Проблема обеспечения эффективности законодательства
Публикация законодательных актов выступает как одно из условий эффективности законодательства, целенаправленное стремление к которой возникает также в новое время.
Как уже отмечалось, в новое время, в отличие от средневековья, человек начинает осознавать ход исторического времени, поскольку ускорение темпов общественного развития приводит к тому, что окружающая человека социальная действительность меняется на глазах одного поколения. В России этот существенный сдвиг в восприятии хода исторического времени был усилен петровскими преобразованиями. С этими изменениями связано возникновение мемуаристики и исторической науки, а в сфере законодательства осознание изменчивости общества привело к намерению путем законотворчества изменить личность и общество, что в свою очередь усиливало стремление к обеспечению эффективности законодательных мер.
Стремление к эффективности законодательного регулирования, по крайней мере особенно актуальных для власти сфер, вело к налаживанию механизма обратной связи в управляющей системе через сбор статистических данных. Изучение законодательства, таким образом, позволяет выявить причины развития отдельных направлений статистики, начиная с конца XVIII в. Одновременно, идя от уже накопленной информации о развитии статистики в России, мы можем сделать выводы (хотя и предварительные) о системе приоритетов в государственной политике.
К проблеме эффективности законодательного регулирования можно отнести и вопрос о «неожиданных эффектах» законодательства, рассмотрение которого проливает дополнительный свет на механизм функционирования государственной власти. Например, выход в отставку чиновников для того, чтобы получить новый чин и вернуться на службу (по Манифесту о вольности дворянства 1762 г.), или размывание дворянской сословности местных государственных служащих в результате «умножения судейских мест» (по губернской реформе 1775 г.).
Таким образом, несмотря на ограниченность возможностей сравнительного анализа законодательных актов, мы все же можем утвер-
ждать, что новые качества российского законодательства, начиная с XVIII в., позволяют охарактеризовать его как законодательство нового времени.
Российское законодательство и мировые системы права
Не преследуя цели рассмотреть всю сложную, многообразную историю попыток кодификации российского законодательства после Соборного Уложения 1649 г. (тем более что обобщение законодательных норм свойственно отнюдь не только новому времени), остановимся лишь на одном аспекте проблемы, который позволит нам рассмотреть российское законодательство в сопоставлении с мировыми системами права.
При соотнесении российского законодательство, как оно сформировалось на протяжении XVIII — первой четверти XIX в., с двумя мировыми системами права — англосаксонской и континентальной — необходимо прежде всего остановиться на основных характеристиках этих систем. Их различия общепризнаны юристами.
Если континентальная система базируется на кодексах, то англосаксонская — на судебных прецедентах (что, кстати, предполагает возможность интерпретации норм права судьей). Кроме того, англосаксонское право, в отличие от континентального, не делится на «публичное» и «частное».
Подчеркнем также, что если континентальная система сформировалась по преимуществу в XIX в., начиная с наполеоновской кодификации, то англосаксонская система уходит своими корнями в глубокую древность.
Не вторгаясь в сферу компетентности юристов, предположим, что принцип приоритета закона как источника права гораздо в большей степени коррелируется с континентальной системой права, чем с англосаксонской. Системообразующее значение этого принципа в российском законодательстве XVIII в. было обосновано выше. Здесь же отметим, что с конца XVII в. Петр I прилагает усилия к тому, чтобы облеченные властью не руководствовались бы прецедентами при принятии управленческих решений. Одним из ярких свидетельств такого подхода может служить именной указ от 20 января 1697 (7205) г. «О невыписывании в пример указов, состоявшихся в Крымском походе, о придачах поместий и других пожалований Боярам, воеводам и прочим ратным людям», в котором говорится, что «Крымских походов 195 и 197 годов Своих Государевых указов, которые состоялись в тех годах за те Крымские походы, Боярам и Воеводам и ратным людям о придачах и о каких дачах впредь ни к каким делам на пример выписки не выписывать» [выделено мной. — М. Р.]. Конечно, этот указ еще не устанавливает универсальный принцип, да и подоплека его вполне ясна — не распространять льготы, заслуженные в военном походе, на мирное время.
