая линейная модель коммуникативного акта исходит из идентичности когнитивных механизмов адресата и адресанта, наличия у них общего кода для понимания той или иной информации, то в нелинейной модели различие понимается как причина порождения и основа способа бытия информации. При этом усиливается роль опосредующих механизмов передачи, ставится акцент на исследовании интеркультурного опыта, организованного на основе принципа различия, в отличие от принципа тождества, присущего классическому пониманию коммуникации[40]. Основной задачей любого взаимодействия между участниками коммуникации является создание некоего смыслового поля, в котором циркулирует разнородная информация – мысли, чувства, эмоции, формализуемые словами, изображениями, звуками, жестами, мимикой, т.е. вербальными и невербальными знаковыми системами.

Изучением различнейших проявлений влияния людей друг на друга занимается социальная психология. Это специфическое явление человеческого общения неотделимо от речи. Исходное свойство человеческой речи – выполняемая словом функция внушения (суггестии). Этим уточняется понятие прямого, непосредственного влияния. Внутри «тех или иных групп людей, социальных и этнических общностей, самооборона человека от суггестии выливалась в дифференциацию окружающих (родственников, соплеменников, единоверцев, сограждан и пр.) на авторитетных и неавторитетных. Суть этого явления – отказ в полном доверии большинству окружающих людей или даже всем им за вычетом кого-либо одного. И в этом случае, как и во всех других, дело не в том, что человек когда-либо в истории мог бы отказаться от подчинения силе суггестии, – он может ее лишь локализовать, канализировать, ограничить условиями, при удовлетворении которым она все-таки действует с полной и даже особенной силой. Возникает фильтр недоверия...»[41]

Доказательством нравственной состоятельности личности выступает – дискурс, который понимается в широком и узком смысле: «инструмент познания реальности» (Хабермас), «социальный механизм порождения речи», «интерактивная деятельность участников» (Стернин и др.), «коммуникативное событие» (Т. ван Дейк), «функциональный стиль», «фрагмент текста, состоящий более, чем из одного предложения», «речь, погруженная в жизнь» (Арутюнова) и т.д. Многоаспектность понятия «дискурс» обусловливает различные направления изучения данного феномена: прагмалингвистическое (Баранов, Богданов, Стернин), психолингвистическое (Залевская, Красных, Фрумкина), социолингвистическое (Карасик), лингвокультурное (Слышкин, Степанов) и др. В связи с глобальностью проблемы трактовки дискурса в настоящее время не существует психологически адекватной теории этого сложного процесса[42].

Дискурс часто концентрируется вокруг некоторого концепта и создает контекст, описывающий действующие лица, объекты, обстоятельства, времена, поступки и т.п., определяясь тем общим миром, который «строится» по ходу развертывания дискурса. Элементы дискурса: излагаемые события, их участники, контекст, т.е. а) обстоятельства, сопровождающие события, б) фон, поясняющий события, в) оценка участников событий, г) информация, соотносящая дискурс с событиями[43].

Теория критического анализа дискурса в значительной мере строится на широком понимании контекста, который моделируется как четырехуровневое образование: 1) непосредственный языковой контекст; 2) интертекстуальные связи между высказываниями, различными жанрами, текстами и типами дискурса; 3) экстралингвистический (социологический) контекст ситуации; 4) широкий социополитический и исторический контекст.

Характер отношений между коммуникантами предопределяет специфику общения, в котором с позиции социолингвистики выделяются: неофициальный, в терминологии В. И. Карасика, – персональный (личностно-ориентированный) и официальный (статусно-ориентированный), или институциональный дискурс, обусловленный выполнением социальных функций (учитель-ученик и т.д.)[44]. В первом случае говорящий выступает как личность во всем богатстве своего внутреннего мира, во втором случае – как представитель определенного социального института. Публичное общение в любой его форме имеет официальный статус, поэтому институциональное общение – это коммуникация в ролевых масках.

