Интерпретация культур (ГИРЦ)
Культура в понимании Гирца — это “стратифицированная иерархия значимых структур; она состоит из действий, символов и знаков. Анализ культуры, то есть, этнографическое описание, сделанное антропологами, — это интерпретация интерпретации, вторичная интерпретация мира, который уже постоянно описывается и интерпретируется людьми, которые его создают.”[4] Существование культуры — это процесс ее интерпретации, быть носителем культуры — означает ее интерпретировать.
Гирц понимал культуру как символическую сеть, и был близок к семиотическому подходу. “Понятие культуры, - писал он, - по существу является семиотическим. Признавая, вместе с Максом Вебером, что человек является существом, обвешанным паутиной значений, которую он сам сплел, я рассматриваю культуру как эту паутину, и анализ ее, поэтому, должен осуществляться не экспериментальной наукой, исследующей общие закономерности, а методом интерпретации исследуемых значений.”[5] Этнографическая практика, по мнению Гирца, укоренена в живых контекстах человеческих обществ, а не “в бескровных универсалиях”.[6] “Он ищет оценок всех аспектов культуры от родства, религии и политики до экономики, обращаясь к социальному действию ума одновременно в форме сознательного и бессознательного. Этот последний феномен, бессознательное, ставит его в отношении к психоанализу и структурализму, но опять он отмечает свое отличие, которое заключается в методе.”[7] Гирц рекомендует изучать культурные феномены посредством эмпирическим полевым исследованием, а этнографию (Гирц обычно использует термин этнография, а не антропология) не как серию технических приемов, а как отношение, установку. Он стремится к пониманию значения символа людей, которые их используют (то есть, использует “emic”-подход в противоположность к “etic”-анализу). По Гирцу, “культура является не источником причинности, а контекстом понимания. Гирц называет свой метод “плотным описанием”, которое выходит за пределы описания “происходящего” и стремится к объяснению структур значения, внутри которых “случающееся” является значимым.”[8]
Поскольку Гирц понимает культуру как “паутину значений”, систему смыслов, которую человек создал и которая позволяет ему ориентироваться в окружающем мире, Гирц не согласен с мнением тех ученых, которые видят в культуре замкнутую на себе, оторванную от человека “сверхорганическую” реальность. Не удовлетворяет его и бихевиористский взгляд на культуру как совокупность моделей поведения, непосредственно наблюдаемых в том или ином сообществе. Главный же источник теоретической путаницы в антропологии Гирц видит в весьма распространенном понимании культуры, которое можно сформулировать словами У.Гуднафа: “культура сосредоточена в умах и сердцах людей”. Этот взгляд К.Гирц считает соединением предельного субъективизма и предельного формализма. Исходя из семиотического понимания культуры, Гирц утверждает, что цель этнографа состоит не в простой фиксации наблюдаемых фактов (“тонком” описании) или в попытках проникнуть в познавательные процессы носителей изучаемой культуры (которые он как минимум до днвяностых годов считал бесплодными), а заключается во вхождении в систему ее смыслов и интерпретации их. Этнограф должен понять систему смыслов культуры с точки зрения ее носителей (“emic”-подход), зафиксировать свой опыт, выработать словарь для передачи понятого. “Плотное” описание, сделанное этнографом, может стать опорой для построения антропологических теорий, Особенность антропологического знания, по Гирцу, состоит в том, что теоретические выкладки тесно связаны с интерпретациями культурных явлений; при отрыве от них теория становится слишком абстрактной и пустой. В области антропологического знания разница между описанием и объяснением проявляется как разница между “плотным” описанием и “диагнозом”, между установлением того, какое значение имеет действие для того, кто его совершает, и определением того, что полученное таким образом знание может рассказать о жизни данного общества и социальной жизни в целом. Интерпретативная наука делает понятным то, что кроется под “непонятными” в силу своей необычности для человека, не принадлежащего данной культуре, явлениями. Если же установлено понимание между представителями разных культур, становится возможным общение между ними. Итак, цель этнографии - интерпретация, “плотное” описание культуры как системы смыслов, цель антропологии - расширение человеческого дискурса.