Основным законодательным актом, и следовательно основным источником права, в начале правления Петра I остается Соборное Уложение. 15 июня 1714г. Петр I издает именной указ «О вершении дел по Уложению, а не по Новоуказным статьям». В этом указе содержится повеление судьям «всякие дела делать и вершить по Уложению; а по новоуказным пунктам и сепаратным указам отнюдь не делать, разве тех дел, о которых в Уложении ни мало не помянуто». О «новоуказных пунктах» говорится, что они учинены «не в перемену, но в дополнение Уложения», поэтому они «приемлются во исполнение онаго законного Уложения, донеже оное Уложение, для недовольных в нем решительных пунктов, исправлено и в народ публиковано будет». Все же прочие указы, которые «учинены не в образец» или «противно Уложению», в том числе и именные, «отставить, и на пример [выделено мной, — М. Р.] не выписывать, и вновь таких указов отнюдь не делать».
В уже упоминавшемся указе из Юстиц-коллегии «Орешении дел в Московском Надворном Суде по Уложению и по новосостоятельным указам, а не по сепаратным, и о донесении о делах, которых судьи сами решить не могут, в Государственную Юстиц-Коллегию» от 15 октября 1719 г., кроме предписания управлять по Уложению и изданным в его пополнение указам, содержится запрет руководствоваться «сепаратными указами» и «примерными делами».
Кстати, в докладе Академии наук на высочайшее имя в начале 1735 г. целесообразность новой публикации Соборного Уложения обосновывалась так: «...хотяв... Уложеньи некоторые пункты уже не употребительны, пока оное совсем остановлено и вместо того новое введено не будет: то оное есть необходимым нужды и может здешнему народу, который так чрез долгое время от того пользу получал... оставлено быть».
Можно с достаточным основанием предположить, что функцию кодексов на протяжении XV1II-XIX вв. отчасти выполняли регламенты и уставы (в следующей части мы уделим внимание их соотношению). Напомним, что в ключевом для становления новой системы законодательства указе от 17 апреля 1722 г. « О хранении прав гражданских...» говорится, что именно «все уставы и регламенты [выделено мной. — М. Р.] запечатываются». Этим же указом предусматривалось присоединение к регламентам вновь утверждаемых законодательных норм.
В дальнейшем, на протяжении всего XVIII в., предпринимались попытки — по целому ряду причин неудачные — провести кодификацию законодательства, т.е. создать новое Уложение.
Вновь проблема кодификации законодательства была поставлена в конце 1720-х годов. В 1730 г. была учреждена Уложенная комиссия, которая безрезультатно проработала более десяти лет. Новая «комиссия о сочинении Уложения» была созвана в 1754 г. и с перерывами продолжала свое существование до середины 1760-х годов. Эта комиссия подготовила несколько проектов, в частности проект уголовного
Уложения. Наиболее известна в истории Уложенная комиссия 1767— 1768 гг., созванная Екатериной II66.
Павел I, придя к власти в 1796 г., назначил новую Кодификационную комиссию. Ее преемницей стала Кодификационная комиссия Александра I, работавшая с 1804 по 1826 г. С 1826 г. для кодификационной работы было создано Второе отделение собственной его императорского величества канцелярии. После его упразднения в 1882 г. кодификационная работа была сосредоточена в Государственном Совете.
Несмотря на безуспешность попыток кодификации, можно утверждать, что уже в период правления Петра I наблюдалось стремление уйти от прецедентного права, базировать право на систематизированном законодательстве.
Здесь стоит отметить, что не только в России в XVIII в. предпринимались попытки провести кодификацию. Наиболее любопытен пример Пруссии67. Еще в 1746 г. Фридрих II предписал провести общую реформу законодательства, но только в 1794 г. было издано «Общее уложение для прусских провинций». Стремление охватить все возможные случаи привело к тому, что Уложение было очень детальным и имело огромный объем — 19 160 параграфов. Проиллюстрируем степень детализации законодательного регулирования в прусском кодексе несколькими примерами: параграф 158 раздела 1.8: «.Все, что предписывается в отношении забора, относится, как правило, и к штакетнику»; параграф 96 раздела 1.2: «В библиотеках полагается иметь полки и шкафы, в которых находятся книги»', параграф 100 того же раздела: «Эстамп, вставленный в рамку, тем не менее не является принадлежностью библиотеки»6*.