Специфика институционального дискурса раскрывается в его типе, то есть в типе общественного института, который в коллективном языковом сознании обозначен особым именем, обобщен в ключевом концепте этого института (политический дискурс – «власть», педагогический – «обучение», религиозный – «вера», юридический – «закон», медицинский – «здоровье» и т.д.). Он связывается с определенными функциями людей, сооружениями, построенными для выполнения данных функций, общественными ритуалами и поведенческими стереотипами, мифологемами, а также текстами, производимыми в этом социальном образовании. Институциональный дискурс существует по определенным правилам игры, сформировавшимся в течение тысячелетий. Еще в древней египетской и греческой традиции власть, чтобы рождать трепет плебса, окружала себя пышностью, гигантскими формами, знаками отличия, вызывавшими страх и трепет, создавая особую символику. Вместе с тем, как показывает практика, для каждого вида институционального дискурса характерна своя мера соотношения между статусным и личностным компонентами.

Говоря о «статусно-ролевых и ситуационно-коммуникативных амплуа» дискурса, В. И. Карасик усматривает наличие таких «амплуа» только в институциональных дискурсах, мы же – и в «персональных», если пользоваться его терминологией. Персональный дискурс представлен В. И. Карасиком как бытовое и бытийное общение. Специфика бытового общения, детально отраженная в исследованиях разговорной речи, «является естественным исходным типом дискурса, органически усваиваемым с детства». Такое общение происходит между хорошо знакомыми людьми, его задачей является поддержание контакта и решение обиходных проблем[45].

Бытийная разновидность персонального дискурса предназначена для нахождения и переживания существенных смыслов, но речь идет не об очевидных вещах, а о художественном и философском постижении мира. В качестве примера можно привести жанр мемуаров, в которых представлена ретроспективная рефлексия и автокоммуникация субъектов культуры. В частности, в книге Н. Берберовой «Курсив мой» читатель видит не автопортрет, а портрет эпохи через рефлексию автора-героя.

В бытийном дискурсе преобладает философская рефлексия, отражается архетипическое, типичное и кенотипическое. Целью философской рефлексии общения становится выявление возможности и действительности общения, а ее предметом – рефлектирующее сознание в жизненном, чувственном мире.

В обобщенном виде тип дискурса зависит от составляющих компонентов речевого общения: фрейма и сценария общения, социальных ролей коммуникантов, видов и сферы коммуникации, характера отношений между коммуникантами. Но духовная культура общества «представляет собой ансамбль дискурсов, наделенных различными коммуникативными стратегиями. В многогранной реальности жизни, в ее разносторонних публичных и приватных сферах мы являемся активными участниками различных и многих дискурсов – повседневного, официального, образовательного, научного, политического, публицистического, религиозного, эстетического и других»[46].

Чтобы описать дискурсивный портрет современников, интересней и плодотворней, на наш взгляд, вслушиваться и вчитываться в неформальные коммуникации.

Язык социального дискурса отражает образ мыслей коллективной языковой личности, хотя ценностная картина мира в рамках одной языковой культуры представляет собой неоднородное образование, поскольку у разных социальных групп могут быть различные ценности[47]. Коллективная языковая личность формируется в Интернет-дискурсе в процессе формирования риторического сверхтекста.

Эта коллективная языковая личность, будучи коллективным субъектом культуры, может быть оценена как полифоническое, полимодальное, полидискурсивное образование, сформировавшееся в конкретное время в протекании реального события.

Особый интерес представляет публицистический дискурс как один из видов, внутренние изменения которого обусловили и его языковые преобразования. Среди последних особо актуальны а) аспект оценочности описываемых явлений и процессов социальной действительности, сопряженный с анализом этической стороны; 3) этический аспект анализа публицистического дискурса, выбор которого определяется как лингвистическими, так и экстралингвистическими причинами; 4) когнитивно-прагматический аспект анализа лингвокультурных концептов как дискурсивных единиц, в частности – этических концептов, репрезентируемых в публицистическом дискурсе.

