Развитие представлений о смысле

И ценности тела человека

Смена цивилизаций — это не только смена верований, привычек и духа на­родов — это еще и смена телесных привычек.

Эд. и Ж. Гонкуры. Дневник

Как предмет исследований и размышлений, как объект оценоч­ного отношения и нормативного предписания тело человека занимает разное по степени значимости место в культурах разных эпох и наро­дов, в различных мировоззренческих системах, что в немалой степени связано с производностью социокультурного осмысления проблемы телесности от решения более общих философско-антропологических вопросов. Понимание места человека в мире, сущности и смысла его бытия, «данного» и «привнесенного» в его существовании, потенциаль­ных и актуальных возможностей и т.д. — это тот комплекс проблем, характер осмысления которых в значительной степени определяет осо­бенности представлений о телесности, влияет на формирование ценно­стей и идеалов «человека телесного», его потребностей и ориентации в практической деятельности.

В то же время осмысление и «означивание» человеческого те­ла сопряжены и с характером решения весьма удаленных на первый взгляд от этой темы метафизических проблем — таких например, как соотношение сущности и явления, мира идеального и мира материаль­ного, материи и духа. Онтология бытия и аксиология тела оказываются в этом отношении сферами не только рядоположенными, но и тесно связанными между собой.

Логика изложения материала в данном разделе работы определя­лась стремлением провести не хронологическое рассмотрение процесса

Глава 2. Тело в образе мира, мир в образе тела

развития соматических представлений, не реконструировать особенно­сти соматической культуры той или иной эпохи, а выделить некоторые «сквозные» принципиальные позиции, каждая из которых связана с тем или иным типом «модели человека» и соответствующим ей пониманием места и значимости телесности, ее смысла и ценности, с особенностя­ми телесно-ориентированных практик и их нормативных регуляторов. В качестве таких позиций могут быть выделены:

1) утверждение изначального телесно-духовного единства чело­
века: рассмотрение телесности просто как иной (внешней) формы
внутреннего мира человека (принцип неразделимости, единства тела
и духа, «внутреннего» и внешнего в человеке);

2) рассмотрение человека как целостности, объединяющей раз­
нохарактерные, но связанные между собой фундаментальные начала:
ориентация на достижение согласия и взаимодействия между телес­
ностью и духовностью, «очеловечивание» и «возвышение» телесного
(принцип гармонизации через возвышение телесности);

3) «раздвоение» человека на природную форму (телесность) и ра­
зумную, социальную или божественную сущность: признание телес­
ности как неизбежной необходимости, как средства для достижения
целей, преследуемых духом, разумом (принцип соматического пози­
тивного утилитаризма);

4) противопоставление телесного и духовного в человеке, утвер­
ждение их непримиримости при абсолютизации разумного, духовного
начала: ориентация на уничижение телесности, пренебрежения по отно­
шению к ней, отрицание ее позитивного смысла (принцип аскетизма);

5) утверждение приоритета естественного, природного, телесно-
чувственного в человеке над социальным, культурным, приобретенным:
ориентация на следование «голосу тела», «натурализация» человека
(принцип соматизации).

Именно эта типология положена нами в основу рассмотрения традиций и направлений в осмыслении телесного, его отражения в раз­личных формах деятельности или не деятельности, сложившихся в про­цессе исторического развития. Хотя каждый из названных принципов «процветал», утверждался (в том числе и как теоретическое основа­ние соответствующей социальной практики) в определенные эпохи, в рамках определенных культурных пространств, однако, можно скорее говорить лишь о преобладании, о наибольшей степени влияния той или иной ориентации, но не о ее единственности, как это нередко делает­ся (например, античность — значит идея гармонии, средневековье — умерщвление плоти и т.д.).

Известно, что наряду с доминирующей, определяющей, легитим­ной «версией» телесности, заданными «сверху» формами соматической

Глава 2. Тело в образе мира, мир в образе тела

социализации в каждой культуре существовали и существуют свои субкультуры, утверждающие нередко «неофициальное» соматическое сознание и практику, извлекающие из прошлого или создающие «на бу­дущее» нетипичные для утвердившейся системы или не признаваемые ею элементы телесной культуры. Поэтому траектория исторического движения каждого из выделенных принципов носит по преимуще­ству «сквозной» характер, проходит через различные системы и эпохи, придающие этим принципам лишь соответствующие им акценты и кон­фигурации.

Рассмотренные диады «тело—дух» — это тот традиционный кон­текст, в котором раскрывались сущность, смысл, человеческая озна-ченность феномена телесности, и именно к нему будет обращено наше изначальное внимание. Безусловно, однако, что систематический ана­лиз этого центрального для любой философии вопроса не является задачей нашего исследования — она решается на протяжении веков многочисленными авторами, обращающимися к истории этого вопро­са, развитию взглядов и подходов к нему. В то же время достаточно объемный материал, в котором затрагиваются проблемы телесного на­чала в человеке, его связи с сущностными характеристиками личности, будучи рассредоточен в многочисленных трудах представителей разных эпох, в трудах их исследователей и популяризаторов, не стал предме­том специального анализа, не обратился в систематическое изложение взглядов, концепций, подходов к изучению и объяснению феномена человеческого тела. По преимуществу обращение к «соматическим иде­ям» носит фрагментарный, «сопроводительный» характер, хотя в ряде историко-философских исследований этот вопрос занимает достаточно важное место (см., например, [10, 13, 18, 24, 39, 43, 54, 70, 76, и др.]).

