Глава 31. Постмодернизм и новый нигилизм
Особенности постмодернизма
Постмодернизм иначе называют «новой философией». Нередко его определяют весьма рыхлым термином «постструктурализм»1. В данном контексте речь идет не о новом этапе в человеческой истории, который наступил после Новейшей истории, и не о стиле современного искусства, который заменил собой авангардизм. Речь идет о философии постмодернизма, которая предстает как критика классического разума и попытка построить образ философии, принципиально и по всем пунктам отличающейся от прежней европейской философии. Постмодернистская философия возникла в конце 1970-х гг. в европейских странах, прежде всего во Франции, как антитеза культуре, базирующейся на ценностях и идеалах Просвещения, и выдвинула в качестве ядра культуры понятие «языковой игры»2. Она описывает культуру как многообразие «языковых игр» — от языка приказов и вопросов до более сложных символических форм языка науки, подчеркнув, что существует многообразие форм речевой практики, способов применения языка. Языковые игры несоединимы друг с другом, подчиняются различным правилам, которые можно менять в ходе игры и которые не могут притязать даже на минимальную степень универсальности и общеобязательности. Осуществляется релятивизация не только научного разума и научных суждений, но и этических оценок и норм. Они превращаются в локальные сделки, языковые игры малых групп, которые не могут и не должны иметь объективного и обязательного значения.
Ж.Ф. Лиотар в книге «Состояние постмодерна» также связывает постмодернизм с гетероморфностью языковых игр, которые не могут быть описаны ни с помощью универсальной, единой, общеобязательной структуры, ни с помощью консенсуса — этой подозрительной и «устарелой ценности»3. Постмодернистский дискурс (о дискурсе как единице анализа текстов см. далее, здесь его можно отождествить с рассуждением) не может быть узаконен ни с помощью общезначимой структуры, ни с помощью принципа консенсуса. Языковые игры несоизмеримы, локальны, открыты, принципиально не завершены. Дискурс вычленяет денотативную игру, которая исходит из отношения истин-
-----------------------
1 Об истории понятия «постмодернизм» см.: Вельш В. «Постмодерн». Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь. 1992. № 1.
2 См.: Витгенштейн, Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1. С. 90.
3 См.: Лиотар, Ж. Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998. С. 157.
ное/ложное, прескриптивную игру, где критерий — справедливо/несправедливо, и техническую игру, где критерий — эффективно/неэффективно. При этом в языковых играх нельзя вычленять язык-объект и метаязык. Это — особенность научного дискурса, разворачивающегося в денотативных высказываниях. В языковой игре можно выделить некие правила — прескриптивные высказывания (метапрескрипции), которые «предписывают, какими должны быть приемы языковой игры, чтобы быть допустимыми»1.
Функция языковых игр — инновации, порождение новых высказываний, которое осуществляется благодаря разногласиям. И допущение универсальной структуры, и критерий консенсуса стремятся сгладить разногласия. Постмодернистский дискурс направлен на увеличение многообразия языковых игр, на поиск разногласий. Каждый участник языковых игр берет на себя ответственность за их правила и результаты2. В языковых играх порождаются различные высказывания, которые могут быть определены посредством правил, характеризующих их свойства и способы употребления. Языковые игры — один из примеров речевого противоборства, которое не может быть «снято» в некоем диалектическом синтезе. Само стремление очиститься от противо-речий и достичь более высокого уровня синтеза свидетельствует о господстве прежнего способа мысли, занятого поисками универсальных и интегральных структур. Роль игры и духа соревновательности в культуре была показана И. Хёйзингой в книге «Homo ludens», где подчеркивалось, что «подлинная культура не может существовать без определенного игрового содержания», что игра присуща и науке, и искусству, и быту. Правда, при такой универсализации игры это понятие становится расплывчатым. Дискурс о культуре распадается на многообразные уникальные и неповторимые языковые игры, каждая из которых подчиняется своим правилам, а их участники — одной максиме: «Будь свободен»3. Не является ли этот парадокс, или, как говорит Лиотар, паралогизм, утверждающий, что игра, с одной стороны, подчинена определенным правилам, а с другой, что эти правила создают сами участники, противоречием? Языковые игры, включающие в себя формы активности и формы жизни, ориентированы на диверсификацию, на увеличение многообразия, на множественность, на полиморфизм. Это означает, что не только невозможно построить метаязык, но и принципиально невозможно достижение консенсуса за пределами языковых игр.
