Животные. Птицы. Насекомые. Растения

В детстве я не очень любила животных. Наверное, я их просто боялась. Я не понимала, что не все животные кусаются или царапаются при первом прикосновении к ним рукой.

Кошек я боялась и долгое время не любила их, потому что у нас дома была очень злая кошка, которая почти всегда выпивала мое молоко и царапала меня, когда я выгоняла ее из комнаты. Зная поведение нашей кошки, я не представляла себе другой кошки, которая не воровала бы молоко и не царапалась.

Я со страхом отдергивала руку, топала ногами и даже кричала, когда мне показывали чью-нибудь кошку для того, чтобы я погладила ее.

Собак я тоже боялась и также думала, что не бывает собак, которые не кусаются: в детстве меня собака укусила.

Коров и лошадей я боялась еще больше, чем кошек и собак. Я знала, что коровы и лошади — большие животные; следовательно, они еще сильнее, чем собаки, могут искусать меня.

Но домашних птиц, кур и уток, я не боялась и любила их. Ни куры, ни утки не причиняли мне никакой боли, брали из моих рук корм. Я думала, что эти птицы добрые, если они не клюют и не кусают меня, когда я их кормлю.

С одной курицей у меня завязалась настоящая дружба. Если я бывала во дворе и эта курица видела меня, она бежала ко мне прямо в руки. Если же я долго не выходила во двор, то курица вбегала в комнату, когда открывали дверь, и бежала прямо ко мне. Если это бывало утром и я еще лежала в постели, курица взлетала на постель, кружилась некоторое время возле меня, а потом уходила, оставив на постели теплое яйцо.

Благодаря этой дружбе я еще больше убеждалась в том, что не должна бояться птиц, а животных надо бояться. И действительно, я очень боялась даже маленьких котят, щенят, новорожденных поросят и телят. Лошади и коровы казались мне просто чудовищами, и я с величайшим страхом отдергивала руку от них, когда кто-нибудь хотел показать мне смирную лошадь или корову, которая мирно жевала свою жвачку. Только игрушечных коров и лошадок я не боялась осматривать. Маленьких птичек, которых мне иногда показывали, я не боялась и тоже очень любила. А совсем маленькие цыплята приводили меня в восторг, но я никак не могла понять, каким образом из яиц, которые мне давали есть, появляются вдруг маленькие цыплята. Что цыплята появлялись из яиц, это я хорошо знала, ибо мне показывали гнездо с яйцами, на которых сидела курица, показывали, как из яичной скорлупы вываливался влажный цыплёнок.

Не понимая, почему яйца превращаются в цыплят, я думала, что курица сидит не на таких яйцах, которые я ела, — ибо зачем курице вообще нужно сидеть на яйцах? Желая убедиться в том, что курица сидит на каких-то других яйцах, я однажды взяла из гнезда одно яйцо и разбила его, надеясь найти там живого цыплёнка. Но в яйце цыпленка не оказалось. Возможно, что это было свежее, не насиженное яйцо, но ведь я этого не понимала в то время и была крайне удивлена тем, что яйцо оказалось совершенно таким, какие я не однажды ела.

После этого случая я решила, что моя мать имеет какое-то отношение к появлению цыплят из яиц. Подумала я так потому, что, часто находясь возле матери, замечала, как она зачем-то вертела в руках и подносила ближе к глазам яйца, отбирала их, клала в гнездо, а потом сажала на них курицу. Я думала, что в появлении цыплят из этих отобранных яиц мать имела большее значение, чем сама курица.

Итак, для меня все было ясно: я поняла, что без помощи моей матери не могут появляться цыплята. Мне иногда приносили маленькое гнездышко с очень маленькими яичками какой-нибудь птички. Приносили гнездышко с птенчиками, которые суетливо вертели головками, открывали маленькие клювики и щипали меня за пальцы. Я догадывалась, что они просили есть, и давала им большие хлебные крошки, которые они не могли проглотить, и потому продолжали щипать меня.

Рассматривая в гнездышках маленькие яйца и маленьких птичек, я начинала задумываться над тем, откуда берутся птенчики. Если они появлялись из маленьких яиц, то кто же помогал им превращаться из яиц в птенчиков? Неужели моя мать имела какое-то отношение и к маленьким птичкам и помогала им в появлении новых птенцов? Однако я никогда не видела, чтобы мать вертела в руках и подносила к глазам яйца маленьких птичек. Она только однажды показала мне, что к нам на окно прилетела голубка и снесла в желобке яйцо. Но это яйцо мать не вертела в руках, а сварила его мне.