В дискурсивной этике социального философа Ю. Хабермаса, развивающей идеи морального когнитивизма, истинная коммуникация трактуется как коммуникация по поводу поиска истины, каковой она становится лишь по мере обеспечения людям возможности свободного и беспристрастного обсуждения высших ценностей, которые в силу исторической изменчивости требуют постоянного спора о себе[48]. Вместо кантовского категорического императива в теории консенсусаЮ. Хабермас показывает, как овладеть коммуникативной этикой – этикой стремления к истине, категорические императивы которой формируются в языке. Целью консенсуса является не постижение истины, а достижение взаимопонимания, самого аутентичного взаимопонимания, которое характеризует «естественное» речевое общение людей в жизненном мире, не искаженном вторжением антагонистических, основанных на насилии общественных систем, поэтому завершение коммуникативного действия – сфера этических норм, утверждающих горизонт ценностных предпочтений человека[49]. Основная идея ученого заключается в следующем: в современных обществах демократия как политический порядок не может опираться на субстанционально единую, как бы заранее переформированную «волю народа». Если идея коллективного самоопределения вообще еще сохраняет свой практический смысл, то демократическая самоорганизация должна мыслиться как процесс, как процедура формирования мнений и воли народа. Легитимно не то решение, которое выражает якобы уже сформированную волю народа (по формуле некоторых политиков: «Я знаю, чего хочет народ»), но то, в обсуждении которого приняло участие наибольшее количество граждан.

Между тем, по признанию многих специалистов, один из типов коммуникации, который во многом определяет сущность современного типа социальности – массовая коммуникация, требует обращения к культурологическим и историческим концепциям, изучающим специфику современности как постиндустриальной эпохи, характеризующейся построением информационного общества.

Согласно мнению исследователей, обретая во все большей мере возможность нового самоопределения, освобождаясь от всех прежних локальных ограничений, связанных с устойчивой социальной структурой, человек может самореализовать себя в совершенно новых пространствах. Но одновременно он оказывается встроенными во все более всеохватную и быстродействующую коммуникационную сеть, располагая все меньшей возможностью лично влиять на объем циркулирующей в ней информации или темп быстродействия, не говоря уж о том, чтобы их контролировать. В современном коммуникационном обществе это выражается как проблема власти коммуникационных и информационных потоков, понимаемая в рамках определенных теорий через понятие «глобализация»[50].

В семиосоциопсихологической модели коммуникации, разработанной Т. М. Дридзе, речевое сообщение возникает «как равнодействующая по меньшей мере трех сил (факторов): 1) проблемной жизненной ситуации субъекта (стечения значимых для индивида жизненных обстоятельств, воспринимаемых им в виде "проблемного синдрома", требующего разрешения с помощью тех или иных средств); 2) его намерений (мотива как внутреннего побуждения в сочетании с искомым результатом спонтанного или отрефелексированного проявления активности; 3) избранной им технологии, т.е. набора приемов воплощения своего коммуникативно-познавательного замысла»[51]. «При обмене действиями порождения и интерпретации текстов-сообщений возникает "эффект диалога", взаимная ситуационная идентификация партнеров по общению, которая приводит к совмещению в их сознании "смысловых фокусов" (коммуникативных доминант) порождаемого и интерпретируемого текстов». В режиме диалога с другими людьми формируются установки личности, ее картина мира, осуществляется обмен идеями; люди узнают о существовании различных черт характера, склонностей и интересов». В диалоге люди усваивают социальный и культурный опыт, который включают в свою повседневную жизнедеятельность; он способствует формированию и поддержанию групповых (ассоциативных) структур, а нарушение его влияет на изменение и разрушение этих структур[52].