----------------------
1 Лиотар, Ж. Ф. Состояние постмодерна. С. 154.
2 См.: Там же. С. 152.
3 Там же.
Диссенсус, разногласие — основной ориентир постмодернистской философии1. Есть еще одна трудность, которая встает перед постмодернистским дискурсом: если языковая игра направлена преимущественно на создание новых высказываний, то новое высказывание, будучи результатом игры, оказывается дискурсом власти. Представление о языковой игре как творческой энергии и активности оказывается мифом, а претензия на освобождение от дискурса власти осталась нереализованной, коль скоро языковая игра, понятая как знамение безвластия, оказывается подчиненной правилам и предполагает результат — новое высказывание. Всей культуре предписывается один тип языковой игры — прескриптивный. Как заметил Р. Барт, «каждая оппозиционная группа — в свой черед и на свой манер — превращалась в группу давления, славословя (в свою собственную честь) самый дискурс власти..^ даже тогда, когда выставлялось требование в пользу наслаждения, делалось это в угрожающем тоне»2.
Ясно, что язык здесь утрачивает всякую связь с жизнью человека, превращается в игру, лишенную правил. Как верно было подмечено одним из критиков постмодернизма, «больше нет архимедовой точки опоры, нет основания, которое позволило бы все упорядочить, помыслить и оказать воздействие с помощью измеримых результатов. Больше не существует устойчивых критериев для истинности суждений, для оправдания действий или направленности интенций, ни для оценки моего действия кем-то третьим, ни мною самим. Рядом с миром модерна выступает многообразие (плюрализм) миров, наряду с непрерывностью (пространства, времени, качества) — прерывность»3.
Представители постмодернизма обратились к этому понятию для того, чтобы выявить истоки репрессивных социальных институтов, авторитарности власти вообще. Эти истоки они усматривают в идее разума, из которой исходила философия Просвещения.
Постмодернисты выдвинули ряд идей, важных для исследования механизмов власти и ее институтов, коммуникативной природы знания, границ общеобязательности научных истин, способов легитимации знания, но прежде всего довели до логического конца и тем самым до абсурда идеи, которые были развиты в философии XX в., в частности критику классического разума и классической метафизики, расширение трактовки принципа рациональности, отказ от критериев общеобязательности и
-----------------------------
1 Деррида, Ж. Эссе об имени. СПб., 1998.
2 Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 561.
3 Reijen, W. van. Das untrennbare Ich // Die Frage nach dem Subjekt. Hrsg.. von Frank M., Raulet M, v. Reijen. Frankfurt am Main, 1988. S. 374.
объективности, поворот к осознанию роли коммуникации в жизни человека, осмысление фундаментальной роли языка в познании и в самом бытии человека. Вместе с тем постмодернизм не просто универсализиро-вал и применил идеи современной философии, но и радикализировал их, превратив в средство политической и идейной борьбы против социальных институтов, против ценностей и норм вообще.
Постмодернизм выражает собой нигилистический комплекс, который всегда сопровождал и сопровождает успехи научно-технического знания, утверждение ценностей и норм современного общества. Этот нигилистический комплекс, возникший еще со времен Ф. Ницше, предполагает не столько переоценку всех ценностей, сколько отказ от классических ценностей и норм, выдвижение на первый план бессознательной субъективности, подчеркивание приоритетности витальных, эмоциональных и телесных потребностей человека и превращение рациональности и даже языка в средство репрессивного подавления чувственности и эмоциональности. Поэтому подлинные истоки репрессивности власти они усматривают в языке, который закабаляет человека и разрушает его личностное существование. «Языковые игры», которые становятся оселком для осмысления всех когнитивных и дискурсивных форм, не имеют обязательного или нормативного характера, они не подчиняются каким-либо правилам и нормам. Они произвольны, как произвольны и выбор человека, и его эмоциональные переживания, и его витальные потребности.
Новый образ человека
Согласно постмодернистам, человек не должен искать каких-либо форм самоидентификации. Если предшествующая философия считала, что ядро личности, личностное самосознание сохраняются благодаря тому, что человек отождествляет себя или с разумом, или с государством, или с национально-этническими общностями, то постмодернизм отвергает саму необходимость такой самоидентификации. Сам этот поиск свидетельствует о «не подлинном» существовании человека и оборачивается бегством от свободы. Человек никогда не может быть тождественным себе. Он всегда есть непрерывный поток становления и изменения, момент в коммуникации с другими людьми. Необходимо отказаться от поиска какой бы то ни было устойчивости в бытии человека, осознать его коммуникативность и пластичность в актах коммуникации, невозможность выталкивания из этих коммуникативных и вариативных форм каких бы то ни было норм, ценностей и регулятивов, имеющих обязательный характер.