К такого рода значимому по своей «телесной нагруженности» материалу следует отнести также и исследования в специализирован­ных областях знания, которые содержат в себе исторический анализ развития представлений, идей, социальных установок на телесность и связанную с ней практику в связи с той или иной конкретной обла­стью деятельности человека. Это, прежде всего, работы по истории медицины, физического воспитания, пластических искусств [40, 41, 55, 89, 96, 100, 112, 132, 137, 185 и др.].

Богатый материал, накопленный в философских, историко-куль­турных, этнографических исследованиях потребовал соответствующего задачам данного исследования переосмысления, иной акцентировки, «маркировки» искомого ракурса. По ряду обстоятельств ретроспектива такого рода имеет свои, и немалые, сложности. Одна из них происте­кает из уже отмеченной выше «вторичности», производности пробле­мы телесности от более общих концептуальных рамок, ее заданности

Глава 2. Тело в образе мира, мир в образе тела 45

мировоззренческими постулатами, характер которых нередко определял вторичность соматической проблематики уже не в смысле ее произ­води ости, а в смысле второсортности. Это обстоятельство не могло не сказаться на ограниченности того теоретического наследия, которое является основанием для осуществления ретроспективного анализа. Ограниченности, несомненно, не в абсолютном, а в относительном значении — в сравнении с масштабностью и значительностью предста-вленности в истории мысли многих других человековедческих ракурсов.

В то же время, как справедливо отмечает И. С. Кон [116], обра­щение к материалу, накопленному предшественниками — свидетелями и исследователями жизни других эпох и народов, его использование при анализе того или иного феномена накладывает существенные огра­ничения на этот анализ и предполагает ряд существенных оговорок. Одна из них касается того обстоятельства, что отбор любого факти­ческого, описательного материала всегда, как известно, происходит в определенных концептуальных рамках, явно или неявно влияющих на характер отбираемого материала, его классификацию и т. п. Поэтому при использовании ранее собранных и так или иначе описанных (и тем самым, до определенной меры закодированных) данных исследователь может пытаться перегруппировать их, по-новому систематизировать, но по сути не может выйти за рамки концептуальных представлений субъекта первичного анализа. В частности, это может проявляться в ха­рактере самого фактологического «набора»: если о каком-то явлении мало сведений или они вообще отсутствуют, это еще не может служить достаточным основанием для заключения о том, что это явление от­сутствовало или редко встречалось в пределах той или иной культуры; такой «пробел» может быть следствием и иной причины — например, отсутствия интереса к данному феномену, его понимания у описателя или исследователя.

К изучению истории соматической культуры это обстоятельство имеет, на наш взгляд, непосредственное отношение. В частности, с учетом его характера, достаточно спорным является апеллирование к отсутствию в историко-культурных обзорах, исследованиях, пособиях сколько-нибудь существенного материала, касающегося соматической культуры, как свидетельству отсутствия или незначимости этой сферы жизнедеятельности в реальном социокультурном пространстве эпохи¹⁾.

¹⁾Л. Кун, автор «Всеобщей истории физической культуры и спорта» приводит не один пример, подтверждающий сомнительность аргументов такого рода, к примеру, относи­тельно различных видов телесных упражнений. «Римляне переняли некоторые общие идеи греческих теорий гигиенических движений, а игры, проводившиеся по образ­цу Олимпиад, включили в арсенал своих политических средств. Значительная часть писателей и историков той эпохи не понимали греческую физическую культуру либо сознательно искажала представление о ней. Этим объясняется тот факт, что когда в эпоху

Глава 2. Тело в образе мира, мир в образе тела

Отметим также и ту особенность построения ретроспективы сома­тической культуры, что свидетельства о ее содержании, направленности и т. п. наиболее ярко и доступно представлены в произведениях искус­ства, отразивших аксиологию тела, свойственную той или иной эпохе, связанную с определенным стилем мышления, художественного творче­ства, с этикетом и стилем жизни. Однако, как отмечал Й. Хейзинга, все­гда существует большая опасность поддаться одностороннему очарова­нию сохранившихся в небольшом количестве шедевров изобразительно­го искусства, стать жертвой «оптического обмана», отождествив эти вер­шины с характером и особенностями эпохи и ее самосознания в целом.