Символическая концепция культуры имеет своей отправной точкой, так называемый, конструктивный подход к исследованию культурных феноменов, состоящий в изучении общественных связей и отношений между социальными институциями. Но слабость символистское понимание культуры, проявившаяся, в частности, и в работах классика символической антропологии Гирца, состоит в особом вниманием к тем символам, которые вырабатывались в ходе взаимодействия индивидов, социальных структур и институций, в то время как сами социальные структуры и институции относительно мало интересовали исследователей. Культурные феномены, согласно символистскому пониманию культуры, являются “символическими формами в структурированном контексте”, а “культурный анализ” (так антропологи-символисты называют свой исследовательский метод, связанный с интерпретацией культурных элементов) представляет собой изучение значимых конструкций и социальных контекстуализаций символических форм.[9]
3. Культура средневековья (Хёйзинге)
Он выдвигает на первый план понятия культуры и личности, представление о целостности той или иной эпохи, тезис о присущем ей особом культурном языке, идеал единства и духовной наполненности человеческой культуры. Парадокс его методологии заключается в том, что X. подчеркнуто неметодоло-гичен, он как бы прислушивается к голосу самой Истории, почти не интересуясь методологическими проблемами своей науки; не достигая целостности, полноты, системности в своей работе историка, он отрицает исторический фатализм, а вместе с тем и вообще познаваемость и возможность исторических законов. И в то же время в работах X. четко прослеживается неумолимая логика историко-культурного мышления, благодаря которой разнообразные исторические факты складываются в целостную, диалектически противоречивую, сложную картину, жизни эпохи. Для X. характерен интерес к переломным, «зрелым и надламывающимся» эпохам, когда традиции вступают в диалог с обновляющими тенденциями в развитии культуры, причем в большей степени X. привлекает тезис об умирающей культуре, чем о зарождающейся или цветущей: средневековье как гармоничная целостность для него не провозвестие грядущего, а отмирание уходящего в прошлое, в Ренессансе же он вовсе не видит единого периода, ядра культурной эпохи. Возможно, проблема заключается всего лишь в произвольности выбора определенной точки зрения, а может быть, в экзистенциальном опыте 20 в., уверившем X. в том, что современность деградирует, и ее культура рушится. В таком контексте 15 век понимается как аллегория всей истории в ее «нормальности» и в ее «закате», а так же и как обнаружение архетипических праоснов современной культуры. Культурологическая позиция X. проясняется в работе «Homo ludens», книге об извечной первоздан-ности человеческой культуры, никогда не порывающей со своими истоками. X. прослеживает роль игры во всех сферах человеческой жизни и во всей истории в целом. Для него вся культура - игровая, игра - это больше, чем культура. Выступая в качестве культурно-исторической универсалии, игра заменяет собой все другие культурологические категории. Расценивая игру как творческое позитивное начало, X. наделяет серьезность атрибутом негативности. Несмотря на то, что ценность работы несколько приглушается неопределенностью ее выводов (X. вынужден апеллировать к неразрешимой запутанности проблемы серьезного и игры), само выдвижение игры на роль важнейшего элемента человеческой истории сыграло исключительную роль в философии культуры, ибо X. предопределил одну из ключевых тем современной культурологии, имеющей дело с целым рядом взаимосвязанных понятий - игра, карнавал, смех. Значение X. для современной истории, теории культуры определяется так же и тем, что в своих работах он наметил возможности новых методологических подходов: антропологического, структурно-типологического, семиологического и др., что свидетельствует о близости работ. X. с работами Леви-Стросса, Мосса и др., а его обращение к социальной психологии, специфике средневекового мировидения, того, что позднее получило название «ментальность», позволяет говорить о X. как о непосредственном предшественнике французской исторической школы «Анналов».