Причины этих неудач надо искать в особенностях законодательства XVIII в. — эпохи Просвещения, которое обладает целым рядом специфических особенностей.
Как пишет шведский историк права Э. Аннерс:
«В эпоху Просвещения полагали, что не составит большого труда создать идеально правильные законы посредством рационального анализа и методов естественного права, и к тому же думали, что идеальная кодификация может быть совершена настолько полно, что су-
66 Ее деятельность породила обширный корпус наказов в Уложенную комиссию (1465 наказов), в которых высказываются пожелания сословий и иных социальных групп. Наказы в Уложенную комиссию по своей видовой природе стоят ближе всего к публицистике. Известным философско-публицистическим произведением является и Наказ Екатерины II, данный Комиссии для составления нового Уложения. В своем Наказе Екатерина II творчески переработала идеи Монтескье, Беккариа, Гельвеция и других просветителей в соответствии со своей государственно-правовой концепцией.
67 См.: Аннерс Э. Указ. соч. С. 243-245.
68 Цит. по: Аннерс Э. Указ. соч. С. 244.
дья в любой ситуации смог бы открыть сборник законов, чтобы увидеть необходимое ему предписание»*9.
Аналогичное рассуждение мы находим и у известного русского историка права М. Ф. Владимирского-Буданова, который пишет, что в XVIII в. распространяется «философское направление» в законотворчестве с «...мыслью о возможности произвольно устроить правовую жизнь посредством новых законов»70.
Это в свою очередь ведет к значительной активизации законотворчества и расширению сферы законодательного регулирования, расширению тематики законодательства.
Активизация законотворчества ведет к противоречию, особо остро ощущавшемуся в XVIII в., когда еще не была окончательно отработана законодательная процедура, между абсолютистским характером государственной власти и стремлением к детальной (если не сказать мелочной) регламентации жизни общества и частной жизни подданных.
В начале XIX в. значительные успехи в сфере кодификации были достигнуты во Франции, где издаются пять кодексов (les cinq codes): Гражданский кодекс 1804 г. (или Кодекс Наполеона — Code Civil, или Code Napoleon), Гражданский процессуальный кодекс 1806 г. (Code de Procedure Civil), Торговый кодекс 1807 г. (Code de Commerce), Уголовно-процессуальный кодекс 1808 г. (Code destruction Criminelle), Уголовный кодекс 1810 г. (Code Penal). Рассмотрение различий законодательной техники Прусского кодекса и Пяти кодексов Франции не входит в нашу задачу, отметим лишь, что Кодекс Наполеона и остальные кодексы Франции выстроены на принципиально новой основе.
В России в XIX в. попытки провести кодификацию сначала воплотились в создание Свода законов Российской империи. Свод законов был издан в результате деятельности Второго отделения собственной его императорского величества канцелярии в 1832 г. и вступал в действие с 1 января 1835 г. В Свод законов вошли действующие законодательные нормы, систематизированные тематически (в отличие от хронологической систематизации Полного собрания законов). Хронологически они охватывали период от начала XVIII в. до 1 января 1832 г.
Структура Свода законов была определена М.М. Сперанским. Свод включал восемь главных отделов, распределенных по 15 томам71:
I. Основные государственные законы (Т. I. Ч. I).
II. Учреждения: а) центральные (Т. I. Ч. 2); б) местные (Т. II.); б) уставы о службе государственной (Т. III).
69 Аннерс Э. Указ. соч. С. 241.
70 Владимирский-Буданов М. Ф.Указ. соч. С. 2.
71 В 1832 г. эти пятнадцать томов были изданы в 8 книгах, а в 1857 г. в связи с ростом объема Свода — в 24.
HI. Законы правительственных сил: а) уставы о повинностях (Т. IV); б) уставы о податях и пошлинах (Т. V); в) устав таможенный (Т. VI); г) уставы монетный, горный и о соли (Т. VII); д) уставы лесной, оброчных статей, арендных старостинских имений (Т. VIII).