Различных насекомых я тоже боялась, хотя совершенно не понимала, почему я их боюсь. Особенно сильно я боялась гусениц больших жуков. Гусеницы наводили на меня прямо панический ужас, когда падали на меня в саду. Однажды я всю ночь не спала, ожидая чего-то страшного, потому что вечером, когда я гуляла в саду, на шею мне упала с дерева гусеница. В другой раз кто-то показал мне большого жука, который больно прищемил мне палец. С этого момента я еще больше стала бояться насекомых, не понимая в то же время, почему такие маленькие зверьки могут причинять боль большим людям.

Бабочек я почти не боялась и тоже не понимала, почему я так боюсь гусениц и жуков, а бабочек беру в руки и без страха осматриваю их трепещущие крылышки.

Цветы и вообще растения почему-то нравились мне с раннего детства. Когда я нюхала цветы, мне хотелось знать, почему они так хорошо пахнут. Ощущая пальцами прохладу и бархатистость лепестков, я хотела понять, кто их делает такими приятными. Я не однажды видела, как мать сажала в землю маленькие растеньица (рассаду) или различные семена и крупинки. Через некоторое время маленькие растеньица становились больше, а в тех местах, куда сажали семена, появлялись новые маленькие растеньица. Все это было для меня необычайно интересно и в то же время совершенно непонятно.

Тайно от матери, но подражая ей, я во все горшки комнатных цветов сажала всякие семена, которые попадались мне под руки, и какой большой бывала радость, когда, к неудовольствию матери, в горшках начинали прорастать то подсолнухи, то фасоль, то горох. Мне было приятно, что в горшках эти семена прорастают только потому, что я их туда посадила.

В течение весны и лета я очень любила бывать на огороде и ездить на бахчи, ибо там происходили непонятные, но захватывающие явления: ведь ранней весной там бывала почти голая взрытая земля, а потом появлялась зелень, а далее огурцы, помидоры, арбузы, дыни и т.д.

И вначале все это было маленькое, невкусное; но постепенно с чьей-то непонятной для меня помощью все становилось более и более вкусным и съедобным. За вкусные арбузы, дыни, помидоры следовало любить и беречь растения. И я действительно любила их и старалась не топтать ногами и не обламывать. Не подозревая о вреде сорняков, я крайне огорчалась, когда мать или кто-либо другой выпалывали растения (сорняки) на огороде или на бахче. Палисадники и сады я тоже любила и могла в течение целого дня бывать совершенно одна в палисаднике, где было много цветов, или в саду, где росли цветы и фруктовые деревья.

Я совсем не скучала, переходя от одной клумбы к другой, осматривая стволы и нижние ветки деревьев. Если стволы бывали кривые и сучковатые, я взбиралась на деревья. Только гусеницы и различные жучки омрачали мою любовь к саду. Если на меня падала гусеница, когда я взбиралась на яблоню, грушу или абрикосовое дерево, я сразу же спускалась с дерева и больше не хотела подходить к этим деревьям, воображая, что на них очень много гусениц, которые ползают по фруктам, следовательно, эти фрукты уже нельзя есть.

Несмотря на то что мне было совершенно непонятно, каким образом на голой земле появились различные растения, которые всё росли и росли, хотя их никто не кормил, как кормят птиц и животных, растения были мне ближе и понятнее животных. И любовь к растениям долгое время преобладала над любовью к животным. А когда я начала учиться, то первое время ботаника нравилась мне больше, чем зоология.

Праздники

Что такое праздники? Как мне могли объяснить, что сегодня праздник, а завтра не будет праздника? Чем должен отличаться праздничный день от непраздничных дней?

Праздник — это отвлеченное понятие, и объяснить мне его значение только такими словами, что «в праздничный день не работают и не занимаются», было нельзя. К словам следовало добавить ряд конкретных примеров, взятых из жизни. Именно так мне и объясняли значение праздников, ибо если кто-нибудь по каким-либо причинам не работал и не занимался, то это отнюдь не значило, что наступил праздник. Здесь я тоже начну с примеров. Педагог сказал мне:

— Завтра, 7 ноября, будет праздник Великой Октябрьской социалистической революции. Завтра ты наденешь новое платье, получишь значок и подарки. Праздник будет седьмого и восьмого ноября. Дети не будут заниматься с педагогами. Взрослые пойдут на демонстрацию, а дети будут гулять на улице.