Постмодернизм отрицает то, что у человека может существовать общая или единая природа, конструируя образ человека, лишенного всякой способности к идентификации, движимого бессознательными стремлениями и подчиненного различного рода безличным структурам, в конечном счете структурам языка. Природа человека растворяется в лабильных, изменчивых актах коммуникации, а сами акты коммуникации не подчиняются каким-либо нормам, спонтанны и самопроизвольны. Критики французского постмодернизма указывают на то, что «генеалогическая программа отрицания субъективности ведет к чрезвычайно опасному разрушению идеи гуманности», поскольку постулат конститутивного единства человека все более и более ставится под вопрос как метафизический1.
Вместо усилий мысли — спонтанность, вместо ответственности — произвол, вместо регулятивных норм — консенсус, вместо ценностей — договоренности, не имеющие обязательного характера и не предполагающие доверия и ответственности, вместо реальности — симулякры (фантомы, не имеющие отношения к реальному миру), вместо интенциональности — коммуникативность, вместо истины — убеждение — таково кредо постмодернистской философии. Поэтому претензии постмодернистов на перестройку всей культуры — это строительство здания без всякого фундамента на зыбучем песке.
Гетерономное многообразие языковых игр, в которые вовлечены идеи, дискурсы, ценности, мнения, стили жизни, локальные и исторически определенные социальные институты, приводит к тому, что консенсус в обществе ограничен, а постоянно увеличивающееся разногласие оказывается решающим. Наука и образование также принадлежат к языковым играм, в которых нельзя достичь ничего, что имело бы характер общеобязательности и подчинялось бы каким-либо нормам.
Решающая характеристика постмодернистского мышления — подчеркивание радикального плюрализма языковых игр. Так, согласно В. Рез-Шефер, постмодернизм — «это сознание, которое не ждет какого-либо примирения между различными языковыми играми»2. В. Велш — один из теоретиков постмодернизма усматривает в плюрализме важнейшую характеристику постмодерна: плюрализм «более не коренится и не притупляет почву общего согласия, но касается любой такой почвы»3. Для большинства постмодернистов постмодернизм — это установка сознания, предполагающая радикальное переосмысле-
---------------------------
1 См.: Ferry, L., Renault, A. Antihumanistischen Denken. Gegen die franzosischen Meisterphilosophen. Miinchen, 1987. S. 33.
2 Reese-Schafer, W. Lyotard zu Einleitung. Hamburg, 1988. S. 44.
3 Wege aus der Moderne. Hrsg. W. Welsch. Weinheim, 1988. S. 14.
ние тех оснований, на которых строится все здание европейской культуры и цивилизации.
Постмодернизм решительно противопоставляет ценностям и нормам модерна новые ценности. Среди ценностей современного общества, или модерна, с которыми постмодернисты намереваются покончить, они особо выделяют культ разума, свободы и науки. Так, Ю. Хабермас видел в проекте модерна прежде всего стремление к эмансипации человечества благодаря осуществлению универсальных просветительских ценностей. Именно этот проект модерна и вызывает критику со стороны постмодернистов и различные попытки его разрушить. Он должен быть ликвидирован, как заметил Ж. Лиотар1. Решающая черта постмодернистской философии — разрыв с любой идеологией Нового времени, с духовно-историческими основаниями культуры Нового времени, которые отождествляются с идеями прогресса, свободы и науки.
М. Фуко говорил о смерти человека, подчеркивая тем самым то, что постмодернистская эпоха порывает с идеалами эпохи Просвещения и с гуманистическим образом человека. Гуманитарные науки выполняют функцию подавления человека, служа средством безличных структур власти. В гуманизме постмодернисты усматривают исток и нормативную основу демократического общества, которые необходимо отвергнуть, поскольку они притязают на общеобязательность и универсальную значимость. Критика гуманизма составляет одну из важнейших характеристик программы деструкции Нового времени и разрушения проекта модерна. Как и для представителей критической социологии (Т. Адорно и М. Хоркхеймера), так и для постмодернистов рационализм невозможен после Освенцима. Как сказал Лиотар, «словом, которое выражает конец идеала разума, является слово "Освенцим"»2. Гуманизму постмодернизм приписывает отстаивание холодного расчета, идею подчинения внутренней и внешней природы человека требованиям, которые выдвинуты наукой и техникой, превращение буржуазных ценностей в общезначимые и универсальные. Для всех постмодернистов характерно страстное неприятие всякой универсальности — норм, правил, принципов, ценностей.