Диалог организует межличностное общение равноправных партнеров, обладающих равной активностью. Действительный диалог возможен только между духовно богатыми, социально компетентными личностями. Своеобразие диалога как принципа коммуникативной деятельности заключается в:

1) одновременности воздействия одного партнера на другого;

2) сменяемости позиций воздействующего и отражающего;

3) взаимной интеллектуально волевой активности;

4) обменном характере действий.

Для реального диалога необходимы следующие условия:

1) наличие желания и готовности у двух партнеров выразить свою позицию по отношению к актуальной проблеме;

2) готовность воспринять и оценить позицию партнера;

3) готовность к активному и наступательному взаимодействию;

4) наличие у партнеров общей основы и определенных различий в решении обсуждаемой проблемы[53].

По мнению Е.Ю. Лукаш, в профессиональной коммуникации основой диалога являются проблема и различия в позициях на ее разрешение. Психология профессионального общения выдвигает несколько модификаций диалога. Самокритический диалогпредставляет внутреннее самообщение с целью самооценки, самоанализа. В таком диалоге оцениваются позиции и поступки личности со стороны внутреннего «Я». Объектом оценивания также могут быть критические оценки других людей. Самокритический диалог может быть не только внутренним, но и внешним. В таком случае он выступает как принцип управленческого общения, как принцип стимулирования активности других людей.

Критический диалог представляет собой коммуникативно-оценочные действия по отношению к отрицательным явлениям или сторонам другого человека, его деятельности, а также всего многообразия общественной жизни. Критический диалог – это « “драма с открытым финалом”, который чаще всего трудно точно предсказать. Но, используя четкую систему аргументации, ее безупречность, найдя верный тон взаимодействия с критикуемым, можно сделать критический диалог нормальной формой управленческого общения»[54].

Таким образом, согласно диалогическим концепциям социальной коммуникации, эффективность общения определяется степенью достижения искомого взаимопонимания, при этом речь идет не о согласии с позицией автора, а с пониманием этой позиции. Действительно, согласие можно понимать как одобрение, а понимание может быть связано не с одобрением позиции, а с проявлением уважения к инакой картине мира, а в случае неприятия – цивилизованного выражения своего отношения в рамках институциональных требований (цивилизованной оппозиции).

Одним из механизмов формирования персонального и коллективного субъектов культуры в контексте межкультурного и внутрикультурного диалога становится архитектонический диалог.

Конституирующие признаки этической составляющей архитектонического диалога обусловлены рядом лингвистических и экстралингвистических факторов и могут быть определены с помощью плана содержания и плана выражения данного понятия. План содержания составляет этическое наполнение понятия, определяющее этическое поле художественно-публицистической дискурсивной формации. План выражения – дискурсивные единицы, основными из которых являются этические концепты.

М. М. Бахтин, обладая синтетическим – философским, филологическим и художественным – взглядом на мир, разрушал стереотипы институционального разделения коммуникации, наделяя ее полифоничностью. Архитектурный термин помог гениальному мыслителю соединить алгебру с гармонией в нелинейной коммуникации в контексте большого и малого мира, большого и малого времени, включив личностный и культурный хронотоп: архитектоника – искусство построения системы (от греч. Architektonike – строительное искусство) – выявляется во взаимосвязи и взаиморасположении несущих и несомых частей, в ритмичном строе форм, делающем наглядными статические усилия конструкции. Архитектоника – композиционное строение, обусловливающее соотношение его главных и второстепенных элементов в диалоге: «Быть – значит общаться диалогически. Когда диалог кончается, всё кончается. Поэтому диалог, в сущности, не может и не должен кончиться... Всё – средство, диалог – цель... Два голоса – минимум жизни, минимум бытия»[55].

Иллюстрацией такого понимания бытия может служить история поэтического диалога между А. Пушкиным и Московским митрополитом Филаретом. В день своего рождения 26 мая 1828 г. 29-летний Пушкин написал философские размышления о смысле жизни – «скептические куплеты» (как он их назвал в письме к Е. М. Хитрово):

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль зачем судьбою тайной

Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью

Из ничтожества воззвал,

Душу мне наполнил страстью

Ум сомненьем взволновал?