Вечером, накануне 7 ноября, педагоги мне сказали:

— Поздравляем тебя с наступающим праздником! (Мне дали печенье, коробку конфет и горшок с хризантемами. Всё это для меня было ново и очень приятно, тем более что и воспитатели, и педагоги показались мне особенно добрыми и веселыми в этот вечер. В комнатах везде было убрано и нарядно: на столах и тумбочках были новые скатерти и салфетки. В комнатах стоял крепкий запах хризантем. Все эти приготовления и события наполняли меня большой, не испытанной раньше радостью, или, как я могла бы выразиться теперь, я была в торжественно-приподнятом настроении, которое тогда я не могла понять и объяснить словами.

Утром 7 ноября дежурные воспитательница и педагог снова сказали мне:

— Поздравляем тебя с праздником Великой Октябрьской социалистической революции!

Мне дали новое шерстяное платье и значок с портретом Ленина. И еще мне дали несколько кульков с яблоками, конфетами, орехами и сказали: «Это праздничные подарки». После завтрака мы все пошли гулять не в сад, как обычно, а на улицу.

Я замечала, что на улицах было людно (на нас часто кто-нибудь случайно наталкивался), а воздух сотрясали какие-то звуки. Ощущая этот шум, я показывала на свою голову и протягивала руку вверх, как будто что-то искала в воздухе. Педагог говорил: «На улице играет оркестр».

Два дня мы гуляли и не занимались. Окружающие люди казались мне необычными: веселыми, ласковыми, а в рабочие дни они казались мне более строгими, более требовательными и менее ласковыми.

Следовательно, праздник — это такой день, когда все окружающее непохоже на обычную, повседневную жизнь. Это я начала немного понимать еще в то время, когда жила с матерью, ибо у нас тоже бывали такие дни, когда в комнате бывало чисто и убрано, а мы с матерью одевались в праздничные платья и кушали более вкусную и более разнообразную пищу. Но какие это были праздники, я не знала.

В клинике я впервые узнала о том, что бывает праздник Великой Октябрьской социалистической революции. И у меня возникали вопросы, но ответы на эти вопросы я еще не могла понять. Мои вопросы можно было сформулировать следующим образом:

Что такое праздник Великой Октябрьской социалистической революции? Что такое революция? Какое отношение имеет к празднику месяц октябрь, если праздник бывает в ноябре? Почему нужно прикалывать к платью значки, которые я раньше никогда не видела?

На все эти вопросы я получила ответы позднее, когда в состоянии была понять объяснение. А в то время, когда я еще совершенно ничего не знала об Октябрьской революции, я однажды (в селе) случайно попала на детский утренник, состоявшийся 7 или 8 ноября (об этом я точно не знаю, а лишь предполагаю, ибо это было впервые в моей жизни). Я и не подозревала, какой это был большой праздник. Я думала в то время, что это был обыкновенный нерабочий день, когда дома тоже наводят порядок и меньше работают.

Этот день, события которого я хочу описать, я воспринимала следующим образом.

После смерти матери я жила у родственников. После обеда тетя показала мне, чтобы я надела праздничное платье, пальто и платок. Моего двоюродного брата тетя сама одела, потом дала нам жареных семечек и помахала рукой в сторону двери, показывая мне этим жестом, чтобы мы шли на улицу. Я поняла, что нас просто посылают гулять.

Но на улице я заметила, что брат не остановился, как он это обычно делал, когда не знал, в какую сторону нам идти гулять. Он решительно направился в определенном направлении, ведя меня за собой. Я ничего не поняла, но пошла рядом с братиком. Шли мы не очень долго. Вдруг я услышала неясный для меня шум: мне казалось, что по воздуху ударяют чем-то тяжелым и от этого получается грохот. Братик остановился и не хотел идти дальше, хотя я, будучи немного напугана непонятным шумом, тянула его назад, сама не зная куда.

По-видимому, братик был чем-то очень заинтересован, и мне пришлось стоять с ним. Я ощущала топот ног по земле возле нас. Потом кто-то из взрослых подошел к нам, взял братика на руки, поднял его вверх… и вдруг брата не стало. Не успела я понять, что училось, или сделать что-нибудь, чтобы помочь брату, как меня тоже кто-то взял на руки, поднял вверх, а там меня подхватили другие руки и куда-то опустили.