IV. Законы о состояниях (Т. IX).
V. Законы гражданские и межевые (Т. X).
VI. Уставы государственного благоустройства: а) уставы кредитный, торговый, промышленности (Т. XI); б) уставы путей сообщения, строительный, пожарный, о городском и сельском хозяйстве, о благоустройстве в казенных селениях, о колониях иностранцев в империи (Т. XII).
VII. Уставы благочиния (законы полиции): а) уставы о народном продовольствии, об общественном призрении и врачебный (Т. XIII); б) уставы о паспортах и беглых, о предупреждении и пресечении преступлений, о содержащихся под стражей, о ссыльных (Т. XIV).
VIII. Законы уголовные (Т. XV. Кн. 1) и уголовно-процессуальные (Т. XV. Кн. 2).
Свод законов не может рассматриваться как кодекс, поскольку он не снимал действия предшествующего законодательства72. В манифесте от 31 января 1833 г., объявлявшем об издании Свода законов, говорилось: « Свод законов ничего не изменяет в силе и действии их, но приводит их только в единообразие и порядок,..*. Составители Свода (работу возглавлял М. М. Сперанский) при систематизации законодательства отбирали действующие нормы и приняли следующие правила передачи их текста: «а) те статьи свода, кои основаны на одном действующем указе или постановлении, излагать теми самыми словами, какие стоят в тексте, без малейшего их изменения; б) те статьи, кои составлены из двух и более указов, излагать словами указа главного, с присоединением из других тех слов, кои служат ему дополнением или пояснением: в) статьи, составленные из соображения многих указов, излагать по тому смыслу, какой они представляют в их совокупности»™. Таким образом, допускалось вмешательство в текст законодательных актов, служивших источником Свода законов. Впоследствии эти правила уточнялись. Чаще всего, в целях сокращения объема Свода, опускалась мотивировочная часть законодательного акта, что в ряде случаев могло привести к расширительному толкованию законодательных норм. Но все же при создании Свода его составители последовательно придерживались главного правила: «Из двух несхожих между собой законов надлежит следо-
72 С момента издания Свода законов Российской империи в правоведческой литературе продолжаются споры о его юридической силе.
73 [Сперанский М. М.\ Обозрение исторических сведений о Своде законов: Составлено из актов, хранящихся во II отделении собственной его императорского величества канцелярии. СПб., 1837. С. 107.
вать позднейшему, не разбирая, лучше ли он или хуже прежнего, ибо прежний считается отрешенным тем самым, что поставлен на место его другой»1*.
Первоначально предполагалось издавать Свод законов каждые десять лет. Второе издание вышло в 1842 г., а третье — только в 1857 г. Это было последнее единовременное издание Свода, впоследствии он издавался отдельными уставами.
Кодификацию всего законодательства провести так и не удалось. В качестве кодекса может рассматриваться, по нашему мнению, «Таможенный Устав по Европейской торговле», изданный 14 декабря 1819 г. Выше уже отмечалось, что «уставы» в XVIII в. были одной из форм кодифицирующего законодательства. Но вспомним также, что судебная реформа 1864 г. — одна из Великих реформ — была воплощена в Судебных уставах. В 1845 г. издается «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» — пример кодификации одной из отраслей права.
23 апреля 1906 г., накануне открытия I Государственной Думы, издается Свод основных государственных законов.
Подведем итоги:
• некорректно сравнивать напрямую российский и западноевропейский источники, необходимо сравнение видовых моделей, сравнение двух источников должно начинаться с определения места сравниваемых источников в этих моделях, поэтому сравнение видов исторических источников как метод сравнительно-исторического исследования предъявляет особо строгие требования к видовой модели;
• проблема периодизации эволюции корпуса исторических источников является по сути проблемой сравнительного исследования, только в этом случае сравнение ведется в собственно историческом, а не в коэкзистенциальном пространстве;
• критерием перехода от одного этапа к другому служит изменение видовой структуры корпуса исторических источников;
• рассмотрение исторических источников нового времени как целостности, отличной от корпуса исторических источников как предшествующего (средние века), так и последующего периода (новейшее время), позволяет выявить ряд общих свойств: количественный рост, упрощение содержания отдельно взятого документа, ориентация на публикацию в момент создания и др.;
• для перехода от средних веков к новому времени наиболее характерным является возникновение мемуаристики (как источника личного происхождения) и периодической печати (как источника «общественного» происхождения);
74 {Сперанский М. М.\ Указ. соч. С. 109.