Цели нет передо мною:

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум.

Московский митрополит Филарет возразил поэту тоже в стихотворной форме:

Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога нам дана,

Не без воли Бога тайной

И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью

Зло из темных бездн воззвал.

Сам наполнил душу страстью,

Ум сомненьем взволновал!..

По просьбе Е. М. Хитрово (почитательницы митрополита Филарета) Пушкин в своем ответе покаянно признал правоту митрополита:

В часы забав иль праздной скуки

Бывало лире я моей

Вверял изнеженные звуки

Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой

Невольно звон я прерывал,

Когда твой голос величавый

Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных

И ранам совести моей

Твоих речей благоуханных

Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной

Мне руку простираешь ты

И силой кроткой и любовной

Смиряешь буйные мечты.

Таким огнем душа палима

Отвергла мрак земных сует:

И внемлет арфе Серафима.

В священном ужасе поэт.

В результате творческого акта современники авторов стали свидетелями появления высочайшего образца архитектонического диалога светочей русской культуры.

Таким же великолепным образцом архитектонического диалога в культуре можно считать роман в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин», создававшийся в течение многих лет. Его можно назвать не только «энциклопедией русской жизни», но эпифанией (греч. epiphaneia — проявление, прояснение; в широком значении епифанией называют откровение, чудо, тайну искусства, воплощение идеи в материале) Мастера, представляющей и диалог с читателем, и автокоммуникацию в форме лирических отступлений, раскрывающих этическую и эстетическую картину мира поэта в их развитии. Мы наблюдаем, что этический абсолютизм Пушкина, сложившийся еще в Лицее, с возрастом не только не подвергся деформации, но и укрепился.

Ментальные структуры, участвующие в кодировании и декодировании информации, называны Т. ван Дэйком «ситуационной/событийной моделью», которая не только выражает информацию, представляемую через текст, но также содержит много другой информации об этом событии, при этом часть этой информации возникает из так называемых культурно-очерченных сценариев, конвенциональных знаний, представлений о всем известных эпизодах социальной жизни. Д. Б. Гудков назвал «определенным образом структурированную совокупность знаний и представлений, которыми обладают все представители того или иного лингво-культурного сообщества», когнитивной базой (КБ)[56]. Ее формируют инварианты представлений (существующих и возможных) о тех или иных феноменах, которые хранятся в минимизированном, редуцированном виде. Важной особенностью «культурных предметов», хранящихся в КБ, является их общенациональный характер, а при вхождении того или иного «культурного предмета» в КБ происходит его жесткая минимизация, то есть из всего многообразия характеристик данного феномена выделяется ограниченный набор признаков.

Внутри прецедентов в широком понимании, которые представляют собой «стереотипные образно-ассоциативные комплексы», значимые для определенной лингвокультурной общности, выделяют особую группу прецедентов, которые называют прецедентными феноменами. Это особая группа вербальных или вербализуемых феноменов, относящихся к национальному уровню прецедентности, в частности, прецедентный текст, прецедентное высказывание, прецедентное имя – индивидуальное имя, связанное или с широко известным текстом, или с ситуацией, широко известной носителям языка и выступающей как прецедентная – некая «эталонная», «идеальная» ситуация, связанная с набором определённых коннотаций, дифференциальные признаки которых входят в когнитивную базу[57].

Контольные вопросы:

1. Каковы условия и признаки классической модели успешного коммуникативного акта?

2. Согласны ли вы с утверждением, что этический диалогический эффект коммуникации в большей мере формируется в бытийном персональном дискурсе?

4 Каковы черты современной российской этической концептосферы коллективного субъекта культуры?

5 Что такое архитектонический диалог в культуре?

6 Каковы условия и признаки формирования персональной, социальной и гражданской этической концептосферы субъектов культуры?