Следует обратить внимание и на тот факт, что если соматические концепции, теории телесного имели существенный шанс дойти до нас в качестве свидетельств, то в значительно меньшей мере им обладали свидетельства о реальной телесной практике. Красноречива в этом отношении реплика Л. Куна об «осколках» микенской культуры: орды пришельцев, — пишет он, — уничтожили большинство коренного населения; после них «остались разбитые статуи и сожженные здания, а от некогда процветавшей физической культуры — лишь росписи на стенах и вазах» [132, с. 56].

Необходимо также иметь в виду и то обстоятельство, что описание различных культур, как правило, включает фиксацию некоторых харак­терных установок, образцов поведения, взглядов, типичных для данного общества в целом, безотносительно к социально-групповым, демогра­фическим и прочим детерминантам их возможных вариаций. Это не­редко ведет к неоправданному усреднению объективно различающихся характеристик, поскольку интрасоциетальные, т.е. существующие вну­три данного социума, вариации могут быть не менее значительными, чем интерсоциетальные, т.е. существующие между разными социумами или этносоциальными организмами [119].

Наконец, говоря о культурных традициях как о «рамке соот­несения» для исследования ценностей человеческой телесности, для выявления особенностей соматических представлений, культуры те­лесности, свойственных той или иной социальной системе, важно учитывать существенную разницу между европоцентристскими подхо­дами в этом вопросе и восточными их вариантами. К примеру одни и те же принципы, при единстве их существа, идеи — положим, телесного гедонизма или противостоящего ему аскетизма — в зависимости от эт­нокультурного, социального, идеологического контекста, тех или иных

Возрождения вновь открыли и начали использовать наследие феческой физической куль­туры, одна из наиболее существенных составных ее частей — агонистика — оказалась утерянной в результате влияния авторитетных латинских посредников» [132, с. 78].

Глава 2. Тело в образе мира, мир в образе тела

мировоззренческих приоритетов приобретали всякий раз соответству­ющую им «окраску», специфические формы проявления; утверждались посредством адекватных телесных практик, включая характер и напра­вленность соматической социализации, инкультурации, физического воспитания и т. д.

Особый акцент, сделанный нами на анализ европейского сомати­ческого мышления, его истоков, особенностей, тенденций объясняется, прежде всего, значимость именно этих традиций для понимания со­временных ценностных ориентации в сфере телесного бытия человека, которые сложились в рамках отечественной цивилизации. В то же время, характеристика соматической культуры, ее исторических и со­временных пластов, невозможна без обращения к традициям Востока, что обусловлено несколькими соображениями:

а) восточное миропонимание²⁾ издревле и на протяжении всего
своего развития, за редкими исключениями, содержало в себе при­
знание значимости, важнейшей роли, которую тело человека играет
в его жизни в самых разных отношениях; оно ориентирует не только
на достижение осознания этого факта, т. е. на сознательно ценностное
отношение к своему телу, но и на серьезную, основательную «рабо­
ту» с телом;

б) интенсивность процесса взаимодействия культур, повышенного
интереса, прежде всего, именно к восточным культурам в современном
мире делает вполне объяснимым обращение к ним в связи с интересу­
ющей нас проблемой;

в) влияние восточных учений оказалось одним из существенных
факторов реабилитации телесности, усиления интереса к этой пробле­
матике в современной западной цивилизации, как, впрочем, и в пре­
дыдущие времена;

г) наконец, хотя бы кратким сопоставительным анализом неко­
торых восточных ориентации в отношении телесности с традициями
европейскими, хотелось обозначить значимый диапазон точек сопри­
косновения, а не только различия этих подходов.

В основе проведенного анализа лежало стремление выявить истоки и основания современных подходов к телесности, увидеть историче­ски сложившиеся тенденции развития соматических представлений, телесных практик, которые «вросли» в современность или, напротив, «отвергнуты» ею.

Конечно, всегда существует опасность того, что трактовки, оценки, придаваемые смыслы — это производное не от реально существовав-

²) В утилитарных целях воспользуемся этим «объединительным» понятием, осознавая, что это своего рода условное обозначение, нивелирующее различия между отнюдь не тождественными по своему характеру школами, подходами, концепциями.

48 Глава 2. Тело в образе мира, мир в образе тела

шего, а от современной системы интерпретации, отражающей особен­ности культурных оснований, норм, ориентации сегодняшнего дня. Мы задаем людям иных эпох и обществ наши вопросы, — отмечает А. Я. Гуревич, — но ожидаем получить их ответы [73, с. 8].

Осознание существующей здесь опасности не может, однако, от­менить необходимости проведения историко-культурного анализа как одного из существенных условий более глубокого понимания современ­нойситуации. «Прошлое толкует нас», и потому исторический анализ — всегда по сути одновременно и фрагмент процесса самоосознания эпо­хи, необходимый элемент анализа сегодняшней ситуации, которая мо­жет быть понята и оценена лишь в сопоставлении с другими системами соматических воззрений и деятельностей.

В этом смысле данный раздел исследования не рассматривает­ся нами как исключительно ретроспективный, имеющий отношение лишь к истории вопроса, а напротив, скорее как один из подходов к осмыслению сегодняшнего бытия и сознания «хомо соматис».