Наднациональных сил, имеющих свои замыслы в отношении современного мира.

Разумеется, попытки искусственно продлить «веберов- ский ренессанс», а вместе с этим и миф о добродетельном буржуа-труженике, еще будут возобновляться. В Германии издается полное собрание сочинений А Вебера, которому хотят придать едва ли не тот же статус священного всеобъяс- няющего текста, какой .имело второе (полное) издание сочи- нений К. Маркса в Советском Союзе. Но все эти попытки уже обречены на неудачу: веберианский миф оказался значи- тельно менее долговечным, чем марксистский, смерть кото- рого отразилась и на судьбах советской сверхдержавы, и на судьбах посткапиталистического цивилизационного проекта в целом. Видимо, какое-то время «прогрессивное» интеллек- туальное сообщество еще будет отмалчиваться, делая вид, что ничего не произошло. Но затягивать молчание надолго невозможно Нам следует ожидать конструирования нового мифа о буржуа, который, словно Протей, от эпохи к эпохе меняет свой лик, предопределяя тем самым наиболее при- чудливые зигзаги и повороты теории.

Г. ЗИММЕЛЬ ПРОТИВ М. ВЕБЕРА

Концепция М. Вебера завершает ту линию развития об- щественной мысли, которая была связана с оправданием буржуа в духе гегелевской презумпции: «все действительное разумно, все разумное — действительно». Суть этих оправда- ний — в постулировании необходимой связи между интере- сами буржуазии как специфической общественной группы и интересами всего общества. Классическая политическая экономия выдвигала в этой связи принцип «невидимой ру- ки», увязывающей индивидуальные предпринимательские усилия с ростом общественного блага помимо всяких наме- рений со стороны задействованных агентов.

М. Вебер постарался эту невидимую руку сделать види- мой, сделав акцент на доброкачественности предпринима- тельской мотивации, в основе которой, как он доказывал, лежал не стяжательский инстинкт, а богооправдательный

А. С. Панарин

Мотив стяжания душевного спасения. При этом Вебер, как истинно немецкий мыслитель, постарался укоренить буржуа в национальную почву, слив мотив индивидуального призва- ния («ЬешГ») с надындивидуальными ценностями религиоз- ного спасения. В этом контексте представляется наиболее важным перерыв стяжательской традиции' переход от спеку- лятивно-ростовщического, асоциального капитала диаспоры к продуктивному капитализму современного типа, не расхи- щающему, а умножающему национальное богатство.

Г. Зиммель подошел к анализу капитализма совсем с дру- гих позиций. Для него не существует никакого перерыва в традиции делателей денег, никакой разницы между древним ростовщическим ремеслом и современным буржуазным клас- сом. Не случайно свой трактат о буржуазном классе он на- звал «Философия денег».

Там, где речь идет о предприятии как институте, разница между ростовщичеством и производством реальных товаров и услуг бросается в глаза. Там, где акцент делается на деньгах как таковых, это различие уходит в тень, ибо деньги, как из- вестно, «не пахнут», в денежной вселенной никакие качест- венные, тем более моральные различия не существуют — речь идет только о количественном различении. Зиммель от- казывается воспринимать буржуа в качестве какого-то специ- фического исторического и социокультурного типа, проис- хождение которого надо разгадывать. Он постулирует полное тождество буржуазного стяжательского мотива с человечес- кой мотивацией естественного эгоизма. Всю остальную, не- буржуазную часть общества и человечества он рассматривает как неудавшихся буржуа, которым не удалось реализовать свои стяжательские мотивы.

Эпистемологическое «удивление», вызванное появлени- ем буржуа как экстравагантного социального типа, Зиммель подменяет удивлением другого рода: почему все остальные не стали буржуа и заняли по отношению к нему остраненно- настороженную, а то и прямо враждебную позицию. Зим- мель склонен отвечать на этот вопрос в духе явно не компли- ментарном для тех, кто как буржуа не состоялся. Он полага- ет, что мотив обогащения и обретения денег как власти

Искушение глобализмЪм 175

Актуализируется у тех, для кого деньги имеют глубоко ком- пенсаторское значение — компенсируют дефицит общест- венного признания, безопасности, доверия. Человек, счита- ет он, потому и стал человеком, что, вместо того чтобы рас- творяться в природном окружении, осознал собственное существование как подлежащую сознательному решению проблему.

С этой точки зрения стратегия тех, кого впоследствии назвали буржуа, является «истинно человеческой» страте- гией: вместо того чтобы безвольно раствориться в благопри- ятной социальной среде, они проблематизировали свое су- ществование в качестве группы, статус и само существование которой изначально не были гарантированы. Ясно, что речь при этом идет об инородческих и в первую очередь о еврей- ских группах, вынужденных, говоря словами Э. Гуссерля,

«тематизировать» свое социальное бытие — осознать его как подлежащую решению проблему.

В этом контексте получается, что хотя профессиональ- ные «делатели денег» и составляют меньшинство человечест- ва, но это, если угодно, — подлинно человечное меньшинст- во, навсегда пробудившееся от животного сна и живущее в состоянии перманентного бодрствования — мобилизованно- го сознания, понимающего, что внешний мир не потакает человеку.

Второй софизм Зиммеля, связанный с восприятием мо- нетаристских групп как соответствующих назначению чело- века в мире, состоит в смешении денежного обмена с обще- ственным обменом как таковым. На людей, не готовых при- знать главенствующую роль денег в мире, падает подозрение в неисправимом и агрессивном изоляционизме, в привер- женности архаичной и контрпродуктивной идее локуса — самоизолирующейся общинности, обреченной на стагна- цию. Таким образом, в отличие от немецкого мыслителя М. Вебера, еврейский мыслитель Г. Зиммель изначально представлен с позиции последовательного глобалиста, ибо имманентная логика денежного обмена, которую он выдает за универсальную, ведет в направлении от локальных мест-

А. С. Панарин