Антигуманизм постмодернизма связан прежде всего с его идеями деструкции субъекта и смерти человека. М. Фуко, признанный лидер постмодернистов, писал:
«Я понимаю под гуманизмом совокупность дискурсов, которые внушают европейскому человеку: «Если ты не обладаешь властью, то
---------------------------
1 Lyotard, J.-F. Postmoderne ffir Kindern. Wien, 1987. 3 Ibidem., S. 33.
ты не можешь быть суверенным. Ведь чем ты больше отказываешься от обладания властью и чем больше ты подчинен власти, которая господствует над тобой, тем сувереннее ты должен был быть». Гуманизм — это система изобретений, которые построены вокруг этой порабощающей суверенности: душа (суверенна относительно тела, подчинена Богу), совесть (свободна в сфере суждения, подчинена порядку истинности), индивид (суверенен в обладании своими правами, подчинен законам природы или нормам общества), фундаментальная свобода (внутренне суверенна, внешне согласна с судьбой). Короче говоря, гуманизм — это все то, благодаря чему в Европе прикрываются требования власти»1.
М. Фуко в своей книге «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» говорил о тюрьме в широком и узком смыслах слова. Критики постмодернизма обращают внимание на то, что Фуко относит к тюрьмам и лицеи, и школы, и казармы, и психиатрические больницы. Они вполне справедливо упрекают Фуко в искажении истории, поскольку вся история Европы и европейской культуры рассматривалась им как репрессивный процесс, а все многообразие социальных институтов лишь под односторонним углом зрения — усиления дисциплинарных механизмов и репрессивного господства. На историю дисциплинарных институтов можно и нужно посмотреть и другими глазами, а именно показать, как репрессивные механизмы контроля постепенно изживались, сменялись другими или замещались более гуманными правовыми формами контроля. Это характерно и для гуманизации психиатрической практики конца XVIII — начала XIX в., которая связана с именами Ф. Пинеля во Франции, С. Тука в Англии, и для гуманизации тюремного надзора, которая в России связана с именами Ф.П. Гааза, А.Ф. Кони и др. Это же относится и к социальным институтам образования вообще и к школе в частности.
По мнению постмодернистов, европейская культура зиждется на репрессивных механизмах контроля и на институтах, дисциплинирующих человека и подчиняющих его внешним нормам и законам. Эти нормы и законы репрессивны и предписывают человеку то, как он должен поступать, то, как он должен мыслить и чувствовать. «Любое общество имеет свой собственный порядок истины, свою «общезначимую» политику истины, т.е. оно делает акцент на определенные виды дискурса, которые позволяют ему функционировать в качестве истинного дискурса; существуют механизмы и инстанции, которые делают возможным разграничение истинных и ложных высказываний
и определяют модус, в котором санкционируются одни или другие; существуют приоритетные техники и процедуры нахождения истины; существует определенный статус для тех истин, которые уже обретены, определения того, являются ли они истинными или нет»1.
Для Фуко не существует общеобязательности и универсальности норм и ценностей, а только множество единичных (сингулярных) дискурсов. Согласно Фуко, археология гуманитарных наук призвана исследовать механизмы власти, которые пронизывают формы поведения человека. Межличностные отношения пронизаны отношениями власти, в любой точке социального тела, в отношениях между мужчиной и женщиной, в отношениях внутри семьи, между учителем и учеником, между тем, кто знает, и тем, кто не знает, существуют отношения власти. Необходима новая переоценка ценностей, радикальное отрицание фундаментальных ценностей европейской культуры, деструкция социальных институтов европейской цивилизации для того, чтобы утвердить самоценность и самозаконность единичного, уникальность и несоизмеримость дискурсов, или языковых игр.
Образ человека, который неявно присутствует в постмодернистских разработках и который не артикулируется в них, — это образ человека, неспособного достичь самоидентификации, подчиняющегося страстям и аффектам, но не разуму, неспособного контролировать свои чувства и живущего в симулякрах — фантазмах, далеких от реальности, непрозрачных и все более и более отдаляющихся от реальности.