Я очень испугалась, совершенно не понимая того, что вокруг меня происходит и куда исчез брат. Но он оказался рядом со мной: он взял меня за руку и показал, что возле нас много детей. Я, однако, и сама уже заметила присутствие людей и даже успела случайно обнаружить деревянную загородку, за которой мы находились. Осматривая руками эту загородку дальше, я подумала, что нас бросили в большой ящик, но зачем?

В этом большом ящике сидели и стояли дети. Те дети, которые стояли, топали ногами, размахивали руками, задевая меня. Я по-прежнему ничего не понимала, но немного успокоилась, зная, что я не одна в ящике, что другие дети не пытаются выпрыгнуть из этого невиданного ящика, — значит, детям неплохо.

Но не успела я окончательно успокоиться, как снова произошло нечто весьма странное: ящик начал шуметь подо мной, весь сотрясаясь. Вдруг он рванулся вперед или назад, я не поняла. Те дети, что стояли, начали падать на нас. Я снова испугалась, ощущая, что шумящий ящик начал двигаться. Одной рукой я крепко держа руку братика, а другой рукой ухватилась за загородку ящика. Но я не ощущала, чтобы братик боялся: он не пытался бежать, не прижимался ко мне и не вырывался, а, наоборот, он или смеялся, или что-то кричал мне в ухо.

Однако я все время волновалась и, быть может, поэтому не заметила, как долго мы находились в этом большом, шумящем и бегущем ящике. Помню только, что ящик наконец перестал шуметь, перестал двигаться. Опять кто-то из взрослых брал меня и братика и отдавал нас кому-то другому вниз. Почувствовав землю под ногами, я очень обрадовалась этому.

Куда меня повел братик, я не знала. Но кто-то еще взял меня за другую руку, и я заметила, что мы входим в дом.

Я сидела на длинной скамейке рядом с братом. На этой же скамейке сидели другие, совсем незнакомые мне дети. И мне показалось, что мы очень долго сидели в комнате на одном месте. Иногда я ощущала топанье ногами по полу, а над ухом слышался как будто очень отдаленный слабый треск (аплодисменты). Сидя же вплотную рядом с братом, я чувствовала, что он хлопает в ладоши. Он и мне показывал, чтобы я хлопала, но я совершенно не понимала того, что вокруг меня происходит, поэтому не хотела хлопать. Наконец, дети начали вставать со скамейки и куда-то побежали. Встал и мой брат, таща меня за собой. Мы подошли к столу, и я ощутила запах яблок и как будто запах пирожков. Я попятилась назад от стола, давая брату понять, что мы не туда пришли. Однако брат не хотел отойти от стола. И вдруг я очень смутилась, застеснялась, ибо мне в руки кто-то дал весьма большой кулек. Тому, кто дал мне кулек, я попыталась возвратить его обратно, но чьи-то руки показали мне, чтобы я не возвращала кулек, а покрепче держала его. Я думала, что этот кулек должны были дать другой девочке, а не мне, поэтому была в большом затруднении, брать ли кулек или отдать его кому-нибудь другому. В самом деле, зачем мне дали кулек с яблоками? Ведь я ничего не сделала, не работала, а мне дали гостинцы за то, что я долго сидела на одном месте.

Но у брата в руках оказался такой же кулек, и он не только не возвращал его обратно, а, наоборот, крепко прижимал кулек к себе и тащил меня к выходу. Уже на улице мы познакомились с содержанием кулька, в котором оказались яблоки, орехи и пирожки.

Домой мы возвращались пешком, чему я была очень рада, ибо катание на грузовике, на котором я раньше никогда не ездила, напугало меня. Весьма смущал меня и кулек с подарками: где мы были, зачем чужие люди дали нам яблоки, орехи и пирожки?

Спустя несколько лет, когда я уже знала, что такое праздники вообще и почему бывает празднование Великой Октябрьской социалистической революции, я узнала из писем родственников, что месте с двоюродным братом я попала на детское торжество в день пятой годовщины Великого Октября.

Узнав обо всем этом, я с грустью и горечью подумала о том, что впервые в своей жизни я присутствовала на таком большом торжестве, но не знала этого, и вместо того, чтобы радоваться, веселиться и петь, как это делали все другие люди — взрослые и дети, только боялась всего того, что вокруг меня происходило.