Ш. Эйзенштадт. О НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ ТЕРМИНА «ТРАДИЦИЯ»

Несмотря на все более широкое употребление понятия «традиция», оно не получило сколько-нибудь ясного определения. В различных исследованиях (а иногда в работах одного и того же ученого) «традиция» обозначает многие различные аспекты социальной структуры, поведения индивидов, верований и культурных представлений. Это понятие также обозначает и способы легитимшации социополитического порядка, и общие способы восприятия социальной и культурной реальности, и принципы устроения крупных социальных и политических систем.

Все эти определения были отнесены к понятию «традиция», включающему те компоненты обширного резервуара социального и культурного опыта, которые стали наиболее влиятельными способами решения возникающих перед обществом проблем и которые сохранялись при всех исторических, структурных и организационных переменах. Однако использование категории «традиция»

породило несколько парадоксальных положений и противоречий. С одной стороны, в ней очень сильно подчеркивалось значение символических, а не структурных или организационных аспектов социальной жизни. С другой — в ней отмечалась обременительность исходных организационных механизмов, обычаев и повседневных привычек. Равным образом в ней подчеркивались устойчивость и преемственность различных аспектов социальной и культурной жизни, хотя вместе с тем выявлялись и принципы динамики и изменений.

Противоречивые ориентации были очевидны в самом определении традиции, в двух исходных значениях, с которыми связывали использование этого термина в социальных науках. Одно значение тесно увязывалось с такими выражениями, как «большая традиция» или «динамика традиций», и в них выделялись подвижность и творческое начало как важные компоненты традиции. Другое значение тесно связывалось с привычными употреблениями, относившимися к привычкам, обычаям, отсутствию изменений, тому, что является статичным, воспринимается как что-то «данное».

[Такое обращение к традиции было связано еще с принятым в социологической теории анализом типов регуляции, особенно с веберовским разделением между традиционным, харизматическим и рациональными принципами легитимности.]

Как хорошо известно, дихотомия между «традиционным» и «современным» сыграла очень важную роль как в «классических» исследованиях, так и в недавней литературе по социологии, истории, политологии и культурной антропологии. Не уходя в более подробное освещение этой дихотомии, перечислим ее основные позиции, до недавнего времени широко принятые в социальных науках. В этих науках «традиционное» общество зачастую описывалось как статичное, которому присуща малая степень дифференциации и специализации, а также урбанизации и грамотности, в то время как «современное» общество рассматривалось как воплощение высокого уровня дифференциации и урбанизации, грамотности и доступности средств массовой информации. В политическом плане традиционное общество описывалось как основанное на власти «традиционной» элиты, управляющей по тому или иному «мандату неба», а современное общество — как основанное на широком участии масс, не принимающих традиционных принципов легитимности и рассматривающих правителей ответственными с точки зрения светских ценностей и эффективности. Но главное заключалось в том, что «традиционное» общество уже в силу самого определения было ограничено культурными гори-

зонтами, утверждаемыми традицией, в то время как «современному» обществу присуща культурная динамика и ориентация на изменения и инновации.

Этот принцип противопоставления современного и традиционного начал, вполне корректный в должных рамках, породил очень спорное понимание отношений между современными и традиционными элементами в процессе развития жизнестойкого современного общества. Согласно этому пониманию, постоянное развитие и модернизация в различных институциональных сферах зависят от степени разрушения всех традиционных элементов или равнозначны такому разрушению. Представлялось, что чем меньше влияние традиций, тем общество современнее, а значит, тем в большей степени оно в состоянии справляться с новыми проблемами и новыми социальными силами и развивать свою институциональную структуру.

Насколько бы такое представление ни казалось правдоподобным, более обстоятельный взгляд на реальные свидетельства очень быстро выявлял прямо противоположные процессы.

Во-первых, очень часто получается так, что чем сильнее какой-либо компонент традиционной регуляции, будь то семья, община, а иногда и политический институт, подвергается разрушению, тем больше степень дезорганизации, преступности и хаоса, а не утверждения современного жизнеспособного порядка. Во-вторых, можно привести много примеров вполне успешной модернизации, предпринимаемой под традиционной культурно-смысловой оболочкой и даже традиционными элитами. Значение этих факторов для данной проблемы получает все большее признание. В-третьих, как признается, что во многих случаях, когда первоначальный толчок к модернизации исходит от антитрадиционных элит, очень скоро они пытаются, хотя бы и нерешительно, возродить более традиционные аспекты и образы данного общества.

Все эти положения означают, что, насколько бы велик ни был контраст между «традиционным» и «современным» обществами, успешная модернизация может быть проведена при опоре на некоторые элементы традиционной регуляции, отвечающие ее направленности. Это означает и то, что устойчивое функционирование «современного» общества в большой степени зависит от наличия соответствующих традиционных предпосылок, от их использования и включения в современную систему. Поэтому необходимо: l. Пересмотреть соотношение традиций и изменчивости, провести анализ тех сил внутри данного традиционного общества, способствуют процессу изменений, и тех, что препят-

ствуют этому, а соответственно и анализ места этих сил в общей структурной и культурной системе регуляции.

2. Выявить различия между изменениями, присущими самому традиционному порядку, и теми, что могут выводить за эти пределы на обновление общества.

3. Найти различия между теми изменениями, которые содействуют дальнейшему устойчивому развитию общества, и теми, что подрывают такую способность.

4. Обнаружить общий характер воздействия современных перемен на традиционную систему.

5. Определить, в какой степени общество в состоянии выработать в своем собственном наследии способность решать эти проблемы или достичь этого через адаптацию к новым условиям без широкого изменения своих центральных институтов и ценностносмысловой сферы либо через их трансформацию. (Tradition, Change and Modernity. P. 119-120, 261-263.)