4. Исследование процесса цивилизации
Элиас Норберт (22.06.1897 — 1.08.1990) Германия. “О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования” (1939). Цивилизация – не абстрактная тотальность и не состояние, а движение, происходящее независимо от проектов и волеизъявлений людей. Понятия «цивилизация», «цивилизованность», «культура» противопоставлены варварству, дикости, животности и обладают своей историей. Оформление «цивилизованного» стандарта поведения произошло в XVIII-XIX веках в буржуазном обществе. Третье сословие унаследовало основные черты этого культурного кода от придворной аристократии — он распространяется сверху вниз, от высших слоев к низшим. Рационализация поведения происходит вместе с ростом числа взаимозависимостей между людьми, с удлинением цепей обмена товарами, услугами, информацией. Самоконтроль и стабильность поведенческих реакций возможны и необходимы в обществе с высокой степенью безопасности, обеспечиваемой государственной монополией налегитимное насилие. Эта монополия появляется в Европе вместе с абсолютной монархией, которая налагает ограничения и на феодальное сословие, ранее руководствовавшееся не столько силой права, сколько правом силы. Генезис этих механизмов рассматривается Элиасом в его главной работе “О процессе цивилизации”. Исходный пункт – запреты и предписания позднего Средневековья 
трансформация психических структур параллельно с возникновением абсолютных монархий, т.е. трансформация на макро- и микроуровне. Это и есть «процесс цивилизации». Демографические, экономические и т. п. процессы складываются из взаимодействия людей и задают условия “борьбы за жизненные шансы”; рост взаимозависимости 
ограничения на поведение; внешнее принуждение интериоризируется как совокупность запретов, которые в дальнейшем усваиваются в раннем детстве и становятся составными частями Сверх-Я. Усиливающееся в “процессе цивилизации” Сверх-Я – социально детерминированная структура. Культурный код поведения менялся вместе с его носителями. Никто не планировал превращение неотесанных феодалов в изящных придворных, равно как и переход от “куртуазности” к “цивилизованности” среднего класса.
4
5.Типы интерпретации культур (Л. Уайт)
Определяющей особенностью концепции Л.Уайта является утверждение принципа эволюционизма в науках о культуре. Он не согласен с точкой зрения, существовавшей в антропологии первой половины XX в., что есть только два способа исследований социокультурных явлений и процессов: исторический и функциональный. Американский ученый предлагал различать три вида процессов в культуре и соответственно столько же способов их интерпретации: временные процессы, представляющие собой хронологическую последовательность уникальных событий; их изучение есть история; далее, вневременные, структурные и функциональные аспекты исследуют в рамках функционального анализа; наконец, формально-временные процессы, в которых явления предстают как временная последовательность форм, рассматриваются эволюционным методом.
Эволюция, по Л.Уайту, означает процесс, в котором одна форма вырастает из другой в хронологической последовательности. Формы образуются из слияния элементов культуры. По мнению Л.Уайта, если проследить развитие топоров, ткацких станков, письменности, законодательств, общественных организаций, то можно увидеть последовательную смену их форм существования. В 1947 г. в статье "Стадии эволюции, прогресс и измерение культуры" он возрождает понятия стадий эволюции, прогресса и доказывает, что различные состояния культуры можно и необходимо оценивать, используя слова "лучше", "более развитый" и т. д.
Он признавал заслуги своих предшественников-эволюционистов (Тайлор, Морган), утверждая, что они не отрицали многолинейности развития культур. Но все же Л.Уайт не отказывался от основного постулата эволюционизма. " Очевидно , - пишет Л.Уайт, - что эволюционная интерпретация человеческой культуры должна быть однолинейной. Но человеческая культура как совокупность многих культур - ее родов, видов и разновидностей, если пользоваться терминологией Тайлора, должна быть интерпретирована мультилинейно. Эволюция письменности, металлургии, общественной организации, архитектуры, торговли и т. д. может быть рассмотрена и с однолинейной и с мультилинейной точек зрения" (1) . Он критиковал антиэволюционистов, точнее противников однолинейного развития культур. А ведь они различные направления и исходные пространственные точки развития культур. Самая простая из классификации принадлежит К. Ясперсу (древнегречески-европейский, индийский, китайский типы культур). Развитие отдельных форм и частей в этих типах могло подчиняться сходным закономерностям. Но сами типы культур в своем развитии имели качественные различия, причем весьма существенные. К сожалению, Л.Уайт не замечал и не отражал этих важных обстоятельств в своем отстаивании эволюционизма. Излишняя приверженность к некоторым постулатам классического эволюционизма XIX в. наложила отпечаток и на культурологическую концепцию Л.Уайта.