• сравнительный анализ российской и западноевропейской мемуаристики позволяет уточнить выявленную в российской историографии (прежде всего в трудах А. Г. Тартаковского) структуру вида, выделить две равноправные разновидности: мемуары-автобиографии и мемуары — «современные истории»;
• различия европейской и российской мемуаристики, кроме общеисторических причин, отчасти объясняются различиями ее истоков: биографика для Западной Европы (в том числе и античные образцы), агиография — для русской мемуаристики;
• сравнительный анализ периодической печати позволяет обнаружить различия, самое существенное из которых состоит в том, что в Европе печать вырастает во многом из публицистики (из памфлетов) и из информационных потребностей торговли, в России периодическая печать на протяжении более века имеет государственное, а не общественное происхождение;
• сравнительный анализ законодательства вызывает особые трудности в силу существенной специфики российского законодательства, но ряд признаков, системообразующим среди которых является приоритет закона как источника права, позволяет охарактеризовать российское законодательство XVIII в. как законодательство нового времени;
• соотнесение российского законодательства с двумя мировыми системами права приводит к выводу о тяготении российского законодательства к системе, основанной на кодексах;
• проведенная апробация метода позволила уточнить представления о соотношении российского и западноевропейского исторических процессов в новое время.
Вопросы
1. Каковы методологические основания метода компаративного источниковедения?
2. Какие общие черты корпуса источников нового времени вы можете выделить?
3. Какие новые виды исторических источников возникают в новое время и почему?
4. Чем сходны и в чем различны русская и западноевропейская мемуаристика?
5. Чем сходны и в чем различны русская и западноевропейская периодическая печать?
_ Задания
М. Проанализируйте достоинства и недостатки компаративного источниковедения как метода сравнительно-исторического исследования.
2. Докажите или опровергните утверждение, что русское законодательство XVIII в. можно охарактеризовать как законодательство нового времени.
Литература
Рекомендуемая
Источниковедение: Теория, история, метод. Источники российской истории: Учеб. пособ. для гуманитарных специальностей/И. Н. Данилевский, В. В. Кабанов, О. М. Медушевская, М. Ф. Румянцева. М., 1998 (М., 2000). 702 с.
Дополнительная
Румянцева М. Ф. Компаративное источииковедение//Источниковедение и компаративный метод в гуманитарном знании. М., 1996. С. 35—49.
Заключение
Многое осталось за пределами нашего рассмотрения: социологические схемы позитивизма XIX в., социологическая и культурологическая концепции Макса и Альфреда Веберов, неокантианские построения, попытки осмыслить историю России и ее место в мировом историческом процессе. В ограниченных рамках учебного пособия мы стремились наметить лишь общую схему, дать систематизацию способов выстраивания исторического метанарратива и раскрыть их социокультурную обусловленность.
Автор надеется, что интерпретационная модель может быть использована для самостоятельных размышлений читателей. Ситуация культурного перехода, в которой мы пребываем, не предполагает готовых решений, а заставляет и человека и социум постоянно искать и осмысливать свою идентичность, что в наше время невозможно без самоопределения во всем культурном и историческом пространстве.
Содержание
Наши задачи................................................................................................3
Раздел I
ИСТОРИЧЕСКИЙ МЕТАРАССКАЗ: ВОПРОСЫ КОНСТРУКЦИИ И ДЕКОНСТРУКЦИИ
Глава 1.Историческое сознание и историческая наука
в ситуации постмодерна.......................................................................7
Глава2. Принципы построения теории исторического процесса.........32
Раздел II ТЕОРИИ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
Глава 1.XVIII век — от рационализма к романтизму.............................59
Глава2. XIX век: историзм и позитивизм —
противостояние или сотрудничество.................................................90
Глава 3.XX век: от плюрализма к постмодерну....................................147
Раздел III
СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ: ПРОБЛЕМЫ МЕТОДА
Глава 1.Методологические проблемы сравнительно-исторического исследования............................s...............................189
Глава2. Компаративное источниковедение: апробация метода...........220
Заключение..............................................................................................318